***
— Как самочувствие, милый? — я сидел у Ханджи на плановом осмотре, где она мерила давление, температуру и вес. — Судя по измеренным параметрам, ты довольно быстро восстанавливаешься. — Всё хорошо, ничего не беспокоит, — я пытался припомнить, когда в последний раз чувствовал себя плохо, но все мои проблемы были только в голове. — Ну, кроме воспоминаний, которые оборачиваются то галлюцинациями, то кошмарами. — Здорово, что это уже геморрой Леви, — она засмеялась и записала все в мою карту. — Ханджи, а ты правда встречалась с Эрвином? — она удивлённо взглянула на меня и даже на мгновение перестала улыбаться. — А-а, ты ведь с ним знаком. Да, мы были помолвлены, но за пару месяцев до свадьбы решили, что нам обоим это не нужно. Я позвала Леви, и мы вместе отметили наш разрыв, — она подтвердила историю моего психотерапевта. — На данный момент мы втроём не разлей вода. Эрвин и Леви — мои самые близкие друзья, — она говорила о них так тепло, что мне тоже захотелось назвать Леви самым близким. — Ну, в общем-то, все с тобой хорошо, Эрен. Можешь идти. Она уже погрузилась в карту следующего пациента, когда я решил задать ещё один вопрос: — Как Изабель? С ней все в порядке? — Фарлан не удержал в себе радость? Да, с ней все хорошо. На данном этапе пока рано говорить об осложнениях, но если она продолжит поддерживать текущий режим, все пройдёт ровно, — Ханджи уверено улыбнулась, слегка нахмурив брови, и в меня это вселило гору оптимизма, которую раньше я отказывался принимать от этой женщины. Порасспрашивав ещё немного в духе «а какой пол? как рано? а когда станет известно?», я ушёл.***
— Привет, Йегер. Подрочил? — Фарлан и Изабель едва не выплюнули морс, который успели глотнуть, чем не мог похвастаться я. Имир стояла со своей фирменной ухмылкой, приобнимая покрасневшую то ли от стыда, то ли от злости Кристу. — Имир! Что ты несёшь?! — зашипел я на неё, стараясь не привлекать внимания тех, кто ещё обедал, а Фарлан и Изабель определённо нашли в ситуации что-то смешное, потому что едва не поддались безудержному веселью. — А чего это ты так засмущался? — она наклонилась ближе к моему лицу и приподняла бровь. — Похоже, все-таки да. Надеюсь, мой совет помог тебе. Не благодари, — и, поставив меня в неловкую ситуацию при всём честном народе, Имир утащила Кристу к выходу из столовой. — Что за странный диалог, Эрен? — Изабель смеялась от души, от чего очень долго не могла сформировать вопрос. — Ничего, тебе показалось, — красный как рак, я уставился в тарелку невидящими глазами, не веря, что она могла так поступить со мной. — Да брось, парень, это нормально, — даже приятный голос Фарлана не мог меня утешить. — Все мы этим занимаемся, — он подмигнул, а Изабель звонко засмеялась. — Пошли, поговорим об этом в комнате. Он подошёл к Изабель и нежно поцеловал её в щеку, пообещав прогулку по саду перед ужином, и мы удалились к себе. — Ну, так к чему Имир решила тебе такое сказать? — я надеялся, что распросов не будет, но не тут-то было. — Ни к чему, просто вчера она заметила, что я нервный, и предположила, что у меня спермотоксикоз, — я поморщился, на что Фарлан снисходительно улыбнулся. Поверить в это было легко, ибо о моем взрывном характере тут знал каждый, хотя в последнюю неделю я вёл себя достаточно сдержанно. — Ясно. И как? Помогло? — кажется, он решил дожать из меня оставшиеся соки, не прекращая задавать вопросы. — Да, помогло, — осознать, что Леви мне не просто нравился, а я его хотел во всех смыслах этого слова, отчего я стал ещё более неуравновешенным, что пока никак не проявлялось, но скоро обязательно должно было вырваться. Фарлана этот диалог веселил, и он отпускал шуточки вроде «только не увлекайся, а то забрызгаешь все вокруг», а мне было неловко и несмешно, потому что они были обо мне и потому, что шутил самый лучший в мире сосед, от которого я такого точно не ожидал.***
