lettera

«Придет ли он? А если нет? Что мне делать тогда? Не просить же снова выслать деньги! Их почти совсем не осталось, только немного на еду», — думала Кэти, слоняясь по квартире, как неприкаянная. — Не знаю, что делать мне, — произнесла девушка вслух. — Я всего лишь жалкая смертная, которая посмела вторгнуться в его жизнь, пусть и жизнью это назвать было сложно. Смогла ли я помочь ему или только разбередила душу? Кто я, а кто он?.. С последним ее словом входная дверь тихонько скрипнула, отворившись. «Я что, не закрыла ее?» — мелькнуло в голове. Она приросла к полу, чувствуя, что сердце срывается камнем вниз. Через секунду перед ее глазами вырастает знакомая фигура, и Кэти вновь не верит глазам: он же говорил, что придет, но все равно видеть его кажется ей чем-то нереальным, немыслимым… Молчание несколько безумно долгих секунд, таких долгих, что Кэти готова была закричать, не в силах его выносить; пусть он скажет все, что угодно, пусть сейчас свернет ей шею, если пожелает, но не молчит, изучая огромными, печальными глазами. Они навсегда останутся такими: чуть подернутые дымкой, которая делала их менее ясными… Она никогда не смогла бы изменить это. Кэти приоткрыла рот, но не решилась ничего сказать, первое слово так и застыло у нее на губах. — Я подумал, что тебе лучше… Марк замолчал, видя, как изменилось лицо. По его выражению он прочел, что она все поняла без лишних слов. «Я знала… знала… иначе не могло быть… он не оставил бы меня… не смог…» — Так будет лучше, — медленно произнес вампир, внимательно всматриваясь в ее черты. — Я все обдумал, для тебя уехать будет самым оптимальным вариантом. Я оценил твое безрассудство, смелость и твой риск — ты очень отважна, и поэтому я благодарен тебе за это и готов и хочу отпустить, пожелав тебе только счастья. Оставаться со мной в Вольтерре тебе небезопасно, а раз я ценю твой поступок, значит, не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты можешь уезжать. — Маркус… — родное слово все же сорвалось с ее губ, и вампир незаметно вздрогнул от той интонации, с которой смертная произнесла его имя. — Если ты останешься, женское сердце начнет надеяться вопреки всему, ты, даже отгоняя от себя свои желания, стараясь не думать об этом, все равно будешь ждать и надеяться, а я этого не хочу. Я же все прекрасно вижу и понимаю, — произнес древний мягче, почти с теплотой. — Я бы ничего не ждала, не смела давить на вас, никогда ничего не просила, только видеть вас иногда, в сумерках, среди стен этого города… — посмела выдавить она еле слышно, так тихо, что только острый вампирский слух мог расслышать сказанные слова. — Милая девочка, — произнес Маркус с неожиданной нежностью в голосе, и это не замедлило еще большей болью отдаться в сердце девушки. — Я не хочу так тебя мучить, неужели не понимаешь? Было бы просто общение, возможно, если бы ты не была в меня влюблена, если бы втайне не надеялась спасти меня! — Марк, я не смею… — Сказать — нет, я это уже вижу, но думать, желать… Я не хочу, чтобы ты кормила себя ложными надеждами, оставаясь в этом городе, видя меня иногда или разговаривая со мной… Неужели ты не понимаешь, что я хочу помочь тебе? — Помочь? Мне? — откуда-то взялась смелость, и ее голос обрел твердость. Кэти почти с вызовом посмотрела ему в глаза. — Тебе, ибо, как я уже говорил, я не желаю тебе зла, оценив все то, что ты для меня сделала. Мы оба понимаем к этому дню, что это было бы не просто общением хотя бы с твоей стороны, и на меня бы давила твоя любовь, я читал бы ее в твоих глазах, но не мог бы ответить. И не знаю, когда смог бы! Прошли бы годы, возможно, а ничего бы не изменилось. Ты, возможно, пожелала бы стать бессмертной, но ради надежды на лучшие дни обращать тебя было бы крайне жестоко. «И это говорит мне Вольтури?» — пронеслось в ее голове. — Я вчера совершил ошибку, что оставил тебя, не дав уехать с билетом в руках, за это прости. «Он все же другой, он отличается от них всех», — пораженно думала она и