Хён, посмотри со мной порно.

Кончай, малыш Чонгукки. Уже неделю Чонгук активно расслабляется в душе от одного воспоминания об этом томном шёпоте. А-ах, хён- Уже неделю Юнги находит повод отлучиться на пару минут с тренировки, потому что Чон, который шумно выдыхает во время практики - зрелище не для слабонервных. Опять же, что одному, что другому знать об этом, конечно же, необязательно. Вообще они пытаются как можно реже встречаться взглядами, касаться друг друга. Даже то, что они стоят рядом, вызывает внутреннюю панику у обоих. А у Чонгука щёки и вовсе алеют, стоит ему заметить хёна поблизости. Старший же попросту отворачивается или, ворча, надолго закрывается в студии. Он, по правде сказать, изо всех сил держится, чтобы не напроситься на ещё один сеанс - настолько ему понравилось звуковое сопровождение. И вот удача подбрасывает ему бесплатный VIP-билет - в воскресенье общежитие опять будет пустовать. На этот раз Хосок захотел пойти в новый парк развлечений. После его захватывающего описания аттракционов, прерывающегося многочисленными возгласами по типу "Бум! Вжик! Чух!", в глазах Чимина и Тэхёна заблестели ребяческие звёздочки, и они вдвоём охотно согласились составить компанию. Намджун уже договорился встретиться с одним знакомым продюсером, а Джин заранее спланировал навестить родителей. Хосок, естественно, на троих людях останавливаться не собирался, поэтому следом за отговорками двух Кимов кухню залило звонкое и радостное: "Юнги и Чонгук, вы тоже идёте с нами!" И Чон вроде бы не против пойти и подуреть на американских горках, но его хён с огромным энтузиазмом отмахивается от затеи. Поэтому когда Хосок воодушевлённо и с надеждой спрашивает: "А ты, Чонгук?", младший решает, что американские горки для его уже не совсем здравого рассудка можно устроить и в, так сказать, домашних условиях. Хосок был немного разочарован решением Чона, хотя и ненадолго. Он внезапно вспомнил, что организаторы мероприятия обещали бесплатное мороженое, поэтому "как хотите - нам больше достанется". Чонгук, на самом-то деле, очень хочет сказать Юнги спасибо. За то, что согласился посмотреть с ним такие неприличные вещи, за то, что не прогнал и не насмехался; за то, что не отверг его чувств, а принял их. С того дня у младшего эхо в ушах. Хён, я люблю тебя. И я тебя. Очень сильно. Может Юнги просто хочет быть хорошим старшим для Чонгука? Делает вид, что понимает и принимает его чувства, только ради того, чтобы не ранить Чона. А если то, что сделал с ним Мин было простой игрой? Может хёны часто так развлекаются, а он, маленький, глупый, наивный мальчик воспринял это слишком серьёзно? Чонгук часто об этом думает теперь. О том, что произошло, о прикосновениях, о голосе хёна, но больше всего - о своих чувствах к нему. Теперь он начинает понимать - Юнги всегда был для него больше, чем другом. В любое время дня и ночи, независимо от ситуации, он был рядом. Выслушивал длинные рассказы о всяких подростковых проблемах в школе, серьёзно к ним относился, давал совет. Юнги всегда был хорошим слушателем и товарищем. Заглядывал в зал, беспокоясь, не слишком ли он изнуряет себя тренировками, попутно спрашивая о том, что он хочет на ужин. Юнги всегда хорошо заменял маму. Обнимал содрогающееся в рыданиях тело, когда хотелось покончить с этим всем, гладил по спине и успокаивал, сидя с ним на кровати, ночь напролёт. Юнги всегда был рядом. Может Чонгук попросту привязался? Каждому ведь нужно крепкое плечо друга, чтобы поплакаться и выговориться. Это нормально, нет в этом ничего необычного. Зато есть что-то необычное в том, что Юнги самый красивый со своим ростом и узкими глазами, самый прекрасный вокалист со своими хриплыми высокими нотами, самый лучший рэпер со своим немного шепелявым произношением. А ещё необычно то, что у Чонгука бабочки в животе, когда хён на него смотрит, или, о боги, легко и случайно касается его кожи. И вообще Мин весь такой необычный. Чудный, словом. Не такой как все. Чонгук опять не спит ночью, ведь Юнги всего этого не знает. Он знает лишь то самое "люблю" и не раздумывая отвечает легкомысленное "я тоже", словно отбивая мяч, не желая прерывать игру. Но факт остаётся фактом. Юнги оказал Чонгуку услугу, а Чонгук: 1. никогда не остаётся в долгу; 2. всегда выполняет обязанности старательно и на отлично. Поэтому он намерен провести это воскресенье рационально.

