***
Знаешь, а ведь тогда было весело. Когда? Отсюда. Вот на этом перевале. Как сейчас помню, хе-хе. Холодно тогда было. Воистину хороший зимний день. Куда ни глянь в лесу — везде белым бело. Каждое деревце было укрыто шубой из белого, для всех остальных холодного мягкого меха. Морозец пощипывал кожу, напоминая о своём главенстве в эту пору года. Каждая горочка снега, ловившая лучи солнца, которое было уж слишком далеко от нас, чтобы одарить хоть частью своего тепла, превращалась в сверкающие кучи самоцветов. Эх, как же это красиво… Сказал бы я, если бы у меня в тот момент была бы хоть минута на то, чтобы передохнуть. Холодный окоп пробирал кости даже тогда, когда я был оббит металлом с ног до головы. Если они хоть ещё раз попробуют лить мне в уши хоть что-то о превосходстве холодного синтеза энергии над обычной газотурбиной, я им припомню, как я чуть ноги не отморозил. «Бывало и хуже…» — думал я, пока не услышал звук отдалённого запущенного движка. Когда я высунулся, то заметил, что это была не простая самоходка-разведчик, которых я должен был ловить, а танки, размахом раза в полтора величавей, чем мой дредноут. Чёрт возьми, наступление должно было начаться только завтра! — Танго три, танго три, приём! Вызывает Крайзер! Вызывает Крайзер! Начался прорыв коридора с северо-востока! Около десяти танковых бронемашин класса Альфа плюс! Нужна поддержка! Повторяю, нужна поддержка! — кричал я во всю глотку. — …Ш…вы…квадр… Мы…сколько… Час… — рация безнадёжно шипела, но всё же могла передавать мои послания центру. — Квадрат Б-восемь, сто пять на шестнадцать! Нужна поддержка тяжёлой техники! Ай, чёрт с ним, нужна хоть какая-нибудь по… — Хотел я закончить, но был перебит. Разрыв осколочно-фугасного снаряда для штурма укреплений был в трёх метрах от меня. На месте, где он упал, образовался немалый кратер. Осколки лишь поцарапали меня, но даже этого хватило, чтобы броня стального исполина истошно загудела. Меня отбросило взрывной волной в другую сторону окопа, который до этого момента был, как мне казалось, моим единственным укреплением. Знаешь, что было тогда, когда я очнулся? Я был в ужасе. Я, мать его, просто боялся шевелиться! И вправду говорят — в окопах атеистов нет.***
— Первый вопрос нашему герою задаст… Да-да, именно вы! — указал своим костяным пальцем ведущий. — Сегодня право первого вопроса получает никто иной, как вы! Одна из кукол, что сидела где-то в средних рядах, воспарила в воздух, а из неё стал сочится синий, холодный свет. Изо рта этого «зрителя» стал медленными струйками сочится то ли пар, то ли дым, который зависал сверху одним сплошным облаком. Спустя каких-то секунд двадцать, это облако начало принимать очертания, и… Теперь это человек? Теперь, когда кукла уселась обратно на стул, над ней висел дымный отголосок прошлого, выглядевший как… Старец? Ростом он был примерно выше среднего. По телу сухим не казался, но не был также и грузным. Крепкая шея, крупные, пропорциональные торсу ноги, рабочие руки, сильные. Лицо и голова очень гармоничных пропорций. Красивый, округлый умеренный лоб, чуть больше длины носа. Нижняя челюсть крепкая, волевая, но без крайности и жестокости. Глаза небольшие, светлые, взгляд был спокойный, временами проницательный, скорее всего часто усталый от многого бдения и былых слез. Борода большая и густая, брови такие же седые, как и борода, несросшиеся да прямые, что у мыслящих людей. Волос на голове для старости было умеренно мало. Чувство такое было, будто крепкие, мужественные черты лица его обычно выходили для всех сухими, жесткими, грубыми, тогда как сейчас, в этом зале он производил впечатление, скорее, приятное своим мирным лицом, которое от малого сна и долгого поста стало мягким и совсем не суровым. — Скажи мне на милость, друже. Сколько раз в житье твоём глаза твои горели от порывов душевных? Сколько раз ты радовался, что жизнь живёшь? — Великолепный вопрос! А какая