В автобусе

— Да задолбал уже этот автобус! — Макс стандартно был громким ребенком, когда дело касалось переездов и даже переходов с места на место. Не приспособленный к путешествиям человек. До ресторана дотянуться — и то со стонами и проклятьями до седьмого колена. — Пешком не лучше, точно тебе говорю, — ухмыльнулся Трущев, разминая чуть затекшую шею (говно эта надувная подушка, на самом деле — что есть она, что нет ее) — Ноешь все, ноешь, а зря. Хорошо едем, мягонько. Интернет есть. — Не зря, — заупрямился Свобода, — Вообще ездить не люблю. Никуда. И инет мне не нужен. Я же не инста-маньяк. — Я не… — Маньячина. Пилишь свои сторисы, лучше б песни так писал. Трущев пожал плечами — да и отвернулся. Иногда Макс скажет — вроде бы глупость обычную, но тихонечко где-то чуть ниже горла заноет обида. Умом вот понимаешь, что обижаться как-то бестолково, но что сделаешь, если оно само как-то обижается? — Хочешь — к окну садись, — предложил он спустя минуты две, попялившись вволю на розовые раскраски мягких, будто из сахарной ваты слепленных облаков. Закат сегодня был дивно хорош. — Не хочу. На что там смотреть? — На нет и суда нет, — рассудил Трущев больше сам себе, чем в максову сторону, опять кидая взгляды на рассеченное лучами небо. Что за цвет? Розовый, да не розовый. Он задумался — а на кой ляд вообще спрашивал? Не то чтобы они в песочнице, но Серега и сам любит у окна сидеть, очень даже любит. Наверное, счастье от того, чтобы сидеть у окна в дороге — из таких вещей вовсе не вырастаешь, оно с тобой с рождения и до конца жизни. Вспомнил, как сто лет назад в самолете одна парочка попросила его отсесть на другое место, чтобы их шестилетний малыш смотрел в окошко при перелете. Отсел, понятное дело, и вроде малому радость сделал, а в душе, глубоко-глубоко, другой малой тихонько ныл — да блин. Тоже хочу. Но вот Максу предложил же, и не ныло ничего. А тот отказывается… — Я тут кофе себе взял, — Макс, согнувшись в три погибели, врастопырку усаживался на свое место; успел сгонять в конец автобуса, принеся с собой мутного вида жижак, — Не хочешь? — Нет. Не пью растворимый. — Помню. Мало ли. А чай хочешь? — Не хочу. — Ну потом же захочешь? — чуть капризно напирал Свобода. — Откуда мне знать? — не смог удержаться от улыбки Трущев, — Потом будет потом. — Ну, я просто тебе взял, — Свобода неловко, мелко выливая кофей на брюки, пытался из кармана этих самых брюк что-то выудить. Трущев вмешался — забрал из рук кофейный стаканчик. Из кармана на свет выползла мятая пачка чая. — Макс? — Ну что? — А почему один пакетик не прихватил? Зачем пачку-то? — А тут разные, — объяснил Макс, — На выбор. Вон с малиной, а тут каркадэ какой-то, черничный есть еще. — А другие как пить будут, если вся пачка у меня? — поинтересовался Трущев. Свобода растерянно поглядел на него — видно, что об этом не подумал. — Ну так ты выбирай быстрее — я отнесу назад, тормозишь как всегда, — наконец буркнул он. Трущев зацепил два абы каких пакетика, отдал пачку, Макс поплелся назад. Серега поздновато рассудил, что хорошо бы Макс еще и кипяточку захватил, раз уж в ту сторону идет, да только ему и без кипяточка на душе стало тепло, как в печке. «Наверное, это из-за облаков» — подумал он, «Они не розовые, а коралловые, да, так правильнее — коралловые. Красиво едем сегодня, черт его дери».