Happy Birthday, good boy

      Целая неделя с Барнсом в Майами-Бич должна была стать райским отдыхом в перерывах между его съёмками, но на деле всё это скатилось в сущий ад. И мне даже стало понятно, почему же с такой лёгкостью приятель Бена отдавал нам ключи от своей квартирки-студии в лакомом местечке курортного городка, не потрудившись даже предупредить, что в подарок к этой шикарной обстановке прилагается одна неадекватная особа по соседству.       Серьёзно, никогда ещё надоедливее женщины в своей жизни я не встречала. И мало того, что в комплект с назойливостью шла непередаваемо завышенная самооценка, так ещё у неё имелся талант лезть в чужую личную жизнь — в нашу с Беном личную жизнь. Сперва дебильные постельные советы, будто бы мы с ней косички друг другу плетём по выходным который год и не знакомы от силы пять минут, а затем и вовсе она решила вдруг при мне сделать комплимент моему мужчине, полапав его мышцы своими ручонками, которые мне захотелось в ту же секунду медленно и мучительно переломать.       Впрочем, её советы — веская причина покрутить в очередной раз пальцем у виска. Она принялась вдруг рьяно убеждать меня, что исключительно красные кружевные трусики на теле девушки способны возбудить мужчину и крайне важно, чтобы именно он и подарил их. Видимо, той дуре, которая к ней прислушается, придётся носить эти трусы до конца своих дней. И что самое страшное в этой женщине — она абсолютно не понимает намёки и продолжает пороть всякую чушь при любом удобном случае. Мне кажется, что будь у неё возможность она и вовсе поселилась бы у нас, лишь бы поболтать подольше «по-дружески». Да и вообще, видимо, она из тех людей, которые в бинокль наблюдают за всей округой и фольгой завешивают собственные окна.       Надо ли уточнять, что меня перспектива такой дружбы не устроила?       Как итог, мы с Беном уже третий день подряд разговариваем исключительно по острой необходимости и, не то что не занимаемся сексом, мы не целуемся даже! Потому что эта больная на голову во второй наш день пребывания на отдыхе выбесила меня так, что пришлось послать её далеко и крайне глубоко, а он, будучи воспитанным мальчиком, устроил мне целую лекцию о том, что не стоило так себя вести с ней. А после того, как Барнс исправил меня и вместо крепкого словца в её адрес из моих уст применил «своеобразная», огрёб и сам Бен, в том числе за то, что позволял себя лапать. В пылу ссоры я даже предложила свалить к ней, на что он лишь сделал глубокий вдох, напряжённо кивнул и ушёл на балкон, храня с тех пор относительное молчание.       И такое поведение меня убивало начисто, заставляя ощущать едкую вину изо дня в день, которую не унять лишним коктейлем и съеденным от стресса за один присест ведёрком мороженого. Мне физически трудно давалось это молчание, но идти на попятную я не решалась и не собиралась, всё ожидая от него, как от старшего из нас, да ещё и представителя сильного пола, первого шага. Но он как чёртов предатель не предпринимал ничего, лишь хмурился и утыкался сразу взглядом в экран телефона или книжные страницы, едва завидев меня. Да ещё и эта двинутая будто бы стояла у нашей стенки со стаканом каждую свободную секунду, ведь как иначе объяснить то, что она подлавливала меня мастерки, стоило только покинуть квартирку? Даже посмела похвалить — я явно видела злорадную усмешку в этот миг! — за то, что мы не шумим совсем, ведь слух у неё, видите ли, слишком чуткий и ей не нравится, когда нарушают её покой.       