Царевна-Лебедь

Как странно, бабьева лета даже не было. После лучезарного жаркого периода пришла ворчливая осень, прогоняющая с заливных лугов тёплый воздух, заметая тропинки хрустящими листьями. Погода резко ухудшилась: полились дожди. Как затянет с утра и до самой ночи, когда из-за плотных, мохнатых туч не было видно округу, и от этого становилось страшно. Каждый раз проходя мимо окна, Василиса невольно задерживала взгляд на чёрной тени леса вдали, а затем, испуская судорожный вдох, зажмуривалась и поскорее завешивала окно, дабы не видеть боле угрюмое «чудовище». Вечера она проводила в одиночестве, сидя у окна и читая очередной затягивающий роман, на страницах которого разливался нежный дрожащий свет от свечей. Порой она отрывалась от книги и странно вздыхала, отстранённо обводя взглядом гравюру на стене. Чтение не всегда спасало юную барышню от скуки; от этого в свободное от уроков время девушка бесцельно бродила по дому, замечая неприметные мелочи. Вот картина чуть накренилась, здесь половица тихо скрипнула под ногой… Как бы она хотела это время проводить с Господином Эриком! Но как назло тот мог бесследно исчезать и появляться тогда, когда ему вздумается. «Дьела Эрика касаться Эрика, и толька Эрика!» — бойко выговаривал архитектор, расправляя статную спину, от этого показываясь ещё боле высоким и худым. По вечерам он долго пропадал на улице, а когда возвращался, молчаливо встречал вопросы Василисы. — Лизонька, ну почему он не разговаривает со мной? — спрашивала девушка; голос её дребезжал. — Почём мне знать, Василиса Игоревна? Таков уж он, этот…демон. Ой, тьфу ты! Служанка, заплетая косу барышне, хмурится и ругается, глядя себе через плечо. — Аль случилось что… Вот он и думает, что я бегаю за ним… Ах, Лиза, я же так сойду с ума! Почему он молчит? — восклицает девушка голосом, в котором слышались слёзы. — Чу! Слышите? — вдруг зашептала Лизавета, положив руки барышне на плечи. Внизу послышалась возня, а затем усталые шаги раздались в тишине дома. — Кажется, идёт… — говорит под нос служанка, юрко скрываясь за дверью. — Лиза, постой… — лепечет барышня, но той уже и след простыл. Хлопок двери. Господин Эрик вернулся. Василиса хочет подойти, но боится, боится потерять то доверие, хоть и совсем малое. Но девушка, вопреки здравому уму, который отвергал попытку наведаться к архитектору, тихо выскользнула в коридор, засеменив к знакомой двери. Вот она уже совсем близко, стоит, переминаясь с ноги на ногу. Уже было тянет руку постучать, да с последний момент отдёргивает руку как от огня. Стало холодно, тело покрылось потом. В темноволосой голове лихорадочной мыслью всплывает вопрос. «Он обычный человек, не демон, не…демон.» Страх несколько отступил, но в несколько мгновений вновь сковал тело девушки. Барышня тихо взвыла, обхватив лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону, словно умалишённая. Рука, неожиданно налившаяся свинцом, прошелестев, легла на холодное дерево, затрагивая мелкие узоры прожилок. Неуверенный стук, нарушивший идеальную тишину в доме, раздался совсем неожиданно. Но за стеной никаких звуков, будто там никого и нет, и девушка, уже развернувшись, чтобы уйти, останавливается. За дверью, спустя некоторое время, слышатся тихие шаги. По мере того, как звук каблуков по деревянному полу становился громче, сердце бедной девушки содрогалось, а душа болезненно сжималась. По полу скользит светлый луч, а в дверном проёме возникает знакомая, несколько нескладная фигура. — Это… Вы. — шелестит голос демона. — Эрик не ждаль Вас. Но Вы прийти, и Эрик пригласить Вас сейшас. Девушка медленно поднимает глаза. Осунувшаяся фигура архитектора чернеет перед самым её носом. Сорочка измята, а на шею намотан плотный шерстяной шарф. Некогда яркие жёлтые глаза потухли, помутнели. Он стоял, бестелесным сгустком тьмы нависая над девушкой, сложив руки на груди. — Господин Эрик, простите… — путаясь и сбиваясь, говорит