Спасти

Их самолет задержали в Шереметьево на несколько часов из-за грозы, артиллерийским салютом из ста тысяч орудий разразившейся над Москвой в ту судьбоносную ночь. В ночь победы, когда в «Лужниках» сотворилась история. Поэтому к месту своей дислокации на время до матча ¼ финала ЧМ сборная России подъезжала уже ближе к полудню, когда сочинское солнце стояло в небе слишком, непозволительно высоко. Через панорамное стекло брендированного автобуса слепила щедрой красотой природа российского юга. Ослепительно голубое небо по краям поля зрения обрамляли темным узором листья пальм. Подъездная дорога к отелю по обеим сторонам утопала в цветении магнолий, и казалось, даже бронированное стекло было не в силах не пропустить в салон автобуса их безумный аромат. Измотанные, выжатые, как лимон парни один за другим сонно встряхивались в своих креслах, поднимали головы, выходили из оцепенения, и, бросив лишь один восторженный взгляд на виды за окном, тормошили своих еще дремлющих товарищей, спешно разворачивая их лицом к окну и тыкая в стекло пальцами. - Игорёк! Эй! Подъем, герой страны! – Дзюба легонько потеребил прикорнувшего у него на плече Акинфеева. - Тём? Чего… - капитан сборной поднял на него заспанные глаза, потирая отлёжанную о плечо товарища щеку. - Подъем, хватит спать, говорю! Всю красоту проспишь! – Артём приобнял за плечи сидящего у прохода голкипера и повернул его к окну. - Смотри! Потянул Игоря на себя – чтобы тот лучше видел, конечно же. Вратарь ойкнул, заваливаясь на колени Артема, забарахтался, силясь принять вертикальное положение. - Дзю, ты совсем, что ли? – возмутился беззлобно, выпрямляясь на сидении. - А чего я-то сразу? - удивился нападающий с видом самой что ни на есть пресвятой невинности. Игорь сделал вид, что не услышал, смотря уже в другую сторону. Внешне спокойный, как будто вообще ничего не произошло. Вот только под футболкой с гербом кожу легонько покалывало в тех местах, где касались Артёмовы руки, а в голове всплывали образы и мысли вчерашнего дня. Он сказал себе, что сейчас не время об этом думать. Плавно останавливающийся автобус наполнился возбужденным гулом, веселыми фразами, копошением. Настроение у всех было приподнятое. Да, они не выспались, жутко устали, но то, что они сделали, придавало сил. Четвертьфинал мундиаля. Верил ли еще пару недель назад в это хоть кто-нибудь? Даже они сами не верили. Но – боролись, но – сражались, рвали и метали в упорной борьбе, и, наконец, буквально выгрызли победу. А вместе с ней - народную любовь. Они сбились в веселую шумливую кучу на выходе из автобуса. Помпезное белоснежное здание отеля громоздилось в нескольких десятках метров от них, утопая в буйной декоративной зелени. - Оп-па-на, а это че такое? - Смолов, нахмурившись, первым подал голос, хотя заметили это «оп-па-на» практически одновременно и все. На парковке, куда они въехали, напротив белоснежного автобуса российской сборной, практически зеркаля его положение, застыл такой же черный. Высоченный, с широкой, панорамно застекленной мордой и хищно сощуренными фарами. А на черном борту – герб… - Ну охренеть теперь, - высказался Володя Гранат. Красно-белый клетчатый щит с синей короной наверху. А над лобовым стеклом – вишневые буквы: H r v a t s k a. Их что, заселили в один отель с командой противника? Если у кого из них в этот момент и трепыхалась в мозгу надежда на что-то типа «сейчас всё переиграют и повезут нас в другое место», вслух это не озвучил никто. Они, почти как настоящие солдаты, не переговариваясь, не задавая вопросов, одновременно двинулись за своим наставником, стоило тому сделать лишь первый шаг в сторону отеля. А может быть, у кого-то из них еще теплилось в мыслях что-нибудь смешное в своей наивности вроде «хорваты просто