Сестры ночи

— О чем ты думаешь? — я убрал волосы с белой спины Эстер. — Ты знаешь о чем, — прошептала она, пряча лицо на моей груди. — Не переживай, у меня с ними ничего нет, — утешил я ее. Я сказал ей то, что она хотела. В этом была лишь частичная правда. Я действительно больше не прикасался к Эмме или Эдисон. Эмма после того бунта перестала мне быть интересной. Эта рыжая бестия перестала меня волновать. Мне нравилось, когда в ее глазах танцевали бесы, мне нравилось, когда она колко пыталась говорить со мной. Но мне совсем не нравилось, как она вела себя потом. Я читал в ее глазах бунт. Видел, как она уже думает о том, как свергнуть меня со своего пьедестала, или лишить меня своей земной оболочки. Только Эмма не запомнила самого главного. Ничего не дается даром на этом свете, кроме воздуха и солнечного сияния; все остальное должно покупаться — кровью, слезами, иногда стенанием, но чаще всего деньгами. А иногда и жизнью. Она приняла меня, как властелина, и решила против меня устроить мятеж, словно она еще один темный ангел, решивший скинуть чужие оковы. Я знал ее мысли. Ощущал то, что она задумала против меня. И я смеялся в глубине души над ней. Не боялся как Эстер ее действий, мне было все равно. В итоге Эмма все равно умрет. Еще чуть-чуть и она станет жертвой не черной массе. Я вырву ее сердце и съем его. Тем самым подарив еще одну жизнь своей бренной оболочке. Я слышал ее шепот в ночи, и она считала, что я одинокий и покинутый всеми. — Скорби Сатаны! Скорби неизмеримые, как сама вечность. Вообразите их! Быть изгнанным с небес! Слышать сквозь бесконечные сферы отдаленные голоса ангелов, которых однажды он знал и любил! Блуждать среди пустынь темноты и тосковать о небесном свете, который раньше был воздухом и пищей для его существования, — и знать, что человеческая глупость, человеческая жестокость, человеческий эгоизм держат его таким образом в изгнании, отверженным от прощения и мира! Ты жалкое создание. Ты порождение всего самого плохого на этом свете. И я избавлю мир от тебя, хотя бы на время. Эмма могла бы уйти отсюда. По сути я никогда ее не держал, но осталась здесь, словно чего-то выжидая, словно ища удобный момент, когда она могла бы ударить мне в самое сердце. И я решил, если она решится сделать это, то я просто сотру ее душу. Она окажется ни в аду, ни в раю, ни в чистилище. Эдисон же была совсем тихой. Она часто оставалась у себя в комнате, явно проходя через свое зеркало, чтобы послушать, что поет вечность, тьма и хаос. Она была куда умнее, чем Эмма, но куда трусливей своей подруги. Мне это было наруку. Я знал, как нужно сыграть на струнах ее души, чтобы получить свое. Знал, что нужно сделать, чтобы Эдисон склонила чащу весов в мою сторону. Настоящим всегда проще всего управлять, ведь прошлое никогда не изменить, а следовательно Эмму очень сложно контролировать. Ее уже не исправишь, можно лишь только прикормить, как блудную кошку, что хочет найти себе временное пристанище. — Тебя заботит, что я думаю? — удивилась Эстер. Она тихо рассмеялась, отрывая голову от моего плеча. — Ты видно слишком много времени проводишь с людьми. Они слишком плохо влияют на тебя. — Ревность и страсть придумал я, а любовь и сострадание создал Бог. Так, что мне совсем не чуждо мое же собственное порождение. Я хочу, чтобы ведьмы, которые принадлежат лишь только мне, исповедовались мне, а не Богу, хочу, чтобы они делали все то, что я прошу от них. Да, я жуткий собственник, если что-то касается лишь только меня. — Но при этом ты разрешаешь путаться своим ведьмам со всеми, — Эстер затаила дыхание, явно ожидая моего отрицательного ответа. — Верность — не моя стезя, — я потянулся к папиросе, лежащей на тумбочке у кровати. Эстер сразу же ее зажгла одним лишь прикосновением тонкого пальчика. — Тогда, что твоя стезя? — спросила она. — Обман и предательство, — я улыбнулся. — Но это можно лишь только мне, и больше никому. Остальные лишь жалкие подражатели. В городе давно ничего не происходило, и мне казалось, что давно пора устроить что-то такое. Пару странных убийств, да смешных случаев это совсем скучно. Я не хотел никого брать с собой. Решил, что в этот раз все сделаю сам. На Эмму нет никакой надежи, Эдисон и пальцем шевелить не будет, если рядом с ней нет Эммы, а Эстер, это милое создание, существует совсем для других вещей. Лондон, этот сияющий город, ждал меня. Вечером он еще больше притягателен. Сияющий, манящий, словно красивый фантик конфеты. Не все знают, что может скрываться под ним. Обертка — это всегда обман, и всегда многие на это покупаются, хоть и знают, что там их ждет что-то неожиданное. В этом и хороши глупые люди. Они всегда надеются на что-то. Думают, что в этот раз все точно будет иначе, не так как у соседа по дому или коллеги на работе. Всем хочется верить в чудо и сказку. Вот только сказок не бывает. Наверное, этому их не научил Бог и церковники, так и не рассказали, что кругом