Василиса. — Что Вам нушно от менья? — громче повторяет мужчина, но внезапно хватается за горло. Голос его дрогнул, и слово, уже готовое сорваться с губ архитектора, само собой замерло во рту, как замирают стрелки на старых, поломавшихся часах. Господин согнулся и выставив руку вперёд, попятился назад, прикрывая рот рукой. Сухой кашель сотрясал его тонкую фигуру. Но вот приступ кончился, и он выпрямившись, придерживаясь за дверной косяк, развернулся и побрёл вглубь комнаты. Барышня прошмыгнула следом, неловко замявшись. — Господин Эрик, Вы больны? — нежданно задала вопрос Василиса. Не ожидавший этого Эрик, вздрогнул и резко повернул голову к девушке, вставшей в углу. - — Эрик просто жалок сейшас. — устало выговорил архитектор. — Ну, что же Вы нье смьеётесь, судар’ыня? Слова, слетевшие с его губ, поразили Василису. — Отчего я должна смеяться? — грустно отвечает барышня. — Разве это смешно, когда кому-то плохо? Мужчина вдруг вытянулся, словно струнка, ошеломлённо взглянув на Василиса, отчего та сжалась под его пристальным блеском медовых глаз. — Эрику нье плохо. — бросил он, но опять осёкся, приложив руку к горлу. — Что Вас беспокоит? — неуверенно спрашивает девушка, выходя из спасительного мрака. Точёную фигурку золотым ореолом обрамляет мягкий свет от свечей, что чуть дрожал от движений в воздухе. Лаская светлую ткань, полутени устроились в потайных складках воздушного платья. Каштановые завитые кудри, падающие на её изящные плечи, отливали едва видимым блеском. — Хотите, а впрочем, я распоряжусь… — пробормотала она, выпорхнув за дверь. Эти чувства для молодого человека были неизвестны. Когда светлые лучи упали на её прелестное, совсем ещё детское личико, он поразился, как она была хороша. Глубокий изумруд её глаз, плескавшееся волнение вперемешку со смущающей робостью, подрагивающие ресницы. Она поистине прекрасна. Но вместе с тем, даже такие невинные мысли, туманящие сознание, пугали его. Горло вновь напомнило о себе, противная щекотка пробежалась по нёбу. Пройдя к столу, Эрик в изнеможении опустился на стул, кончиками пальцев затронув чертежи беседки, среди которых был тот самый незаконченный набросок милой девочки… Дверь тихонько скрипнула и по полу раздались торопливые шажки. Девушка несла с собой небольшой чайничек и несколько чашек. Поставив тяжёлую посуду на стол, девушка тронула свои уши. — Господин Эрик, так что же? — осторожно спрашивает она, придерживая крышечку чайника, разливая горячую жидкость по чашечкам. — Это ромашка. — Знобит ньемного… — охрипшим голосом ответил молодой человек, отпивая маленькими глотками душистый чай. — Что Вы туда добавьили? — ни с того, ни с сего вдруг загремел архитектор. — У чая странный goûter (вкус). Нехороший огонёк блеснул в его жёлтых глазах. Он наклонился ближе к барышне, буравя ту осуждающим взглядом. — Нет, нет, Господин Эрик! — испуганно прошептала девушка, вжимаясь в стул. — Я добавила туда ложку мёда! Мужчина осёкся и замер. — Подумала, что так будет лучше, да видно… — Василиса замолчала, глубокий вздох вырвался у неё из груди. Она расстроилась. — Не буду Вам мешать… Эти слова она будто бросила ему в лицо. Спешно встав и придерживая подолы платья, барышня скрылась за дверью. Архитектор так и застыл с чашкой в руках… Хотела сделать лучше… Мужчина поник головой и весь как-то сгорбился, походя сейчас больше на большого аиста, чёрного аиста. Тишина начала надоедать, отдаваясь надоедливой резью в ушах, поэтому Эрик стал прислушиваться к звукам дома. Внизу хлопотали слуги, их резвый топот и громкие голоса были слышны даже здесь. По лестнице видать кто-то идёт, слышен стук каблучков. — Василиса Игоревна… — слышит архитектор. Служанка Лизавета здесь. — Ну, изволите готовиться ко сну? — Нет, Лизок, — голос барышни совсем тихий. — иди, иди… В груди молодого человека больно кольнуло. Излишняя осторожность, следовавшая везде за ним неслышной тенью, сыграла с ним