Дешевые драмы

Сонный город, погруженный в ночную тьму, за тонировкой на окнах кажется еще мрачнее. Он проносится мимо, не позволяя уловить застывшие одинокие улицы, словно мертвые под тяжестью темноты, переменно разбавленной неоновыми вывесками и вспышками городских фонарей. Водитель бесстыдно превышает скорость, съедая перед собой асфальт под колесами Кайена, будто наперегонки с ветром, чей шум доносился из приоткрытого окна. Спешка здесь ни к чему, быстрая езда – всего лишь прихоть и дурная привычка. Город остается без внимания пассажиров, пусть и все они старательно делают вид, что изучают его. Камски уверенно ведет машину, и взгляд его мечется между дорогой впереди и зеркалом заднего вида, где он имеет возможность наблюдать интереснейшую сцену. На губах его легкая улыбка, а на душе приятное спокойствие, что удивительно после всех событий сегодняшней ночи. Здесь каждому есть, что сказать, но никто не проронил ни слова за всю дорогу обратно до общежития. Собственные мысли интересней разговоров. Гэвин сжимает чужие пальцы в своей руке, чувствуя приятное тепло и странное покалывание в области сердца… Неужто бабочки проснулись и теперь впиваются лапками в его уязвленное чувство собственного достоинства? Ведь как же так, да чтобы он – переполненный тестостероном взрослый мужик, истинный натурал без всяких шуток – так млел от того, что держит за руку другого мужика? Бредовость ситуации зашкаливает: едва знакомый парень, от взгляда которого желудок стягивает в узел, держит его за руку на заднем сидении тачки недавно вновь обретенного братца, и все это после мордобоя в чужом доме. Ситуация невероятно странная и требует дальнейшего обдумывания… На подобные вещи Гэвин сейчас абсолютно не способен. Но что странно, чувствует он себя хорошо. Хорошо вплоть до того момента, пока не начинает задумываться о будущем. Страх закрадывается в его мысли, обнимая липкими лапками и нашептывая противным, пищащим голоском. И все уже сразу не так хорошо, воображение рисует суровую реальность и беспощадный мир, а окружающие презренно косятся, отчего хочется либо дать каждому по роже, либо вжать голову в плечи, притворившись торшером. И перед собой тоже страшно. Где-то на периферии сознания слышится треск его представлений о себе и чужих ожиданий. Его никогда не интересовали парни. Да и не должны они его интересовать, он ведь не из «этих», во что Гэвин всегда искренне верил. Теперь же он воюет сам с собой, потому что Ричард каким-то образом пошатнул его веру и заставил задуматься. Ричард вообще не похож ни на одного парня, с которым Рид был знаком прежде. Сказал бы кто ему об этом пару лет назад – Рид бы от души рассмеялся и дал бы по роже, чтобы думали прежде, чем говорить. Но сейчас уже не смешно. Эта неожиданная симпатия беспощадно сметает в его сознании все представления о себе и будущем, к которому он так отчаянно стремился в попытках не упасть в грязь лицом перед отцовскими ожиданиями. Потертая временем фигура отца из далекого детства застыла с недовольным лицом, будто вот-вот собираясь упрекнуть его: «Ну и какой ты к черту настоящий мужчина?». Хреновый из отца герой, по правде говоря. Но Гэвину страх как хотелось дать ему повод для гордости. И чтобы мать не смотрела так, будто ей стыдно. Этот вымученный взгляд преследовал Гэвина еще со школы, когда ее слишком часто вызывали к директору на ковер по поводу очередной местечковой драки. Каждый раз он чувствовал себя униженным, когда умолял о прощении после всех ее слез и извинений за его поведение. Гэвин не отрицал, что зачастую первым наносил удар, но не всегда он сам выступал в роли провокатора. Объяснения ни к чему не приводили, как и попытки оправдать себя тем, что нельзя просто терпеть. Ведь порой слова режут больнее