Сплетение

Он был холериком. Все, что Громов Андрей Павлович мог посчитать неправильным раздражало его. Мужчина закипал без ведомых причин, принося проблемы не только себе, но и тем, кто находился рядом с ним. В школе его характеризовали все как проблемного ребёнка, но никто не знал, что на самом деле скрывает мальчик. Глубоко внутри, под злостью и гневом скрывался незрелый ребёнок, который прошёл через многое. У него был комплекс неполноценности. Семья его была чуть выше среднего класса, но из-за того, что родители хотели обеспечить сына, сделать его успешным, почти все деньги уходили на его занятия. Из-за этого они частенько отказывались от изысков в доме. Ели макароны, гречу, рис и овощи, которые сами выращивали. Они едва сводили концы с концами. Платили за небольшую двухкомнатную квартиру, которая была уже давно непригодной: обои были наполовину содраны в коридоре и спальне родителей, а в комнате мальчика и на кухне они вообще стали отклеиваться; потолок стал протекать из-за постоянных ремонт на крыше — и это не могло не раздражать — двери скрипели, как и деревянный советский паркет. А также, семья ухаживала за бабушкой-инвалидом, которая, ну просто не могла, оплатить врачей и маленькую квартиру своей невзрачной пенсией. Мать работала на двух работах и почти вся зарплата её уходила на мальчика. Отец же, вроде работавший в престижном месте, получал, по правде говоря, копейки, хоть и имел связи, которые могли бы позже обеспечить Андрею хорошее будущее. Как только он отучился в университете, странным и до сих пор не совсем понятным образом ввязался в плохую компанию. В итоге, стал рубить огромные деньги, не разглашая никому, чем он занимается. Тогда у него наконец появилась большая квартира, с коврами, несколькими комнатами, плазмой, электрической плитой и большим белым холодильником, в котором, кстати говоря, всегда можно было найти мясо, сыр и йогурты. Все то, что так редко его семья позволяла себе раньше. У Громова появилась большая кровать с чистыми простынями и многочисленными подушками, в которых он любил зарыться после особенно тяжелого дня. И конечно же, каждый месяц он отправлял деньги родителям, которые все ещё жили в той самой квартире. Правда он не выдержал и в один своих отпусков приезжал туда каждый день и сам делал ремонт. Потом скончались родители. Они не дожили всего лишь два года до свадьбы их сына и милой Дарьи — первой любви мужчины. Девушка смогла разглядеть настоящего Андрея, скрытого под злобой, тщеславием и кучей денег. Она полюбила его всем сердцем. Родила ему дочь, которую назвали Яной. А потом Даша умерла, ровно через год, понянчившись совсем немного с малышкой. Любой, кто когда-либо видел Андрея Павловича мог сказать, что у него «комплекс Гризельды». Чрезмерная любовь отца к дочери. Это можно было понять даже просто по тому, как мужчина мог часами рассказывать об успехах Яны и о том, какая она милая, добрая и хорошая девочка. После несчастного случая, связанного с женой, тридцатидвухлетний отец ушел со старой работы и занялся воспитанием Яны. Она росла в любви, заботе и достатке, благо прошлая работа Андрея принесла ему, в свое время, много денег. Именно из-за того, что мужчина проводил много времени с ребенком, он решил все-таки пойти работать по профессии — учителем английского языка старших классов. Пока малышка была в детском саду, он бегал на курсы и лекции, изучая те моменты свой профессию, которые изменились после его обучения в университете, с которого прошло целых долгих десять лет. Но после каждого сумасшедше плодотворного дня мужчина всегда находил время на то, чтобы провести вечер с дочкой. Они играли в гостиной, смотрели мультики и разговаривали о чем только хотела и могла Яна. Жизнь отца и дочки протекала великолепно. А потом, на последнем году пребывания в детском саду, очередным вечером, девочка рассказала папе, что во время игры какой-то Коля дернул её за косички — которые кстати, мужчина научился плести сам — и сказал что она ему нравится. И в этот момент у Андрея Павловича что-то щелкнуло в мозгу. Его лицо перекосилось, брови изогнулись, а в голубых глазах появилась злость. Малышка этого не видела, потому