Во время местного тихого часа я лежал и размышлял под шелест страниц книги Фарлана. Я думал об Имир, её вопросе и своих ощущениях. Конечно, она была той ещё стервой, но её совет и правда много прояснил в моих отношениях с Леви: например, то, что я безнадёжно в него влюбился. Затем я принялся анализировать его поведение, и чем больше думал, тем больше был уверен, что он ко мне определённо испытывал что-то отличное от обычных чувств к пациенту, присущих врачу. Это заводило в сердце какой-то дикий моторчик, который будоражил все моё естество. Я решил, что сегодня должен докопаться до правды и вывести Леви на чистую воду.***
— Я нравлюсь тебе! Что-то читающий в журнале Леви аж подпрыгнул, когда я едва не сорвал дверь его кабинета с петель. — Присаживайся, Йегер. Не нужно с порога столь громких заявлений, — полностью взяв себя в руки, он окинул меня безразличным взглядом и нехотя отложил журнал. Я же сел напротив и начал глазами бороться со стеной, которую он старался каждый раз выстроить перед собой при виде меня. — Я внимательно слушаю. Что тебя тревожит? — Не включай дурака, Леви. Ты прекрасно знаешь, что происходит. Я тебе не безразличен так же, как и ты мне. — Хм, смелый вывод. И из чего же он вытек, позволь поинтересоваться? — он выглядел расслаблено, и я уж было подумал, что ошибся, но отступать было поздно и мне нужно было высказать все здесь и сейчас. В конце концов, он сертифицированный психотерапевт и к подобному, скорее всего, привык, так что в случае, если я обознался, он с этим справится, ещё и мне поможет. — Ты проводишь со мной много времени, больше, чем с другими пациентами, возишь к Эрвину покататься на лошадях, хотя мог закрепить меня за ипподромом, до которого не нужно так долго добираться, разрешил задать личные вопросы и не отдал меня Моблиту, хотя должен был. — Может быть, ты попробуешь перестать строить воздушные замки и посмотришь на ситуацию через призму реальности, Йегер? Я уделяю тебе больше вр… — Замолчи! Прекрати кормить меня этими ебанутыми отмазками, что я подросток и мне нужно больше внимания! Тут много подростков! — началось, и меня было уже не остановить. — Ты не поменялся с Моблитом потому, что не хочешь меня отдавать! Каждый день, если ты в клинике, мы видимся! И если до вчерашнего дня все можно было считать притянутым за уши, то теперь ты дал мне уверенность в своей правоте, когда мы едва не поцеловались! Ты подпустил меня слишком близко, Леви, а теперь просто боишься! Моя речь отразилась шоком на его лице. Кажется, он не знал, что ответить, и такой потерянный вид делал его очень милым. Он сидел передо мной, как енот, пойманный на краже среди ночи, и не знал, что предпринять, куда бежать и где спасаться. — Это все неправда. Прекрати выдумывать, — хорошая была попытка, но прозвучало неубедительно. Я подошёл к его креслу и сел на тумбочку, что стояла рядом, стараясь установить зрительный контакт. — Ну же, Леви? Чего ты боишься? Мы ведь можем просто попробовать. — Не неси ерунду, Йегер, мы не можем, — он грубо скинул мою руку, что пыталась взять его, и встал из-за стола. — Ты меня подловил. Меня действительно к тебе влечёт, но это ничего не значит, слышишь? — он остановился спиной у подоконника, опершись на него, и посмотрел мне прямо в глаза. Там не было симпатии, любви или нежности. Только раздражение и усталость. — Но я — врач и никогда не приветствовал отношения «пациент-доктор» за гранью профессиональных. Я оказываю тебе услуги, ты их принимаешь. Всё. Я не откину свои принципы, которые складывались на протяжении всей моей жизни, ради тебя. Ты — всего лишь один из многих, кому я помогаю бороться с наркозависимостью. Просто интересен чуточку больше. Но это вовсе не значит, что я начну меняться, разрушу свои устоявшиеся рамки и поведу тебя под венец. Ты мне нравишься, но ни о каких отношениях не может быть и речи. И если тебе так будет спокойнее, я передам тебя Моблиту. Ты прав, я слишком затянул с этим решением. Сейчас, добившись взаимности, я не испытывал ничего, кроме страха, что Леви говорит это всерьёз. Я не готов был так глупо его потерять, и, кажется, истерика, которая меня недавно отпустила, решила вернуться. — Ты не станешь. Ты ведь не бросишь меня? Леви! — я кинулся к нему, вцепившись в плечи и заглядывая в серые глаза, которые он не отводил. — Эрен, мне