***

- Хорошо повеселитесь и обязательно покатайтесь на самых страшных американских горках! - Чонгук захлопывает за шумными хёнами дверь, махая рукой на прощание. Он, для меньшей подозрительности, делая вид, что потерял что-то, обходит все комнаты. В общежитии и правда никого. В коридоре пусто и тихо. Юнги сейчас наверняка в своей комнате, листает ленту в Твиттере и дожёвывает утреннюю гренку с абрикосовым джемом. Чонгук бесшумно подкрадывается к чёрной матовой двери, но, к своему величайшему удивлению, слышит явно не хруст золотистой корочки тоста. Хрустит что-то другое, вероятно позвонки. Чонгук ещё ребёнок, поэтому 21 год - явно не возраст, чтобы отказывать себе в удовольствии смотреть на происходящее по ту сторону через замочную скважину. Сейчас он готов самостоятельно оплатить весь бюджет этого фильма, потому что то, что Чон видит на отнюдь не аймаксовском экране бьёт все существующие в его подсознании рейтинги. Юнги сидит в чёрном кожаном кресле, приспустив резинку домашних нежно-розовых шорт и, поглядывая на экран стоящего на журнальном столике ноутбука, медленно надрачивает. Оглаживает неспешными движениями всю длину, вздрагивает, еле затронув яички, постепенно поднимается выше. Надавливает на налитую, набухшую головку большим пальцем и хрипло стонет, выгибаясь в спине. Чонгук уже начинает искать причины, чтобы слинять с завтрашней тренировки, потому что смотреть на то, как Юнги будет пластично прогибаться, сил просто не будет. В этот момент Чону кажется, что ему послышалось. Он опять бесстыдно фокусирует свой взгляд на человеке в комнате и параллельно придерживает так и норовящий упасть подбородок. Хён кончает, немного пачкая спермой бедро, при этом выкрикнув хрипло: "Чонгукки". Младший будто слетает с катушек, полностью теряя те самые, прибережённые на сегодня, остатки здравого рассудка и не придумывает ничего лучше, как торжественно открыть дверь в комнату. Его же позвали. Немного непривычно, конечно, но всё же. Юнги широко открывает глаза, опирается двумя руками на диван. Уже тихо и по слогам проговаривает: - Чон-гу-кки? Он явно опешил, ведь спросил, опять повысив голос на тон. - Да, это я. Ты меня звал, хён. Ах! Я, наверное, совсем не вовремя! - пафосный голос, лукавая усмешка в глазах. Минутка уходит на то, чтобы Юнги наспех надел шорты обратно и затем сообразил, что к чему. Чонгук может поклясться, что видит весь мысленный процесс насквозь. Кажется, он слышит звуки поворачивающихся шестерёнок. - Ах, да. Ты и правда не вовремя, мелкий, - спустя какое-то время он пытается звучать твёрдо и зло, но голос предательски дрожит. Чонгук был бы не Чонгуком, если не заметил испуганных, бегающих туда-сюда глаз своего хёна. Он стал медленно подходить к креслу и присматриваться к экрану ноутбука. - Оу, Юнги-хён, не знал, что тебе такое нравится, - кривляя ранее сказанные самим хёном слова. Мин, услышав насмешливый тон и увидев самодовольную ухмылку, еле удержался, чтобы не выпалить: "Всё из-за твоих грёбаных стонов, дебил". Но вовремя взвесив, в какой ситуации он оказался, начал тихо и спешно лепетать: - Ч-Чонгукки, я могу сделать, что скажешь, только не рассказывай другим, - Юнги мысленно готовится к самому худшему, типа мойки полов или выполнения всех домашних обязанностей младшего на протяжении недели. - Какой мой хён компромиссный, - дразнит, словно