злую шутку. Звуки стихли. Вновь воцарилась давящая тишина, которую несчастный архитектор уже терпеть был не в силах. Он поднялся со стула и, ступая тихо и неслышно, выскользнул за дверь. Накинув на плечи плащ, скрывшись за шляпой, он посильнее замотался в шарф до самого кончика носа и вышел на улицу. Его встретил промозглый холод улицы, характерный запах сырости и дождя, который противно моросил, тревожа зеркальную поверхность маленьких лужиц. Птиц уже совсем не слышно, только тихий шелест деревьев, чьё жалкое убранство ласкал пронизывающий ветер. Руки его несколько онемели от холода, да и тонкий плащ его нисколько не спасал. Архитектор сдавленно кашлянул в ладонь и посильнее запахнулся в чёрную ткань. Откуда-то стали слышны чарующие звуки. Струнный инструмент, в этом Эрик не сомневался. Звуки раздавались через промежутки времени. Только дрожащий звук затихнет, запоёт иная нота. Поддаваясь неизвестному порыву, мужчина, словно заворожённый, следовал за звуками. Перед глазами возникло строение. Послышался топот копыт и игривое ржание, конюшня. Повеяло душным теплом, пахнуло сеном. Вот откуда лился неземной перезвон. Молодой человек притаился за резной балкой, впитывая гармонию звучания волшебного инструмента. Но тут импровизация перешла на мелодию. Музыка очаровывала их обоих: неизвестного музыканта и загадочного архитектора. А после Эрик услышал голос, мужской, но такой ласковый и нежный… — Москва златоглавая… Звон колоколов. Царь-пушка державная, Аромат пирогов… Конфетки-бараночки, Словно лебеди, саночки… «эй, вы, кони, залётные!» Слышен крик с облучка… Гимназистки румяные, От мороза чуть пьяные, Грациозно сбивают Рыхлый снег с каблучка. Помню тройку удалую, Вспышки дальних зарниц, Твою позу усталую, Трепет длинных ресниц… Неспеша пел голос, наполняя израненную душу высокого господина лёгкостью и принося с этим утомляющее ощущение покоя. Архитектор вышел из сокрытого тенью убежища и, приподняв воротник плаща, выглянул из-за балки. Лошади в стойлах тут же обратили внимание на высокую фигуру в плаще, задумчиво пережёвывая сено, хрустящее на зубах. Эрик взглянул наверх. Перед ним стоял огромный тюк сена. Под самым потолком была воздушная подушка, в которой кто-то лежал. Была видна лишь одна кудрявая макушка, такая же золотая как и пушистое сено. Тогда то Эрик и пожалел, что не взял с собой альбом, который он всегда по случаю носил с собой…

***

Мужчина, не торопясь, шёл домой. Уже совсем стемнело и не было даже видно почвы под ногами, только рядом с домом было светло; свет лился из больших окон, падая на землю. Эрик поднял голову и увидел на крыльце маленькую знакомую фигурку, закутанную в шаль, которая стояла, понуро опустив голову, водила носком туфельки по дереву. Внезапный шорох, вырвал девицу из мыслей. Она подняла голову, и резко вдохнула, приложив руку к груди. Высокая чёрная тень стояла рядом с ней, горели во тьме лишь только янтарные глаза. — Господин Эрик, Вы, право, напугали меня. — наконец сказала девушка, выйдя из оцепенения. Архитектор только тихо вздохнул. — Ох, Эрик не хотель пугаться… В задумчивости он подошёл и встал поодаль от неё, наблюдая за лесом вдали. — Мадемуазель, я опять слыхаль этот outil merveilleux (замечательный инструмент)! — Вас нравится, как звучит балалайка? — смеясь спросила Василиса, обернувшись к мужчине. Он ничего не ответил, лишь как-то странно улыбнулся, стукнув каблуком. — Господин Эрик, а когда у Вас день рождения? Такого вопроса молодой человек не ожидал, сразу замолчал и поник головой. — Господин? — Зачем Вам это знать? Эрик нье помнить свой д'ень рождения… — сурово сказал архитектор. — Но ведь такого быть не может, я, право, никому не расскажу. Глаза её расширились и она сделала шаг навстречу. — Эрик ньекогда не отмечать этот день…четвёртое января. — Почему же? Святки, Рождество, разве это не прекрасно? — девушка мягко улыбнулась. — Вы полюбите этот день, я обещаю…