почувствовала, что глаза застилают слезы. — Ты стала интересна мне, не отрицаю, и я хотел узнать тебя получше, о твоем странном даре, что ты еще знаешь, что видишь… «Знал бы ты, Маркус, знал бы только!» — подумала Кэти. — … поэтому я не хочу держать тебя в подвешенном состоянии, — слышала она уже, словно сквозь сон, — не хочу причинять тебе еще большую боль, подвергать тебя опасности… «Какое милосердие! — подумала Кэти, сцепив зубы. — А себе шанс дать ты не хочешь? Вдруг я бы смогла хоть как-то… хоть немного…» — Ты слушаешь? — его голос вывел ее из минутной задумчивости. Кэти кивнула и оперлась о комод, по которому вчера он провел пальцем, стирая пыль. Вид у нее был измученный, лицо осунулось, а щеки впали. Этой ночью, как ни старалась, как ни уговаривала себя, уснуть она не могла, да и предыдущие дни сказались на ее внешности. Кэти, подумав об этом, криво ухмыльнулась. — И о чем ты думаешь? — Что неважнецки выгляжу, — призналась Кэти, чем вызвала на лице Маркуса почти улыбку. — Я все понимаю… — Не жалейте меня, — выдавила она сквозь зубы, лицо ее посуровело, черты стали резкими. — Почему? — алые губы раздвинулись еще шире, ему понравилась ее гордость. — Не надо… — твердо добавила Кэти и посмотрела на него прямо. — Не надо… — повторила она жестче, и по лицу вампира пробежало удивление, смешанное с интересом. — Хорошо, — кивнул он. — Не буду. — И не смейте думать, что я к вам испытывала жалость, это не так! — с горячностью воскликнула она. — Это категорически не так! Это низко! — Разумеется, — Марку удивленно вскинул брови, — разумеется, это не так, иначе бы ты тут не стояла, так что можешь успокоиться. — Ему все больше нравилось поведение Кэти и он все больше стал чувствовать несвойственное ему чувство — нерешительность. Как давно он его не испытывал! Как давно! Решение должно быть принято незамедлительно, сейчас же нужно отдать ей конверт. — Если бы я увидел в твоих глазах жалость ко мне хоть на миг, то ты бы была уже мертва. «Если ты что-то хочешь спросить у нее еще, спрашивай сейчас и уходи», — сказал вампир самому себе. — Ты испытывала ко мне абсолютно другие чувства, — вместо всех вопросов сказал он. — Тебе было жаль меня по-хорошему, жалость же несколько иное чувство. Это разные вещи. — Я знаю. И я испытываю… — поправила Кэти и низко опустила голову, дабы он не видел ее выражения. Маркус видел перед собой склоненное к груди лицо, которое изо всех сил старалось держать маску спокойствия, но он осознавал, что творится у нее на душе, хотя его дар не работал на нее. Опять же, это было странным, ведь он мог просмотреть любого. Плечи его приподнялись от вздоха, и он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт. — Это тебе. Кэти подняла глаза и долгим взглядом смотрела на конверт, уже покоившийся на тумбочке рядом с кроватью, затем перевела глаза на вампира. — Я делаю это для тебя. Девушка послушно кивнула. — Уезжай, — голос тихий, слегка надломленный, но твердый. Снова кивок. — Только не вздумай оставаться и искать меня, иначе… Она подняла на него такие глаза, что Маркус изменился в лице, но Кэти почти ничего не заметила, настолько мимолетными были эти изменения. Лицо вампира вновь стало равнодушным. — Я не настолько жалкая, — на этот раз, не отрывая взгляда от лица Марка, произнесла Кэти глухо. — И я не позволила бы себе подобную дерзость. — Ты не перестаешь удивлять меня, смертная, — не стараясь скрыть удивления, сказал старейшина Вольтури. — Еще вчера вы думали иначе, — заметила девушка, отводя взгляд в сторону. — Да, думал, — согласился Марк, — но в тебе, видно, есть что-то, что заставляет меня удивляться, может, реакция от письма не проходит? Кэти усмехнулась его легкому сарказму и посмотрела на плотный конверт. Затем взгляд упал на маленький круглый столик, где она какую-то неделю назад написала ему… Кажется, как давно это было! Сердце сдавила боль, и она поморщилась, поджимая губы. — Позвольте напоследок одну маленькую дерзость, — она сделала к нему несколько