маленького ребёнка. - Сделаешь всё, да? Юнги неприятно такое обращение. Тот, у которого ещё молоко на губах не обсохло, позволяет себе так унижать его. Сюсюкается, играется, как с пятилетним дитём. Только вот Мин не знает, шепчут ли томно маленьким детям на ухо: - Тогда что бы сейчас не происходило, не двигайся с места. Чонгук захлопывает ноутбук и усаживается на корточки перед креслом. Затем спускает с Юнги шортики и округляет глаза от удивления. - Хён?.. - сначала тихо и неуверенно озывается Чон. - Ты опять взял моё бельё? Это скорее утверждение, а не вопрос, но в глазах у младшего ни малейшей укоризны, лишь ласковый взгляд. Юнги теперь по цвету напоминал свои розовые шортики. "Это ещё кто тут ребёнок", - думает Чонгук. - Своё бельё я положил в стирку, не делай из этого драму, мелочь. Младший смеётся, гладит старшего по носу, который он упорно морщит. - Ну-ну, Юнги-я. А как же "Я хочу доминировать над тобой"? Юнги до кончиков ушей стал алым. И правда, сидеть в кресле перед этим маленьким дьяволёнком, придумывать отговорки по поводу белья и выполнять то, что он говорит, не совсем похоже на доминирование. - Чонгук! - Юнги делает попытку вскочить с кресла, но младший быстро опускает его на место, немного сжимая крепкими руками худые бёдра. - Куда это мой хён собрался? Хотел побежать к другим и рассказать им о своих увлечениях? М? - Чон поглаживает белую кожу бёдер, медленно ведёт руками от коленок и до самого паха, немного приподнимая шорты. - Надеюсь, ты не забыл о своём обещании делать всё, что я скажу? Младший снова несильно, но ощутимо надавливает на белую кожу, оставляя на ней красноватые следы. Мучительные движения выбивают из Юнги первый тяжёлый выдох. Чонгук ухмыляется пуще прежнего и стягивает, как уже выяснилось, своё собственное бельё. - Чонгук, что ты- Дрожащий голос хёна прерывается его же протяжным стоном, когда Чонгук берёт сразу полдлины. Дав всего лишь на мгновение ощутить тепло своего ротика, младший отстраняется и шаловливо улыбается, обнажая свои белоснежные кроличьи зубки. - Я тоже хочу сделать тебе приятно, хён. Юнги жалеет, что не имеет возможности записать это зрелище на видео. Ещё один любимый порно-ролик с его, несомненно, любимым актёром Чонгукки в главной роли. Мин останавливал бы видео каждый раз только ради того, чтобы посмотреть на эту самую прекрасную в мире улыбку. И сейчас, увидев её перед собой в энный раз, он словно перебирает карточки подсознания, роется в памяти, получает флэшбеки. Вот Чонгук улыбается для их первого коллективного фото; вот он смеётся с глупой шутки на шоу; а тут он, ужасно уставший, но неимоверно счастливый, машет со сцены визжащим фанаткам, накинув на плечи американский флаг. Юнги помнит каждую такую улыбку, ведь каждый раз при её виде, сердце делало кульбит и Мин невольно поднимал уголки губ. А ещё помнит, что когда-то давно, пару лет назад, от последнего резкого движения лезвия по бледному предплечью его остановила лишь эта одна улыбка и радостное, звучащее эхом где-то вдалеке "Шуга-хён!" - Шуга-хён! Голос младшего вырывает Юнги из пелены воспоминаний. Он всё ещё сидит в чёрном кожаном кресле, удерживаемый когдаонуспелихнакачать сильными руками того самого Чонгукки. - Ты задумался о чём-то? Ахах, это тебя всё равно не спасёт. Сейчас ты уже не сможешь думать ни о чём другом, кроме своего члена. Юнги не успевает