нужно это сделать. Я не объективен в отношении тебя. Даже сейчас я веду себя неправильно. Да что там, я с первой встречи в твоем лечении только ошибался. — Н-е-ет, нет-нет-нет! Мне же уже лучше, — я, кажется, опять начинал плакать. — Это ведь ты меня исцеляешь. Моблит мне уже не сможет помочь, только ты меня спасешь, — сгибы локтей опять зачесались и потребовали пустить по венам спокойствие, которое здесь мне достать было негде. — Эрен, — он взял моё лицо в свои ладони и большими пальцами стер слезы, — будет лучше, если мы покончим с этим сейчас. Ты ведь понимаешь, что у нас нет будущего? — Да откуда ты можешь это знать?! — я толкнул его и начал нарезать круги по кабинету. — Ты ведь даже не пытался! Я ведь нравлюсь тебе! Ты сам это сказал! Так какого ты от меня отказываешься?! — я начал громить полки с книгами, кидаться стульями, швырять все, что попадалось под руку, в стены, но в один момент Леви опрокинул меня на пол, обездвижив, и ввёл успокоительное. Я провалился в бездну.***
Пробудился я снова в одиночке, полностью упакованный ремнями. Голова кружилась, но, к сожалению, я все помнил. Через эту гребаную влюблённость я вернулся туда, откуда начал. Я знал, что пока я был в отключке, произошла самая ужасная вещь в моей жизни — Леви от меня отказался. Я пытался подвигаться, но ничего не выходило, тело было крепко зафиксировано. Хотел закричать, но от истерики из лёгких доносились только свистящие хрипы. Как он мог так поступить со мной? Все, над чем мы так трудились, рухнуло по его вине. Я плакал от обиды и несправедливости, ведь он бросил меня, когда я в нем так нуждался. Мне снова захотелось ширнуться героином и, желательно, с вероятностью передозировки. Меня сотрясало от рыданий, дышать становилось категорически сложно, и я, сорвавшись на шёпот, начал звать маму. Мне хотелось, чтобы она меня пожалела и забрала отсюда. Она бы гладила по голове и уверяла, что я самый лучший, что эта чёрная полоса временная, а потом опять начнётся белая. Но мамы здесь не было. Я вообще тут был один. Внезапно дверь открылась, и в палату вошла Ханджи с очень расстроенным лицом. — Что же с тобой случилось, сладкий? — она подошла и взяла меня за кисть руки, оглаживая её большим пальцем. — Расскажи мне, что произошло? С огромным трудом я преодолел желание послать её к черту и испортить наши дружеские отношения. Я просто отвернулся, продолжая глотать всхлипы. Она начала отстегивать ремни. — Я надеюсь на твоё благоразумие, Эрен. Мы же доверяем друг другу, да? — я никак не реагировал. Мне было слишком больно от осознания, что я разрушил всё. Я сам своим давлением расплющил начавший строиться песочный замок. — Давай, Эрен, попьём водички, — Ханджи усадила меня в вертикальное положение и приставила стакан воды к губам. Я пил на автомате, чувствуя, как вода продвигается вниз от горла. Сложилось ощущение, что я не пил месяц. — Так лучше, да? — подавлено кивнув, я лёг обратно и отвернулся. Меня все ещё колотило от холода, который разливался в груди. Это состояние ничем не отличалось от ломки, разве что моё тело болело не так сильно. — Я зайду ещё через пару часов, тебе что-нибудь нужно? — я никак не ответил, и Ханджи поняла, что нет. — Хорошо, тогда отдыхай. Я перевернулся на спину и накрыл лицо ладонями. Рыдания никак не хотели прекращаться, и я мог выплакать, наверное, целое море. Периодически проваливаясь в дрему, я видел сны, а когда приходил в себя, опять начинал лить слезы. Время снова тянулось тугой резиной, и мне казалось, что я тут уже минимум год. В видениях ко мне приходили родители, Микаса с Армином и Жаном, Леви. Последний вёл себя в иллюзиях так, словно принял мои чувства, и мы теперь вместе, отчего пробуждения становились невыносимыми. Я плакал, иногда завывая от этой тянущей боли. Все факелы надежды разом погасли, и мой путь окутала тьма. — Эрен, — голос Моблита только подтверждал, что это все происходит со мной наяву. — Давай поговорим. — Нет, уходи, оставь меня, — мне не хотелось обижать его, но говорить с ним и видеть его я не мог. Его визит стал окончательным доказательством того, что