ножа. А после того, как Норт его уделала и сломала нос на виду у огромной толпы школьников, нападки участились. "Ну ты и слабак, Рид! Тебя девчонка уебала, небось ты только выебываться и умеешь, а на самом деле тебя даже детсадовец отделать сможет, да?" - обычно Гэвин не давал им возможности договаривать, и словесная перепалка превращалась в очередную драку. То, как он опозорил себя и школу, ему ещё долго припоминали. Оттого и возросло количество вызовов матери в школу. Прямо пропорционально росло и ее разочарование. Глубоко внутри Гэвин боялся, что мать жалеет о том, что родила его. Не говоря уже о том, любит ли она его или, возможно, наравне с отцом, считает его своей главной ошибкой молодости. Но раздутая гордость сразу же заталкивала все эти мысли куда подальше, хотя ничто так и не смогло уничтожить их окончательно. А как итог - комплекс неполноценности и взрывной характер. Впрочем, последнее могло передаться ему от отца. В детском сознании отец отпечатался как настоящий пример мужественности и самоотверженности. Даже не смотря на то, что бросил семью. Он не терпел несправедливости, решал проблемы самостоятельно и бескорыстно помогал нуждающимся. У Гэвина не было живого примера для подражания рядом и искаженный, переиначенный образ родителя стал таковым. Как-то раз отца в очередной раз уволили с работы. В его заявлении об увольнении значилось, что он уходит по собственному желанию, но в действительности его уволили за драку с начальником отдела маркетинга. Черт знает, что случилось в тот день, но под вечер отец завалился домой весь в ссадинах и синяках. Он около часа сидел на кухне, сверля взглядом выцветшие обои в горошек. Помутневший взгляд говорил о том, что сознание его явно сейчас не здесь, а где-то глубоко внутри. Но вот на кухню забрел маленький Гэвин, которому недавно исполнилось шесть, и лицо отца тут же сменилось с хмурого на задорное. Грустные глаза ребенка тут же изучили места ударов на лице, а маленькие ручки несмело протянулись вперед, чтобы аккуратно дотронуться. Мужчина лишь улыбнулся. - Больно? - Нет, ты что! Тому идиоту прилетело больше, чем мне, так что у него-то точно болит, - довольный смех безработного человека заполнил кухню. - Теперь он лишний раз подумает, прежде чем зажимать девушек в лифте. Огонь в глазах отца в этот момент Гэвину запомнился надолго. В них не было сожаления о содеянном. Здесь логика поступка была проста: если его действия освободят несчастную коллегу от домогательств со стороны начальника, то будь что будет. Ещё тогда Гэвин начал осознавать, что взрослый мир - странная вещь. Его отец поступил правильно, но в результате сам же и пострадал. Разве это справедливо? Разве так можно? Как понял потом Гэвин - возможно все. Отец своими поступками, своими словами, своим отношением к жизни показывал Гэвину, что такое реальный мир. Взрослый мир. Суровый и беспощадный. Но несмотря ни на что, здесь все ещё существует возможность построить нечто лучшее хотя бы вокруг себя. Если постараться, конечно. Впоследствии это превратилось в мечту стать полицейским. Ведь лучше встречать суровый мир во всеоружии. План был идеальный - армия, а затем полицейская академия, потом лет пять и он уже детектив, а может и сержант, следом звание лейтенанта, а там уже и до капитана недалеко. Отчасти Рид хотел стать полицейским ещё и потому, что это тот самый образец мужественности, на который стоит равняться, а ещё это почетно. Бороться с преступниками, быть на стороне справедливости и защитником граждан своей страны. Ну и, конечно, с приятным бонусом в виде оваций и благодарностей. Лучше всего от симпатичных девчонок. Хотя теперь эта последняя деталь представления о настоящем мужике и его идеальной жизни начала покрываться трещинами. Гэвин