глубокая тема, ммм… Уж не думал что ты, Герасим, так расщедришься на слова! У нашего героя ровно минута на ответ! Время пошло! — после сказанного он щёлкнул пальцами, и фантом исчез, а манекен улетел куда-то вверх, исчезнув во вспышке света. Когда горели глаза? А, кажется, дошло. Чёрт… Надо вспоминать. Кажется, помню. Кажется, совсем мальцом ещё был. Ёлка у нас на праздник стояла. Большая-большая — даже до потолка дотягивалась. Тридцать первого числа, в декабре, вечером, пока куранты били, загадывал желания под ней. Первое — чтобы папка с мамкой из командировок приехали. Второе — мишка плюшевый, который на витрине тогдашнего игрушечного магазина стоял. Сантиметров так пятьдесят был, не больше. Но зато каким огромным мне он казался! А на утро я под ёлкой нашёл маленькую красную коробчёнку, мне адресованную. Думал, что не сбылось — коробка-то слишком маленькая была для косолапого. Открыл, а там письмо от отца и пара мандаринов — на то время дефицит страшный. С Новым Годом меня поздравлял. Обещал вернуться скоро. Эх, слезинки на глазах от радости были, радовался тогда очень сильно. Так же сильно, как и скучал. А потом глядь на дверь, а там тётушка моя стояла. С тем самым мишкой, перевязанным ленточкой. Эхх, как же я тогда от радости прыгал. Да, тётя моя мне хорошую жизнь устроила. Кажется, это первый раз был. Что ж, дальше вспомнить? Вроде, особой радости не было больше. Отец приехал, забрал меня. Дальше годы — горы дерьма. А может… Чёрт, а я ведь совсем забыл о ней! Девчонка та, из-за которой я здесь прямо сейчас! Да, точно. Когда она просто подошла, я сразу смутился и сжался. Страшно было — кто-то ко мне подошёл и знакомится. Просто знакомится. И не нужно ей было ничего, кроме меня самого. Да и разговаривали вроде ни о чём — какая погода сегодня хорошая, как живётся в этом классе да кто где сидит. Как же хорошо было — говорить без страха и масок всяких, которые мрази обычно перед диалогами надевают. Эхх, это два?.. — Думаешь? Вот и правильно. А пока ты думаешь, я зрителям правила напомню, — сказал мне труп, после чего отвернулся в сторону. — Если гость не отвечает честно, он расплачивается тем, что внёс залогом — жизнью! Но если он ответит правильно, он получит приз! А приз, как вам всем известно, очень дорогой, и мало кто смог его добыть! Тот приз, за который многие из живых поотдавали бы свои жизни. Так. Кажется, я влип по полной. — У нашего героя осталось всего лишь десять секунд! Успеет ли он дать правильный ответ или проиграет, отдав мне свою душу? Ответ узнаем через пять, четыре… Вспомнил. Я вспомнил, с каким облегчением всадил пулю тому ублюдку промеж глаз. Помню, как мне было хорошо смотреть в тот вечер на луну, зная, что мне больше ничто не угрожает, и понимая, что я могу за себя постоять и теперь уж точно никто не сможет мне навредить и не получить ответа. Никто. Это было три… — Три! Два! Один! — Три раза… — Что три раза? — с неподдельным удивлением спросил ведущий адского шоу. — Три раза в моей жизни глаза пылали радостью. Три раза они были искренне добры… — И это оказался… Правильный ответ, господа зрители! — после его слов откуда-то выстрелили хлопушки, услав на мне ковёр из блёсток, и заиграла торжествующая музыка. — Гость наш на первый вопрос ответ дать смог, возможности он упустить не мог! — Дерьмовая рифма. — Согласен, но залу нравится, — демонстративно прикрывая рот, шепнул мне ведущий. — Второй вопрос в студию! Хмм, кто же получит право его задать… Он прищурился и опять ткнул в зал. Он попал пальцем на место, где сидела маленькая тряпичная кукла без руки и глаза, напоминавшая девочку благодаря своему истрёпанному платьицу. Опять фантом воспарил над землёй, и я увидел… Да, это была девочка лет семи. Была она стройная и тоненькая, и стояла, скрестив ножки, держа в своих тонких ручках плюшевого мишку. Ее длинные и густые каштановые волосы, завязанные в два «хвостика», спадали ниже плеч. Девочка