Дикие

Если бы Стайлз шагал чуть более шумно, то николиже не услышал бы этот звук. Скулеж привлек внимание и привел прямиком к яме, что дважды длиннее его самого. Внизу, в куче желтых листьев, лежал раненый в брюхо черный волк. Стрела вошла почти наполовину, окрасив шерсть в липкий красный. Эта яма тоже принадлежала рукам человеческим: глубокая и широкая, надежно спрятанная под мелкими ветками и усыпанная листьями. Не мудрено, что раненый зверь прозевал ловушку. А ведь лесные духи и Стайлза могли в нее завести. Восемнадцатое солнце, он считал с того дня, как его изгнали из племени, ноги несут его сквозь леса и степи. Еда попадалась редко, вода чаще. Он обессилен. Он молился всем известным богам и светлым духам, чтобы прибило его к другому племени, но пока лишь лесная чащоба, холодные ночи и раненый волк. − Эй! Зверь, наконец, встрепенулся, попытался подняться на лапы, но не смог. Он вмиг оскалил зубы и прижал уши, громко и агрессивно зарычав. − Тише-тише. Стайлз обошел яму несколько раз, думая, как может помочь. Поселилась в нем некая злоба на всех охотников. − Гр-р! − зарычал волк громче. Немного промолчав, Стайлз ему ответил правдиво: − Я бы снял с тебя шкуру, будь мое жилище рядом, но лишняя ноша мне ни к чему. А волчий мех хорошо согревает в зиму, − задумчиво протянул он, − и мяса твоего испробовал бы поджаренного на огне, но скоро ночь, а огонь привлечет внимание хищников. Не рычи, мне твоя жизнь сейчас не нужна. Добыча действительно хороша. Там, откуда он родом, черный мех считается признаком власти. Их вождь носил только черные накидки, и его женщина, и отпрыски. У Стайлза отродясь не было таких, но от отца осталось много бурых медвежьих. Только их пришлось оставить там, где прошло его беспокойное детство. — Амо глянь, ничего не поделаешь, — произнес Стайлз и присел на корточки. — Вытащить тебя мне не по силам. Волк зарычал на звук человеческого голоса. − Аще убо я тебе не балия, нечего рычать, несносный волк. Чудеса Стайлз творить не умел. Ибо вытащи он зверя из ямы, то кто вытащит его? Верно одному это непосильно. Стайлз напоследок глянул на зверя: на заостренные, как лезвие ножа, ушки, на такой же острый взор светло-зелёных глаз, сморщенную в оскале морду, и помыслил, что кто-то упустил хорошую дичь. − Бывай, − попрощался Стайлз и поднялся на ноги, чтобы продолжить свой далечен путь, да так и замер, не смея двинуться с места, пока в голове рисовалась мысль. Помале Стайлз пришел в себя. На некое время волк забавно замолчал, увидев странное за человеком, и как только тот снова осмысленно взглянул на него, грозное рычание повторилось, словно предупреждая. Однако Стайлз скидывает тоболец со спины вместе с зимней отцовской шкурой, оставаясь лишь в портах и козьей власянице перетянутой опояском с запнутым за него клинком. Именно последняя вещь поможет выбраться из ямы. − Волче! Радуйся! − воодушевлённо воскликнул юнец, вызвав еще одну волну агрессии упомянутого. Особенно когда, вытянув клинок из-за пояса, лезвие опасно заблистало на солнце, будто молвив: «Я разрежу любую шкуру и плоть!» − Не бойся. Стайлз знает, что делать. Ему нужно много крепких веток, и именно этим он занялся. Некоторые дубовые ветки Стайлз разломал на небольшие, размером чуть больше ладони, и заточил с одной стороны. Они послужат для того, чтобы выбраться из ямы. Следующим на очереди был деревянный плот, с помощью которого волк выберется наверх. Стайлз взял четыре сухие еловые прутья и попарно связал их на концах березовой лозой. Девицы его племени использовали ее, чтобы плести корзинки, ведь ветви очень крепкие и хорошо гнутся. Точно так же Стайлз в серединку привязал еще несколько срубов, а сверху накидал ветки с буйной листвой − получился такой себе лежак. Дабы вытянуть плетенье вместе с волком, придется постараться умом, ведь Стайлз вовсе не сильник. Однажды, когда он был еще маленьким, они с мамой ходили к реке с крутым высоким выступом. Она спускалась вниз, набирала воду в большой глиняный кувшин и подавала его Стайлзу. Однако, когда хворь сломила маму и силы покинули её руки, они придумали кое-что другое. Кувшин привязывали вервью к длинному кийку и опускали в воду, но даже так тяжело было вытянуть сосуд. Тогда мама перенесла киек на большой камень, опустила кувшин в реку, а когда он наполнился, надавила на палку с другой стороны. Эка