с детства загорелся великой идеей. И первыми кирпичиками, заложившими основу его мечты, были фильмы про полицейских, что они с отцом любили смотреть по вечерам. Часто Гэвин примерял на себя роль главного героя, ведущего очередное запутанное дело или расследующего череду загадочных преступлений. В своем воображении он шел по следам преступников, собирая по крупицам улики в единую картину. Это увлекало, это будоражило фантазию и подогревало интерес. Мечту свою он трепетно оберегал, она стала неотъемлемой частью его светлого и успешного будущего. А потом он собственноручно все испортил. Кайен наконец-то добрался до пункта назначения. Компания неторопливо поднимается по обшарпанным ступенькам общежития. Гэвину чего-то ощутимо не хватает и он предпочитает не думать о том, что хотел бы вновь схватить Ричарда за руку, чтобы больше не отпускать ее. Он смотрит на широкую спину впереди, наблюдает, как неспешно тот шагает по лестнице, и взгляд невольно опускается на пятую точку, обтянутую черными джинсами. «Гэвин, какого хрена? Ты теперь его задницу изучаешь?» Он отводит недовольный взгляд вниз, вглядываясь в ступеньки. Ричард о чем-то переговаривается с Камски, но Гэвин не вслушивается. Еще несколько шагов вперед, и взгляд невольно возвращается обратно. «А хрен с ним, красивая же...» Элайджа звенит связкой ключей, отпирая дверь в комнату, куда тут же приглашает гостей. Ричард останавливается в дверном проеме и наблюдает за тем, как Камски подходит к шкафу и достает с верхней полки небольшую аптечку, которую торжественно вручает ему в руки. Ричард благодарно кивает. Вместе с Гэвином они уходят на балкон, оставляя Элайджу заниматься своими делами. На балконе приятная обстановка. Камски просек, что стоит обустроить балкон после того, как заметил, что его товарищи выходят туда по несколько раз в час. Теперь среди удобств там был небольшой столик, на котором расположилась маленькая стеклянная пепельница, парочка зажигалок на всякий случай и изысканный металлический портсигар со "сборной солянкой" внутри, что занял свое место в углу балкона. Рядом с ним удобное черное кресло и такой же диванчик с расчетом на троих человек. Балкон был не застеклён (но это ненадолго) и холодный ветер завывал на полную, зато от холода всегда спасало несколько шерстяных пледов, которые каждый раз лежали на диване аккуратной стопочкой – наверняка о порядке здесь заботится все та же хозяюшка Хлоя. Гэвин неспешно кладет на столик свою помятую полупустую пачку, цепляет пальцами светло-розовый плед и заворачивается в кокон, падая на кресло поближе к пепельнице. Выдыхает пар изо рта и сидит неподвижно, наблюдая, как Ричард изучает содержимое аптечки, откладывая в сторону вату и антисептик. Нетрудно догадаться, что сейчас он станет обрабатывать ссадины Гэвина, полученные в доме Кэры. - Это было довольно опрометчиво, - Ричард, наконец, поднимает на него взгляд своих потрясающих серых глаз, которые практически светились в темноте. Он укоризненно качает головой – явно разочарован. «Конечно, - с усталой усмешкой думает Гэвин, - я и не сомневался, что разочарую тебя. Я это делаю со всеми». - А если бы вы попались копам? Что тогда? - Да какое тебе, блять, дело? Ну, попались бы, что дальше? Штрафанули бы, и дело с концом, - он недовольно отфыркивается, пока Ричард аккуратно протирает ватой его щеку, стирая засохшую кровь. - Эта ситуация не пошла бы тебе на пользу, - Ричард качает головой, отрываясь на минуту, чтобы достать из аптечки пластыри. Так же неторопливо наклеивает их на поврежденные участки кожи, не переставая смотреть в глаза. Затем едва ощутимо проводит пальцами по его лицу, словно пытаясь запомнить, какое оно на ощупь. Гэвин чувствует невесомое касание к своему подбородку, пальцы