***
— Скажи мне, у тебя с Кошелевой какая тема? Честно говори. — Платоническая. — Что значит «платоническая»? — Правильно говорю? — Правильно. Слово такое есть. Просто, как ты его понимаешь? — У меня сестра такого же возраста. — И? — Ну, и как-то я… — То есть, у тебя сестринские к ней? — Ближе так, да, дружеские, товарищеские, сестринские, ну, и тёплые… хорошие. — Нет, наоборот, это хорошо. То есть, сердце не болит? — Нет. А с чего вы спросили? — Это не я спросил, это люди. Вы смотрите друг на друга, будто вы только что поженились. Два восторженных лица. Вот и всё. — Ничего плохого в этом нет. — Нет. Я просто хотел понимать для себя: любовь это или нет. — Это не та любовь. Неужели Фадеев так ради пиара врёт?***
— Скажите, Максим Александрович, — уже в дверях решил спросить Свобода, а у Пиэлси и Назимы тоже пиар? — У Пиэлси и Назимы? — наставник удивлённо посмотрел на него, — Я, к моему великому счастью, обязан приглядывать только за своей командой. Так что, ничего не знаю.***
А дальше всё потекло своим чередом. Выполнять обещанное оказалось совсем несложно. Изображать чувства гораздо проще, чем по-настоящему любить. В этом у Свободы был опыт. Правда, обычно всё решалось коктейлями в барах, а тут даже касаться нельзя особо. Любовь и правда выходила платоническая. Через какое-то время Свободе даже начало казаться, что Мартышка всё знает и подыгрывает. Но нет, не могла. Слишком уж искренне девчонка к нему тянулась. По глазам же всё читается. И с каких пор она перестала для него быть просто Кошелевой? А потом Макс начал увлекаться этим всё больше и больше, понимал, что уже перебор, но не мог остановиться. А если сломаешь? — ночами просыпалась совесть. Совесть, ограничивающая Свободу. Ирония. Так я же для неё стараюсь — убеждал себя Свобода, шёл целовать Мартышку в макушку и ложился спать, радуясь, что по ночам камеры не снимают. Наивный.***
— Влюбился в Кристинку-то? — спросил как-то Серёга, когда они сидели у окна, как всегда в ночи. — Влюбился в Назиму-то? — парировал Макс, удивляясь, что даже новообретённый друг его не раскусил. Свободе бы в актёры. Только играть в любовь и умеет. — А чёрт его знает, — отвечает Серёга и тут же жалеет, что не курит. А у Свободы всё наоборот: курит, а любить не умеет.***
А потом он сам не понимает как, но начинает пытаться увидеть в Крис девушку. Раз зрители в них пару видят, значит в Кошелевой же что-то есть кроме огромных детских глаз, бомбического расщепления и Фадеевского мишки? Одолевать воспалённый разум Свободы эти мысли начинают в редкие моменты ночью, когда он курит в кабинке туалета сигареты, так заботливо и надёжно спрятанные им самим же на такие случаи. Свет парень не включает специально, вряд ли из соображений энергосбережения, просто так думать проще, смотря, как тлеют одна за другой сигареты до фильтра. Давится он этим дымом впервые, когда за дверью раздаётся шорох и совсем рядом шёпот… конечно же, Кошелевой. Темнота вдруг рассеивается от слабого света, видимо, телефона. — Макс, это ты? Свобода вздыхает, делает затяжку и резко открывает дверь. Его тут же ослепляет свет фонарика телефона. — Блин, Кошелева, какого чёрта?! — он шипит и тут же зажмуривается. — Ой, извини. Свет тут же гаснет, и остаётся только тлеющая сигарета. Максим нащупывает в темноте руку, нет, не так, ручку Кошелевой и тащит её за собой к стене у раковин. Сам опускается на пол, кладя рядом с собой пачку и зажигалку, и через секунду понимает по шуршанию одежды, что девчонка садится рядом и кладёт голову ему на плечо. Глупая, будет же потом сама пахнуть его сигаретами. — Как ты поняла, что это я? Он представляет, как она сейчас пожимает плечами, а затем тихо произносит со смехом: По запаху. Кто ещё будет курить ночью в туалете? Тем более, эти сигареты куришь только ты. Они с минуту сидят в тишине, после чего Свобода снова спрашивает: — Чего не спишь? — А ты? Непривычно, что под боком Банкес не храпит, — снова смеётся. Всё-таки она ребёнок. Следующий вопрос застаёт его врасплох. — О чём ты тогда говорил с Фадеевым? Он косится на её задумчивое лицо, которое, привыкшие к темноте глаза, способны рассмотреть, и тут же использует её метод, — А ты? — и тут же отшучивается, — Вот выкуришь сигарету, тогда расскажу всё. Пойду дверь закрою. Свобода знает, что это задание из сверхъестественных, это как Майер, которая не клеится ко всем подряд, или Родион, не ноющий целый день. Он знает, как Кошелева не любит сигареты, но