Воровка

Ранним утром в таверне «У Дика» обычно не бывает посетителей. Ночные гуляки в это время уже возвращаются домой, а люди, живущие на постоялом дворе возле таверны, в это же время еще спят. Сегодня, однако, в таверне на удивление людно. В одном углу сидят две уставшие шлюхи, которая напилась до такой степени, что уже не в силах дойти до комнаты на втором этаже. Рядом с ними располагаются несколько мужчин, которые вяло смотрят то на девушек, то на пустые кружки. Худенькая поломойка лениво протирает столики. В другом углу сидит абсолютно другая компания: Дик, владелец таверны, которого почти все зовут просто — Гусь, два брата лет пятнадцати, Том и Тим, юркие и вертлявые, как ящерицы, а также золотоволосая Зоэль. На столе стоят несколько кружек с пивом, но никто к ним не притрагивается. Лица у них суровые и сосредоточенные, словно они ждут чего-то неприятного. Зоэлла крепко сжимает перстень в кулаке. Все молчат. Стены таверны давят на них. Близнецы грустно рассматривают медные кружки. Гусь курит трубку. Зоэлла нервно теребит платок, прикрывающий золотистые волосы, и внимательно рассматривает таверну, хотя видела ее уже сотни раз. Таверна совсем не изменилась — несколько столов и лавок, сколоченных из грубого дерева, покосившаяся стойка, потемневшие от времени потолочные балки, неровный пол. Она очень старая: семья Дика владеет ей уже несколько поколений. Дик не утруждает себя полной починкой таверны — он делал что-то только тогда, когда она окончательно разваливалась. Зато это было отличное прикрытие для их дел, ведь эта развалюха на окраине абсолютно не интересовала короля. — Может, выпьем? — с надеждой предлагает Тим, не выдержав продолжительного молчания. — Заткнись, — устало говорит Гусь, почесывая густую бороду. Из всей компании он был самым старшим, ведь ему было больше тридцати лет, и он уже имел жену с восемью детьми. Зоэлла понимает, что хуже всего чувствует себя именно он — если их поймает королевская гвардия, то его семье придется несладко. В отличии от нее с Тимом и Томом, ему нужно было беспокоиться и за них. А им… Им нужно думать только за себя. Близнецы круглые сироты, которых приютила Фэйра, ее крестная, а она уже давно не общается с мачехой и сводными сестрами. — Фэйра все равно всыплет, — Том лениво пожимает плечами, делая глоток пива. — А так — в два раза больше! — Дик отбирает у него кружку. Фэйру боятся все сидящие за столом — и Зоэлла в том числе. Она боится ее сильнее их всех, но и уважает тоже. Ведь именно Фэйра, весьма слабая ведьма, но очень талантливая аферистка, спасла ее после смерти отца, хотя в тот момент она совсем не знала Зоэллу. Зоэлла, тогда еще просто Элла, была близка к умопомешательству. Она помнит это момент так хорошо, как будто это было вчера: помощник отца, сообщивший ужасную новость, усталое и бледное лицо мачехи, удивление сестер… Черное платье, потускневшие волосы, закушенная до крови губа… Пренебрежение родственниц, отсутствие средств, узенькое чердачное окошко… И, наконец, она сидит под проливным дождем на могиле матери, куда больше похожая на мертвеца, чем на юную девочку. В тот момент она уже не хотела жить, но врожденная гордость не позволяла ей так просто сдаться. Фэйра дала ей, убитой горем десятилетней девочке, новое имя, новое дело, новые силы и, конечно же, надежду. Также в честь одной знаменитой воровки Софьи, чье прозвище в переводе звучало-ка «Золорушка»*, именно крестная начала называть ее Золушкой — за ее талант к воровству и любовь к золоту. А Зоэлла сделала это прозвище известным на все королевство. Под чутким руководством крестной семь лет юная Золушка была главной участницей всех крупных ограблений. Худая и гибкая, она пролазила в любые дыры и открывала подельникам любые двери. А с пятнадцати лет уже самостоятельно могла украсть абсолютно любую вещь. С тех же пятнадцати лет она под тщательно продуманной иллюзией также соблазняла немолодых, но очень состоятельных людей. До постели дело, правда, не доходило, ведь Фэйра успевала вытащить крестницу. В воровском деле Зоэлла была очень изобретательна, и в отличие от того же Дика, который мог только грабить одиноких путников, угрожая им внушительным топориком для разделки мяса, она превращала даже банальные ограбления в театральные постановки. Однако, несмотря на всю свою славу в теневом мире, она по-прежнему любила и уважала ту, кто вытащил ее и научил всему — свою Фэйру-крестную. — Зоэлла, — девушка вздрагивает, когда Дик осторожно касается ее ладони, — никто тебя не заподозрит. Туфелька — это еще ничего не значит. Сама подумай: кто подумает, что посудомойка из грязной таверны может быть той прекрасной принцессой с бала, а старая повозка с тыквами — роскошной каретой? — Ты же знаешь, я боюсь вовсе не этого, — тихо отвечает Зоэлла, и Дик кивает. Да, он знает, что больше всего она боится вовсе не королевских подземелий. Зоэлла боится потерять уважение крестной, ведь она впервые привлекла к себе внимание. Да еще кого — принца! И всей его гвардии в придачу. Столько удачных ограблений, столько побед… И вдруг — ошибка! Зоэлла никогда не пошла бы на такое серьезное дело, но выбора не было. Тело до сих пор болит от этой адской штуки. Но об этом никто не должен знать, иначе ей