я оказался в кошмаре, который сам создал. — Эрен, тебе сейчас тяжело, но станет легче. Я обещаю, — сейчас меня бесил даже голос Моблита, тем более — его пустые обещания. — Не станет, понимаешь? Не станет! Он тоже говорил, что станет легче, что поможет мне справиться! И что теперь? Сбежал, поджав хвост! Мне не нужна помощь! Мне больше ничего не нужно… — я отвернулся и закрыл глаза в надежде, что когда открою их, то окажусь далеко отсюда, и рядом не будет ни Моблита, ни Ханджи, ни Леви, и я даже не буду помнить, кто все они. — Эрен, Леви мне честно рассказал о том, что произошло между вами, и я его понимаю. Он психотерапевт с безупречной репутацией и приличным стажем. Сколько я его знаю, не помню, чтобы он состоял в серьёзных отношениях. Мы сразу поняли, что он по натуре одиночка, — на этом моменте голос Моблита слегка исказила улыбка, — со всеми, кроме Ханджи, он до сих пор сохраняет нейтральные отношения. Он вежлив, учтив, доброжелателен и отзывчив, но уж точно не дружелюбен. Но все заметили, что к тебе его как-то по-особому тянуло. Скорее всего, он и правда испугался, что что-то новое ворвалось в его размеренное течение и повернуло его. Плюс ко всему, когда тебе за тридцать и ты мужчина, влюбиться в парня почти в два раза младше — это шокирующе, — я продолжал шмыгать, но внимательно слушал. — Представляешь, ему нужно осознать свою гомосексуальность и твой возраст, не сопоставимый с его. Для тебя было проще принять свою влюблённость — ты ещё не до конца сформирован как личность, и быстро адаптируешься к новым условиям. Но вот скажи, Эрен, тебя бы привела в ужас война? Конечно, пример очень радикальный, но так будет нагляднее. Вся твоя жизнь перевернулась бы с ног на голову. Тебя бы это, как минимум, держало в смятении. Так и Леви сначала расценивал все свои действия как желание помочь, а потом осознал, что тут замешан другой, сексуальный подтекст. В тот момент, когда он захотел тебя, он потерял свою независимость, чего никак допустить нельзя. Возможно, со временем он бы справился и подавил это желание, но, к его сожалению, ты тоже начал проявлять к нему интерес, который отнюдь не был научным. Сопротивляться в таком случае почти невозможно. Когда ситуация достигла критической точки, ему пришлось пойти на жертвы: либо он отказывается от тебя и остаётся работать с остальными пациентами, либо он выбирает тебя, но увольняется отсюда. Он, конечно, мог бы это скрывать, но, как профессионал, не позволил себе так низко опуститься. К сожалению, Эрен, от его решения зависело слишком многое, — Моблит замолчал, возможно, ожидая от меня какой-то реакции, но, так как её не последовало, он засобирался на выход. — Так что попробуй обдумать то, что я тебе сейчас рассказал. Я не оправдываю Леви. Но в том, что произошло, никто не виноват. Так сложились обстоятельства. Я надеюсь, что ты придёшь к правильному решению. Моблит ушёл, оставив меня наедине с разрывающимся сердцем и посадив в груди семена всеразрушающей боли. Он сделал в моих глазах образ Леви ещё более идеальным и недосягаемым. Я был уверен, что мне его уже не разлюбить. Эти чувства стирали в порошок мой мир, который оседал в горле колючим комом. Я уже не мог ни спать, ни плакать, поэтому просто смотрел в окно, где виднелся кусочек неба и ветки уже совсем зелёных деревьев. Всё уже проснулось, начинало энергично жить, а я мечтал закрыть глаза и больше никогда не открывать их. — Эрен, не спишь? — ко мне робко подошла Ханджи и начала молча мерить давление и температуру. — Ты можешь попросить его придти ко мне? — похоже, она ожидала этого вопроса, но мечтала, чтобы он не прозвучал. — Я надеюсь, что ты о Моблите, потому что Леви сюда вход воспрещён, — она говорила это, не поднимая на меня глаз. — Не может быть, он ведь врач… — На правах твоего психотерапевта, — она довольно резко перебила мой лепет, — он поместил тебя обратно в одиночку, потом перевёл под наблюдение Моблита и дал ему рекомендации по твоей диспанцеризации, в числе которых — ограничить ваш контакт на неопределённый срок. Прости, Эрен. — Я не верю, — я слез с кровати, едва