терпит их почему-то в его руках. Когда щелкает дверной замок, закрываясь, Свобода слышит кашель сзади и, резко повернувшись, видит… Кошелева с тлеющей сигаретой. Даже не так. Кошелева, которая давится сигаретным дымом. Максу хватает секунд 5, чтобы подлететь к ней и вырвать из тонкой ручонки отраву. — Ты что творишь, дура? — в нём закипает гнев, который утихает с первой же затяжкой. Девчонка ещё с минуту кашляет, смотрит на него испугано, но так и не отвечает. И Свобода вдруг неожиданно для себя отмечает, что у неё есть грудь, которую та умело прячет в мешковатых толстовках, да и ноги в коротких шортах не кажутся сейчас такими детскими. Макс нервно сглатывает. Вот же блять. Это просто в нём говорит желание трахаться, только и всего. Его бы и к Родиону сейчас тянуло, не будь он только по бабам. Свобода докуривает сигарету, прячет пачку с зажигалкой и бросает взгляд на внезапно взрослую Кошелеву. — Пойдём. Они доходят до кроватей, и парень отчётливо понимает, что не уснёт сейчас. — Ты спать хочешь? Мартышка отрицательно мотает головой, отчего волосы двигаются в такт. Макс берёт её за руку и ведёт к креслам у окна. Они молча сидят там, смотря на такую далёкую и одновременно близкую Москву. Свобода не помнит в какой момент Кристина соскальзывает со своего место со словами «холодно» и оказывается сидящей у него на коленях. Она утыкается холодным носом в его шею, обнимает тонкими руками и последнее, что думает, прежде чем уснуть: Хорошо, что ночью камеры не работают. — Знаешь, мне с самого детства казалось, что Москва ужасно равнодушный и холодный город. Я всегда знал, что не найду там себя. А сейчас я здесь и понимаю, что мы с ней, в общем-то, похожи, — тихо шепчет Макс и, только когда не получает ответа понимает, что девушка спит. И к нему вдруг приходит осознание, что прикасаться к чьей-то спине — это довольно интимно. И он невесомо её целует в макушку. Кристина просыпается, когда солнце уже медленно поднимается, согревая собой город, осторожно выбирается из объятий спящего Макса и ложится к себе в кровать. А футболка пахнет им же и, блин, сигаретами. Утром Свободу находит Пиэлси и будит, а тот ещё долго будет думать о том, приснилось ему или нет.***
А потом всё летит к чёрту. Свобода понимает, что он уже всё. Свободе нужна чёртова свобода. Хочется напиться, выкурить пачку сигарет и до упора, до изнемождения вдалбливаться в тело какой-нибудь дуры, да той же Майер, и проспать часов 12. А вместо этого пустая коробка, грёбаный чай с ромашкой, который он бы плеснул в рожу Родиону, и девственные объятия с Кошелевой, которые нихуя не повышают его рейтинг в шоу, но зато повышают его недотрах. Желание выкинуться прямо из окна этой ёбаной башни лишь бы на свободу. У него то ли по морю ломка, то ли по бабским стонам. А эту жалостливу моську Кошелевой он бы разъебал. Только даже тронуть боится. И отмаза, что она ребёнок, даже для самого себя уже не прокатывает. Удерживает и понимает его, как всегда, только Серёга. Правда как-то снова не так. Макс сидит у своей кровати с ним и понимает, что уже готов вены себе выгрызть лишь бы не чувствовать спиной прожигающий взгляд Кошелевой. Друг видимо телепатически слышит в его мыслях Кошелева.Кошелева.Кошелева., но понимает неправильно, потому что через секунду уже зовёт её. А у Свободы сил нет сопротивляться.***
— Иди сюда. На секунду. Макс молится всем богам, чтобы она не пошла. Но он слышит шуршание сзади и зажмуривается. — Иди сюда. Слишком послушная отмечает Макс, когда его личное проклятье с оливковыми глазами наклоняется к Серёге. Он напрягает слух, но всё равно не слышит, как его друг шепчет: — Обними, пожалуйста, Максима. Ему уже порвало всё. Когда она смеётся, его будто током бьёт, надломанным голосом, за котором истерика плещется интересуется: — Что-то смешное сказал? Кошелева мычит что-то в ответ. И когда она к нему руки тянет, думает, всё, сейчас взорвётся. Но буря вдруг успокаивается, как только касается и забирается к нему на колени. Тёплая. Нежная. Шоколад горячий, но не такой, чтоб обжигать. — Это и сказал, да? А она в ответ смеётся, слов и не надо. — Мартышка, — говорит, а сам понимает, что вот так бы вечность просидел с ней. Но девчонка слишком быстро выбирается из его объятий. Когда Кошелева бросает в него с улыбкой «агрессивный» , Свобода понимает, что будет не против, если её парень набьёт ему морду.***
