Оберег

      Окрест не было ни одного знакомого места. Арман облетел гору кругом, силясь определиться с направлением; все зря. Он ожидал, что где-то поблизости будет океан — тот, над которым он летал в грозу, но, сколько хватало глаз — то низкие горы, то равнины. Даже ветры не приносили влаги, черствые и слабые, материковые. Арман изо всех сил пытался сообразить, как его занесло в центр континента. В итоге он решил, что ошибается, вода где-то рядом, и полетел навстречу самому влажному из ветров. Оказалось, что тот проистек от мутной лужи, которую и морем-то не назовешь: Арман перелетел ее за двадцать минут.       Пасьянс не складывался.       Вечерело.       Ко второй неделе затрудненных поисков и чудесной жизни в лесу Арман решил во что бы то ни стало изыскать карту этой местности.       В библиотеке его пытались выгнать, требовали показать «вольную» (надо спросить потом у Юты, что это) и сомневались, умеет ли он читать.       Как выяснилось позже, читать на этом языке он действительно не умел. Хвала богам, язык не требовался для того, чтобы разобраться в карте. На которой он все равно не знал, где его дом.       До любого из океанов было очень, очень далеко. Интуиция подсказывала Арману, что зоологический атлас спрашивать нужды нет: драконов там точно не будет.       Жизнь тут текла странно. Он явно летал над каким-то пограничьем, слева степи, справа — мешанина полей, лугов, старых гор. Никаких замков, никаких карнавалов, дома низкие, почти все из дерева. Одни люди почему-то помыкают другими людьми, но хмурые все, как один.       Его мог бы насторожить металлический скрежет и резкий, опасный запах, не будь он так занят своими мыслями. Когда он заметил свист рассекаемого воздуха, было уже поздно. Огромная стрела мазнула по крылу, с лязгом срывая чешую; вторая угодила ровнехонько в плечо. Арман неуклюже сдал высоту, барахтаясь в воздухе, как рыбацкий поплавок на реке. От его рева содрогнулась вековая крепость, там же через мгновение скомандовали «Заряжай!»       Лес, промелькнуло в воспаленном сознании. В небе нет спасения. Арман рухнул в бор, проламывая своим телом ели вдвое старше себя.       Он несколько раз отчаянно провез крылом по земле, выбивая из сустава стрелу. Травинки тонули в черной драконьей крови, вязкой, густой, как смола. Надо прижечь рану, пока я еще могу. Пока я еще дракон.       Сказать легче, чем сделать. Арман примерялся и так и эдак, но не мог даже расцепить челюсти. Страх перед болью оказывался сильнее, чем перед смертью; время неумолимо утекало вместе с кровью.       Те, что в крепости, пойдут искать его. И найдут, горгульи их возьми, если только он сейчас же не превратится в человека. Да, прямо сейчас, еще не поздно. Еще есть шанс спастись.       Он шел прочь, еле переставляя ноги, спотыкаясь на каждой коряге. Перевязь из рубашки быстро отяжелела. Он добрался до холма, извилистой крути, на которую ему ни за что не взойти.       Под ногами гудела земля, лес обыскивали люди, закованные в доспехи, может быть, и верхом. Они совсем близко, а он весь перемазан в драконьей крови и ранен в плечо.       Почему-то вспомнилась Хозяйка и птицы на стенах. Я могу сотворить все, что ты только можешь представить… смотри… Того только сделать не смогу, во что никому не верится…       Пещера, молил Арман неизвестно кого. Ущелье… и чтоб вход завалило за моей спиной.       — Тысяча горгулий, почему я снова здесь? — пробормотал Арман, пытаясь продышать боль в плече. Еле-еле, по стенке, он поднялся на ноги. Глаза почти привыкли к смутной темноте, прерываемой лишь мерцанием камней где-то на сводах. Беда в том, что он не ведал, куда идти и зачем.       