Не знаю сколько бы ещё продолжалось подобное и решилась бы я на первый шаг, не будь этот день таким особенным для моего щетинистого джентльмена. Бен уже полчаса как проснулся и вместо лёгкого, совсем-совсем невесомого, поцелуя в кончик носа — он всерьёз до сих пор думает, что я не ощущаю этого касания — я получала который день подряд по утрам его тихие движения на второй половине кровати и созерцание чертовых пижамных штанов в проёме, прежде чем он покинет спальню, отделенную от гостиной с кухней перегородкой.       Его день рождения я уж точно не собиралась проводить в напряжённом молчании, да и вообще решила просто коварным образом использовать эту отличную возможность помириться по полной программе. Никто, чёрт подери, не должен в свой собственный праздник ощущать такое напряжение и скрывать эмоции за привычной маской хладнокровия. Бен только с виду такой весь спокойный и уравновешенный, но внутри у него явно та ещё буря из клубка сильнейших эмоций разверзлась.       Завидев меня выходящей из спальни в одном халатике, он вместо какого-либо приветствия окинул бегло взглядом и поспешил уткнуться в работающий едва слышно телевизор, имея привычку смотреть новости, пока кофе-машина измельчает зёрна. Каков нахал!       — Бенджамин Томас Барнс, — не выдержала я этот чёртов ледяной взгляд, чеканя теперь каждое слово с особым усилием, — Не смей делать такое лицо!       Он вздёрнул брови в ответ, приоткрыв даже слегка рот от удивления, явно не ожидая такой вспышки злости. Ну, а что он хотел вообще? Взбесил же! Строит тут из себя ледяную принцессу.       Пикнувшая характерно кофемашина, видимо, спасла его положение, потому что он испустил облегчённый вздох и хотел было подняться на ноги, лишь бы избежать этого неловкого начала диалога. И я скорее всего позволила бы ему это в любой другой день, но только не сегодня, и потому расстояние до дивана я преодолела в рекордно быстрые пару секунд.       — Нет, — приложив усилия, мне удалось вновь усадить его на мягкое сидение, надавив на плечи ладонями с силой, — Сидеть. Ты ещё не открыл свой подарок, — я постаралась смягчить свой голос, понимая, что немного перегнула палку с приказными нотками, но судя по тому, как блеснули любопытством его темно-карие глаза, он ничего против этого уже не имел, — Это невежливо, как минимум.       Втиснувшись между его разведённых чуть в стороны ног, я не удержалась и вновь коснулась ладонями его крепких плеч. Вот только на этот раз в ласкающем и немного массирующем движении, потому что, оказывается, соскучилась по ощущению его кожи под пальцами сильнее, чем предполагала. А ещё я хотела целоваться, словно обезумевшая.       — Подарок? — Бен как назло облизал свои чёртовы манящие губы и взглянул на меня с лёгким недоумением, ожидая, по всей видимости, пояснений.       Словами говорить с ним совсем сейчас не хотелось. Нужно было оставить лишь ощущения и касания, которые бы ему сказали в полной мере, как я скучаю по нему и как раздражает меня это тягостное молчание. Потому, лёгким движением развязав пояс на халате, я раскрыла его полы и стянула с себя ненужную ткань, вздрагивая лишь от одного взгляда в его стремительно темнеющие от открывшейся картины глаза.       На мне не осталось абсолютно ничего, кроме бархатной ленточки, бантиком повязанной на шее, как на самом настоящем подарочке. Хотя я сама далеко не подарочек и вытерпеть мой невыносимый характер — целое искусство, которое редко кто сможет постичь. К счастью, Бен был как раз из тех мужчин, кого не пугали трудности.       Воспользовавшись его замешательством, я с удовольствием и особым удобством скользнула к нему на колени, прижимаясь наконец всем телом к его телу. Потершись своей грудью об его и не в силах сдержать томного стона, я наконец добилась реакции от Бена — он устроил руки на моих бёдрах, чуть сжав и вынудив сдвинуться пониже, чтобы я могла в полной мере теперь ощущать, каким твёрдым он становится с каждой секундой моих мягкий покачиваний на нём, срывающих такие шумные и притягательные вздохи с его губ.       — Где ты вообще эти штаны нашёл? — я просто не знала, что ещё спросить, чтобы отвлечься хоть чуть-чуть от накатывающего жара, что распространялся по телу так быстро, вынуждая вздрагивать от малейшего его прикосновения ко мне, будто бы от удара током.       — Скучал по тебе, — Барнс совсем не обратил внимания на мой вопрос, выдыхая наконец так нужные нам обоим слова, ломая к чертям возросшую стену между нами.       — Я тоже, — поспешила признаться я, наконец касаясь его губ жадным поцелуем, оттягивая с силой зубками его нижнюю губу, прежде скользнуть в его рот языком и поцеловать до нехватки кислорода, как мечтала все последние дни, — Давай немного пошумим, Бен? — отстранившись буквально на жалкое мгновение, чтобы сделать вдох, прошептала я ему в губы, не скрывая даже лёгкие нотки злорадства.       — Ты неисправима, — выдохнул он, покачав лишь головой из стороны в сторону, касаясь так нежно кончиками пальцев моей шеи, прежде чем просунуть указательный и средний пальцы под бархатную ткань и довольно ощутимо дёрнуть за неё.       От этого неожиданного движения пришлось хватать воздух ртом резко, а Бен лишь хитро-хитро улыбнулся. Но на этот раз куда мягче за бантик, который мне показался чертовым ошейником, притянул к себе для поцелуя, пока я старательно пыталась стянуть с него эти злополучные пижамные штаны, наградив его попутно лёгкими царапинами внизу живота, в качестве лёгкой мести. Впрочем, он лишь довольно простонал сквозь поцелуй, приподнимая свои бёдра, чтобы облегчить мне задачку.       Ощущать его твёрдость в руке спустя столько дней сплошного голода по Барнсу: по его касаниям, словам и даже взгляду, было так упоительно, что не будь мы заведены до предела таким воздержанием, я бы обязательно подразнила его неспешными прикосновениями губ и языка. Может даже рискнула бы и зубками слегка задеть горячую плоть для придания остроты ощущениям. Но явно этому нет места сейчас. И потому, приподнявшись чуть и направив его член в себя, я не удержалась от томного стона, ощутив, как он медленно и так сладостно растягивает, заполняя до восхитительного глубоко.       Я позволила себе лишь пару секунд, чтобы привыкнуть к ощущениям, а затем принялась набирать темп и двигаться на нём вверх-вниз, старательно прижимаясь к нему ближе, сходя с ума от того, как Бен ласкающе касается губами напряжённых бусинок сосков, опаляя кожу груди своим горячим дыханием. В такие моменты джентльмен в нём и впрямь уступал место пылкой и творческой натуре, которая чувствовала всё особо остро, глубоко и яро, демонстрируя это жадными ласками и такими греховно-томными стонами — от одного только этого звука уже можно было постыдно быстро кончить.       В комнате раздавались лишь стоны и звуки соприкосновения наших тел, и я давно уже плюнула на какие-либо стеснения, постанывая от всё накатывающего и накатывающего буйными волнами удовольствия, а порой и вовсе срываясь на громкие вскрики от того, как его длинные пальцы скользили по моему разгоряченному телу, отыскивая самые чувствительные точки, чтобы помучить дразнящими прикосновениями. Я попросту задыхалась от каждого его движения внутри и от того, как он смотрел на меня, так же, как и я, хватая ртом воздух. И от одного вида его чуть исказившихся в подступающем оргазме мышц лица, я готова была вот-вот уже сорваться… Оставалась всего парочка движений, чуть-чуть совсем, но чёртова соседка вновь напомнила о себе раздражительным стуком в дверь, отсрочив момент наивысшего наслаждения лишь звуком своего писклявого голоса:       — Вы так шу…       — Съебись, двинутая! — не сдержавшись, в сердцах воскликнула я, под конец, кажется, даже сорвавшись на разозлённое рычание.       — Это грубо, — слегка осуждающе и так по-сексуальному хрипло пробормотал Бен, впрочем, подкрепляя слова лукавой улыбкой, чтобы, по всей видимости, сгладить углы и не разозлить меня ещё больше.       — Да? — я же старательно попыталась изобразить удивление в ответ, не прекращая двигаться ни на секунду, — Я думала, что «грубо» — вот так, — ускорив без какого-либо промедления движение бёдрами и стараясь напрягать в этот миг внутренние мышцы как можно сильнее, я полоснула ногтями по коже его груди со всей имеющейся во мне злобой на эту пришибленную, оставляя длинные алые полосы на светлой коже.       Барнс в ответ на такое лишь застонал громче, запрокидывая чуть голову, и вцепился ладонями мне в бёдра, стараясь направить движения и задать угодный ему ритм. И я подчинилась всё же, склоняясь вновь к его губам, чтобы дразняще провести по ним языком и вовлечь в прерывистую серию поцелуев.       Мы словно обезумевшие соприкасались яростно губами и языками, ловя стоны друг друга, смакуя каждую секунду, сбившись с тщательно отработанного ритма окончательно. И когда он по-особому несдержанно толкнулся навстречу мне бёдрами, я смогла лишь беспомощно всхлипнуть от пронзившего тело острой вспышки удовольствия и сжать в кулаке его растрёпанные и взмокшие слегка тёмные пряди волос, кажется, приходя к финишу с его именем в качестве несдержанного вскрика.       Бен же покрепче прижал меня к себе, с гортанным стоном продолжая вбиваться до основания: резко, несдержанно и мощно, вынуждая окончательно потеряться в сладостных ощущениях, что ласковым и сладостным облаком ещё окутывали меня, не отпуская из своего сахарного плена совсем. Впрочем, мне покидать его и не хотелось. Лишь на периферии сознания я ощутила дрожь в его теле и то, как он изливается в меня с протяжным стоном, рефлекторно толкнувшись ещё несколько раз бёдрами.       — Эти дни выдались сущей пыткой, — крепко зажмурившись и уткнувшись носиком в его шею, призналась я всё же, едва сумев выровнять дыхание, и тут же ощутила, как он покрепче обнял меня, касаясь губами щеки и чуть царапая тем самым кожу своей колкой щетиной.       — Согласен, — Барнс всё ещё сбито дышал, то и дело облизывая губы, — Давай договоримся оставшиеся дни не обращать ни на кого внимание? Особенно на эту не особо тактичную дамочку.       — Да назови ты вещи своими именами, джентльмен, — в ответ на его слова я лишь закатила глаза, впрочем, не испытывая сейчас ни грамма раздражения по поводу её существования по соседству, — Но в остальном согласна. Ну её к черту. Как насчёт того, чтобы принять душ?       — А ты сделаешь мне потом кофе? — чуть прищурившись, будто бы делая вид, что и впрямь размышляет над моим предложением, прикидывая «за» и «против», поинтересовался вдруг лукаво Бен, ведь обычно эта миссия целиком и полностью возложена на него.       Мне же терпения с этой моделью кофемашины не хватало совсем: то воды не хватает, то зёрна нужно досыпать, то и вовсе что-то там почистить. И пока всё это сделаешь, кофе вообще пить не захочется.       — Разве что сегодня, — немного помедлив, я пошла на попятную, решив уже, что сегодня так уж и быть, позволю ему вить из меня верёвки, — Праздник ведь как-никак.       Бен удивлено вздёрнул бровь, заправляя нежно-нежно прядь моих волос за ушко, прежде чем оставить на губах невесомый поцелуй, от которого всё внутри вновь затрепетало, будто бы и впрямь пресловутые бабочки поселились у меня в животе. Но это ведь неплохо, да? Кажется, так и описывают люди истинную любовь.