заехали в наш отель попить водички и скоро свалят». - Станислав Саламович… - Акинфеев кинул вопросительный взгляд, поравнявшись с Черчесовым. - Погоди, Игорь. Сам нихуя не понимаю,– главный тренер раздосадованно крякнул, прокручивая список контактов в телефоне. Пока они пересекали мощеный белым камнем внутренний двор, Саламыч успел сделать несколько звонков – судя по всему, в исполком, в оргкомитет, куда там еще звонят, когда что-то идет по пизде. Он матерился, излагая ситуацию, негромко, но зло. Потом слушал. Что-то рявкал. Снова слушал, и его усатое лицо все больше и больше мрачнело. Наконец, он положил телефон в нагрудный карман и слегка обернулся на капитана своих бойцов – досада на его лице теперь граничила с бешенством. - Ну, и что бы вы думали? – почти шепотом прорычал он, обращаясь к Акинфееву. – Это не шутка, не ошибка, это, блядь, все идет по плану! У них здесь, видите ли, всего один такой отель! Международного уровня, блядь! Они подошли к зданию вплотную. Станислав Саламович поднялся на пару ступенек по мраморному крыльцу и обернулся на своих ребят. - В общем, так, орлы, - парни затихли мгновенно, ловя, как и на тренировках, каждое слово своего тренера. Черчесову не требовалось повышать голос и на тон. – Плохая новость. Она заключается в том, что мы действительно живем вместе с хорватами. Они, как вы уже,наверное, знаете, ребята жесткие, для своих целей не гнушаются ничем. Поэтому всем запомнить и повторять как «Отче наш», - Черчесов сердитым, почти злым взглядом обвел команду, - никаких эмоций в сторону команды противника! Общение свести к минимуму, а лучше вообще его не вести. Хорваты могут – и будут, скорее всего, - устраивать провокации. Упаси вас Боже на них ответить. Футболисты кивали словам тренера, тревожно насупив брови. Кто-то смотрел в землю. Все было серьезно. - Если хоть в чем-то проколемся, хоть где-то поддадимся, - продолжал Черчесов, - вой поднимется страшный. На весь мир с ФИФА во главе. Вы, конечно, у меня герои, - мужчина коротко улыбнулся в усы, - но не забывайте, с каким грузом вы все сюда пришли. Как на вас смотрело большинство тех, что сейчас хвалят, и точно так же они на вас опять посмотрят, случись хоть что-нибудь. Международного скандала на родном Чемпионате нам не надо. – Тренер сделал паузу, вытер взмокшую на солнце лысину рукой. – Короче, все поняли? Ни в коем случае не поддаваться на провокации! – он не сдержался, все-таки повысив голос. Команда согласно зашумела. - Поняли, тренер, не дураки! - Ну все тогда, - кивнул Черчесов, - вперед, заселяться. *** Изогнутая парадная лестница привела их в широкий коридор с указателями к номерам. - Так, с двести сорок первого по двести восьмидесятый – направо, - громко прочитал вслух Артём. - О, мне туда. - И мне туда. - И мне… Сверяясь с номерами на магнитных ключах, сборная дружно утекала вправо по коридору. Акинфеев, шедший последним, на автомате направился вслед за всеми, но додумался посмотреть на свой ключ и затормозил. На магнитной карточке было число 240. Игорь поднял взгляд. Указатель «201 – 240» нахально бросился в глаза. Голкипер вскинул брови в смеси удивления с раздражением, прослеживая взглядом путь остроносой стрелки влево. Как так получилось, что ему единственному из всего коллектива, включая тренерский штаб, массажистов и врачей (Игорь оглянулся, убеждаясь, что все его товарищи уже удалились вправо по коридору: да, реально, и врачей) достался номер в другом крыле? Акинфеев с досадой покачал головой, сворачивая влево. Судя по всему, его вечный первый номер по алфавиту в любом списке сыграл с ним очередную шутку… Идти далеко не пришлось: дверь с табличкой 240 оказалась ближайшей к лестнице. Магнитный замок отозвался на приложенную карточку тихим щелчком. Игорь подавил