что смотрела мультик. Пальцы отца отделили локон волос, ненавязчиво покрутили и потерли, наслаждаясь шелковистостью и рассыпчатостью. Ему стало неприятно и ревностно, оттого, что кто-то еще мог гладить её волосы, кроме него. И тогда он решил, что отправит её в школу для девочек. Но таких учреждений в городе не оказалось, точнее, были парочка, но тогда Яна должна была переехать в пансионат, а мужчина не хотел лишаться возможности видеть девочку каждый день. Поэтому, он нашел школу, где были отдельные классы мальчиков и девочек. Сам он, наконец, спустя пять лет, получил возможность устроиться в качестве преподавателя, его как раз взяли в то же учреждение. Через два года он стал директором, так как по словам предыдущей директрисы: «Был свеж, строг и полон идей». В старших классах к Яне стали проявлять особое внимание представители мужского пола, у неё даже в десятом классе появился ухажер. Правда, Андрей Павлович никак не мог допустить того, чтобы их отношения продлились долго. Парню пришлось бросить Громову, потому что ему пригрозил директор отчислением. И это был еще один корыстный поступок Андрея. В тот же вечер он выслушивал жалобы своей дочери, прижимал к себе и говорил не плакать. Это был триумф. Он чувствовал это, когда девушка цеплялась за его домашний свитер, громко рыдая. Ровно в тот же год, лед тронулся и Андрей снова вошел в игру. Опасное дело, которым он занимался ранее, вновь поглотило его как легкую наживу. В университете у Яны были еще одни отношения, но девушка сама с ними разобралась и очень быстро. Так быстро, что Андрею Павловичу даже не было возможности вклиниться между тем парнем и дочерью. Однако в тот год, когда она перешла на третий курс, в тот год, когда ей должно было исполниться двадцать… Именно из-за того, что девушка пришла к отцу в первый учебный день нового семестра, появилась… страшная ошибка для директора и безумная удача для нового учителя. Почему-то у Громова было впечатление, что приложи он все усилия для предотвращения этого момента в жизни его дочери, это всё равно произошло бы… Яна ворвалась в кабинет своего отца, невзирая на протест секретаря. Девушка застала Андрея за собеседованием с каким-то молодым человеком. Он был красив собой: острые скулы, небольшие морщины около рта, видимо, он любил смеяться, карие глаза, в которых читался неподдельный интерес ко всему, что происходило в данный момент, светлые коричневые волосы с выбритыми висками и уложенной челкой на бок, слегла красноватые губы, было сложно понять: обветрились ли они или на самом деле такого цвета. Она задумалась: её тонкая рука коснулась русых волос и стала медленно накручивать локон на указательный палец, её глаза чуть сощурились, а рот слегка приоткрылся, позволяя ей не задохнуться от невероятно приятного одеколона незнакомца. Пахло чем-то таким знакомым… Обычно от мужчин пахнет резко и сексуально. А от него чем-то пряным и древесным. Он смотрел на нее изучающим взглядом, пытаясь осознать: почему она так неожиданно заявила сюда. Он нервничал, потому что девушка мешала ему. Мешала проводить анализ и запоминать каждую мелочь, связанную с опасным человеком, сидящим напротив. Андрей Павлович, видя всё это, сжал кулаки и ударил одним по столу. Все вздрогнули. — Яна! Сколько раз тебе повторять, чтоб ты не заходила ко мне в кабинет без спроса? — рявкнул он, однако, под конец фразы его голос стал чуть менее резким. Всё-таки это была его дочь, а мужчина её безумно любил. — Но ты никогда не говорил мне этого, — обиженно буркнула девушка, надувая щеки и складывая руки на груди. — Выйди, мне надо поговорить с… — Андрей замялся. Эта ситуация выводила его из себя: этот гад всё еще смотрел на его дочь! — Со Шведовым Дмитрием Викторовичем, — наконец, посмотрев на директора, спокойно изрек незнакомец. — Да, с Дмитрием Викторовичем. Он думает о том, чтобы стать учителем информатики в нашей школе. — Это же отлично, папа — подходя к нему и обнимая сидящего в кресле мужчину со спины, пропела Яна: — Ты как раз жаловался мне, что другой учитель не соответствовал требованиям. А я, глядя на… — она на мгновение замялась, глядя на молодого человека. — Дмитрий