Осознание, что всё пошло по пизде к Максу приходит тогда, когда его выпускают на прогулку. Он-то думает, что, вот она, свобода хотя бы временая, а получает снова Кошелеву, прыгующую к нему в руки. И тотчас хочется послать всех на камеру нахуй, остановить улыбающуюся Варнаву и попроситься обратно в башню. Без Кошелевой. Надо потом узнать будет, за что его Фадеев так проклял. Ах, ну да, пиар же. Свобода собирает яйца в кулак и решает назло всем оторваться. В конце концов, он так долго этого ждал и не позволит каким-то рейтингам обломать ему кайф. Так же назло Макс молчит с Кошелевой на лавке. А потом на какой-то тысячной секунде, видя зевающего оператора, понимает, что молчать-то ему приятно. Сразу всплывает их недавний разговор, а с ним приходит осознание, что он опять влип по своей же вине. Но ведь искреннее молчание не мешает пиару, верно?***
Свобода вообще не понимал, как их невинный разговор перетёк в это русло. Ночь всегда странно на него влияла. Все самые лучшие песни всегда писались в это время. — Тебе с ним молчать приятно? *Свобода, мудак блять, заткнись, ты же ей сейчас жизнь ломаешь — орала совесть и билась об черепную коробку* — Нет, — смущённый смешок, за которым скрывалось что-то большее. — Всё, надо расходиться. *Совесть ебанула фейспалм и ушла в поисках вискаря. Скоро ебашить фейспалм Свободе будет уже бывший Кошелевой.* — Молчать если неприятно, надо бежать со всех ног. Это первое правило. *Свобода, она-то, может, убежит, а вот ты со своими прокуренными лёгкими вряд ли.* — Ты класная девчонка — умная, отзывчивая, терпеливая. *Пиздишь, Свобода. Была бы она умной, уже бы бежала от тебя.* — И я бы с тобой мог молчать. Точно. *Вот и заткнись уже, мудила* Единственная мысль, которая спасала, это то, что камеры не снимают, а девчонка вряд ли его когда-то сама бросит. Такие отпускают только если сами идут ко дну.***
Кошелева ревёт себе тихонько в уголочке после разговора с Шепсом. Говорят же люди, что в такое лучше не лезть, так ведь ещё всё и на камеру. Всю её душу на изнанку. — Крис, что он тебе наговорил? Назима сидит рядом и гладит по голове. Правда чем-то маму напоминает. Или просто свой материнский инстинкт на них выплёскивает. — Про отношения. Личное очень. — Что, изменил он тебе? — Назима понижает голос до шёпота, в надежде, что услышит только Кристина. — Нет, — она вытирает слёзы, — Сказал, что я сейчас не с тем человеком, который меня любит. И что мне нужно открыть глаза и увидеть его… И кажется Назима понимает всё гораздо быстрее неё, но не ей же глаза девчонке открывать, верно? — А тебе что сказал? — А моё счастье уже рядом, — она улыбается и отыскивает взглядом Пиэлси.***
Где-то через неделю к нему подходит Пиэлсишник, когда Свобода в одиночестве пьёт чай, представляя коньяк, и тихо сообщает ему то, от чего желание напиться резко возрастает. — Ты прикинь, нас оказывается и ночью снимали. Он-то переживает, что теперь все видели их задушевное воркование с Назимой, даже не догадываясь, что это ничто по сравнению с его разговорами с Кристиной. Когда Мартышка получает возможность позвонить, Макс даже не удивляется. Он уже почти смирился с тем, что похоже проклят. Окончательно убеждает его в этом ответ на вопрос: — Кому звонить будешь? И слышит ожидаемое: — Сергею. Она говорит это так уверено, что Максу становится больно и стыдно. Любит его, конечно, просто на расстоянии отношениям иногда тяжело. Главное, чтобы Свобода всё не испортил.***
Когда Кристина получает возможность позвонить, она знает одно: это будет Сергей. Но вот что говорить ему, даже не представляет. Он решает это за неё. Девушка слушает три бесконечных долгих гудка, прежде чем на другом конце провода раздаётся голос: — Кристина? — При… Но она не успевает даже закончить фразу. — Ты серьёзно мне звонишь? Кристина, я по-твоему похож на идиота? Что за херню ты там вообще творишь? — Сергей, давай не будем сейчас ссориться, и всё обсудим, когда я вернусь домой. Её голос как назло пищит и кажется таким детским. — Обсудим что? — трубка срывается на крик, — Как ты с этим придурком блондинистым обжимаешься по всем углам? Потрахаться ещё не успели? Говорят, в шоу-бизнес только так. Короче, Кошелева, я тебя даже видеть не хочу. Между нами всё кончено. Ко мне можешь прийти только за вещами. Досвидос. Кристина ещё минуту смотрит, не мигая, на телефон, пока в глазах собираются слёзы, а потом с размаху запускает им в стенку, отчего тот брызгами разлетается по полу. Она вдруг садится прям на пол, обнимает себя за колени и рыдает как маленький ребёнок. Вскоре по звуку её находит Назима, садится рядом и начинает успокаивать. — Ну-ну, ты чего, Крис, — девушка осторожно гладит её по волосам и кусает губы, посматривая на остатки телефона. А у Кристины ни сил, ни желания что-либо ответить. Она не видит, как следом подходит Серёга, молча, вопросительно кивает в её сторону и получает такой же молчаливый ответ. Парень уходит, но возвращается уже со Свободой. Когда руки Назимы меняются на чьи-то другие, Кристина поднимает заплаканное лицо и через слёзы видит Макса и тут же тянется к нему, теперь не боясь ничего и никого. Самое страшное уже случилось.***