в себе желание немедленно рухнуть в кровать и от души поспать – тренер освободил их на сегодня от общей тренировки, но совсем уж варварски сбивать режим все-таки не стоило. Прохладный душ немного взбодрил его, хотя усталость никуда и не делась. Растирая волосы полотенцем, Акинфеев подумал о том, что надо бы сходить в другое крыло, «в гости» к своим. И дело не только в его желании проведать товарищей. Это был его привычный долг как капитана -проверить, как команда устроилась, уточнить, все ли в порядке. Но, пожалуй, впервые исполнять этот долг хотелось и было приятно. Вратарь улыбнулся, надевая чистую футболку. Ощущать свои капитанские обязанности не повинностью, а удовольствием было слегка удивительно. Черчесов, гениальный мужик, все-таки добился своего, сделал их больше, чем командой – одной семьей. Впрочем, дело было не в Черчесове, точнее, не только в нем. Будь ты хоть трижды гений и имей семь пядей во лбу, в плохом окружении все твои светлые начинания загнутся. Конечно же, дело было в ребятах. В том, что в сборной на этот раз собрались люди, не считавшие слова «воля к победе», «единство», «взаимопомощь» пустым звуком, а честь своей страны воспринимавшие как свою. Честные. Добрые. Открытые, как дети. С горящими глазами… Стоп. Он вдруг поймал себя на том, что стоит полуодетый среди комнаты и гипнотизирует занавеску уже несколько минут. Потряс головой, пытаясь отогнать крамольные мысли, но те не желали отступать, с маниакальным упорством лезли обратно в мозг. Перед кем он собрался сейчас лукавить, в конце концов? Перед собой, что ли? Дело было не в ребятах, точнее, далеко не во всех них. Дело было в Артёме. Он пришел аутсайдером, а стал тем, кого они все ждали. Ждали все эти годы, даже не надеясь, ждали всей страной. Он стал лидером. Игорь Акинфеев был капитаном сборной, мозгом и совестью команды - Артём Дзюба стал ее солнцем, ее сердцем. Стоп! Даже это не главное. А то, что Артём стал персональным солнцем для Игоря. Он кусал губу, тщетно пытаясь вспомнить. Когда это все началось? Их общение в сборной всегда было таким… естественным. Обычно скупым и недолгим, но всегда очень правильным. Артём был весьма непростым человеком, но с Акинфеевым они поладили как-то сразу, почти без притирок. Дзюба всегда был готов поддержать товарища и словом, и делом, умел помолчать рядом, когда это бывало нужно, и смешно, действительно смешно шутил. Разряжая накаляющуюся время от времени обстановку и вызывая искреннюю улыбку на лице обычно хмурого вратаря. Игорь хохотал, запрокидывая лицо, на секунду позволяя себе забыть о вечной сдержанности, и тогда Артём тепло, по-кошачьи щурился на него, прежде чем засмеяться вместе с ним. Так было всегда. Обычно. Естественно. А потом случился домашний чемпионат. Капитанская повязка у Игоря над локтем. Возрастающее давление, как при погружении на большую глубину. Острее, суровее, жестче. Они взаимодействовали теперь плотнее, чем раньше. Во время тренировок обсуждали расстановку на поле - Игорь ведь был теперь капитаном, он не мог не обсуждать со своими подопечными построение тактики, разве нет? Спорили. Оставались до ночи отрабатывать удары. И в какой-то момент словно собравшаяся по каплям чаша переполнилась и пролилась через край. Случайных прикосновений, мимолетных дружеских объятий, чуть более долгих, чем нужно, пожатий рук стало сначала слишком много, а затем – отчаянно мало. А дальше был вчерашний матч. И его победный сейв. И сильные, горячие руки Артёма, оторвавшие его от земли. Он кружил своего вратаря над полем, совершенно счастливый, вопил что-то, а Игорь смотрел, схватив в ладони его лицо, смотрел в сияющие любовью глаза – и не мог наглядеться. Смотрел и чувствовал, как что-то перещелкивает у него внутри, перещелкивает, пере… Но