чудо, ну и ну! Перевес поднял кувшин над водой, и Стайлз с легкостью подтянул его за вервь к себе. − Волче, ныне я твой высвободчик! − благодушно молвил он и улыбнулся. Стайлз повторил маминого «журавлика», так он называл его ещё в детстве, лишь заменив камень на растущее рядом развилистое дерево. Чтобы найти киек нужной длины, пришлось повиснуть на одной ветке, дабы та обломалась. Получилось. С тобольца он достал хорошую крепкую ветвь и привязал к ней нынешний «кувшин» с двух сторон, тут же опустив его в яму. − Не рычи! − приказал он испуганному животному. И доверительно добавил: − Власно, нам ещё нужно успеть до прихода хозяина ямы, иначе нам двоим несдобровать. А теперь не шевелись и не съешь меня. Хотя волк и выглядел не способным даже укусить, но Стайлз почувствовал себя спокойней после принесённой вслух просьбы. Сбросив вниз заготовленные колья, лозу и медвежью шкуру, он спрыгнул сам. Неприятная боль вмиг разлилась по ногам, и Стайлза пошатнуло в сторону животного. Волк отреагировал бурно: забрыкался, завыл, попытался дотянуться и укусить. Наконец пришел запоздалый страх. Стайлз впервые видит большого хищника так близко, а то, что он собирался провернуть дальше, весьма сомнительно обрадует зверя. Вон как слюни с пасти брызгают! Хорошо, что места в яме для пашни достаточно. Стайлз, не теряя времени, принялся забивать колья в землю до самой верхушки. Это оказалось не так легко, как хотелось, ведь сухая земля сильно забитая — пришлось сначала проделывать отверстия клинком и лишь после загонять дерево. Колья шли в два ряда с дальностью в полруки. − Вот так, — тяжко выдохнул Стайлз, осматривая готовую тяжбу, и перевел взор на притихшего зверя: − Ну-с, волче, выберемся с поруба? Осталось самое тяжкое − перетащить волка на лежак. Словно заметив решительность в карих глазах, хищник вновь зарычал. Стайлз взял отцовскую медвежью шкуру в руки и… − Тебе это не понравится. … рывком набросился на волка. Борьба была короткой. Плотная шкура, накрывшая хищника, не оставила возможности укусить человека. Лишь раз когти вцепились в бледную кожу, пуская алую кровь на чреслах, но рана была столь незначительной, что Стайлз совсем не отвлекся на нее. Вместо этого он схватил сквозь меховую преграду животное за морду и связал поверх лозой, точно так же передние лапы, а задние не трогал, ибо сильно растревожил своей возней рану в брюхе. Как только волк был обездвижен, Стайлз чуть сдвинул попону с глаз хищника и охнул, увидев бездонные днища печали, что отражалась в них. − Эй, волче, скоро все закончится, − слабо уверил он и обошёл волка сзади: — Я подниму тебя и перетащу на лежак. Немного потряхивало руки, но все же пришлось просунуть их под животное, что моментально заскулило. Ноша оказалась тяжелейшей против всего, что раньше поднимал Стайлз. Удобнее упершись коленями в землю, он потянул вес на себя, при этом пытаясь совладать с дергающимися конечностями волчары и верткой головой, что пытается стянуть с пасти намордник. Кое-как Стайлз все же сделал задуманное, а сверху еще привязал хвостатого оставшейся лозой, дабы не сполз, если лежак перевернется. Волк воинственно рычал, однако звук выходил приглушенный и не шибко пугал. А потом случилось это. Прижатые уши встали торчком, а дыхание замедлилось. Невольно Стайлз тоже перестал копошиться и прислушался. Где-то вдалеке зазвучали людские голоса. − Они идут сюда. Немедля ни секунды, Стайлз быстро привязал лежак к колодке и вылез по кольям из ямы. Приложив все свои силы, он сдвинул «журавлик», вытащив тяжбу наверх, и повернул в сторону, чтобы ее опустить. − Получилось, − загнанно выдохнул он. Голоса всё приближались, и скоро можно увидеть тени за деревьями, а у Стайлза не осталось сил для бега. Он отцепил вервь от колоды, подхватил свой тоболец и потащил лежак за собой, подальше от приближающихся. Голос разума твердил, что содеянного эти люди не спустят восвояси. Хоть как бы тяжело ни было бежать, но ему всё-таки удалось знатно увеличить расстояние. А потом он услышал крики: мужские и женские. Они, наконец, узрели яму: разрыхленную когтями землю и человеческий след, что украл у них добычу. Стайлз обернулся и посмотрел на волка, так вовремя решившего ни скулить, ни рычать. Мало того что их догонят быстро, так ещё и лежак оставляет после себя полосы. − По ним нас быстро нагонят. Мне