Макс ходит вдоль окна, в надежде получить не то пиздюлей небесных, не то чего-нибудь другого, что спасёт его от этого убивающего ожидания. Пиздюли приходят в лице хмурого Серёги. — Там Кристина на полу рыдает. Телефон разбила. С ней Назима, — он говорит рубленными предложениями, а Свобода чуть ли не бежит к ней. Вот она, и правда скукожилась маленьким комком на полу рядом с Назимамой и только от рыданий содрогается. Боится притронуться к ней, обжечься. А Кошелева ледяная оказывается, будто все инстинкты самосохранения послала к чёрту. Садится с ней рядом на пол, рукой натыкается на один из осколков телефона, шипит, вытаскивает и притягивает к себе плачущую девчонку. Она на него свои глаза поднимает, и вот тут-то он плавится. Вот оно наказание небесное. В этих глазах. Кошелева к нему на колени, как тогда, перебирается и слезами его толстовку заливает, поскуливая куда-то в шею. А Свободу самого уже трясёт, как спросить, не знает. Наконец, он не выдерживает и всё же выпаливает: — Что случилось? А она лишь головой мотает и дальше ревёт. Когда Макс уже плечом почувствовал соль не моря, а Кошелевскую, он её на руки поднял, отчего та пискнула и посмотрела на него своими зелёными, бездонными. Свобода чуть ли не бегом с ней в туалет. Нет, не потому что тяжёлая, а потому что невозможно на неё плачущую смотреть. Парень поймал себя на мысли, что набил бы морду её парню. Посадил Кристину на раковину (ну вы знаете, когда несколько раковин, между ними как плиты, вот на такую он её посадил) и сунул ей в руки платок. Она совсем по-детски высморкалась, поелозила на месте, ногами болтая, до пола не достаёт же и на него уставилась. — Что. Случилось? — снова спросил Свобода, пальцами слезинки с щёк её снимая. А она на этих словах опять в слёзы. И он же чувствует, что не выдерживает. — Блять, Кошелева! — крикнул Макс, отчего Кристина дёрнулась и перестала плакать, смотря на него, — Я сейчас сам уже рыдать начну! Он провёл руками по волосам и вздохнул, посмотрев на неё. — Эй, иди сюда, — голос был почти нежный. Макс подошёл к Кристине, обнял её, она обвила руками его шею и тихонько всхлипнула, утыкаясь в шею, — Что случилось? Ты его бросила? — Хуже. Он меня бросил, — на этих словах девушка прижалась ещё ближе, и Свободе стало тесно в этой комнате. — Ох, Мартышка моя, — руки сами начали гладить её по голове, — Твоё сердце разбито? Макс понимал, что ходит по тонкому лезвию. Вот только если оступится он, то погибнет Кошелева. По его же вине. Но она отрицательно помотала головой. Свободе сразу стало легче дышать. — А знаешь, что в этом самое страшное? Он отошёл на шаг и серьёзно посмотрел ей в глаза. — Что? Она смотрела испуганно. — Это то, что ты теперь осталась без телефона! На этих словах в бездонной зелени Кошелевой засверкали озорные огоньки, и она слегка улыбнулась. — Ничего, переживу. Всё равно нас тут телефонами несильно балуют. Тем более, это был его подарок… До конца дня её никто не трогал. Только вечером пришёл Фадеев, и после разговора с ним Кристина снова вышла заплаканная. Но Свобода этого не знал, потому как в это время он курил в туалете уже пятую подряд. Спасибо Варнаве, подогнала пачку. Спать ложились как всегда вместе. Кристина заплетала Максу косички, а он ей рассказывал сказку о несчастном коте, который жил на море, которого потом подобрала девочка с каре и сделала его счастливым. — Разве можно быть несчастным, когда у тебя есть море? Это какой-то странный кот. — Можно, Мартышка, можно. — О чём ты сейчас думаешь? Ему очень хотелось ответить, что он бы променял пиар на любовь, но на глаза попалась пачка сигарет, лежащая под кроватью. — Я бы променял воздух на сигареты. — Слушай, а это звучит, — её руки вдруг легли на его плечи, — Тебе нужно написать об этом песню. Обязательно, подумал он, и про девочку с каре.***