Зато он точно знал, что ему не выйти отсюда, пока она не разрешит.       Он брел, как ему думалось, вперед, и его следы обсыхали кровавыми пятнами. Резь в плече перенялась ниже, на ребра, перед глазами изредка вспыхивали цветные круги и тотчас исчезали.       — Я знаю, что ты меня слышишь… — хрипло провозгласил он, и пещера раскатила его голос далеко вглубь. — Иногда я думаю, что эта гора — это и есть ты. Ящерица, девка… — Арман на мгновение замолчал, превозмогая боль в грудине. Все-таки вести беседы было не самой лучшей мыслью. — Это все оборотничество, игра. Ты меня не держишь, но и не отпускаешь. Я тогда тебе не рассказал… почему должен лететь. Послушай меня сейчас…       Нет, идти и говорить совершенно точно не получалось. Арман сел, где стоял, мучительно устраивая раненый бок поудобнее.       — Так вот, в моем замке осталась девушка… принцесса. Я ее украл, чтобы… потому что так нужно было, так делали мои предки, — с надрывом объяснял он, как будто правда верил, что Хозяйка его слышит и поймет. — Она там одна, даже из замка выбраться не сможет… хотя нет, эта точно сможет, — пробормотал он себе под нос и крепко потер глаза кулаком. — В общем… я не смог ее… убить, и теперь… она все время вляпывается в не пойми что, а если ей прямо сейчас нужна помощь? — Арман глухо застонал, борясь с обволакивающей, манящей слабостью. Неожиданно стало тепло; до этого он даже не сознавал, насколько замерз. — А я здесь… вящий идиот… или как там говорится у людей… — прошептал он, и кровь под ладонью вновь показалась ему обжигающе горячей.       Первое, что он увидел — ее черные волосы, обрамленные золотистым сиянием. Конец тугой косы плавал в прозрачном, чистом источнике. Арман, продираясь сквозь гудящие, лихорадочные мысли, понял, что лежит на каменистом краю, а Хозяйка поливает его плечо водой из пригоршни.       — Только не говори, что это живая вода, — попытался пошутить он. Ее губы дернулись то ли презрительно, то ли жалостливо.       — Вода обычная. Это я решаю, быть ей живой или мертвой, — очень спокойно ответила она и следующую горсть отправила себе в рот. — На вкус солоноватая, — пожала она плечами и положила мокрые пальцы ему на лоб. — Та девушка… она твоя суженая?       — Как это, «суженая»? — нахмурился он.       — Ну… это значит, что ты любишь ее. — Кажется, он впервые видел у Хозяйки приятное, почти трогательное выражение лица.       — Я за нее отвечаю, — вздохнул Арман и закрыл глаза. — Наверное, это все-таки не то, что принято считать любовью.       — На Ивана Купалу ко мне Полоз обещался заглянуть; вы с ним вроде как дальняя родня. Может, он чего знает…       — Иван Купала? Полоз? — насмешливо переспросил Арман, приоткрыв один глаз.       — Откуда же ты такой взялся... — Хозяйка выкрутила косу над водой и поднялась. Арман сел, без удивления осмотрел целехонькое плечо, осторожно подвигал рукой.       — Иван Купала — это праздник такой, когда мне положено к людям выходить. Раз в год он, и как раз на будущей неделе, — терпеливо растолковывала Хозяйка. — Полоз — сосед мой, хозяин Уральских гор. Он змей, но на праздник придет ветхим старцем с клюкой. А я — красной девицей; хочешь, иди со мной. Чай, вы с ним неплохо поладите: он тоже девок крадет, дурень старый, а все туда же. — Хозяйка поморщилась, словно ее укололи чем. — Мы с Полозом не друзья особо, я перед ним ниц не падаю, вот он и бесится. Ну, будет. — Она вдруг рассердилась сама на себя за эту внезапную откровенность и резко обернулась, готовая растаять в стене.       — Спасибо. Спасибо тебе, Хозяйка.       