***
Больница Мистик Фоллс встретила двух ночных посетителей. На двух кушетках в разных палатах лежало два тела, которые обрели свои истинные души… — Я скучала по тебе, сучка, — Кэтрин улыбнулась самой ослепительной из своих улыбок, входя в палату младшей сестры. — Кэт… — лениво протянула Елена, все еще отходя от процедуры переливания. — Кстати спасибо, что поделилась своей кровью. — Ну без нее ты бы сдохла, мелкая, — девушка игриво оскалилась и опустилась на кресло рядом. Елена устало улыбнулась и прошептала: — Иди сюда… Старшая подозрительно покосилась на сестру: — Девушка, кажется вы еще не отошли от магического ритуала в подвале. Чего это ты такая милая? — Заткнись и иди ко мне, — резко выпалила Елена, с ленивой странной жаждой впиваясь в близняшку взглядом. И Кэтрин повиновалась. Она все еще не могла выкинуть из головы тот странный момент с Каем у них дома… Елена мгновенно придвинулась к сестре ближе, выдыхая в ее длинные локоны свою усталую тоску по дому. Кэт замерла, с тихой ухмылкой ожидая дальнейших действий полупьяной сестры. Младшая Гилберт вдохнула с ее кожи аромат сырости смешанный с ее фирменными маковыми духами. И теряясь в собственном изнеможении от всего ужаса, что она пережила, Елена прижалась к Кэтрин в горячем страстном желании прочувствовать возвращение в родное знакомое тело каждой клеткой. То ли проклятье Паркера все ещё туманило сознание, то ли собственные подавленные чувства разом обрушились на девушку. Но что очень ярко осознавала Гилберт, так это несколько глупым было ненавидеть родную сестру. Они были разными, отражая друг друга словно в кривом зеркале, но тем не менее идеально дополняли единую картину совершенной девушки — магическое соединение сексуальности и интеллекта. Елена хотела чувствовать. Себя и её. Слиться с ней в огненном совершенстве. Раньше она ненавидела Кэтрин за её распущенность, наглость и самовлюбленное безрассудство. Но побывав в шкуре точно такого же эгоистичного подонка, Елена прониклась его самоощущением вседозволенности… И теперь, когда тестостерон больше не гнал по венам дикий сладкий огонь, девушка чувствовала, словно ей стало холодно. А может чертова дверь-вампирша, что выкачала из нее пару литров крови была этому виной. В тот момент это было неважно… Елена лишь хотела, чтобы Кэтрин поделилась с ней огнём. И прижимаясь к сестре в новой сладкой близости, исследуя горящими от возбуждения руками такое знакомое и одновременно новое тело, Елена хотела вновь окунуться в согревающее пламя. Странно, что раньше она любила холод. Возможно потому, что не знала, что такое настоящее тепло… Кэтрин еле сдерживала тихий смех. Кто же знал, что Елена такая импульсивная? И чувствуя, что сестра за время пребывания в теле горячего извращенца Паркера словно обрела что-то новое, Кэт поддалась её странным ласкам. Завтра сестрица вновь вспомнит о своих высокоморальных принципах. Вспомнит святошу Стефана. И все вернётся на круги своя. Возможно они будут меньше ругаться, ведь Джереми она уже заполучила своими манипуляциями, а Елена теперь не такая зануда. Возможно все станет лучше. Но сестра все равно останется собой. Ведь ничто так не возвращает человека к себе, как побывать в чужой шкуре. — Чем вы тут занимаетесь, извращенки? — в палату с ухмылкой зашел Джереми в тот момент, когда Елена в полупьяном порыве уже готова была зайти дальше. Кэтрин залилась краской и аккуратно оттолкнула сестру. Но Джереми, прекрасно все понимая, стер неловкую атмосферу между ними. — Без меня! — засмеялся он и запрыгнул на кушетку по другую сторону от Елены. — А-ай, Джер! Мне щекотно! — завизжала девушка, когда младший брат начал щекотать её под покрывалом. — Полегче, ковбой, — засмеялась Кэтрин, а потом принялась сама мучить сестру с другой стороны. И умирая со смеху, но оставаясь в этот момент как никогда живой, Елена почувствовала, как в ней наконец проснулось самое главное осознание. Видя, какой любовью её окружили её друзья и главное — семья, — она поняла, что ни капли не жалеет обо всем, что с ней приключилось. Но как жаль, что для того, чтобы перестать быть высокомерной ханжой, ей пришлось побывать в теле парня и подвергнуть своих друзей опасности… Младшее поколение Гилберт после короткого веселья впервые в жизни погрузилось в теплые душевные разговоры. Об их странной семейке, о самых сокровенных мечтах, об их будущем… Вдруг за полупрозрачной тюлью показался Стефан Сальваторе. Елена украдкой взглянула в его сторону, тихо улыбаясь и чувствуя, как где-то глубоко внутри её отпускает вся тьма, отпускают собственные рамки и ограничения, собственное осуждение, напоминая о том, что несмотря на это она осталась все той же Еленой. Наивной скромной школьницей, влюбленной в хорошего парня. На губах Стефана расплылась нежная улыбка. Они поняли друг друга без слов. Увидели в глазах друг друга теплую надежду на светлое будущее и обещание истинной любви…***