Когда Фадеев одобряет его песню «Девочка с каре», а затем говорит, что петь он её будет с Кошелевой, Максу хочет въебать ему. Не зря того называют монстром. Только и у Свободы нервы уже на пределе. — Да вы блять серьезно?! — он разве что не кричит, наплевав на то, кто перед ним. — Ну, а что? — Фадеев остаётся спокойным как удав, — Песня же о ней. Вот пусть она её с тобой и поёт. — Опять для рейтинга?! А ничего, что у неё жизнь своя есть?! Она же не игрушка. И так вон без парня осталась. — Тогда что тебе теперь мешает? В наш прошлый разговор, помнится, тебя только наличие молодого человека и останавливало. Или просто в тебе уже что-то изменилось к ней? — мужчина прищурился и посмотрел на парня, ходившего по комнате. — Да плевать мне на вашу Кошелеву! — он это почти прорычал, — С ней, так с ней! — и вылетел из комнаты.***
Когда они готовились к концерту, Свобода понял, что ему теперь нужна пачка сигарет на каждый день. Макс посылал всех и каждого, за исключением, Серёги, Назимы, ну и… девочки с каре. Кристина смущалась, но всеми силами пыталась отыгрывать эмоции и страсть, которых от них требовали постановщики. А Макс вспоминал, как она в первый раз читала текст песни, бегая глазами по строчкам и шевеля губами. У неё оказывается ресницы длинные и пушистые. И такие губы, которые таким подонкам как он портить нельзя. А потом первые репетиции. И когда Кристина впервые запела, расщепляя текст и душу Макса, он понял, что только так и правильно. Так больше никто не споёт. Да и не надо. А вместе с этим приходило ещё больше ужасающее осознание того, что Мартышку хочется не трахать до отметин на тонких руках и синяках на теле, а целовать, нежно, как в последний раз. И тогда Свобода переключался на мёртвых чаек, думая, что, может, девочку с каре и полюбили… Выступление действительно рвёт весь зал и сердце Свободы. Кристина ещё долго потом будет обнимать Макса, а он задыхаться от её тонких рук, того, как она стоит на мысочках и улыбкой плавит его лёд, сметая вместе с ним дохлых, гниющих чаек.***
Песня за песней Девочка с каре привязывает к себе, а Свобода понимает, что не доживёт до финала, либо не выживет после него. Он сам не замечает, как начинает собирать Кошелеву в своей памяти по кусочкам. Вот запоминает, как она хлопья ест с кефиром — извращенка, честное слово, — как в глазах бесенята загораются, когда смеётся, какое детское её лицо, когда спит, как сосредоточенно тексты песен учит, как Фадеева внимательно слушает, как его толстовку носит, которая ей по колено… Всё это заполняет голову и место под сердцем Свободы, отчего второе больше не хочется заполнять дымом сигарет, пока в зоне видимости и касания есть Девочка с каре. Финал свалился на голову незаметно. Весь концерт проходил как-то мимо, но через Свободу, вдавливая в эту сцену. Внутри плескалось горькое море и ненадолго успокаивалось лишь от рук Кошелевой, которая волновалась не меньше. Хоть бы она победила. В конце концов, девчонка реально это заслуживала. Да, он хотел победы тоже. Но у Макса была группа, а вот у неё — ничего. Да и возможность видеть её личико не только в инстаграме слишком заманчива. А он обратно во Владивосток к мёртвым чайкам и бухлу. Когда они ждут результатов, Макс буквально кожей чувствует волнение Кристины. Хочется её прижать, спрятать за собой, в себя. В этом зале сотни людей, и для каждого из них они лишь игрушки. Известие о том, что Кошелева получает контракт, заполняет все мысли Свободы. Ему хочется как ребёнку прыгать, но он лишь улыбается. До него не сразу доходит, что он становится лидером голосования в Мальфе. Он? Истеричный алкоголик из Владивостока? Или это просто награда за все его мучения здесь? Мол, карму через Кошелеву почистил, так уж и быть, лови ответку. А в Блэк Стар, конечно же, Терри. Видимо, всё же большинство голосующих — девушки. Они и Свободу-то любят до первого и последнего секса… Когда объявляют победителя Макс искренне радуется: вот она свобода! Но и понимает, что он снова остался ни с чем: ни котракта, ни победы,***
