\\\
Минхен ласково называет его солнечным, а Донхеку от этого рыдать хочется. Они лежат на кровати и разговаривают о всякой чепухе; Минхен продолжает говорить интересные факты об искусстве; взапой рассказывая о своих любимых художниках, авторах и композиторах, а Донхек лишь смотрит завороженно на его профиль и чувствует поступающий кашель к горлу. Хек быстро закрывается за дверью и выплевывает горькие белые цветки в раковину, что распирают его изнутри. Он печальным взглядом очерчивает себя в зеркале и понимает, что крупно попал. В последующие разы кашель становится все сильнее и контролировать его все сложнее. Донхек не успевает унестись подальше от Минхена и начинает кашлять у него на глазах. Тот смотрит в полнейшем недоумении на безжизненные растения, пока Донхек лишь бросает растерянный взгляд и сбегает прочь, не проронив ни слова. Минхен устремляет взгляд вслед, поправляет очки и смотрит немного с чувством вины. Видит рядом с собой белый цветок и грустно усмехается. Минхен чувствует себя до безумия виноватым, но взаимностью ответить не может. Наверное, такая судьба человечества — влюбляться вечно не в тех.\\\
Донхек чувствует, как каждое легкое и мимолетное прикосновение старшего отдает болью где-то в районе груди. Он ощущает каждой клеточкой тела, как ребра окутывают белоснежные цветки орхидеи. Они заполняют собой буквально все внутри и не дают нормально дышать. Донхек привык, что каждый вздох — боль, а каждый маленький цветок — напоминание о неразделенной любви.\\\
Донхек испытывает несправедливость, когда они сидят у него и смотрят какой-то невыносимо скучный фильм. Вокруг куча всяких снеков, начиная от огромных пачек с чипсами и заканчивая разноцветными шоколадками. Они сидят под одним пледом, и Донхек понимает, что больше не может молчать. — Хен, — Хек неуверенно подает голос. Немного отстраняется и скидывает с себя мягкую ткань. Он пытается подобрать правильные слова, которые, как назло, не лезут в голову. Донхек может лишь нервно перебирать пальцами и смущенно пялиться в пол. Вся собранная смелость, кажется, растворяется в два счета. — Я знаю, — Минхен прерывает поток его мыслей, придвигается вплотную и смотрит до боли понимающе, — извини за эту боль. Он обнимает его крепко-крепко, легонько поглаживая спину своими большими ладошками. От этого становится так уютно и больно одновременно. «Ты не виноват» За окном разливается невероятной красоты закат; он обволакивает все небо и переливается пастельными красками. Непроизвольно громко шумят люди. Каждый из них по-своему несчастен. А у Донхека, кажется, внутри распускается еще больше цветов, которые приносят какое-то жжение внутри, но Донхек героически терпит. Он думает, что это теперь придется терпеть постоянно.