Каратель и Карен

— … я боюсь, — закончил Фрэнк свою исповедь перед ветеранами, и какое-то время все молчали. Каждый из этих людей потерял не только ногу или руку, не только шрамы и увечья несли они на себе. Изломанная психика, опаленная навечно душа солдата — с этим трудно вписаться в нормальную жизнь. И — да, эта нормальная жизнь страшила их всех, страшила больше, чем ставшее привычным кровавое месиво войны. С работой ему помогли — как всегда, Кертис, кто же еще. Бывший морпех и бывший разыскиваемый преступник Фрэнк Касл стал законопослушным тренером детского спортивного клуба Питом Кастильоне. И был рад этому. Трудные мальчишки из неблагополучных семей… А какие еще семьи могут быть в этом районе, где каждый мужчина или сидит в тюрьме, или занимается тем, за что его рано или поздно посадят? И женщины им под стать — разбитные шалавы, которые плевать хотели на собственных детей, или забитые, умученные мужьями и жизнью жалкие куры. Фрэнк жалел этих волчат, а они обожали его. Если хоть парочка из них спрямит свою жизнь, так криво начавшуюся в этой дыре, — может быть, там, наверху, ему простится кое-что из того, о чем не хочется вспоминать. Что приходит ночами в солдатские сны и заставляет просыпаться с воплем ужаса или ярости. Она, Мери, тоже продолжает приходить, но теперь все реже. — Отпусти меня, Фрэнк, — говорит она с грустной улыбкой, которая когда-то сводила его с ума. — Я подожду тебя здесь, а ты живи, только отпусти меня, милый. Ведь это невыносимо… Он просыпается и отрывает от подушки заплаканное лицо. Легко сказать — живи дальше. А на что опереться в этой новой жизни? Он по-прежнему посещал встречи ветеранов у Кертиса. Слушал о проблемах других: о старых травмах, о гадах-начальниках, о трудностях с женщинами — они делятся друг с другом всем. Сегодня речь как раз о женщинах.  — А что у тебя на этом фронте, Фрэнк? — шутливо подначивает Кертис. — Небось, мамаши твоих сопляков проходу не дают, а, солдат? Остальные ржут, как школьники. По правде говоря, ему и сказать-то нечего. Он никогда не представлял рядом с собой другую женщину, только Мери жила в его сердце. Фрэнк, отпусти меня… Возможно, ему и впрямь следует отпустить ее и позволить себе жить. Любить и быть любимым. Чувство вины и горечь утраты нахлынули с новой силой. Нет, это не для него. После всего, что он сделал, счастья он недостоин. Уже дома, засыпая, он отчего-то вдруг подумал о Карен Пейдж — глаза, полные сострадания, когда она смотрела на него, светлые волосы. Совсем не похожа на Мери. Вспомнил, каким она держалась молодцом, когда обезумевший Луис взял ее в заложники. Как яростно защищала его самого — в то время, когда на него была объявлена охота. Как помогала ему, рискуя всем. Он был вовсе не глуп и не так бесчувственен, как хотел казаться. И понимал, что, возможно, мог бы понравиться ей, встреться они при других обстоятельствах. Должна же быть какая-то причина, по которой она всегда была на его стороне. А он, получив прощение и чистую биографию, — и это после всего-то! — даже не удосужился поблагодарить ее как следует. А вдруг она в опасности? С журналистами-расследователями случается всякое… А вдруг ей нужна помощь?! Человек скорых решений, в этот раз он мучился несколько дней, придумывая предлог навестить Карен. Сам удивлялся, как это раньше мог просто возникать в ее жизни из ниоткуда и просить о помощи. А теперь, когда просить ни о чем не нужно — что же, он ввалится к ней, как дурак… и что скажет? Он с тоской подумал, что надо бы купить цветы. И тут же вспомнил, как принес цветы жене Дэвида Либермана, товарища по несчастью, когда того считали мертвым… В тот раз нужен был предлог зайти и проверить, как там семья Дэвида. Бедный Либерман сидел и пялился на экраны своих камер наблюдения, пока Фрэнк делал вид, что подкатывает к его жене. ОК, все было невинно и нужно для дела, к тому же с согласия мужа… Но черт, ему доставляло удовольствие воображать, как скрежещет зубами его приятель, глядя на громилу с букетом, который вваливается к его «вдове». Фрэнк оскалился в пиратской усмешке, которая, впрочем, тут же сменилась привычно мрачным выражением лица. Почему тогда это вышло так легко, а теперь, когда нужно принести цветы Карен и наконец поблагодарить ее по-человечески за все — почему это так трудно? Ему вдруг пришло в голову, что хорошо бы сначала позвонить ей, договориться о встрече. Он даже набрал знакомый номер, но тут же нажал кнопку отбоя. Говорить он не мастак, особенно, когда вроде бы не о чем. Да и она могла понять как-нибудь не так. Еще решит, что он ее на свидание приглашает. Он хмыкнул, потер затылок. Вот уж нет, он просто убедится, что с ней все в порядке, а то мало ли что.

***

Сумев оттянуть свой визит еще на два дня и примерив зачем-то три рубашки, он разозлился, надел первую попавшуюся четвертую, купил букет и по дороге долго вспоминал, прилично ли дарить цветы в подарочной бумаге или следует ее снять. На этот счет существовало твердое правило, это он знал точно. Но вспомнить его не мог. За мучительными размышлениями проскочил нужный дом, пришлось вернуться. Окна Карен были темны, и он решил подождать ее внизу. Через какое-то время надумал все же содрать гребаную бумагу и сломал при этом цветок. В панике припомнил, что насчет количества цветов тоже вроде существовали какие-то правила. Что-то там про четное-нечетное… Он приуныл окончательно, к тому же урны поблизости не оказалось, и ненавистная бумага из-под букета по-дурацки топорщила карман. Фрэнку нестерпимо захотелось на войну.