разглядывала все вокруг своими большими карими глазами, открытыми и выразительными, а в них почему-то просматривалось беспокойство. Видимо, чтобы задать свой вопрос, она ждала достаточно долго. Несмотря на это, во взгляде девочки чувствовалось неподдельное желание улыбаться и радоваться жизни. Или уже не жизни. Девчонка повертела своей аккуратной головкой во все стороны, разглядывая куклы рядом с собой в этом старом зале, а потом перевела взгляд на сцену, где увидела ведущего, а затем и меня, сидящего немного поодаль. Девочке очень шло ее простое летнее платье светло-желтого цвета и легкие сандалии, в них она была похожа на красивую куклу. Правда, выглядело оно очень и очень старым, буквально пережившим эпоху. Но я в момент перестал заострять на этом внимание, услышав её тоненький и жалобный голосок, готовый в любой момент расплакаться. — А ты можешь сказать… Сколько людей в твоей жизни тебе улыбались искренне? — Молодец, Николь! Это был отличный вопрос! — щёлкнул пальцами, и девочка тоже покинула нас. — Ну что, дружище, ты готов? — Давай закончим с этим побыстрее. — Время пошло! Опять в воспоминания… Неожиданно для меня, перед глазами возникает чёткий образ маминого лица, которое смеялось переливистым и певучим голосом. Да, она безусловно любила меня. Единственный ребёнок, так ещё и поздний… Она-то уж точно улыбалась со всей своей искренностью. Раз… Точно не знаю, но сердце подсказывает, что и моя «временная» мать тоже мне не лгала. Она так радовалась, когда я говорил свои первые иноязычные слова и с лёгкостью осваивал знания, пусть и самые малые. Это два… Та девчонка точно искренне улыбалась. Даже сомневаться не буду. Слишком уж я в этом уверен. Три… Должен быть кто-то ещё… А может… Да. Он самый. Старый добрый Калиум. Я помню его добрую улыбку, которой он мог уменьшить накал самых сложных ситуаций. Быть лучшим адвокатом страны и так хорошо отыгрывать роль болвана… Только он мог так делать. Воистину интересная личность. Четыре… —…Сколько людей улыбались мне искренне? — Осталось пять! Четыре! Три! — Четыре человека. Всего четыре человека в моей жизни улыбнулись мне, не тая ничего под улыбкой. — И снова правильный ответ! Скажи честно, ты тренировался? Или зал был куплен, а? — спросил он с ноткой ехидства в голосе. — Ага. Я подкупил зал своим натуральным очарованием. — скептически ответил я, после чего по залу прошла волна закадрового смеха, который обычно вставляют в дешёвые комедии. — Ха хах, отличная шутка, друг! Осталось тебе лишь два вопроса! — Только два? — Ах да, забыл сказать… — полушёпотом сказал он, после чего повернулся в зал и сказал. — И снова напоминаю вам, наши дорогие зрители, что последний вопрос, а соответственно, самый сложный и страшный, остаётся за мной! Ну что, ты готов продолжать? — Хорошо. Давай следующий. Опять скалящийся череп оглядел зал. Лениво тянущаяся рука указала точно на одну старенькую деревянную фигуру, сантиметров пятьдесят в высоту. Фигурка очень напоминала дикую сову, но было в ней что-то… человеческое? Она была обожжена, в нескольких местах были дыры от пуль, а её выразительные деревянные глаза, которые должны были давать фигуре её мудрость и выразительность, и на изготовление которых любой мастер убил бы несколько часов, были опалены до такой степени, что напоминали две вырезанные воронки. В воздух воспарил фантом. Это был парень лет двадцати пяти. Военная форма сидела на нём как литая, но была она ещё с железными пуговицами, которых уже лет так сто не производят, грязные валенки, переброшенная через плечо трёхлинейка, походная сумка, наскоро сшитая из лоскутов ткани и, местами, кожи, лежала на спине мёртвым грузом, забитая доверху, а на плече паренька красовался красный крест на белой повязке. Медик? Скорее всего. Хорошо сложенное тело выше среднего роста, без особо выдающегося рельефа. Черные, слегка вьющиеся чёрные волосы обрамляют овал правильного, оливкового