— Ты пиши, звони, если что, хорошо? — Серёга обнимает его, а потом отходит и берёт за руку Назиму. Сошлись таки. Светятся как новогодняя ёлка. — Ты уж извини, Серёга, но вряд ли ты захочешь слушать мои пьяные бредни в 3 часа ночи, — Свобода смеётся, потому что он блять счастлив и затыкает истерящую не то совесть, не то какую-то другую тварь. — Ты там только не спейся, ладно? — Серёга становится серьёзным. Но ответить он не успевает. — А мне писать будешь? — любопытный взгляд из-под пушистых ресниц. Кристина обнимает Свободу, а он поднимает её как пушинку, вдыхая запах, по которому будет скучать, а она хохочет так, будто ребёнку игрушку забавную подарили. — Конечно, Мартышка, — шепчет ей на ухо, — Хоть письма настоящие. Макс уезжает домой с небольшим чемоданом, но увозит на самом деле гораздо больше.***
Первую же ночь после дороги он отсыпается за весь проект. Забывая про Банкеса, Родиона и свои ебанутые мысли про всякую***
Он выдерживает так неделю. А потом покупает первый же билет до Серёги, собирает тот же чемодан и бежит из своей квартиры. Пока он ждёт самолёт решает зайти вконтакт. Сотни сообщений от поклонников… Надо настройки приватности поменять. И с десяток сообщений от Кошелевой. Ответить бы… Но в этот момент объявляют его рейс, и он благополучно забывает. У дверей Серёгиной квартиры Свобода оказывается в 9 утра. Не стоит давать друзьям адрес своей квартиры, если не уверены в их адекватности… Макс успевает нажать на звонок раз 5, прежде чем дверь открывает… Назима в Серёгиной футболке? — Макс? — удивление можно прочитать по её лицу. — Я что-то не понял. Мне Серёга чей адрес дал? Твой или свой? — Свой, — Назима смеётся, — Серёж, тут Макс приехал, — она смотрит на его чемодан, а затем отходит в сторону, — Заходи. Из комнаты появляется заспанный Пиэлси. — Какой Макс? Уааа, — он зевает и видит пришедшего, — Свобода? Он удивлён не меньше, чем Назима, но жмёт ему руку и обнимает. — Что, кошак, уже соскучился? — Н-да, только вот не ожидал, что ты будешь не один. Мне теперь и остаться неудобно… — Да ладно тебе, у нас для тебя диван всегда найдется, да Назима? — он целует её в щёку и забирает чемодан друга. С ними Свободе становится легче. Он чувствует их любовь, видит их счастье и подпитывается этим. Они же всё понимают и в душу к нему не лезут. — Может, ты с ним поговоришь? — А что я ему скажу? Что тебе Кошелева вечерами плачется о том, что ей Макс не отвечает? Или, что как только она узнала, что он у нас, билет купить хотела и прилететь? — Надо хотя бы попробовать… — Назима, он вон от самого себя к нам сбежал. А если трогать начнём, и отсюда сбежит… Только куда непонятно. — Жалко их… Глупые они. — Не всем же везёт, как мне с тобой. По ночам Макс пишет пару песен на временно своём диване на кухне. Но выходит что-то совсем не то. Под такое только хоронить***
Свобода живёт у них пока до тура не остаётся 3 дня. Они горячо прощаются, как будто на несколько лет, и вот он снова остаётся один на один с собой в квартире… Чемодан в тур Макс собирает с бутылкой коньяка в обнимку. Когда ребята встречаются в Шереметьево, Макс вдруг понимает, что он скучал по каждому из них. Они все обнимаются, но Свобода ждёт прикосновения только одних рук. Кошелева повисает на нём, как в день прощания и вопит что-то между «как же я скучала» и «почему ты не отвечал». А Макс смеётся, потому что всё это время думал, что тонет в Кристине, а оказывается она была берегом. Но Девочка с каре отпускает его, и её снова становится катастрофически мало. Они разговаривают так, будто не виделись несколько лет. Их руки находятся в миллиметре друг от друга, чуть сдвинь и уже рука в руке. Первый же концерт проходит на ура, они буквально взрывают город. — Ты довольна сейчас? — спрашивает Свобода и делает затяжку. Они любуются закатом в номере Кристины и Назимы, потому что вторая сейчас с Пиэлси. — Нет. — Почему? — Макс пытается по лицу прочитать ответ, но не угадывает. — Я море увидеть хочу. — Потерпи, — парень смеётся и тушит сигарету, — Послезавтра Анапа. Будет тебе море. День догорает персиковым закатом, а Свобода где-то в глазах Мартышки. — Что-то прохладно, — она подлезает под его руку и спиной чувствует сердце, бьющееся волнами, а потом поцелуй в макушку.***