***

Когда парочка вышла из-за угла, он в последний момент успел отшатнуться в темноту. Они ничего не заметили, увлеченные разговором. Карен весело смеялась, а отвратительный хлыщ рядом с ней сиял начищенными ботинками и уложенной шевелюрой, сразу напомнив ему Руссо. Того Билли Руссо, каким был его заклятый друг, прежде чем Фрэнк обезобразил его лицо. Лощеный красавчик, сразу видно — мерзавец. И чего это ему надо от Карен?! Фрэнку почему-то не приходило голову, что Карен может быть не одна. Что она встречается с кем-то, спит с кем-то, может быть, даже собирается за кого-то замуж. Или уже замужем?! Да нет, ни черта подобного, прощаются у двери. Фрэнк ощутил злорадство, которое сменилось бешенством, когда он увидел, как хлыщ по-хозяйски привычно целует ее. Он напряг слух. — Деннис, это был прекрасный вечер, спасибо тебе. — Возможно, я могу рассчитывать на чашечку кофе? Нет!!! Карен, пошли его немедленно! — Прости, Деннис, я так устала, а завтра сдавать материал, — замялась Карен. — Может, в следующий раз? Вот так-то, обломись! — Ловлю на слове, — засмеялся мужчина, и Фрэнк остро пожалел о том, что оставил дома автомат. — Пока, — она нежно улыбнулась и направилась к двери, роясь в сумочке. — Увидимся, — самодовольным тоном произнес гад и пошел ловить такси. Ты что, Карен, где твои глаза?! Да он просто хочет залезть к тебе под юбку, а ты щебечешь с ним, будто ни в чем не бывало?!

***

Фрэнк выбросил совсем уже неприглядный букет и зашагал домой. В нем клокотала ярость. Какого черта, что происходит?! Здравый смысл на периферии сознания робко напомнил ему: нет ничего удивительного в том, что у красивой молодой женщины есть поклонник. Что она не сидит и не ждет, пока в ее дверь постучит псих со зверской мордой и сложной биографией и в очередной раз попросит ее рискнуть карьерой, а то и жизнью. Что у нее случаются свидания, романы, все то, что у них, женщин, бывает… Он быстро заглушил эти мысли. Ясно же, что она в опасности! И сама не понимает, как рискует. А что если он подослан, этот скользкий тип? А что если ей мстят за одну из разоблачительных публикаций? А что если… кто-то пронюхал про ее контакты с ним? Мгновенный выброс адреналина. Он продышался. Как можно быть такой легкомысленной, такой наивной?! Фрэнк решил, что должен выяснить о поклоннике Карен все, причем немедленно, пока не поздно. Если с ней что-то случится, он себе не простит. Старые навыки не забываются. Фрэнк проследил за мерзавцем и выяснил, где тот живет. В отсутствие хозяина пробрался в роскошный пентхауз в одном из этих модных дорогих районов. Ничего особенного не нашел, что только усилило его подозрения. Последующая разведработа принесла весьма скудную информацию: тип называл себя Деннисом Бичемом и представлялся брокером. Лихо окопался, гад, подумал Фрэнк. Без спецоборудования такого не возьмешь. Придется обращаться к Дэвиду. Он позвонил Либерману и назначил встречу на пирсе. Местность вокруг хорошо просматривалась, подслушать их было невозможно, но Фрэнк был начеку. Дэвид растолстел и выглядел еще более гражданским, чем раньше. Он заулыбался было обрадованно, однако, натолкнувшись на напряженный суровый взгляд друга, скомкал слова приветствия и сразу перешел к главному: — Что стряслось, Фрэнк? Тебе нужна моя помощь? — Я надеялся, что ты спросишь. Дело в Карен. — Ну наконец-то! — оживился Либерман. — Я всегда думал, что вы с ней… — Ты о чем вообще? — не понял бывший вояка. — Карен в опасности! — А… — поскучнел Дэвид. — Каратель опять на тропе войны. Не втягивай меня в свои игры с законом, Фрэнк, моя жизнь только вошла в нормальную колею… Его друг молчал, сверля его беспощадными черными глазами. — …ну ладно, — сдался Либерман, — что там с Карен? — Около нее вьется подозрительный тип, выдает себя за брокера. Я пошарил у него дома — парень настоящий профи, не оставляет никаких следов. — Ты… что?! Я правильно понимаю: ты вломился в квартиру к человеку, который… ухаживает за Карен? — Ну да, не мог же я завалить его сразу… — задумчиво почесал затылок Фрэнк. — Дэвид, надо понять, на кого он работает! Либерман посмотрел на друга долгим внимательным взглядом. — Скажи, дружище… — начал он осторожно, — тебе на минуточку… только на одну минуточку! — не приходило в голову допустить, что парень этот — настоящий брокер, и ему просто нравится Карен? — За кого ты меня принимаешь?! — взъярился Фрэнк. — Я нутром чую, тут что-то нечисто! Я хотел бы контролировать ситуацию, Дэвид. Выясни о нем все — я хочу знать, что он делает, что ест, чем дышит и чем задницу подтирает. И эта информация нужна мне срочно! — Я не делаю больше ничего нелегального, — предпринял последнюю слабую попытку бывший хакер. Но его друг, натянув капюшон, уже уходил в ночь упругой неслышной походкой «морского котика».