Они каждый вечер стали ужинать, хотя с Хозяйкиной еды сытость не спадала неделями. Арман вообще сомневался, способна ли она сама чувствовать голод. И все же она оказалась замечательной рассказчицей, веселой и бойкой, упоенно изображала то ли сказки, то ли былины абсолютно за всех героев, командовала ящерицами, и те славно выступали в театре теней.       — Расскажи и ты что-нибудь напоследок, — сказала она накануне Ивана Купалы.       — Я не умею, уж прости, — и Арман неловко, извиняющеся улыбнулся.       — Ну уж нет, так дело не пойдет! Я, значит, развлекаю его целую неделю, а он, видите ли, не может!       — Я только стихи свои и знаю, а их ты уже слышала.       — Арман, как ни петляй, а ты мне должен интересный вечер. Давай, шевели мозгами, я жду.       Арман изучал ее лицо, неуступчиво сжатые губы, горящие глаза. Ему вдруг остро захотелось сохранить ее в памяти именно такой, как сейчас, живой, нетерпеливой и властной, словно ртуть.       — Ну, хорошо. Ладно. Будет скучно, скажешь.       Хозяйка чарующе подперла щеку кулачком.       — Жила-была девушка, — начал Арман так, будто ступал по тонкому льду. Хозяйка одобрительно кивнула и закрыла глаза.       — Девушка та была старшей королёвой дочкой, то есть — принцессой. А в королевстве том каждый год праздновали шляпный карнавал. И вот однажды…       Он впервые видел ее в обычной одежде. Сегодня на ней был лен и хлопок, а не шелковый малахит, листовая медь и яхонты. Ему она тоже раздобыла наряд: вышитую деревенскую рубаху с кушаком и штаны из грубой ткани.       — Никакой магии, — отчеканила она, ткнув его пальцем в грудь. — И не мели языком особо.       С горы они спускались пешим ходом. Хозяйка, понятное дело, дорогу знала назубок и нигде не оскальзывалась. Арман делал вид, будто запинается по собственному желанию.       От деревни опьяняюще веяло гарью, невдалеке женщины тянули длинные, ритмичные песни. Поодаль парни доколачивали качели, к ним уже стеклась очередь.       На поляне было шумно и тесно, кипевшее вокруг людское море шутило и балагурило, обменивалось поцелуями и баранками. Хозяйка выцепила у кого-то трещотки и вместе с бабами завела очередную припевку. Арман на всякий случай не терял ее из виду. Она кивала ему, мол, все в порядке, если вдруг напарывалась на его взгляд.       Арман вынужден был признать, что она действительно выделялась из всякой толпы. Статная и тонкая, с белыми холеными руками, неопаленной солнцем косой и осанкой царицы. Она не чуралась местных, но держалась строго, старики знали, конечно, что она из тех, пришлых, и цыкали на молодежь, когда та затевала поблизости разухабистую игру.       А вот на него все поглядывали с опаской. Мало еще выпили, видать, подумал Арман, зажимая между губ соломинку.       — А вы чего не прыгаете? — спросил какой-то вихрастый мальчишка, еще не парень и уже не ребенок. — Уж вам-то, золоченым, положено вперед всех к костру нестись!       — Золоченым? — удивился Арман.       — Он решил, что мы помолвлены, — ответила Хозяйка откуда-то сбоку.       — Почему?       — Потому что у меня одна коса, да еще и с ленточкой. А ты за мной ходишь, как нитка за иголкой; в этой глуши все сойдет за диковинку.       — А чего это вы там шепчетесь? — не унимался мальчишка. Арман подозревал, что он где-то хлебнул лишнего. — Рано вам еще! Пошлите прыгать, а то весь год счастья не будет.       — Он нас в покое не оставит, Арман, надо прыгнуть. Кто к Купальному костру не подходит, за нечисть считается.       Арман хохотал так, что его сложило вдвое. Глупые люди, глупые обычаи. Самая главная нечисть на этом празднике сейчас будет прыгать через костер. Вихрастый мальчишка и Хозяйка понимающе перемигнулись, мол, самогон нынче крепкий, эвона что с людьми творится.       — Я прыгну первый, а потом вы! Не забудьте за руки взяться! — воодушевленно выкрикнул мальчишка и перелетел над костром.       Арман незаметно склонил голову к Хозяйкиному плечу.       — Меня огонь слушается немного, если ты боишься, я могу пламя потише сделать, — заговорщицки прошептал он над самым ее ухом.       — Я? Боюсь? Да ты сдурел, я ж каменная, что мне от огня сделается.       — Так уж и каменная? — спросил он, сжав в ладони ее теплую тонкую руку.       Она кивнула.       Это было быстро и нисколько не страшно, раз — и все. Хозяйка задела хворост краем платья, и вслед за ними взвился сноп искр, но одежда не занялась.        Он смотрел, как она стояла, окутанная всполохами, а ее белая, не знавшая солнца кожа казалась чуть загорелой из-за рыжих отблесков.        — Ты как будто впервые меня увидел. — Хозяйка хотела сказать это резко, а получилось ласково; Арман улыбнулся, протянул к ней руку — она смешно скосила глаза. На ее косе распустилась ленточка, а он решил завязать ее потуже, только и всего.       — Ну, где ж твой Полоз-то? — в сотый раз спрашивал Арман, изнывая от нетерпения.       — Да я скорее поседею, чем этот старый лис вовремя придет. О, а вот и он, легок на помине.       — Здравствуй, девица, — раскланялся Полоз, пряча усмешку в бороде.       — Здравствуй, дедушка, — распевно приветствовала Хозяйка и добавила сквозь зубы: — Век бы тебя не видала.       — И тебе спасибо на добром слове. Вестимо, тоска по мужскому плечу совсем тебя изъела? — справился Полоз, покосившись на Армана из-под бровей. Тот подумал, что правду сказала Хозяйка, лис — он и есть лис.       — Лучше тебе не попадаться мне на глаза, когда закончится Иван Купала, — также заботливо ответствовала она, удерживая на лице приятную улыбку.       — Я прошу прощения, — вмешался Арман, которому уже порядком надоел этот обмен любезностями. — Я не местный, Хозяйка сказала, что мы с вами дальняя родня. Вы змей, я дракон; якобы вы знаете, как мне вернуться домой. Это верно?       — Отойдем. — Полоз поджал губы, поглядывая на пьяных поселян.       К реке они спускались молча. На берегу Полоз вытащил из-за пазухи трубку и обстоятельно закурил. Хозяйка подчеркнуто скривилась и отступила на пару шагов.       — Ты не понимаешь, куда попал, милок, — наконец сказал Полоз. — Это не то же самое, что заблудиться в дальнем лесу. В нашем мире нет твоего дома, нет к нему и дороги. Я тебе не помощник, уж не серчай.       — Хорошо. Да, хорошо. Где тогда мой мир? Как это вообще?       — Я давно живу, знаю, что много миров соседствует друг с другом. Хорошо, что ты попал сюда, а не застрял где-то между. Говорят, там нет света и времени, а все сущее поедают страшные чудовища.       — Должен же быть способ… — Арман запустил руки в волосы. — Если я попал сюда как-то, то и вернуться тоже смогу, — с нажимом выговорил он, убеждая самого себя.       Полоз посмотрел на него, не тая жалости.       — У тебя будет дорога, если кто-то будет звать тебя обратно. Помнить о тебе, ждать. Если же по тебе никто не скучает… Ты изведешься, но не возвратишься назад. Послушай, это ведь не конец… Тут тоже можно обосноваться. Хочешь, пойдем со мной, если эта вздорная баба не дает тебе житья.       — Нет, я не могу тут остаться. — Арман еле сдерживался, чтобы не закричать. — В моем замке осталась девушка, одна, она там погибнуть может, пока я сижу здесь!       Полоз старательно выбивал пепел из трубки.       — Тебе сказать это в лицо? — спросил он голосом, каким разговаривают только с детьми.       — Да! Да, скажи мне. — Арман вытер рукавом испарину со лба, шумно вдохнул сквозь зубы. — Говори, я хочу знать, хочу услышать!       — Если бы ты был ей так нужен, — медленно произнес Полоз, — то у тебя уже давно была бы дорога.       — Полоз, — вздохнула Хозяйка, — а можно эту дорогу построить с этого конца? Ну вот если бы Арман по той девушке скучал… а?       — А скучается ли ему? — спросил Полоз без издевки. — Стар я стал, слаб; до полуночи всего ничего осталось. Пойду я, устал уже. Будь здорова, Хозяйка.       — И тебе не хворать, Полоз. Надо будет чего… не прогоню.       — Знаю. — Он бережно похлопал ее по обнаженной руке. — Хорошая ты баба, незлая. Даром, что ершишься. Ну, будет. Прощевай до следующего Ивана Купалы.       Хозяйка коротко поклонилась. Полоз уходил, не приминая травы. Скоро стук его клюки погас в трещании сверчков и прочих звуках реки; Арман по-прежнему сидел, положив подбородок на поджатые колени.       — Что ты делаешь? — наконец спросил он, заметив, как она перебирает что-то в руках.       — Венок плету, — ответила Хозяйка, не отвлекаясь от работы.       — Мало тебе украшений? — невесело усмехнулся Арман.       — Да не украшение это, — досадливо поморщилась она. — Я по реке его пустить хочу, у меня и свеча есть.       — Зачем?       — Кто его из реки подымет, тот и будет мой суженый.        Арман пренебрежительно сдвинул брови.       — Сколько тебе лет? — спросил он, как будто что-то вспомнив.       — Триста восемьдесят шесть, молодка еще совсем. — Хозяйка деловито закольцевала венок.       — И много у тебя суженых было?       Хозяйка промолчала, невидящим взглядом уставясь на темную воду.       — Прости, я…       — Ничего. На вот лучше, с огнем помоги. — Она запустила руку в вырез и передала ему свечку, еще теплую от ее тела. Он осторожно прикоснулся к ней самыми кончиками пальцев, фитиль послушно зачадил и через мгновение вспыхнул маленьким рыжим огонечком.       Хозяйка приладила свечу и аккуратно положила венок на воду. Он уплыл, тихонько качаясь на мелких волнах, и долго еще был виден крохотной светящейся точкой.       Арман вдруг взмыл на ноги, будто наконец-то принял тяжелое решение.       — Ты куда? — воскликнула Хозяйка, не до конца уверенная, что имеет право спрашивать.       — За твоим венком. Хочу, чтобы он был мой.       Она сидела близ костра, будто отогревалась. Арман не от большого ума принес ее венок на своей голове, хорошо хоть перед тем свечку отцепил. Брюки у него вымокли выше колен.       — Ох, и бедовый ты, — проронила Хозяйка как-то устало, и отсветы пламени на лице делали из нее совсем девчонку.       — Какой? — не понял Арман, протягивая ноги к огню.       — Неважно, — отмахнулась она. — Я спать хочу.       — Ну так пойдем?       — Нельзя, надо тут до первых петухов сидеть, чтоб у этих оболтусов урожай хороший был. Зато мне кузнецова жена пирога яблочного принесла, будешь?       — Давай.       Надо было что-то говорить, но почему-то молчалось. У Армана хоть было оправдание, он ел. Хозяйка пропускала траву меж пальцев, словно гладила огромного неведомого зверя.       — Знаешь что, ложись-ка ты спать прямо в этом стогу. Урожаю хуже не будет, если первые петухи застанут тебя спящей?       — Нет, — удивленно ответила она, как будто никогда не задумывалась об этом раньше.       — Тогда тем более ложись. Выспишься и пойдем… в гору, — споткнувшись, почти сказав «домой», сказал Арман и отвернулся к костру. Пламя под его взглядом неожиданно взметнулось ввысь, гулко и сухо затрещали поленья, рассыпая искры во все стороны. Поселяне одобрительно улюлюкали, подбрасывая к небу шапки.       А в Хозяйкиных снах огонек свечи тоже превращался в огромное, ревущее зарево.