Кошелева визжит как ребёнок, когда море видит, а Макс только и может думать о том, что, как, блять, можно было так мастерски фигуру скрывать? Её купальник чёрный то ли сорвать хочется, то ли полотенцем всю закрыть и унести куда подальше от всех этих зевак на пляже… — Макс, ну ты чего там стоишь? — у неё улыбка — чеширская, а ещё его котом называют. Свобода снимает футболку, шорты, заходит в воду, а потом с головой заныривает… Море его сразу узнаёт, волнами подхватывает и несёт. Вынырнув, парень замечает, что Кристина так и сидит на песке у воды. — Кристина, ну ты чего там сидишь? — вторит ей Макс и подплывает поближе. Она смотрит на него как-то странно, и он выбирается к ней на берег и садится рядом. — Ну, мисс-хочу-море, чего ждём-то? Кристина взгляд опускает и довольно тихо говорит. — Макс, я, вообще-то, плавать не умею… Признание Свободу поражает. Вот же дубина, мог и сам догадаться. — Так это легко исправить! И, не дав ей опомниться, Макс подхватывает её на руки и встаёт. Девочка с каре визжит и вырывается. — Макс! Верни меня на место! Ты же мооокрый и холооодный. Но Свобода уверенным шагом возвращается обратно в море, отчего Крис вцепляется в него и смотрит с испугом. Он заходит в воду, пока она не достигает его груди. Кристина сосредоточенно сопит и смотрит с тоской на сушу. — Страшно? — Да! Но с тобой — нет. Следующие минут 30 Свобода учит Кошелеву делать звёздочку. Выглядит это смешно, но Макс из солидарности сдерживает смех, уж очень хочет, чтобы она море, как и он полюбила. Выносит её на берег так же на руках. В какой-то момент парень поворачивает голову, и их лица оказываются так близко, а она такая мокрая, и на ней так катастрофически мало одежды… Но как всегда появляется Пиэлси. — Дельфины, вы идёте? Мы уж думали, что вы в море решили жить. Кристина улыбается и носом трётся об его щёку. Потом Свобода заворачивает свою Мартышку в полотенце, у которой губы уже синие, не заболела бы, и они идут в отель. Вечером Макс курит на балконе, пока Трущёв что-то ищет в вещах. — Серёга, ты знал, что я дибил? Услышав это, Пиэлси даже вышел к Свободе. — Нет, Макс, ты не дибил, — затем расплывается в улыбке, — Ты конченный. Но, собственно, ты это к чему? — Да так. А что там, кстати, с треком? — Точно, я там ещё пару строк добавил… Как хорошо, что переключить внимание Серёги было так просто.***
На пятом городе Свобода понимает, что Кошелеву пора вносить в список наркотиков, но не торопится называть это любовью. Он в заморозке этой 5 лет прожил, а тут вдруг появляется какая-то девчонка с бездонной зеленью в глазах и расщеплением, и всё? Нет уж, такие мудаки так быстро не сдаются. Они готовятся с Кристиной к концерту, до которого ещё пара часов. Потом их репетиция плавно перетекает на кровать, где ребята просто болтают обо всём на свете. В какой момент он заснул в объятиях Кошелевой, Свобода не помнит. Зато помнит, как проснулся и ещё долго смотрел на её лицо, борясь с желанием его целовать. А потом пришла Назима, и он ушёл к себе. А тело и память всё ещё хранили её прикосновения и ровное дыхание. За полчаса до концерта Свобода не выдерживает и выдёргивает Серёгу из разговора с Назимой. — Можно тебя? — и, не дожидаясь ответа, тянет за собой в туалет. Макс затаскивает его в кабинку и запирает дверь. — Воу, Свобода, скажу сразу, меня интересуют только дамы, — Серёга засмеялся, но, увидев его серьезное лицо, перестал. — Короче, Серёга, тут такое дело… И он рассказал ему всё, начиная с разговора с Фадеевым. Ну, почти всё, основные события, опуская детали и эмоции.***
— Свобода, ты конченный! , — орал на него PLC в кабинке туалета. — Тихо ты, придурок, не ори, — зашипел на него Максим. — То есть, — репэр всё же понизил голос до громкого шёпота, — Ты весь проект морочил всем голову, в том числе ей, — он неопределённо махнул рукой куда-то в сторону, — Ради пиара, а теперь утверждаешь, что похоже втюхался?! — Ну, если в общих чертах… — Свобода, похоже я тоже конченный, раз ты всё ещё мой друг! — Так что мне делать-то? — Поговори с ней! Или это сделаю я! — Даже не вздумай! В этот момент хлопнула дверь туалета. — Блять… Макс открыл дверь кабинки. — Ну и кто это мог быть?***
— Кристин, мне нужно с тобой поговорить… — Да? — девушка прекратила краситься и посмотрела через зеркало на Родиона, — Я тебя слушаю. — В общем, я считаю, что ты должна это знать, — он переминался с ноги на ногу, — Короче, всё, что Анисимов делал на проекте было частью пиара. — Чего? — улыбка тут же слетела с лица Кристины. — Ну, у них был договор с Фадеевым… Вот… И мужчина тут же поспешил сбежать куда подальше.***