неспешно ведут выше, проводят по счесанной скуле, переходят на нос. Он прикрывает глаза и невольно поддается вперёд, надеясь что это не слишком заметно. - Откуда у тебя этот шрам? - голос Ричарда прорезает тишину. - Совершенно глупая история из неспокойного детства, - Рид усмехается. Его взгляд направляется куда-то в сторону, Гэвин пытается вспомнить тот день и площадку около школы. В голове слышатся лишь крики подростков и хруст собственного сломанного носа. Они молчат еще несколько минут. Рид не понимает, что с ним происходит, это какое-то лютое безумие, но пусть будет. Адреналин начал бесследно угасать, вместо этого начала накатывать усталость, а вместе с ней отчего-то и здравомыслие. Просто хотелось сидеть вот так, на холодном балконе в компании Ричарда и чувствовать его присутствие рядом, его теплые руки и горячее дыхание совсем близко. К черту все. Он позволяет себе этот момент спокойствия. - Гэвин… Почему ты не пытался поступить во второй раз? Гэвин резко распахивает глаза, а затем слегка прищуривается. Ричард все так же смотрит, и хрен поймешь, о чем он сейчас думает – лицо совершенно непроницаемое… Да и просто. Совершенное. - Ты помнишь. - Тебя трудно забыть. Гэвин вспыхивает внутри как спичка от этих слов. Он пытается услышать, не слишком ли громко его сердце пытается пробить грудную клетку. Значит, Ричард все же помнит то лето. Ричард просто не мог не запомнить, и даже не потому, что имеет слишком хорошую память. Чем-то Гэвин его зацепил, хотелось увидеться с ним снова. При других обстоятельствах, в другой обстановке. Возможно, через год, чтобы встретить его в какой-нибудь компании и узнать, что он поступил в академию, что все у него в порядке. Что все хорошо. И каким же было его удивление, когда этот прогноз стал реальностью. Они встретились вновь, да только Гэвин, кажется, не так счастлив, как хотелось. Теперь же Ричарду кажется, что с ним что-то не так. Он будто выпил лишнего и безвозвратно захмелел, рядом с Гэвином он не в силах совладать с собой. Его влечет – это единственное, в чем он сейчас уверен на все сто процентов. Он смотрит Гэвину прямо в глаза. Лицо по обыкновению уверенное, непрошибаемое. Ничто сейчас не повлияет на его решение. Он решил, что хочет именно этого. В отличие от Гэвина, у Ричарда не было проблем с тем, что он определял как «хочу». Хочет – значит в лепешку расшибется, но сделает. Ричард непозволительно близко. Гэвин даже не пытается отодвинуться, резко забывая, что такое «личное пространство». Ричард наклоняется, обхватывает пальцами колючий подбородок и притягивает лицо Гэвина ближе. Затем без лишних слов накрывает его губы своими в легком поцелуе. Гэвин сидит на месте, не в силах пошевелиться. Он неподвижно замер и будто прирос к креслу. Не отвечает. На Ричарда мгновенно накатывает все осознание ситуации. Что он только что сделал? Он отстраняется, смотрит в глаза, пытаясь отыскать там хоть каплю желанной взаимности. Но не видит ее. Не видит вообще ничего, кроме застывшего шока. Он шумно вздыхает и резко дергается в сторону. Ну что ж, он сделал то, что хотел. Его не оттолкнули, но и не поняли. Не приняли. - Спокойной ночи, Гэвин, - Ричард резко отстранился и направился к выходу, шепнув напоследок. - Извини… Гэвин не знает, что сказать, слова будто застряли в горле. Поэтому он просто хватает Ричарда на пороге, затаскивая обратно. Ричард встречается с нахмуренным взглядом и не может предугадать сценарий дальнейшего развития событий. Он понятия не имеет, что делать в этой ситуации. Обычно спокойный Ричард, смотревший всегда прямо в глаза, сейчас отводит взгляд. Гэвин заслонил собой дверь, понимая что если он сейчас ничего не предпримет, то так все и закончится. Даже не начавшись. Целый год он мысленно возвращался