стоя на ногах, и, опершись на нее руками, хмуро смотрел на Ханджи. — Так не бывает. — Эрен, давай без глупостей, милый. Мы все преодолеем, да? Со всем справимся? — она успокаивала меня, словно маленького ребёнка, но это чертовски хреново срабатывало. — Ну же, Эрен, ляг обратно. Тебе пока нельзя вставать. — Я хочу его увидеть. Он мне нужен, — мой голос вибрировал от ярости, которая подчиняла себе мой разум. Давно я её не испытывал. — Я никуда не лягу, пока он не придет. — Хорошо, постой здесь. Ханджи вышла, а я продолжал стоять из последних сил, надеясь, что Леви сейчас войдёт в дверь, уложит меня в кровать, как делал это раньше, и скажет, что все это дурной сон, а я проснусь в комнате, где на соседней койке сопит Фарлан. Но в палату вошёл Моблит. — Эрен, пожалуйста, ляг. Леви не придёт хотя бы потому, что сейчас он не в клинике, — я недоверчиво прищурил глаза, но больше из-за того, что перед глазами все плыло, и я плохо видел своих собеседников. — Давай договоримся, что если ты сейчас ляжешь, завтра мы поедем на встречу за пределы клиники к любому человеку, которого ты хочешь увидеть. Кроме Леви, само собой. Если бы Моблит подождал ещё немного, я бы сам упал на кровать, но его нетерпеливость сыграла мне на руку, и я, кивнув, залез под одеяло.***
У меня был трудный выбор, так как я нуждался в поддержке матери, но и очень хотел убедиться, что с Микасой все в порядке. Усидеть на двух стульях все равно не получилось бы, поэтому я решил не злоупотреблять добротой Моблита и увидеться с подругой. Мне нужно было с ней поговорить и попросить прощения. После обеда мой новый психотерапевт сказал, что мы поедем к Микасе после ужина, и у нас будет время до отбоя. Я поблагодарил его и принялся считать плитки на полу, так как самобичевание себя исчерпало, а больше тут делать было нечего. В том, что после сна мир становится лучше, была доля правды. Сегодня было не так больно, как вчера, но все же время вряд ли вылечило бы. Скорее всего, я оказался навсегда болен Леви, но, возможно, у меня получилось бы уйти в ремиссию и пришлось бы только молиться, чтобы не случился рецидив. За пару часов до ужина зашла Ханджи, измерив все показатели, попыталась разговорить меня на темы погоды и коммунальных счетов. Я же слушал её в пол уха, пытался улыбаться и молчал. Она сказала, что такому пирожочку, как я, нужно переставать грустить, а ещё лучше — почаще улыбаться, и ушла. Когда Петра уже уносила мои тарелки, вошёл Моблит и подал мне два пакета: с курткой и кедами. Я понял, что нам пора. Мы ехали в тишине, за что я был благодарен, потому что в голове происходило какое-то восстание, и я боялся, что она в итоге взорвётся. Когда мы добрались до дома Микасы, я попросил у Моблита минутку, чтобы собраться с мыслями. Мои руки тряслись, а железы активно выделяли слюну. Я не знал, как семья Аккерман отнесется к тому, что я решил переступить порог их дома после того, что сделал. Очень хотелось сказать Моблиту, чтобы он разворачивал обратно и вёз меня в клинику. Но я не привык убегать. Мне нужно было увидеть Микасу. Я должен был её увидеть. Нажав кнопку звонка, мы начали ждать, пока дверь откроют. Моя нога нервно топала, а руки теребили край толстовки. Казалось, что ещё секунда — и я рвану в клинику на своих двух, но взгляд на спокойного Моблита немного остудил мой пыл. Внезапно раздался щелчок и на пороге появилась мама Микасы: — Эрен, милый, как я рада тебя видеть! — она бросилась меня обнимать, а я не смог сдержать слез, потому что не заслуживал такого приёма. — Эрен, наконец мы видим, что с тобой все в порядке. Заходи, сынок! — теперь меня уже обнимал отец Микасы, и я боялся, что мои всхлипы трансформируются в полноценную истерику. В общем-то, всё, как я люблю. — Доктор, прошу. — Проходи в гостиную, милый, я налью чай. Микаса ждёт тебя там, — миссис Аккерман ещё раз чмокнула меня в щеку и полетела на кухню. Я же на ватных ногах отправился к Микасе, пока её отец повёл моего психотерапевта смотреть коллекцию оружия. Подруга сидела в кресле спиной ко мне. Я видел, как напряжена её спина. Наверное, моя была напряжена