Времени плакать у Кристины не было. Но на сцену девушка выходила бледная, с трясущимися руками. А чего она ожидала? Что Свобода вдруг кинется к ней и полюбит просто за то, что Кристина Кошелева существует где-то рядом? Наивно. Вот только она уже ушла в море Макса с головой. Впервые петь Девочку с каре было легко. Она-то думала, что они показывают настоящие эмоции, а раз нет, то всё проще. Только в глаза его было тяжело смотреть. А он будто специально пытался поймать её взгляд. А после концерта сил плакать уже не было. Да и какой смысл? Она сидела в гримёрке и жевала виноград. Все остальные ещё прощались со зрителями, а Кристина сбежала пораньше. Устала. В этот момент в дверях появился тот, кого она сейчас меньше всего хотела видеть. — Ты какая-то бледная. Ты в порядке? Хотелось закричать: Здесь же нет камер! Нахуя этот типо заботливый тон? — Всё нормально, — слабая улыбка, — Это по женской части. Почти не соврала. Влюбляться в мудаков так по-женски. — Что случилось? — Макс нахмурился. — Ничего, просто живот болит. Бабочки к твоим мёртвым чайкам стремятся. — Может, таблетку выпьешь? — У меня кажется нет ничего с собой. Свободазависимость вроде не лечится. — Понятно И ушёл. Точно долбоёб.***
Макс почти бежал в поисках аптеки. Сейчас он был готов на всё лишь бы заткнуть мысли и отдалить разговор. К сожалению, до ближайшей аптеки оказалось всего минут пять, а потому возвращался Свобода медленным шагом. На их этаже его поймала Назима. — Ты где ходишь? Тебя Серёжа искал. И хорошо, что не нашёл. — Да вот, в аптеку ходил, у Мартышки живот болит. Назима засмеялась. — Понятно. Культурно же она тебя послала. — В смысле? — Макс, не болит у неё никакой живот. Просто она устала ждать, пока ты одублишься и увидишь её чувства к тебе. — Ты уверена? — Уж поверь, девушек я неплохо понимаю. Да и ты бы хоть её сообщения прочитал, раз мне не веришь. Свобода наконец влез в социальную сеть и открыл диалог с Кристиной. 21 июня Макс, привет, как дела? Я уже соскучилась 23 июня Забрала сегодня вещи свои у Сергея. У него похоже новая девушка 24 июня Макс, ты там живой? Я волнуюсь 25 июня Макс… Я скажу это тут, потому что боюсь, что вживую мне не хватит смелости… Ты мне нравишься. Нет. Не так. Максим Свобода, я тебя люблю 27 июня Макс, куда ты делся? 28 июня Передавай привет Пиэлси и Назиме 29 июня Почему ты игноришь? Походу, Пиэлси был прав, и он всё-таки конченный. И как Мартышка догадалась до всего раньше него. — Назима, а ты не знаешь, где Крис? — Она минут 10 назад пошла в номер. Держи ключ. — Спасибо, и… эээ… можешь таблетки забрать?***
Руки у Свободы тряслись как после пьянки. Но дверь он всё же открыл. Кристина обнаружилась на балконе. Она стояла в наушниках к нему спиной, облокотившись на перила. Макс решил: сейчас или никогда. Он потянул её за плечо и прижал спиной к стене и поставил руки по обе стороны от её головы. Бежать было некуда. — Макс, ты совсем уже что ли? — она вытащила наушники, из которых орал её же голос больше нет сил. — Кристин… — Макс, я всё знаю. Я знаю, что ты делал это всё для пиара. Так что, пожалуйста, избавь меня от длинных жалостливых речей и уйди. Она попыталась вылезти, но он её не пустил. — Долго от меня бегать будешь? Макс наконец-то посмотрел в её глаза. — Вот я долго от себя бегал. С самого начала шоу и до сегодняшнего дня. И ты правда думаешь, что я такой хороший актёр? Ты мне льстишь. Кошелева, твою мать, я люблю тебя. Кристина искала признаки лжи в его глазах, но находила там только море, такое же, как у них под окнами. — Теперь я всё сказал. Если хочешь уйти, то я тебя не держу. В подтверждение своих слов Макс убрал руки, но Кристина не двинулась с места. Не могла бы просто, её будто пригвоздило к этому месту. Сделай она шаг — упала бы точно. А Свобода к ней наконец-то свободно тянется. По руке её пальцами проводит, мурашки вызывает. Одной рукой за талию берёт, а другой за подбородок и целует, будто это последний глоток воздуха перед тем, как на дно пойти. И она в нём растворяется. Зачем куда-то бежать, когда Свобода здесь? А у неё бабочки в животе, как в первый раз, и песня какая-то дурацкая в голове засела… — Вот это контЕнт! Раздаётся с соседнего балкона. Кристина отрывается и смущённо лицо руками закрывает, видя Серёгу с камерой и Назиму рядом с ним. — Пиэлсишник, не вздумай выкладывать! — Ты что, я для вашей свадьбы приберегу, чтобы рассказать, какие вы фееричные… — Зайчики! — продолжает Назима, и все вместе смеются. А Кристина обнимает уже своего Свободу.***
-- Мда, пропиарили на свою голову. Тимати сидел в кабинете с Фадеевым. -- Ну согласись, их же надо было как-то подтолкнуть. Ты знаешь, я всегда за любовь. Тимати усмехнулся, -- Ну что, скоро будем две свадьбы вести. -- Свадьбы, это, конечно, хорошо. Детей бы нам не понарожали. -- Ну, а что? Будем воспитывать новый шоу-бизнес с пелёнок. Фадеев засмеялся.