лица. Лицо, пусть и выглядело молодым, было наполнено вселенской усталостью и злостью на весь этот проклятый мир. Глаза… Лучше бы я их не видел. Заплаканные, обречённые и ненавидящие. Пускай они и были зелёно-изумрудными, они не сверкали. Они были похожи на старую картину, которая уже не один десяток лет пролежала на чердаке. Они были… Выцветшими. Этот парниша не то чтобы не хотел жить, он просто хотел забыть то, что видели его глаза, что слышали его уши, и какие запахи улавливал нос. Он не хотел помнить ничего. Тонкие, но заострённые черты лица, способные в секундный срок превратить очаровательного мягкого юношу в чертовски опасного, решительного мужчину, сейчас придавали ему какую-то особую… Форму, что ли? Этого человека просто от его вида хотелось подбодрить или хоть как-то отвлечь от страданий, которые отравляли его душу с каждой секундой. — По ком звонят колокола в твоей часовне? И полон ли страданий зов? — голос парня был безжизненным и иногда срывался. — Великолепный вопрос, Иоанн! Та девочка, кстати, выжила. Можешь быть свободен. — фантом напряжённо улыбнулся, а по щеке у него пробежала слеза. Ведущий щёлкнул, и сова, взлетев, истлела в воздухе. За ней исчез и фантом. — Время пошло. Надеюсь, гость не ошибётся и в этот раз! Вперёд, Джимми, вперёд! — Я не Джимми. — Я знаю, — с умиротворённой улыбкой, если это так можно назвать, ответил он. — …А можно уточнить? — Да-да, вполне, — он щёлкнул пальцами, и время вокруг нас как будто бы остановилось. Стало таким… Вязким… — Спросите что вам угодно, ведь у вас есть специальная привилегия — «спросить у красавчика». — А ты, оказывается, можешь в самоиронию, — по залу прокатился смешок. — Хэй! Не смешно! Спрашивай, если уж хотел! — Что значит, «по ком звонят колокола»? — О, дак вопрос на вопрос? Что ж, я отвечу. Это высказывание можно растолковать, как вопрос о тех людях, о потере которых ты жалеешь. Так понятнее? — …Да. Понятно. — Вот и отлично! — вновь щелчок костяшками, и в лицо мне подул свежий ветерок — моё время вновь идёт. По ком же мне тоскливо, значит… Кого я хочу вернуть из иного мира, и по ком я тоскую? Я… Моя мать… Я не жалею об этом. Так и должно было быть. Если уж ей было уготовано умереть, то её бы ничто не спасло. За эти годы вся тоска улетучилась. Я не чувствую того, что скорблю. Отец? Жив он или мёртв? Хотя, какая мне уж разница. Ему как было на меня насрать, так и осталось. Может быть, он сейчас в намного более лучшем положении, чем был. Он оставил меня в заднице. Просто, чтоб его чёрт побрал, выкинул. Даже если он сдох, то мне всё равно. Отпадает Тех, кого я искалечил и убил? Ничего не чувствую. Мертвы и ладно, хе-хе. — Хе-хе-хе… — А? Что такое? — ведущий с вопросительным взглядом посмотрел на меня. — Ничего. Просто ничего, хах. — Ну хорошо… Ты там, часом, с ума не сошёл? Мне ещё викторину заканчивать надо, а это будет неудобно, если ты будешь пытаться убить себя или, упаси бездна, меня. — Я в порядке, кэп. — В любом случае — у тебя двадцать секунд. Мы всё ещё ждём ответа. Может быть, кто-то ещё? Ну хоть кто-то! Нет… Я ничего не ощущаю. Так пусто… Даже не знаю. Может быть и так? Никто не заставил меня в этой жизни скорбеть… Чёрт побери, никто! Я ни о ком не жалею! — У тебя осталось три! Два! Один! Твой ответ? — Мои колокола не издают звуков. Мёртв звонарь… — после сказанного я опустил голову и начал смотреть в прогнивший пол сцены. — И это… Действительно правильный ответ! Представьте себе, кого мы сегодня видим в нашем зале? Это же эксклюзивный показ! Я услышал, как он встал с кресла и начал что-то затирать залу. Какие-то очередные сладкие речи непонятно для кого плыли для кого-то на этих креслах. Это всё не реально. Или реально? Не понимаю. Или не хочу понимать? А я просто смотрел в пустоту и думал. Думал много и очень усиленно. Неужели всё так? Я на полном серьёзе чувствую себя в порядке, после всего того, что я сделал? Искалеченные парни, шесть