не меньше. Я застыл на пороге комнаты, не зная, что делать дальше. — Микаса, — я прошептал тихо-тихо, но она услышала. Девушка зажала рукой рот, вовсю сотрясаясь от рыданий, но не вставала и не поворачивалась ко мне. Оставаться на месте казалось невозможным, и я быстро подошёл к креслу, опустившись Микасе в ноги. Я схватил её свободную руку, неподвижно лежащую на подлокотнике, и начал целовать запястье, кисть, пальцы, тоже заливаясь слезами. — Прости! Прости! Прости! — я громко шептал, будучи не способным произнести что-нибудь ещё. — Прости, Микаса! Я дурак, такой дурак! Прости, умоляю! Обычно невозмутимая Микаса тоже не могла остановиться. Она просто кивала и продолжала плакать. Так мы просидели ещё какое-то время, а потом я обнял её ноги и положил голову к ней на колени. Когда я удобно устроился, она запустила руку в мои волосы и начала их перебирать. — Как ты? Я так рад тебя видеть, ты просто не представляешь, — мой голос охрип. — Я в порядке. Со мной работают специалисты, но психиатр, который меня осматривал, как ни странно, не диагностировал мне психологическую зависимость, — я вопросительно посмотрел на неё. Такого не могло быть. — Да, он тоже был удивлён. Когда я очнулась, меня возили по многим врачам, но все говорили только о физической зависимости, подтверждая, что психически я полностью здорова. Так как ломку я переживала в коме, то и желание достать дозу осталось там же. Вот. — И что теперь? Ты полностью здорова? Микаса грустно улыбнулась и отвела в сторону свои печальные глаза. — Нет. К сожалению, героин сильно ударил по моей нервной системе. Не оставив мне психологической зависимости, он также лишил меня возможности самостоятельно передвигаться. Мои ноги теперь парализованы, Эрен, — кажется, я перестал дышать. — Вот сейчас совсем не смешно, Микаса, — такое просто было невозможным. — У тебя ведь сильные ноги! Почему они не ходят? — Потому что дело не в мышцах, а в нервах, Эрен. Пожалуйста, успокойся. Шанс, что я буду ходить, ещё есть. Мы над этим работаем, — но я понимал, что если есть шанс, что она будет ходить, то есть и шанс, что нет. И он гораздо больше. Я схватился за голову, потому что она начала раскалываться. — Возьми себя в руки, пожалуйста! Не пугай меня! Повышенный голос подруги немного привёл в чувства, и я поднял на неё затуманенные глаза. Микаса и правда боялась. И я был тому причиной, чего раньше никогда не происходило. — Могу я сесть в кресло и усадить тебя к себе на колени? — просьба была внезапной и немало удивила девушку. — Мне хочется тебя обнять. Пожалуйста. Микаса неуверенно кивнула, и я воплотил в жизнь свое желание. Я качал Микасу как маленькую, едва сдерживая слезы. Мне было больно, но ей точно было хуже. И пока я переживал за свои неудавшиеся отношения, она тут боролась: сначала за свою жизнь, а теперь — за свое здоровье. Я целовал её в макушку и крепко сжимал в объятиях, каждые пять минут спрашивая, удобно ли ей. Она постоянно отвечала, что очень удобно. Микаса была огромной частью моей души, моего мира и меня самого. Без неё я не представлял свою жизнь. Мы слишком давно были вместе и слишком многое вместе пережили. Она готова была ради меня на все, а я не только этого не ценил, но ещё и пользовался. Она же бескорыстно отдавала мне всю себя. Я пообещал, что когда выйду из клиники, то обязательно помогу Микасе с восстановлением. Она просто была обязана опять начать ходить. Когда пришло время покидать дом семьи Аккерман, подруга уже посапывала у меня на коленках. Я напросился отнести её в комнату и уложить в кровать. Поцеловав её в лоб на прощание, я двинулся к выходу. — Эрен, не вини себя ни в чем. Она сама сделала свой выбор. Даже если бы ты её не просил, последовала бы за тобой. Так что лечись с Богом, сынок, и скорее возвращайся. Ты ей нужен, — отец Микасы как будто снял с меня часть груза и забрал себе. Наши родители винили себя в том, что с нами происходило, но виноват был только я. Мой эгоизм сыграл не только против меня. И так было во всем. Мне стоило научиться контролировать свои желания, пока от них больше никто не пострадал.