конец. — Сидите? — раздается громкий голос, и все оборачиваются. Фэйра, громко хлопнув покосившейся дверью, с решительным видом направляется к их столику. Это женщина неопределенного возраста — ей можно было дать и двадцать, и все шестьдесят — с красивыми белокурыми волосами, уложенными в замысловатую прическу, которая держалась исключительно благодаря магии, и ярко сверкавшими серебристо-стальными глазами. Она одета в белое платье, которое выглядело дико на фоне грязной таверны, и дорогой черный плащ. Впрочем, Зоэлла знает, что так видят ее только они, а для всех остальных это сгорбленная старуха. Весьма слабая в магии, Фэйра обладала недюжинным умом и житейской смекалкой, а поэтому умудрялась использовать эти слабые способности по максимуму. Особенно она преуспела в магии иллюзий. При виде нее Зоэлла вскакивает. Мужчины быстро следуют ее примеру. Фэйра приближается к золотоволосой и с силой отвешивает ей оплеуху. Зоэлла вскрикивает, но ничего не говорит в свое оправдание. — Как ты могла? — Фэйра наклоняется к самому лицу крестницы и четко проговаривает каждое слово. — Я чему тебя учила? А? — Незаметности, — едва слышно отвечает Зоэлла. — Правильно, — ведьма тихо шипит. — А ты что сделала? Только утро, а о краже уже известно в городе! И ладно бы только о краже, это было бы неизбежно, но почему все говорят о хрустальной туфельке? — Крестная… — Пойдемте-ка ко мне в кабинет, — предлагает Дик, быстро оценив ситуацию. Фэйра недовольно кривит губы, но соглашается пойти в кабинет. Кабинет у Дика немаленький, однако из-за захламленности он кажется совсем крошечным — они все помещаются там с трудом. Зоэлла забивается в угол и опускает глаза. И дело даже не в чувстве вины, которое присутствует в незначительной степени, а больше в нежелании спорить с Фэйрой. — Где туфелька? — колдунья больше не злится, она опускается в продавленное кресло и устало прикрывает глаза. Дик поспешно достает из груды ветоши аккуратно упакованную хрустальную туфельку и протягивает ее Фэйре. — Утопить в ближайшем болоте! — приказывает она с сожалением в голосе. Ее можно понять — туфелька поистине великолепна. — Сделаю, — Дик кивает, пряча туфельку обратно. Он хочет спросить что-то еще, но внезапно его прерывает Зоэлла: — Знаешь, Фэйра, у меня тут один вопрос возник, — она медленно поднимает голову. Ее глаза лихорадочно блестят. — Почему туфелька до сих пор не вернулась ко своему первоначальному облику? С платьем и каретой такого не произошло. — Действительно, — вставляет свое слово Тим, а Том согласно кивает головой. Фэйра выглядит растерянно. Ее тонкие белые пальцы теребят тонкую ткань шелкового платья. Постепенно на ее губах расцветает улыбка, в глазах появляется довольный блеск. В этот момент даже незнакомый с миром магии человек определит ведьму. Зоэлла смотрит на крестную и понимает, что та сейчас скажет. — Получилось, — едва слышно шепчет колдунья. — Получилось! — уже громче повторяет она. Но потом улыбка быстро исчезает с ее лица. — Прости, Зоэлли, — она виновато смотрит на девушку. — Это моя вина, что тебя разыскивают. Дело в том, что в последнее время я экспериментировала с обувью — не очень удобно постоянно накладывать иллюзию. Честно говоря, я не думала, что что-то получится, когда работала над твоим образом. Получилось. Но не тогда, когда это нужно. Она замолкает. Зоэлла тоже молчит. Мужчины успешно притворяются статуями. — Теперь, когда мы во всем разобрались, нужно действовать, — прерывая неловкое молчание, говорит Зоэлла. — Нужно попробовать перебраться через границу, а уже там отсидеться пару лет, пока тут все не успокоится. — Я поеду на границу с Ронадой, — вставая, сообщает Фэйра. — А тебе лучше пока остаться у Дика. Займись своей официальной работой и постарайся особо не высовываться. Зоэлла, кивая, соглашается с крестной. Она искренне надеется, что Фэйра сможет помочь ей уехать в Ронаду. А там, в Ронаде, для нее уже не составит труда перебраться с Ливерию, где она наконец избавится от ненавистного ей предмета, который так испортил ее жизнь. Интересно, сколько воров и наемников погибло, пытаясь украсть этот предмет? И скольких из них замучил своих подземельях он, когда они не сумели его достать? Золотоволосая знает, что крестная о многом догадывается. Догадывается, но пока ничего не говорит, ждет, пока она сама созреет. Но она не хочет об этом говорить. Не хочет вспоминать, как ее поймали и привезли в замок, словно она — простая нищая чистильщица, которая способна только тащить мелочь из карманов. И, конечно, она не хочет вспоминать то предложение, от которого она не смогла отказаться. В глубине души Зоэлла все же знает, что Фэйра не сможет перевезти ее в соседнее королевство. Ситуация слишком серьезная, причем все осложняется тем, что их королевство находится в состоянии «холодной войны» с Ливерией, поэтому границы охраняются со всей тщательностью. Даже с их изобретательностью и магическими способностями Фэйры у них нет ни единого шанса прорваться. Зоэлла наивно верит в лучшее, однако, разумно оценив происходящее, она перебирает все возможные варианты. И когда через несколько дней Фэйра с раздосадованным видом говорит, что женщин даже не подпускают к границе, она уже знает, что ей делать. — Я возвращаюсь домой.