с тобой не скрыться, − прошептал он, будто прощаясь с волком, и вдруг почувствовал свежесть. Он обернулся в ту сторону, откуда шел ветер, и втянул воздух глубже. − Нам туда. Стайлз замельтешил. Лежак грубо кидало на кочках, но волк не издал ни звука, будто понимал, что это будет стоить им жизни. Помале они выбрили на реку: глубокую и с бурным током. − Она поможет нам ускользнуть, — велеречит Стайлз и затягивает лежак в воду. Шерсть вмиг намокла, а лежак тянул на дно, однако человеческие руки не чувствовали настоящий вес в воде, а потому с легкостью держали волка на плаву. − Следы приведут людей сюда, − размышлял Стайлз вслух, − они поймут, что мы двинулись по реке, но подумают, что спустились за током. Темь двинемся в он-пол. Против тока ноги ни в какую не шли, но отдыхать нельзя. Стайлзу бы только добраться до выступа впереди, за ним он скроется, пока люди не уйдут. Крики подгоняли. Становились громче и громче. Стайлз стал молча молиться. Выступ казался уже вот-вот и рядом, так же как и преследователи. С последних сил он запился рукой за камень и затянул лежак и свое тело за кручу. Миг в миг с тем, как к реке выскочило десяток крупных мужчин с шкурными черными повязками на чреслах и женщины в таких же на груди. Стайлз немножечко выглядывал, рассматривая новые для него одежды. На руках у людей были медные браслеты, в волосах черные перья, а на животе и под глазами полосы, сделанные пеплом от костра. Попадись таким и живым не уйдешь. Они напугали Стайлза своим внешнем видом и злющими мордами, особенно главный из них с хитрыми, как у лисы, глазами. Стайлз спрятался, когда этот дед посмотрел в его сторону, и побоялся выглядывать даже тогда, когда услышал, что люди двинулись вниз по реке. Облегчение должно было прийти в этот момент, но испуг сковал всё нутро. Ведь смерть прошагала так близко. Сам Бог Родд его спас, ибо выгляни Стайлз ещё раз, то действительно попался бы на глаза тому деду, а вместе с этим обрел скорую расправу. Как ни странно волк издал первый звук боли, лишь после того как племя черных гонцов, как назвал их Стайлз, скрылись за рекой. Медлить всё равно было нельзя, Стайлз шел вверх до тех пор, пока не увидел небольшую каменную пещеру. С последних сил он затяг туда лежак и срезал все завязи. Волк был настолько плох, что даже пасть и лапы не страшно освободить. Стайлз осмотрел рану и не знал − мог ли он чем помочь, но опускать руки после всего не стал. Метнувшись по лесу, он собрал сколько смог унести сухих веток и камнями добыл иску. Огонь запылал. Стайлз достал свой клинок и лезвием положил его в пламя. — Будет очень больно! — предупредил Стайлз. Знахари его племени всегда имели помощника, иначе с такими ранами не справиться. Обычно люди не выживают. Наверное, волк тоже испустит дух, но хотя бы Стайлз сделает что в силах. Он схватился рукой за стрелу и одним рывком вытащил ее. Волк завыл, дернулся. Кровь толчками покидала тело. Стайлз мигом кинул на пасть медвежью шкуру и придавил собой, тем временем хватая кинжал и лезвием надавливая на рану. − Р-ра! Уши оглушило. Завоняло паленой шкурой. Стайлз перестал дышать. Как только волк перестал дергаться, он испугался, вскочил, снимая попону с хищника. Слабо, но дышал. Покопавшись в своем тобольце, Стайлз выудил оттуда листья календулы и чашу. Влив туда немного воды, он размельчил там растение, чтобы получить лекарство, какое делала его мать, чтобы смазать раны отца. Когда ее не стало, эта обязанность передалась ему до тех пор, как почил отец. Он вылил зелье на листок покрупнее и приложил к ране, заметив, что её удалось прижечь. Волк тяжко дышал и, видимо, уснул, так что Стайлз решил снять одежды, чтобы высушить их. Хотя костерок уже погас, другой он не собирался разжигать, дабы не привлечь внимание. Одну ночь померзнет, а остатки вчерашней куропатки доест сырыми. − Волче? − позвал он. Тот вовсе не шелохнулся. Но Стайлз все равно встал и положил небольшой кусочек рядом с пастью и оправдался: − Чтобы ночью не лез за моей ногой. Именно за такие поступки его в поселении не любили. Жалость выжить не поможет, − говорили ему. Глухая ночь вступила в свои права. Луна ярко светила на небе. А лес будто ожил после дневного сна. Сначала Стайлз не спал, боялся, дабы не забрел в их житие какой-нибудь крупный хищник, но веки сами слиплись и он даже не успел понять когда.