ответить - мгновенная наглая ухмылочка и Чонгук опять в деле. Он снова вбирает сразу половину, обволакивая её теплом и влагой. Затем заглатывает глубже, практически всю плоть. Упираясь носиком в небольшую полоску волос, начинает медленно двигать головой. Руки он по-прежнему немного сжимает на молочных бёдрах, создавая констраст мягкости и грубости. Юнги еле держится, старается не издавать звуков, прокусывает сбоку ладонь до крови, чтобы не застонать от накатывающей вместе с мокрыми мягкими губами Чонгука волны наслаждения. Младший вновь выпускает возбуждённую плоть и в этот раз сам краснеет. Юнги снова тяжело выдыхает и смотрит затуманенным взглядом на сидящего между ног тонсэна. - Хён, то что я сейчас буду делать... В общем... Я никогда не делал подобного и не знаю, понравится ли тебе. Но... я правда очень хочу, чтобы моему хёну было хорошо! Опять эта кроличья улыбка, в этот раз ещё и немного застенчивая. Сердце Юнги пропускает удар, мозг наотрез отказывается фильтровать только что полученную из этих развратных малиновых уст напротив информацию. Мин опять не успевает позвать оператора, чтобы заснять этот сводящий с ума момент - Чонгук дует на налитую кровью головку. Складывает так свои невинные детские губки трубочкой и дразнит до предела возбуждённый орган, выдыхая тонкую струйку воздуха. Мин дёргается от неожиданной ласки, вжимается руками в кресло до побеления костяшек. Дальше - лучше. Чонгук обводит головку самим кончиком языка, еле касаясь, и, о боги, это действует лучше всяких ласк. Юнги начинает тихонько скулить, не переставая мелко дрожать, постепенно теряя связь с реальностью. Чонгук с первого раза нашёл ту самую слабость - старшему нравится, когда его мучают. Нравится, до одури нравится, когда возбуждают до предела и не дают ощутить всё наслаждение полностью. Когда короткие ногти слегка впиваются в кожу, оставляя на ней алые полумесяцы. Когда лёгкая боль приводит в чувства, не даёт нырнуть с головой в одуряющее море удовольствия. Чонгуку об этом необязательно было знать, но, кажется, он и сам догадался. Хорошенький малый так старательно обводит сейчас каждую венку, прикрывая глаза, шумно выдыхая, щекоча дыханием плоть. Затем доходит до самих яичек и еле касается их шершавым язычком. Теперь Юнги зажмуривает глаза, громко и бесстыдно хрипло стонет, держится из последних сил, чтобы не кончить. Чонгук будто знает, тонко чувствует своего хёна, поэтому отстраняется. - Юнги-хён! А теперь смотри вниз и ни в коем случае не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты всё видел! Голос такой чистый - и правда детский. И рот, что выбивает из Юнги пошлые стоны - тоже детский. Как и щёки, которые младший старательно втягивает. Ребёнок вбирает всю довольно-таки большую длину, искусно лижет. Юнги прогибается в спине до хруста позвонков - так хорошо ему ещё никогда в жизни не было - и, конечно же, забывает про проставленное правило, запрокидывая назад голову, прикрывая веки. Чонгукки наблюдательный мальчик, поэтому мгновенно реагирует на нарушение - уже царапает коготками бёдра, надавливая на кожу сильнее, так, что Мин вскрикивает от боли. - Я сказал вниз, Юнги-я. Старший с огромным трудом опускает взгляд и, кажется, чувствует, как душа покидает тело. Малыш Чонгукки обхватил его ствол пышными малиновыми губами, он двигает головой в свободном, удобном ему