трупов… Хотя, какая разница. Не чувствую и всё. Подумаешь — стал бесчувственным животным. Всего ничего. Пора брать себя в руки. Я не для того здесь оказался, чтобы просто так сдаться. — …И он смог дойти до финала! Как такое может быть? Я сам удивляюсь! — Давай уже последний вопрос. Я слишком устал для этого дерьма. — Ах, да! Последний вопрос! Но… Нет, не сейчас. Может быть, просто поговорим? Мне было бы интересно узнать о тебе вне нашей маленькой викторины. Ну, ты как, согласен? — Грр… Ладно. Если уж так угодно. — Давай мы сделаем так. Вопрос и ответ, вопрос и ответ! Как тебе? — Устраивает. — Вот и отлично! Задавай свой вопрос! — Что это за место? Где я оказался, чтоб меня? — Хмм… Забавный вопрос. Кажется, это игровая студия в здании какого-то полуразрушенного театра с ведущим-мертвецом и зрителями-куклами! Честно говоря, сам всё особо до конца не понимаю, но, раз ты попал сюда, значит случилось что-то особенное! — Что же именно могло случится? — Хэй, моя очередь вопрос задавать! Как нетактично с твоей стороны забыть об этом… Я же и обидеться могу! А если я обижусь, то мы перестанем общаться, и ты почувствуешь, что значит одинокость, — он снял перчатку и продемонстрировал свою костлявую пятерню зрителям. Опять дрянной закадровый смех из зала. Я лишь промолчал на эту неудачную шутку. — Ой, ну тебя! У тебя совсем нет чувства юмора. Ладно, лучше скажи-ка мне на милость, мой сердечный друг, как случилось так, что у тебя наступил перелом сознания? — Что наступило? — Ох, какой ты непросвещённый! Окей, объясню для чайников. Перелом сознания — это тот момент, когда личность меняется полностью, делаясь намного крепче, мощнее и… страннее! Причём, все привязанности, типы и архитипы сознания усиливаются в разы! Ровно в тот момент, когда случается это мощное явление, сознание должно быть заполнено лишь одной единственной командой — жить, а тело должно быть подвержено чему-то очень и очень странному и интересному! — Ясно… Кажется, я чуть не умер на плаце во время построения. Тогда потратил все силы на шестерых ублюдков, а потом мне стало немного… нехорошо. И вот я тут, собственной персоной. — Вау, как интересно! — Раз уж моя очередь… Кто ты? — Кто я? Ещё более забавный вопрос, ха-ха! Это ты должен был уже знать как только попал сюда! Но ладно уж, я скажу. Можешь считать меня проводник Норах! Призвание моё в имени запрятано! Я здесь, чтобы сыграть с тобой в игру, в которой ты успешно ведёшь, с чем тебя и поздравляю. — Норах? Стоп. Вот же… Хорошо, я тебя понял. Спасибо, что сказал. — Теперь мой вопрос! Теперь моя очередь! — Задавай. — А через какую дверь ты сюда явился? — Ты про тот коридор? Я выбрал немного ржавую металлическую дверь со смазанной краской. А внутри там такое творилось… — Хмм… Не поверишь, но это не ты её выбрал, а она тебя! — Как так? — Как бы это сказать, чтобы тебя не напугать… В общем — твоя жизнь заранее предопределена по уровню содержащихся в ней явлений! И, раз уж ты выбрал одну из самых суровых дверей, которая может дать фору даже самой преисподней, то ты тот ещё крепыш. Кстати говоря, а кого ты там видел? — Вроде, советских солдат. Но они все были… как бы… — Можешь не продолжать. Я тебя понял. «Мёртвая сотня»… Брр, страшные ребята. Ты не поверишь, но они отказались добровольно идти со мной, на небеса! «Кто от такого откажется?» — вопрос многих сидящих в зале. А они остались. И знали, на что шли. Поверь мне, эти ребята патриоты до мозга костей. Они решили сотворить с собой такое ради того, чтобы их отчизна жила. Представь, какого уже почти восемьдесят лет, без сна и отдыха идти на штурм через ту грязищу, которую ты наблюдал? — Думаю, что не очень… — Но ты молодец! Ты смог пройти сквозь наш личный «Багратион»! А это многого стоит. Думаю, что из тебя выйдет очень и очень сильный человек! — Спасибо, что ли… — Ой, да не за что, дружище! — Ну дак… Последний вопрос? — Пожалуй, время! Ты готов? — Я…***