В полутьме выделялось женское лицо, круглое и белое, как луна. Потом Арман увидел еще и гладкие черные волосы, надвое расколотые пробором. А вот в глаза ему не хотелось смотреть — с больной головы мерещились свои собственные, драконьи, а через миг опять становились человеческими, только очень большими и влажными.
— Я… ничего не помню… я улетел в бурю, а что потом? Не знаю, — осторожно прошептал он, еле разлепляя спекшиеся губы.
— Ты упал на мою гору, молодой дракон. Далеко же тебя занесло.
— На твою… гору?
Женщина вдруг расхохоталась и… исчезла. Арман вспрыгнул с места — где?! Только что сидела тут! Будто на миг плеснула светом во все стороны и тут же растворилась в воздухе!
Я так и не очнулся, подумал Арман сумрачно. Может быть, умер. Утонул. Лучше уж так, чем…
— Не меня ли ты ищешь? — раздалось за его плечом. Он крутанулся волчком, но застал лишь мелькнувший край ленты.
— Добре я тебя выходила, ай? — веселилась она, не показываясь ему на глаза. — Эвона как скачешь, даром, что не расшибся!
Арман вдруг понял, что ее не поймать. Всполохи на стенах, отзвуки — все путало его, сбивало с толку. Он глубоко вдохнул, ровно встал, развернув плечи.
— Послушай, люди так не знакомятся.
— А мы люди с тобой? — самодовольно возразила она откуда-то сверху.
— Нет. Нет, не люди, — принужденно согласился он. — Я дракон. А вот ты кто вообще такая?
— Хозяйка Медной горы.
Того не легче, решил Арман, заметив краем глаза женскую фигуру, прильнувшую к каменистой колонне.
— Пускай. Как мне тебя называть?
— Так и зови, Хозяйкой, — усмехнулась она, посматривая на него сквозь ресницы.
— Я? Тебя? Хозяйкой? — презрительно скривился Арман.
— Другого имени у меня нет, — она качнулась в полумраке коридора, как ладья на волнах. — Ты в гостях, молодой дракон, помни об этом.
Арман остался один, без света и направления в каменном мешке. Пещере, если верить этой взбалмошной девке, будто он очутился в горе. Доигрался, думал он, неизвестно зачем выматывая ноги в этой путанице ходов. Это тебе расплата за Юту; за то, что я лишил ее дома, судьба лишила меня моего собственного.
Хозяйка больше не показывалась. Армана тревожило, что от нее ничем не пахнет — вообще ничем, а ведь свой запах есть даже у песка. Драконий нюх доныне никогда его не подводил. Получалось, что ее будто бы нет — может, поэтому она так легко пропадала и перемещалась? Чушь. Бред. Он просто еще не протрезвел.
Коридорами он вышел в роскошную залу с гладким, отполированным узорчатым полом. По стенам ровным желтым светом лились фигурные лампы. Арману теперь уже казалось, что все неспроста, что вовсе не так было, будто он к зале вышел, а словно стены сами теснили его сюда.
В центре стоял круглый стол, на нем всякие яства. Арман осторожно отломил ягодку от винограда (где это он вообще, если тут растет виноград?). А она холодная и твердая, и тоже ничем не пахнет. Арман поднес руку поближе к свету, вгляделся — дед учил его немного смыслить в камнях, но таких он еще никогда не видел.
— Любуешься моими богатствами?
Арман медленно обернулся. Хозяйка стояла у стола, держа за ручки прозрачный таз с водой.
— Какого дьявола у тебя виноград из… — он не нашел слов, чтобы объяснить, и раскрыл ладонь.
— Из хризопраза, — невозмутимо продолжила Хозяйка. — Этот камень, что у тебя в руке, называется хри-зо-праз. А виноград у меня самый настоящий, — усмехнулась она и облила стол водой из таза. — Садись. Ешь.
Арман сел, не отрывая взгляда от того, как она ест. Над блюдами взвивался ароматный пар. Он оторвал от винограда еще ягодку — теперь у него их было две: холодная и мутная, каменная, и живая, дурманящая запахом свежести и спелости.
— Как ты это делаешь? — наконец отважился спросить он, уверовав, что не сошел с ума, не спит и не бредит.
— Ну ты же как-то превращаешься в дракона, — пожала плечами Хозяйка. — Кстати, как к тебе обращаться?
— Меня зовут Арм-Анн, я двести первый потомок великого рода, — механически ответил он. — Ты по-разному говоришь, сейчас по-другому, — настороженно заметил он, пробуя хлеб.
— Так и настроение у меня другое. Будь добр, налей мне вина.
— А что еще ты можешь? — Арман тихонько взял кувшин, словно боялся, что он рассыплется от прикосновения.