одни сплошные обманы. Я пришел на бал к леди Далтон, одной из знатных светских дам. В ее салоне всегда рождалось много сплетен и слухов с помощью которых очень многим людям был закрыт путь в высший свет. Ей нравилось вершить чужие судьбы. Нравилось думать, будто в ее руках все нити власти, но она глупая и совсем не понимает, что за всем этим вовсе стоит не она одна. Леди в модных платьях с глубокими декольте. Пестрые, как перья попугая. Драгоценные камни сияющие в электрическом свете. Мужчины, потягивающие шампанское и говорящие о политике, словно это единственная их страсть, и больше нет другой. Кто-то танцует, будто завтра все же наступит война и развлечения на долгий путь прекратятся. Пьют так, что можно сделать вывод — все запасы спиртного иссякнут в один миг. Глупые создания. Кажется, их Бог так и не научил думать не только о том, что будет сегодня, но и завтра. Столько веков он старался, пытался заставить их это делать, но ничего не выходит. Одним днем живут лишь те, кто восхваляет меня, и как же жаль, что многие этого не понимают. — Глупые люди, ведь скоро все это окончится, — проговорил я вслух. — Неисчерпаемая алчность человека, мой дорогой сэр, никогда не может быть удовлетворена. Если он получит одно, то уже желает другое. Я всегда думал, что именно это и убьет людей в итоге. — Хотелось бы верить, а пока все веселятся, — я взял бокал холодного шампанского. — Мистер Веббстер, — к нам подошла леди Далтон. Как и всегда божественно прекрасная, словно время остановилось. — Как я рада, что вы здесь. — Я не мог не прийти, — я поцеловал ее сморщенную руку. Как бы она ни старалась, но руки ее все равно выдавали. — Ваши балы всегда обладают таким очарованием. — Ну, давайте развлеките нас уже, — нетерпеливо сказала она. — Нам не хватает чуточку эксцентричности. Кстати, вы не знаете, где наша дорогая Эмма? Я улыбнулся на это. Признаться, мне все равно, где сегодня могла быть Эмма. Она могла ходить по городу в поисках мести, а может быть, практиковалась в том, как убить меня. Странный случай, когда ведьма, продавшую душу дьяволу в итоге собиралась бороться с собственным владельцем. На моей памяти таких случаев было всего лишь три, и все они окончились весьма печально. — Так чего вы хотите? — спросил я, затаив дыхание. — Шума и восторгов, — ответила женщина. — Хочу, чтобы многие на долгие годы запомнили этот вечер, а в газетах не один день обсуждали его. Многие этого хотят. Свой кусочек славы. И ничто, и никто их не остановит. Что ж, желание публики — это закон. — Да, учитывая, что потом все прекратится, то будет о чем вспоминать, — пробормотал я, когда леди Далтон покинула нас. — Вы фокусник? — спросил мой случайный собеседник. — Можно и так назвать, но я предпочитаю совсем иное название — мастер иллюзии, — я улыбнулся. — Это куда более точно отражает то, что я делаю. — А фокусы с кроликом? — Это всего лишь самая малость из того, что я могу сделать с этим бренным миром, — еще один глоток холодного шампанского. — Не все знают за какую нитку потянуть, чтобы добиться желаемого. И не все знают, что за это придется заплатить. Весь мир можно держать на ладони. — Только политики и короли могут это, — я тихо рассмеялся на эту фразу. — Еще Дьявол и Бог, но последний не понимает, что может это делать, вернее просто не хочет, — добавил я, продолжая внимательно осматривать зал. Мастер иллюзии. Вот как меня многие знали в Лондоне. И в другие времена было все именно так же. Люди всегда были одинаковые: они за несколько монет хотели увидеть чудо и поверить в него. В Средневековье меня чуть не сожгли на костре за чудеса, но нашелся слишком умный священник, а может быть, он был глупый, но сказал, что все мои чудеса исходят от Бога. Это меня спасло от костра, а люди в очередной раз оказались обманутыми. За столько тысяч лет я понял, что они хотят, чтобы их обманули. Странно, чем дальше развивалась наука тем сильнее становилась мания людей по отношению к магии. Им все больше и больше нужно было подавать разные чудеса, чтобы они впечатляли все больше и больше. И именно это я и хотел показать сейчас. Смерть. Кровь. Боль. Все это и есть атрибуты, которые впечатляют больше всего. Умертвить и воскресить. Заставить страдать и подарить счастье, пусть и это будет фикция. Исполнить любое желание, но потребовать плату за это, такую, которая многим может показаться невозможной. Но те, кто хотят узреть чудо — готовы на все. — Так вот вы где? — услышал я знакомый голос позади себя. — Пришли и сюда воду мутить? — Я всего лишь хочу показать людям чудо, — ответил я, разворачиваясь к ней. Эмма была как и всегда прекрасна. В желтом слегка откровенном платье, на хрупкие плечи накинута меховая накидка. В ее глазах снова танцевали бесы, на губах играла странная улыбка. О да, я понимал, что она задумала. Ну, что ж, птичка сама залетела в мои владения, а значит, я сделаю королевой этого вечера, а потом принесу в жертву.