Викторович. — Да, глядя на Дмитрия, могу сказать, что он точно справится. Тем более, чем моложе, тем легче найти общий язык с детьми, — Яна поцеловала отца в щеку. К сожалению, никто в этой комнате, кроме самого Громова, не услышал скрежет его зубов. Молчание затянулось. Видимо, директор обдумывал слова дочери. Буквально пару минут назад он зверствовал, допрашивая кандидата. Сейчас же, он действительно задумался над словами дочери. Уж чьё мнение его и интересовало, так только её. В это время ловкая рука оторвала небольшой желтый стикер со стола отца. Зачирикала ручка. Директор понимал, что дочь абсолютно права, однако, он не хотел показаться перед Дмитрием человеком, который потакает дочери. Он взглянул на кандидата. Тот уверенно смотрел на него, ожидая ответа. Глаза парня были полны решимости, но что-то останавливало Андрея. Мужчина нутром чувствовал, что не стоит принимать его на работу в школу. — Пап, ну чего ты задумался? — Яна коснулась плеча Громова. Он посмотрел на нее, увидел в глазах нежность, любовь, поддержку и, будто отрывая что-то важное от себя, нехотя произнес: — Ты принят. — Вот и отлично. Да, пап, я бы хотела забрать ключи от машины. Мы с ребятами решили отпраздновать. Как никак, а сегодня день знаний. Мы просто рады, что все прошли на третий курс, — девушка поцеловала отца в щеку, отчего тот чуть ли не растаял. Громов стал рыться в своей портфеле, ища ключи от тойоты. Ключи опустись в другую ладошку: — Держи. — Спасибо. Ну ладно, папочка, пока, машину поставлю в твоем дворе. — Лучше в своем и забери себе ключи, я завтра не работаю, — мужчина устало протёр глаза. Когда Громова проходила мимо Димы, она провела по его руке, незаметно оставляя тот самый желтый стикер в его ладони. Шведов с опаской посмотрел ей в след. — Было приятно с вами познакомиться, — задержавшись у двери, высказалась девушка. — Взаимно, — улыбка кандидата на должность учителя, а позже послышался хлопок двери. Андрей, завидев такой нежный знак со стороны дочери, придя в ярость, рыкнул: — Шведов, повернитесь ко мне! Сейчас я расскажу вам, что от вас будет требоваться… Молодой человек слушал его вполуха, он с интересом рассматривал маленькую карточку, на которой было одиннадцать цифр и краткое «позвони». Вернувшись домой после тяжелого рабочего дня, как никак, а этот понедельник дался уж слишком тяжело, Андрей открыл бутылку пива и лениво потягивал этот алкогольный напиток, сидя перед телевизором. Показывали какую-то очередную фигню. Мозг не готов был извлекать какую-либо информацию. Ему нужна была разгрузка. Старший Громов хотел… Он быстро поднялся с дивана и решительными шагами направился в спальню. Квартира мужчины была действительно огромной: трехкомнатная, недавно постоянная и отремонтированная не больше пятнадцати лет назад. Оказавшись в своей обители, Андрей Павлович подошел к комоду. Ключом, буквально взявшимся из ниоткуда, он открыл нижний ящик. Достал оттуда черный небольшой пакетик. В нем лежал другой и еще один… наконец показалась последняя обертка — полупрозрачный герметичный пакет. Раскрыв его, Громов вытащил тонкую красную тряпочку. Он тут же закрыл пакетик, ведь не хотел, чтобы другие вещи, лежавшие там, испортились. Андрей развернул мягкую хлопковую ткань, присев на диван. Женские трусики. Даже не откровенные. Самые обычные: ни стринги, ни тонг, а простые слипы. Их совсем чуть-чуть украшали кружевные вставки по бокам. Больше ничего. Проведя по ткани большим пальцем правой руки, Громов замер. Поднеся их к лицу, он почувствовал терпкий запах женского тела, пота и выделений. Этот букет ароматов в который раз за последние пять лет заставил сердце мужчины биться сильнее, а его левой ведущей руке с болью сжать свой мужской половой орган. Андрей Павлович опустился на чистые простыни, но ноги его все еще были согнуты. Он расстегнул ширинку штанов, шипя. Закрыв глаза, мужчина стал гладить себя, плотнее прижимая красную ткань к лицу. Рука, сжавшаяся в кулак на его члене, неистово делала резкие движения, а сам он глухо шептал, тяжело сглатывая свои слюни: — Яна… Яночка… Телефон в гостиной тихо звенел. На его экране поверх милой летней фотографии отображалось — «Доченька».