— Я могу сотворить все, что ты только можешь представить, — Хозяйка указала пальцем себе за спину. — Смотри, ты увидишь все, что пожелаешь.
На дальней стене, согласно мыслям Армана, сию секунду взлетели диковинные южные птицы, воспарили между бархатным ночным небом и длинными береговыми волнами, потом он подумал об огне, и тот стался перед ним, как был: искры мерцали на высоких сводах, а стена будто тлела, истаивала красным густым маревом.
— Довольно, — велела она, и все погасло. — Я того только сделать не могу, во что никому не верится, — улыбнулась она, приподняв бокал чуть выше, чем следовало.
— У тебя драконьи глаза.
— Возможно.
— В кого ты оборачиваешься?
— В ящерицу, — неохотно ответила она. — Зеленую, с полоской на спине. Знаешь, ты первый, кому хватило дерзости спросить меня об этом.
— Прости. Не подумал, что… Ладно. Послушай, мне надо домой. Я даже понять не могу, сколько я уже здесь, это наверное потому, что нет окон.
— И что, ты не погостишь у меня, не уважишь?
— Я и рад бы, правда, но я так спешу, мне правда надо идти.
— К жене? — насмешливо уточнила она.
— Нет. Нет, но…
— Поешь перед дорогой и ступай, — перебила она, поднимаясь. — Вот, пойдешь этим коридором, он выведет тебя наружу.
— Спасибо тебе за заботу и за приют, — церемонно поклонился Арман, тоже встав на ноги.
Хозяйка кивнула и ушла, только платье шелестело по полу.
Арман плутал в лабиринте уже несколько дней. Во всяком случае, так ему казалось. После Хозяйкиного угощения он не хотел ни пить, ни есть, а вот усталость все еще была над ним властна. Спал он там же, где падал с ног. А еще все придумывал, что сделает с этой бесстыжей девкой, когда выберется отсюда. Надо же, ловкая какая! Ступай! А он и развесил уши, как мальчишка.
Пару раз ему хотелось обратиться драконом и спалить тут все к чертям собачьим. Но камень, увы, огня не боится, и гору изнутри не проломить, как бы ему этого не хотелось.
Все-таки он не мог отрицать, как же тут красиво. До этой поры он думал, будто богат: еще бы, целая комната золота, украшений, монет и каменьев. Но здесь, в этом царстве живого камня, все было дивное, сказочное. Уродство прижилось с красотой, стена к стене стояли мертвые забои с распаханными, вывернутыми наружу середками. Арман стыдливо отводил глаза, будто и впрямь видел что-то непотребное. В давно покинутых шахтах все еще стоял тяжелый дух смерти и насилия; даже случайно прикасаться к ввернутым в стены кольцам с длинными хвостами цепей было мерзко, до мурашек по коже.
Но было здесь и другое. Пару раз Арману мерещилось, будто он и впрямь вышел на поверхность. Дикие, трепещущие травы, раскидистые тропические цветы, над ними порхают пчелы и бабочки — а все каменное.
Вот только небо никому и никогда не подделать. Небо и свежий верховой ветер, Арман закрывал глаза и представлял, как бриз летит с моря, аж ноздри щиплет от соли.
***
На третий день после шторма Юта поняла, что ящер издох и больше не вернется. Она ритуально похоронила на дальней башне его блокнот стихов и бокал — последнее, что он держал в руках, перед тем как улететь.
Юта поразмыслила и решила, что, пока в замке есть провиант, вино и пресная вода, выбираться резона нет. Во-первых, еще может нагрянуть рыцарь-освободитель, и ему даже не придется биться с драконом. Во-вторых, единственный выход из замка — Драконьи Врата. Разумеется, можно выпрыгнуть из них прямо в море и доплыть до каменистой суши, что виднеется на горизонте, но вернуться в замок не удастся уже никому и никогда — приступом его не взять.
Надо было найти способ воздухом покидать и навещать замок. Юта методично перебирала Арманову библиотеку — она сильно сомневалась, что он даже просто заходил в нее последние лет двадцать. Выгребая тонны пыли, отбрасывая «на растопку» полуистлевшие фолианты, сортируя все, что осталось, на «подозрительно нужное» и «какая-то околесица», Юта решила построить воздушный шар. Она весит немного, соорудит легкую корзину, купол сошьет из портьер и старых парусов. Можно заякориться на башне каким-нибудь тросом или канатом, чтобы научиться править шаром, все еще имея под собой твердь. Юта гнала от себя мысли, что хочет, чтобы замок принял ее — как будто она и вправду умеет летать, как будто и вправду ее слушается огонь.
***
У него не осталось уже ни ненависти, ни отчаяния, когда очередной изгиб коридора вернул его в ту залу, с которой все и началось. Хозяйка сидела будто бы у камина, от которого не было ни света, ни тени.