темпе. И всё время смотрит невинными глазками вверх, на миг не отрываясь. Юнги соединяет свой взгляд с шоколадными радужками, которые сейчас словно изнутри подсвечиваются тёплыми солнечными лучами. Бесстыдно красиво. Чонгукки продолжает втягивать щёки, горячо облизывать плоть, при этом мастерски пряча свои кроличьи зубки. Мысль о том, что это всё слишком неприлично приятно медленно растворяется в предоргазменных судорогах. - Ч-Чонгукки, я сейчас-, - так стыдно, что краснеют щёки; но Юнги смотрит прямо в глаза. Младший не отрывается от члена, лишь довольно улыбается, прищуриваясь, и заглатывает в последний раз так глубоко, что Мин чувствует, как головка упирается в горячую мокрую глотку. Юнги кончает с хриплым, сорванным стоном-рыком. Малыш Чонгукки послушно сглатывает всю сперму, напоследок обводя влажным языком головку. - Спасибо, хён, - Чон уже в третий раз фирменно лучезарно улыбается, одевая на старшего шортики. Младшенький буквально светится от счастья, а Юнги вовсе понять ничего не может: - Чонгукки, ты о чём? - опешил Мин. - Это я должен тебя благодарить. Мне ещё никогда не было так хорошо. Чон поднял полный удивления и радости взгляд на Юнги: - Правда? - Правда, малыш. Младший покраснел. Хорошо, что хён не знает о его странных фетишах. Чон с ума сходит, когда с ним обращаются, как с ребёнком; когда есть тот, кого хочется слушаться; когда надо заслуживать похвалу хорошим поведением. Чонгук сейчас думает, что Юнги не отдаёт себе отчёта о том, какую черту в подсознании своего тонсэна он пересёк. Может он и сейчас просто играется его чувствами, легкомысленно не думая о последствиях? Как и в прошлый раз. Юнги наверняка не знает, что простое "Чонгукки", вызывает у младшего рой бабочек в животе и еле заметный румянец на щеках. И, наверное, никогда об этом не узнает, если только Чон не скажет ему прямо. Здесь и сейчас. Терять ему нечего. Младший мгновенно опустил большие карие глаза в пол, стал серьёзным, даже немного хмурым. - Чонгукки?.. - Хён. - Да, что-то случилось? Мне жаль, что- Младший резко поднимает на старшего отчаянный глубокий взгляд. - Ты меня правда любишь? Юнги широко открывает глаза - он не ожидал вопроса. И вмиг опять всплывает в сознании его звонкий беззаботный смех, полная самоотдача на тренировках, безупречная высокая нота на концерте, потеря сознания, его День рождения, слёзы и нервный плач, рассвет на холодном балконе с цветастым покрывалом на плечах, его самая прекрасная в мире улыбка и самое трогательное "Шуга-хён!". Юнги садится рядом с ним на пол, бережно обхватив бледными ладонями детское личико. Мин смотрит прямо в карюю бездну, медленно и уверенно говорит: - Ты тот, о ком я думаю перед тем, как закрываю ночью глаза; ты первый, о ком я вспоминаю с утра; ты тот, за которого я волнуюсь больше, чем за себя; ты один, за чью улыбку я бы нераздумывая отдал жизнь; ты единственный, кого я когда-либо любил. Юнги несмело подаётся вперёд, нежно касаясь дрожащих малиновых губ своими. Чонгук робко отвечает, прижимаясь чуть ближе. Поцелуй короткий, воздушный, по-детски невинный, но такой непередаваемо важный и особенный для обоих. Чон, едва оторвавшись от губ Мина, заливается слезами и негромко всхлипывает. Юнги сразу же крепко-крепко обнимает своего малыша, а он, в свою очередь, укутывается в самые тёплые и дорогие во всей вселенной объятия хёна.