— Ты хоть немного волновался за меня? — усмехнулся Кай, когда Деймона как члена семьи, пустили в его палату. — Знаешь, ни капли, — Сальваторе расплылся с лукавой ухмылке, подходя к постели любимого брата, которого он чуть не потерял… — Я знал, что ты выпутаешься из любого дерьма. — Ну спасибо, братец! — засмеялся Кай, но через мгновение его взгляд стал серьезным, — Когда я думал, что умру, сильнее всего я боялся больше не увидеть тебя… Деймон замер на мгновение. Его сердце окутала теплая волна. Он почувствовал. Вся любовь к младшему брату, которую он отчаянно подавлял, вдруг обрушилась на его душу именно в этот момент. Сальваторе, не говоря ни слова, тихо наклонился к Паркеру и прижался теплыми губами к холодному лбу. Кай закрыл глаза, чувствуя, как в его сердце начинает пробираться все то же пугающее и до боли нежное чувство. Время застыло, и братья замерли на мгновение, словно признаваясь друг другу в безмолвной клятве истинной любви. Деймон больше не хотел притворяться, скрывая свою искреннюю заботу за бесконечным диким сексом. Кай больше не хотел размениваться ни на кого другого. Не хотел каждую пьяную субботу искать новую шлюху в свою постель. Отныне он хотел лишь Деймона… — Я люблю тебя… — вырвался предательски нежный шепот из уст уставшего, но до жути счастливого Кая. — Черт, ты и правда это сказал, — засмеялся Деймон. Но тут же успокоился, заглядывая в самые любимые на свете глаза, — Я тоже тебя люблю, мелкий. Губы влюбленных друг в друга братьев слились в теплом искреннем признании. Они наконец открыли друг другу свои сердца. Деймон понял, что сумел обойти чертово проклятье Паркера, а Кай осознал, что старший брат всегда и был его спасением. И теперь они оба знали, что станут друг для друга самой надежной опорой, сохранив свою сладкую глубокую связь навсегда.***
— Мистер и миссис Гилберт уже едут, — Кэролайн с еле уловимой печалью в глазах подошла к Стефану у палаты Елены. Но Сальваторе заметил боль в её взгляде. Он всегда понимал её слишком хорошо… — Так ты вернешься в Новый Орлеан? — резко сменил он тему, заглядывая в светлые омраченные предательством глаза. — Да… — блондинка опустила глаза. — У меня там остался отец и мои друзья… А здесь меня кроме матери больше ничего не держит. — Все наладится, обещаю, — Стефан, не спрашивая, просто подошел к девушке и заключил её в теплые объятия. — А если захочешь, тебя здесь тоже будут ждать друзья… Кэролайн не выдерживая, залилась горькими слезами. И крепче обнимая друга, сдалась его искренней поддержке. Боль таяла вместе со слезами и сквозь глубокую печаль, тонкой полоской света среди тьмы блондинка почувствовала, словно все именно так, как и должно было быть. Она оступилась. Но отныне она будет знать, чувствовать и не закрывать глаза на правду. И будет всегда выбирать правильную сторону… Потому что на ней она никогда не останется одна.***
— Так вы остаетесь, мистер Майклсон? — с виноватой улыбкой спросила Бонни, когда мужчина принес два кофе в зал ожидания. Для себя и для нее. — Прекратим эти реверансы, Бонни, — мягко улыбнулся он, протягивая ей напиток из автомата. Беннет усмехнулась тому, как странно смотрится дешевый пластмассовый стаканчик в его ухоженной руке богатого аристократа. И хитро улыбаясь она перефразировала вопрос: — Так ты остаёшься, Элайджа? Мужчина залился легкой краской, смущенно улыбнувшись. Наверно мало кто видел застенчивого как школьник Элайджу Майклсона, но Бонни это зрелище повезло увидеть вживую. И мало того, она была тому причиной… — Да, остаюсь, — ответил Майклсон, напустив на себя прежний уверенный вид, — Кто-то же должен теперь следить за музеем. Бонни понимающе улыбнулась и, тихо отпив кофе, заглянула мужчине прямо в глаза. — Спасибо, что спас моих друзей… Элайджа посмотрел на нее и ответил, аккуратно беря нежную темную ручку в свою белоснежную и прижимая её к своим губам: — Это было честью для меня, мисс Беннет. Теперь Элайджа знал, что предательство родного брата не было напрасным. Возможно Клаус, наделенный сильнейшей темной магией, когда-нибудь вернется к нему за местью, или он сам просто будет до конца жизни сожалеть о таком поступке. Но отныне Майклсон был уверен, что поступил правильно. Спас невинных подростков от черного заклятия. А еще уберег от горьких потерь самую прекрасную девушку, которую только встречал в своей долгой жизни. Бонни Беннет, начавшая эту дикую историю, и на которой она должна была счастливо закончиться. Мужчина сплел пальцы с мягкими прохладными руками светлой ведьмы и улыбнулся про себя. Теперь все встало на свои места. Отныне он будет знать, что зло больше не потревожит Мистик Фоллс. Что мальчик не окажется в девочке, а свет больше никогда не перепутается с тьмой…