шагов, то расстояние, что разделяло их. — Позвольте коснуться ткани вашего пиджака, чтобы запомнить ощущения, сохранив их в своей памяти до конца моих дней. Не дожидаясь разрешения, пальчики провели по темно-коричневой ткани, названия которой она даже не знала: не очень тонкая, но и не плотная, немного шершавая и приятная на ощупь, расшитая витиеватыми узорами, которые видны только при ближайшем рассмотрении. Крылышки носа задрожали, он едва заметно прикрыл глаза, вдыхая запах ее волос, ее кожи, запах еще более приятный, в котором не было примеси страха. Он не хотел ее крови и не только потому, что был сыт. Марк видел ее дрожащие пальцы, которые все еще покоились на лацкане его пиджака, робко поглаживая, видел завороженные, но переполненные печалью влажные глаза и понимал, что такое сыграть невозможно! Мускулы на лице вампира дернулись… — Еще немного… сейчас… сейчас я отодвинусь сама… — Кэти медленно вздыхает и убирает руку, не смея поднять на него глаза. — Как зовут тебя? — Вольтури вдруг понял, что хочет знать ее имя. — А разве это имеет… — Как зовут? — мягко перебил он ее. — Кэти… — девушка смотрела на пальцы, которые только что гладили ткань, которая соприкасалась с его телом. — Значит, Кэти… Не очень-то русское имя. — Мама американка, но я выросла в России. Спасибо за все, Маркус, — тихо произнесла она, покорно отходя еще на пару шагов и снова облокачиваясь о комод. Мужчина странно посмотрел на нее, задерживая взгляд на ее лице, затем он скользнул по всей фигуре, мимолетно отмечая про себя, что ее очертания, ее плавные линии скорее нравятся ему, чем наоборот. — Только вот… я внесла хаос в вашу жизнь… — извинительная улыбка. От него не укрылось, как пальцы сжали черную поверхность дерева, так, что стали еще бледнее, почти как у него самого. — Не волнуйтесь, я уеду сегодня же… — Хаос… — обронил он задумчиво. — Возможно, зато теперь я знаю, кто виновен, знаю, благодаря тебе. Кэти начали душить слова, вопросы, которые так и останутся незаданными, ведь у них далеко не те отношения, когда можно задавать вопросы, когда это перестанет быть дерзостью, когда можно общаться свободно! — Прощайте… — она изо всех сил, последних, оставшихся еще в ее теле, старалась не выпустить душившие ее рыдания наружу. Горло свело болевой судорогой и совсем стало трудно дышать. Маркус внимательно смотрел на нее, в кровавых глазах плескалось сочувствие к смертной, в груди что-то сжалось, и он поспешил уйти. Вампир вышел на балкон и положил ладони на перила, очередной закат в его бесконечной жизни вновь окрашивал бескровное лицо теплыми красками. Он сделал один большой вдох и прикрыл глаза. «Ну, вот и все», — подумала Кэти, оседая на пол. Пальцы впились в ладони, оставляя розовые полукруглые следы от ногтей. Она отвернулась, дабы не видеть, как он уйдет, и зажмурилась, крепко сцепив зубы. Первые капли обожгли щеки… Она знала, что это конец, но все равно больно… Вот и все… вот и все… Маркус услышал всхлип — сдавленный, порывистый и нехотя обернулся. Он не увидел ее лица, но знал, что оно искажено мукой. Он понимал, что она бы вела себя так, как он того желал, если бы он сказал только слово, он знал уже, что она ни разу не проявила бы непочтения, дерзости, не позволила бы себе лишнего — ни словом, ни жестом, в особенности, будучи человеком, она бы просто любила, ценила, уважала и обожала его, даже преклоняясь пред ним. Да… и еще ждала… ждала, будучи смертной и бессмертной столько, сколько надо — он прочел сегодня это в ее глазах, и поэтому он не мог позволить ей ждать вечно, ибо сомневался, что сможет ответить на ее чувства достойным образом. Лучше уйти сейчас, уйти как можно раньше и не забирать у нее человеческое драгоценное время или жизнь, даруя мрачное, тяжелое бессмертие в ожидании… Она, знал мужчина, согласилась бы, не раздумывая, но это чересчур жестокая плата, ведь неизвестно, полюбит ли он вновь… Слезы обильным горячим потоком потекли по щекам, она не смотрела, но знала — он ушел…