в то уже далекое лето, к этому человеку. Который сейчас стоит перед ним. Во плоти. Для него будет чудовищной ошибкой выпустить его сейчас. Пока Ричард находится рядом с ним - все хорошо, настолько хорошо, что даже непривычно. Он не привык к чему-то хорошему в жизни. Но сейчас все хорошо. Потому что Ричард рядом. С ним все по-другому. Все происходит чересчур быстро. Оба это понимают, но не могут противиться. Свет в комнате уже не горит, тьма скрывает собой все, до чего может дотянуться. Все, что они могут сейчас - это дышать. Ричард, поддавшийся, не устоявший перед эгоистичным желанием, теперь расплачивался за него. Он хотел - он сделал. И что он получил? Нахохлившегося Гэвина, преграждающего ему путь, который хотел получить ответы на свои вопросы. Хотя.... Может он просто примерялся, чтобы смачно съездить кулаком ему по лицу? Их знакомство было не таким долгим, но столь стремительное развитие событий напугало их обоих. Теперь нужно было решать, что с этим делать. Ричард сделал один серьезный шаг, но, кажется, он затратил на это все запасы своей силы воли. Сейчас он бы предпочел поскорее скрыться от этого изучающего взгляда. Ричард благодарил бога, что тьма скрывает его покрасневшее лицо. Вот только зря благодарил. Гэвин неплохо видел в темноте. "Мило..." Гэвин мог кого угодно представить смущенным. На контрасте с лицом терминатора, которое было у Ричарда при их недавней внезапной встрече, это выглядело просто невероятно... Неописуемая картина. И все из-за него. Благодаря ему этот высокий шатен со слегка взлохмаченными волосами, что прежде всегда были аккуратно уложены, сейчас стоял перед ним в молчании, не зная, куда себя деть. Будто ожидал приговора. Потрясающе. Гэвин, поплывший от невероятного зрелища, просто приблизился к Ричарду и коснулся аккуратно его лица, хватая его и практически заставляя смотреть на себя. У Андерсона-младшего глаза удивленно расширились. Очень живое выражение лица. Гэвин, кажется, не Золушку нашел, а разбудил Спящую красавицу, которая только-только начала приходить в себя. Глаза начали наполняться эмоциями, сдерживаемыми до этого момента. Гэвин невольно ухмыльнулся, так как только он умел, и сгреб лицо напротив в свои ладони, приблизив к себе. Он никогда не целовался с парнями. Но важно ли это? Разницы нет. Хотя, все же есть – сейчас гораздо приятней, чем когда-либо. Ни с кем еще он не испытывал похожих ощущений. Гэвин никогда не влюблялся и не верил в любовь. До того самого момента, как встретил Ричарда и стал думать о нем каждый чертов день. И вот, постепенно они дошли до этого самого момента. Целуются как умалишенные, на морозе, но совсем не обращая внимания на холод. Гэвин отходит чуть назад и падает обратно в мягкое кресло, утягивая Ричарда за собой. Тот тут же седлает его бедра и обнимает за шею, впиваясь в губы, пока руки самого Гэвина блуждают под курткой. Под его пальцами водолазка ползет вверх, обнажая бледную кожу. Он никак не может насытиться. Этого слишком мало. Мысли как в тумане, думать совершенно не получается. Но в то же время всего как-то слишком много. Слишком быстро. Он с неохотой отстраняется. Ричард тяжело дышит, сидя сверху на его коленях. Его волосы окончательно растрепались, а взгляд помутнел. - Пиздец, какой ты красивый, - несдержанно вырывается у Гэвина. Ричард хрипло смеется. Это все еще какое-то чертово безумие. - Могу сказать то же самое. - Ну, все, ебать, приплыли. Пора позвонить мамке и обрадовать, что я теперь пидорас. - А тебе не все равно? – Ричард усмехается, лукаво щурясь, и проводит пальцами по лицу Рида. - А ты чего лыбишься? Ты ведь тоже. - Гэвин. Мне похуй. Ты мне нравишься. И Гэвин едва не задыхается от того, каким тоном это было сказано. И ведь действительно… - Похуй, - глухо