что именно там перещелкивало, уяснить себе он почему-то не смог. Вернее, мог бы, но не стал, сказав себе прекратить дурить и сосредоточиться на чемпионате. Ничто другое сейчас не имело смысла – решил Игорь, и упорно гнал из головы мысли о Дзюбе, пообещав себе со всем разобраться потом. Так, погруженный в мысли, он и вышел из номера. И именно поэтому, должно быть, не сразу услышал доносящиеся с лестницы чужие шаги и голоса. Голкипер едва захлопнул за собой дверь, как из-за угла вывернулись три человека. - Wow! – не сдержался один из них. Он сразу узнал их. Иван Ракитич, Марио Манджукич и Домагой Вида. Святая троица хорватской национальной команды. А они, конечно же, узнали его. - Только посмотрите, кто у нас в соседях! – Вида первым нарушил тишину. Все трое быстро переглянулись, и на губах у них появились неприятные ухмылки.- Великий русский капитан, какая честь! Акинфеев мысленно матюкнулся. «Начинается». - Привет, ребята, - подчеркнуто-вежливо произнес Игорь, отлепляясь от двери и разворачиваясь к противникам всем корпусом. Они были ему неприятны. Все то, что он успел узнать о сборной Хорватии за время подготовки к ЧМ, что увидел на записях матчей и услышал в интервью, не внушало никаких позитивных эмоций. Хорваты играли грязно, не гнушались физически воздействовать на соперников, буквально до травм, да и вне поля, в целом, не отличались здоровым спортивным поведением. Из всех них уважение у Игоря вызывал, пожалуй, только капитан команды Лука Модрич. - Как ты думаешь, Иван, как мог вратарь стать капитаном сборной? – растягивая английские слова, произнес Манджукич. - Очень просто, Марио, - протянул в ответ Ракитич, пристально разглядывая русского. – Просто он в этой команде единственный, кто умеет играть ногами… Вида и Манджукич загоготали. Игорь, храня невозмутимость на лице, зашагал вперед. - Дайте пройти, парни. Но Марио Манджукич отлепился от своих друзей и выдвинулся вперед, вставая точно на пути Акинфеева. - Поделись секретом, русский капитан, - тихо, почти вкрадчиво протянул он, - как дойти до одной четвертой, имея вместо команды - толпу инвалидов? У Игоря ни один мускул на лице не дрогнул. Он молча оттёр хорватского форварда плечом со своего пути, удержав рвущееся с языка «у Модрича спроси». -Эй, Акинфеев! – раздался сзади окрик Домагоя Виды. Вратарь, будто не слыша его, шагал прочь. Наказ Черчесова голкипер помнил хорошо. – Мы напихаем тебе больше, чем ты можешь представить! – не унимался защитник «шашечных». - Да-да, готовь свои ворота, - поддакнул Ракитич и сам, с Видой вдвоем, заржал над двусмысленностью своей шуточки. Игорь не видел, как хорватский хавбек слегка облизнул губы, пожирая взглядом его удаляющийся тыл. *** Он резко свернул на лестницу, зашагал вниз, на выход. Он не собирался этого делать. Он должен был спокойно пройти дальше по прямому, как стрела, коридору в другое крыло, к номерам своих друзей. Но он не ожидал, насколько неприятно будут сверлить спину взгляды неподвижно застывших в коридоре блядских хорватов. Как сильно будет подталкивать вбок неизвестно откуда взявшаяся тревога, требуя немедленно уходить с линии обстрела. Суки скользкие. И это ведь только начало. Дальше – больше борзеть будут, мрачно подумал он, не представляя, насколько окажется прав. Акинфеев вышел на крыльцо под палящее сочинское солнце и огляделся. Ему было неуютно оттого, что его хваленое капитанское самообладание после стычки с хорватами ему изменило. Неуютно и даже противно от самого себя. Это накатившее вдруг чувство вины требовалось срочно заглушить, и он искал средство. И нашел. Спортплощадка обнаружилась сразу по левую руку от здания. Игорь перехватил сумку поудобнее на плече и зашагал к турникам и тренажерам. К ребятам он зайдет попозже – перед обедом.