кошачье

      — Это не моё дело, конечно…       — Но?       Манвэ садится напротив. В руках — чашка, о которую он явно судорожно пытается согреться, на щеках — яркий румянец, волосы собраны в косу и спрятаны глубоко под шарфом. И облачко пара срывается с губ, пока он устраивается и привыкает к температуре кофейни.       За окном медленно падает крупный снег.       — С кем это ты так повздорил на улице?       Вместо ответа — только скептически изогнутая бровь и громкий, нарушающий все правила приличия глоток чая.       Сю-ю-ю-ю-юп.       — Это действительно не твоё дело, — договаривает всё же Манвэ и качает головой.       Феанор хмыкает. Отпивает свой кофе и задумчиво продолжает:       — Выразительный молодой человек. Рыжий, пальто красное, руки в кольцах, веснушки — и это зимой-то! И, кажется, он хотел набить тебе морду.       И замолкает после этого. Смотрит за реакцией, но нет, Манвэ слишком занят тем, что уткнулся в свой травяной настой, который язык не поворачивается даже чаем назвать, и дышит им.       — Не то чтобы мало людей хотело набить тебе морду, знаешь.       — Мне?..       От чистого и искреннего непонимания в светлых глазах хочется расхохотаться.       Это первая встреча за последние несколько месяцев. Манвэ бегал старательно, честь ему и хвала. Отвечал на все претензии и сообщения с вопросами по содержанию неугомонного чудовища только текстом, звонки сбрасывал или просто игнорировал, с работы уходил то ли раньше, то ли позже, но поймать его даже там! отчаянно не получалось. Феанор не хотел устраивать разбор полётов. Ну, во всяком случае, спустя какое-то время. Он уже просто хотел убедиться, что старого друга — да они друзьями даже не были, так, знакомые — не расчленили где-нибудь в подворотне, что он стал НАСТОЛЬКО неуловим.       Не расчленили, но, судя по настрою рыжего молодого человека, собирались.       — Я даже удивлён, что смог выловить тебя сегодня.       — Это был обманный манёвр, ты воспользовался абсолютно нечестными методами, я на тебя злюсь, — ровно и без единой лишней эмоции.       — Варда была так мила, — Феанор пожимает плечами; ничего нечестного он не видит в своём идеальном плане, — она искренне переживала, что я не могу до тебя достучаться. Потому и согласилась помочь. Прости, если лишил тебя ожидаемого свидания.       То ли морозный румянец ещё не схлынул до конца, то ли Манвэ густо-густо и как-то в одно мгновение покраснел.       — Что ты хотел вообще.       Звучит как «отстань».       Феанор отставать не собирается. Он вообще вон, только пришёл.       Но к делу несмотря на всё действительно переходит, хоть мордашка Манвэ умиляет его до невозможности.       — Когда ты собираешься забирать Мелькора?       — Никогда.       Чуть быстрее, чем нужно было. Феанор качает головой и сдерживает в себе порыв кинуть чем-то в стену.       Мы на это не договаривались, хочет сказать он.       Ты несёшь ответственность за это животное, не надо спихивать её на других, хочет сказать он.       Я вообще на это не подписывался, у меня весь дом детей, которых этот ночной кошмар отчаянно гнобит, хочет сказать он.       Но молчит, потому что видит, как Манвэ зачем-то и почему-то собирается с духом.       Подобное состояние для него было величайшей редкостью.       — Его хозяин… не самый хороший человек. Они дурно друг на друга влияют.       — Замечательно.       И теперь он поднимает взгляд. Смотрит Феанору в глаза, губы ещё так поджимает, будто зверёк какой несчастный, делает вид свой максимально виноватым, но при этом невинным. Что-то вроде «ты думаешь, что я накосячил, мне стыдно, но я ведь ничего не делал».       И от этого у Феанора на душе резко становится как-то отвратительно. Он смутно чувствует себя использованным. Манвэ вписал его в какую-то свою игру, обрёк на содержание домашнего любимца, о котором он, Феанаро Куруфинвэ, вообще никогда не просил, и совершенно не собирается ничего объяснять.       И как ему, простите, доверять вообще после этого? Что он ещё выкинет, пообещав разгрести, а потом просто забьёт огромный болт?       — Я понял, — Феанор кивает, — я понял, — и поднимается из-за стола. Берёт свой пластиковый стаканчик, накидывает куртку. Едва не забывает шапку. Манвэ молчит и только смотрит.       Возможно, переживает.       Возможно, нет.       Какая разница.       — Если однажды ещё захочешь увидеться, звони.       И даже не прощается. Как и не прощается по-человечески сам Феанор, пока выходит из кофейни, расталкивая локтями людей, и врезается у самых дверей в какого-то молодого человека.       Извиняется — рычит.       И видит вдруг того самого рыжего. Упирается взглядом в янтарные, почти жёлтые глаза, мельком думает, что это линзы, а потом хватает его за рукав.       — Что вы делаете!       Рыжий почти рявкает — нервно. Пытается руку вырвать.       — Кажется, нам нужно поговорить, — настойчиво держит его Феанор и коротко кивает в сторону самого дальнего столика у окна.       Рыжий выглядит недовольным, но смягчается.       — Знаете его? Тогда пойдёмте. Здесь шумно.       Феанор чувствует, что делает что-то неправильное, но из кофейни за ним выходит.       И идёт следом.       И не видит взволнованного взгляда Манвэ, которым он провожает их, смотря в окно.