отзывается он и прикрывает глаза, слепо тычась губами в лицо напротив. Выдыхает вместе с неизвестно откуда взявшейся нежностью, и слово пропитывается смирением и безразличием в ответ на предрассудки социума – фак в лицо всему окружающему миру. – Похуй… И почему так важно вешать на все ярлыки? Гей, натурал или еще какая-нибудь фантастическая тварь? Ему просто это нравится: нравятся жаркие поцелуи, нравится зарываться пальцами в волосы и оглаживать крепкое тело под водолазкой, нравится делить дыхание на двоих. Нравится Ричард. И Ричарду он, как оказалось, нравится тоже. Ну и похуй. Пусть весь мир сосет хер и давится, потому что теперь Гэвин точно знает – он никому ничего не обязан и не собирается объясняться за свои решения. Вскоре они покидают балкон, гонимые холодными лапами осени. Закрывают двери, не включают свет. Гэвин слишком привык на всем экономить, что даже здесь не изменяет привычкам. Уже пора готовиться ко сну и все намекает на то, что сегодня они оба остаются здесь. Ну, а Камски пусть гуляет, ему не привыкать к гостям. Гэвин стягивает с себя джинсы, запутавшись в штанине и потеряв равновесие, но Ричард хватает его сзади, вызывая сдержанный смех, и ставит обратно на ноги. Утыкается носом в изгиб шеи и игриво прикусывает кожу. Гэвин довольно скалится, выбрасывая штаны в какой-то дальний темный угол. Нет, он не собирается получать сегодня все и сразу – у них полно времени для того, чтобы переступить через себя. Один смелый шаг оба уже сделали, сегодня этого достаточно. - Ненавижу спать в одежде, - поясняет Рид, ухватившись за какую-то футболку на спинке стула. Камски же хороший брат, вряд ли он зажлобится одолжить свои шмотки. Новый уровень доверия и все такое. А ведь они никогда не носили вещи друг друга, даже в детстве, вот уж действительно что-то новое. Ричард понятливо кивает, а затем осматривает себя. Все его вещи внизу, на первом этаже. Он бы с радостью прогулялся за ними, но покидать Гэвина совершенно не хочется. Так что он просто снимает свою куртку и аккуратно вешает ее на спинку стула. Пусть уж лучше так. Злоупотреблять гостеприимностью Камски он не намерен, не так уж страшно потерпеть сон в уличной одежде, если Гэвин будет спать рядом с ним. Бросив куртку рядом с кроватью, а следом за ней стянув и кофту, Рид приковывает к себе немигающий взгляд. По лицу расползается лукавая ухмылка. Тут и гением не нужно быть, чтобы понять – Ричарду нравится то, что он видит. Нравится это крепкое тело и натренированные мышцы. Гэвин старательно поддерживал себя в хорошей физической форме, и не зря. Сколько восторга в глазах. А ведь у Ричарда наверняка с этим дела тоже в порядке. В этом Гэвин убедился только на ощупь, оглаживая его еще на балконе. Безумие. Он тащится не от сисек, а от пресса этого невероятного парня. Нового в жизни все больше и больше. Он никогда не мог представить себя… таким. Теперь уже, после всех этих поцелуев, принять новый факт оказалось гораздо легче, и даже потянуло на эксперименты. Пока что, правда, только в мыслях. Стало до чертиков интересно, а каково это прощупать Ричарда повторно, но уже без лишней одежды. «Черт. Это смущает». Одевшись в широкую футболку, Гэвин притягивает Ричарда поближе к себе за руку и валит на кровать, прижимая собой сверху, захватывая в капкан и не давая ему выбраться. - Ты не должен был извиняться... - Мне показалось, что я поступил неправильно, - чуть помедлив, Рич добавляет. - Так ведь? - Ты вроде выглядишь умным, но это, кажется, только видимость, - Гэвин глухо смеется, утыкаясь Ричарду в шею. Щекотно. Ричард лежит и изучает потолок, он все еще в замешательстве. Но он безумно счастлив. Гэвин так крепко его держит, как будто боится, что Ричард вот-вот встанет и уйдет. По лицу невольно расползается