Я — твоё оружие

      У Леонардо планы — один безумнее другого: некоторые предусматривают отступление младших братьев и отвлечение врагов на себя, пока ценный груз бережно опускают в фургон.       Всю дорогу до машины Рафаэль скрипит зубами и не сводит с Лео тяжёлого взгляда. Сердце требует остаться рядом и прикрыть от ударов противника, но его порывы подавляются безграничным усилием воли. Эта миссия отличалась от прочих и требовала концентрации. Никаких лишних деталей и, тем более, никакого самоуправства. Леонардо рискует жизнью; одно неверное движение — и схема рухнет, как карточный домик, погребая под собой выполненные многоуровневые фазы.       Рафаэль корчит гримасу всеобъемлющей ярости и цепляет сай, что до хруста сжимал в крепкой хватке пальцев, на пояс рукоятью вверх. Руки дрожат.       — Так надо, Раф. — Голос умника, обычно размеренный, а ныне же проникнутый тщательно скрываемым рвением броситься наперекор твёрдому решению лидера, однако, заражает неуёмного брата предельной сосредоточенностью. Донателло говорит так, будто сам верит в успех миссии, и психологическая уловка срабатывает. Им придётся оставить Леонардо одного.

***

       По прибытии черепашек домой, расписанные фресками стены, вместо звенящего смеха, охватывает непривычная и жуткая тишина. Вечером на кухне горит свет. Рафаэль сгорбившись сидит на деревянном стуле и уперев локти в стол. Из-под ладоней, сложенных пирамидой у губ, проглядывает хмурое выражение. Всё прошло гладко, но утомлённый неутешительными мыслями разум вопит, одно за другим выплёвывая ругательства.       Микеланджело, замерев на пороге, неуверенно молчит. Поговорить бы, но Рафаэлю не до пустой болтовни.       — Идите спать. Оба. — Погружён в себя, никого не воспринимает... таким его видели редко. — Я сам встречу Лео и выбью из него всю дурь. — Угроза звучит отстранённо и несколько неправдоподобно.       Когда рядом нет Леонардо, Рафаэля накрывает эфемерным облаком ответственности. Терпение черпается из недр переживаний младших братьев и, накапливаясь, скрывает бушующий ураган чувств где-то глубоко-глубоко в груди. Если Бесстрашный, придурка кусок, не заботится о мелких, кто-то должен временно взять на себя эту его обязанность.       — Не убейте друг друга, — пытается пошутить не менее взволнованный Микеланджело и послушно уходит.       Донателло — на нём лица нет — безмолвно перебирает имеющиеся у них лекарства. Вдруг?.. не думать бы о худшем.       Когда стрелки часов переваливают за полночь — тихой поступью, чтобы никого не будить, возвращается Леонардо. Поцарапанный, кое-где в кровоподтёках, с вывихнутым левым запястьем, но живой.       Живой.       Рафаэль останавливается как громом поражённый посреди гостиной, не надеявшийся дождаться. После чего, не церемонясь, в два шага преодолевает разделяющее их расстояние, сгребает брата в охапку и крепко прижимает к груди.