— Вот уж ты где, — протянул он почти ликующе, как волк, напавший на олений след.
— Да ты никак рад меня видеть? — усмехнулась она, манерно поводя белым, покатым плечом.
У ног ее ворошился живой ковер из ящерок. Арман топнул, что было сил, и ящерицы брызнули во все стороны.
— Ты пошто слуг моих пугаешь, а?
— Встань.
Она лишь приподняла бровь.
— Я велел тебе встать!
— Ты мне? Велел?
— Знаешь, милая, я сейчас в дракона превращусь и мы по-другому поговорим.
Хозяйка лениво поднялась, сию секунду охнула, с размаху впечатанная в стену. Она и забыла, что способна чувствовать боль; в этом краю не было дураков трогать ее и пальцем. Арман удерживал ее на весу, сжимая в кулаках отделку на платье.
— А теперь расскажи, весело тебе было путать меня?
— Отпусти по-хорошему, я могу тебя в камень превратить, — полупридушенно пригрозила она. Получилось не очень-то убедительно. Арман коротко хохотнул и дернул руками: вроде как и не ударил ее, но все равно затылок врезался в стену так, что корона звякнула о пол.
— Удачи! Я посмотрю, как ты огонь в камень закуешь.
Рядом с ним магию коротило; видимо, нельзя им быть так близко, вплотную. Все ее силы уходили на скучающий голос и невыразительное лицо. Словно она и впрямь не боится стоять вот так, почти без опоры под ногами.
— Тебе чего надо от меня?
— Сними чары, горгульи тебя возьми. Твою клятую власть, что не дает мне выбраться!
— Арман, то был Ход Истины. Коридор всегда приводит человека туда, куда он на самом деле хочет, пойми, я не при чем! — она паниковала. Да, она действительно не могла понять, в чем дело.
— В гробу я видал твои басни. Либо… — он осекся, изумленно разжимая пустые кулаки. Эта ведьма растворилась в камне! Секунду назад она стояла здесь, делала вид, что все в порядке, и где?! Он хлопнул по стене — ничего. От досады пнул ногой — тоже без толку. Растаяла даже корона, свалившаяся на пол.
— Куда я попал! — похоже, он сказал это вслух. Эхо послушно вернуло ему слова в десятикратной громкости. — Что за чертовщина, как меня все достало!
Маленькая фиолетовая ящерка, забившись в щель между плитами, трусливо улепетывала прочь, влажно шлепая по гладкому полу маленькими лапками.
— Дожил, твою ж… Пугаю женщин, детей… ящериц! Стоило ради этого мотать двести тридцать два года! — ругался Арман с эхом, меряя шагами зал.
В конце концов, он замаялся и решил ждать здесь. Все равно нет выхода, так какая разница? Здесь хотя бы светло, и не капает с потолка. И, может, эта колдунья еще покажется.
Когда он проснулся, она сидела за накрытым столом. У него не было сил даже смотреть на нее, и он старательно отворачивался. Арман встал, опираясь локтем о волглую стену, но в ней отражалось все так же ясно, как в зеркале, а вид золотой короны на голове Хозяйки уж точно можно приравнять к пыткам.
— Сядь, отужинай со мной, — почти равнодушно пригласила она.
— Ты видимо чего-то не понимаешь? Я должен вернуться домой, — выговорил он, четко разделяя слова.
— Так в чем же дело? — она вскинула голову, не отнимая от губ бокала.
— В твоем чертовом колдовстве, которое держит меня здесь, — процедил он сквозь зубы.
— Да неужто? — переспросила Хозяйка, и лицо у нее было такое, будто она вот-вот расхохочется. Она поднялась, широко повела правой рукой. Арман хотел сказать ей, как ему опротивели ее дешевые трюки, но голос его потонул в грохоте камней, лязге и скрежете. Гора разверзлась, над его головой медленно проникалось небо, точно он смотрел из пасти огромного чудища. Оно словно дышало, проем то раздавался, то сужался снова; наконец все замерло. Солнце упало в обеденный зал, высвечивая бархатный воздух, сотканный из каменного крошева.
— Помяни мое слово: ты не найдешь пути и приползешь сюда, — Хозяйка прильнула плечом к колонне, наблюдая, как он превращается в дракона, раскидывает руки, а вместе с ними распахиваются тяжелые чешуйчатые крылья…
Она не вздрогнула и не отстранилась, хотя он с мальчишеской, неприличной дерзостью взлетел с места, поведя когтями в полуметре от ее лица.
В выси Арман не удержался и все-таки обернулся; знал, что нельзя, но не смог себя остановить. Гора просела распахнутым зевом с обломанными пиками по краю, а спустя еще мгновение сделалась целая, как будто и не было в ней никакой воронки.
Пошло бы оно все, решил Арман, въедливо обсматривая горизонт. Я улетаю домой.