довольная улыбка. Рид вовремя поднимает голову, отсмеявшись, и смотрит на то, как Андерсон улыбается, глядя в потолок. Электрический разряд пробегается по телу и ударяет в голову. Рид наклоняется и чмокает улыбку. Они встречаются глазами. - Значит, мы теперь вроде как… вместе? - Только если ты этого хочешь. Он хочет? Изменить кардинально свою жизнь, окунувшись в этот безумный омут. И неизвестно, что дальше. Но они узнают это вместе. Потому что, черт возьми, да, он хочет. Вместо ответа он утыкается носом в гладкий подбородок, ласково трется об него и лениво чмокает. Его уже заметно клонит в сон, лень овладевает каждым движением, позволяя телу расслабиться и растечься лужицей по своему, теперь уже, парню. Теперь он его не отпустит. Это не обсуждается. Они переговаривались о всякой ерунде, так долго, изматывающе и захватывающе. Вываливая все, что накопилось. Вслепую пошарив рукой по полу и наткнувшись на валявшуюся там бесформенной кучей куртку, Гэвин достает из кармана зажигалку. - Узнал? - Рид заговорщицки ухмыльнулся. - Конечно, - Андерсон ответил ему довольной улыбкой. - Мое успокоительное. Или талисман. Уже не могу расстаться с ней, но, наверное, ее все же стоит вернуть тебе. - Если ты будешь хранить ее и дальше, то я не против. - О? Правда? - Гэвин удивленно похлопал глазами и спрятал зажигалку обратно в карман. - Приму за подарок. Разговоры постепенно сошли на нет, Гэвин уже практически погрузился в сладкую дрему. Ричард же еще долго витает в своих мыслях, развалившись на кровати Камски и надеясь, что тот вернется еще не скоро. Сейчас каждая секунда для Ричарда казалась бесценной. Он притянул к себе сопящего Гэвина, закрывая глаза. Давно ли он так ценил моменты? Когда в его жизни он чувствовал себя настолько живым и счастливым? Все это казалось сейчас таким далеким. А настоящий момент ощущался как нечто неповторимое. Он был счастлив, что живет. Мир вдруг оказался таким красочным. А счастье, вдруг охватившее его, было практически болезненным. Да, он определенно чувствовал себя живым. Через какое-то время в дверь глухо постучали, а затем она чуть приоткрылась, впуская из коридора яркую полоску света. В проеме показалась блондинистая голова. Гэвин сонно проморгался, уставившись на источник раздражения и широко зевнув, после чего недовольно гаркнул на пришедшего: - Кого там уже принесло? - Гэвин? Извини, я думал… Камски здесь? – голос знакомый. Какой-то там Саймон или еще что. Гэвину похуй, но поскорей бы он убрался. - Нет его, - недовольно бурчит тот, вжимаясь щекой Ричарду в грудь. И ему было совершенно плевать, что этот голубой цветочек о них подумает. Уже все решено и решено, что похуй. – И ты иди нахуй. - Да мне тут кое-что нужно, ты не знаешь, где он или хотя бы когда вернется? - Блять, да я понятия не имею. Я собирался спать. Чего тебе вообще надо? - У него же машина и я надеялся… - Саймон начинает торопливо объясняться, но Гэвин резко прерывает все попытки прополоскать ему мозг. - Ключи на тумбочке, пиздуй отсюда. И Саймон пиздует, причем уверенно и быстро, прошмыгнув в комнату под молчаливое неодобрение Ричарда и сонный, полный ленивого презрения взгляд Рида, хватает ключи с тумбочки и так же спешно скрывается за дверью. - Сомневаюсь, что это была хорошая идея… - Ричи, мне похуй. Пусть с утра Эл разгребает, давай спать. Рид плохо помнит приход Саймона. Возвращение Камски так вообще вылетело у него из головы. И только утром, после сладкого сна на крепком плече, ему не позволяют даже вдоволь насладиться пробуждением и ленивым лежанием в постели. Потому что Камски перерыл всю комнату с ног на голову, и сейчас его мучил один единственный вопрос: - Гэвин. Где. Мои. Ключи. И Гэвин честно не понимал, как он умудрился так красочно проебаться.