***
К нашему счастью, Уильям и особенно Альберт не стали упираться и отказываться от помощи. Тем временем, я совсем запутался в складывающихся взаимоотношениях между обитателями Учебного Центра. Проматывая в голове все события последних месяцев, я пытался построить какие-никакие логические цепочки. Но мастером интриг я никогда не был, а потому ни к чему и не пришёл. Единственное, что я мог сказать наверняка — всё вертится вокруг вируса. Перестав ломать голову над тем, в чём совершенно не разбирался, я вновь погрузился в работу. Изменения, которые привнёс Прародитель в организм пиявок, не ограничивались увеличением потребляемой пищи и её усвоением. Структура тканей также изменилась, делая их более прочными, а значит более стойкими к физическим повреждениям. Хитин, из которого состояли «зубы» пиявки, был заменён на гидроксиапатит, главный компонент костей и зубов позвоночных. В соединительной ткани увеличилось содержание коллагена, а в мышечной — сократительных и регуляторных белков. В связи с этим, размеры тела пиявок также несколько возросли. Но по какой-то неизвестной причине вирус отказывался действовать на половые клетки. Это вело к тому, что непохожие на своих обычных сородичей пиявки давали похожее на них потомство, отличное от самих себя. Как такое могло быть? — Чтобы дети добивались всего сами, а не пользовались достижениями родителей, — пошутил по этому поводу Томми. Какие ещё новшества способен привнести вирус? Пожалуй, ответа на этот вопрос не знает даже он сам. В один момент нас, выполняющих на микротоме срезы тканей, всё же увидел доктор Маркус. Он встал в проёме и начал пристально нас разглядывать и словно готовился к тому, что кто-то из нас сейчас на него набросится с кулаками. С ним явно не всё в порядке. Неужто он теперь видит в нас угрозу? Да как до этого вообще дошло? — Доктор Маркус, хотите взглянуть на эти образцы? — к счастью, Джейн нашла, что сказать для успокоения. Однако подозрение из взгляда начальства никуда не ушло. — Что у вас здесь? — холодно спросил он. — Нервные узлы. Пока вроде без изменений, — коллега протянула держатель с готовыми срезами Маркусу, но тот не спешил взять его. — Что вам ещё удалось узнать? — он медленно шагал навстречу, всё же забирая препараты. — Несколько изменена конформация гиалуронидазы второго типа. Но её активность тоже оказалась без изменений. — Хорошо, хорошо… — тихо сказал доктор Маркус и, не смотря больше на нас, ушёл. Мне было не по себе. Наш руководитель, наш наставник ждёт от нас какого-то подвоха. Чем мы заслужили такое отношение? И с каких пор?***
Благо пока что дальше этих опасливых взглядов и настороженного вида дело не заходило. В течение ещё нескольких недель мы занимались наблюдением за развитием пиявок. Они стали есть ещё больше, требовать значительного количества белка и самое интересное — стали проявлять признаки социального поведения. — Смотри, какая интересная штука! — заманивал меня к аквариуму Биркин. Он открыл круглое отверстие в верхней стенке аквариума и бросил туда кусок мяса размером со свою ладонь. Группа 5, жившая в этом стеклянном доме и состоявшая из восьми особей, окружила красную массу свинины и принялась вцепляться в неё своими неестественно крепкими зубами. Их каплевидные тёмно-зелёные тела с жёлтыми продольными полосками циркулярно сокращались в направлении от рта к концу и немного раздувались, как воздушные шарики. Когда мяса не осталось, черви лениво расплылись по воде кто куда. — А теперь другой вариант, — Уильям открыл стоящую на соседнем столе коробочку и достал оттуда за хвост белую мышь. Не задерживаясь ни на секунду, он также занёс животное над отверстием и разжал пальцы. Мышь с плеском плюхнулась в воду, оказавшуюся аккурат в половину её роста в стоячем положении. Не успев оценить ситуацию, она подверглась немедленной атаке хозяев аквариума со всех сторон. Сначала они кольцом окружили добычу, а потом резко вонзились ей в тело, вгрызаясь в кожу и пытаясь её разорвать. Жертва издала громкий отчаянный писк и рефлекторно опустилась на все лапки, оказавшись полностью в воде, которая уже начала интенсивно окрашиваться в красный цвет. Не давая ни единого шанса без того беспомощной в таком положении мыши что-либо предпринять для защиты, четыре пиявки принялись грызть все конечности животного, сначала обнажая мышцы, а затем перекусывая их своими зубами, как ножницами. Зверёк чисто инстинктивно извивался ещё рабочим туловищем, пытаясь хотя бы отплыть от охотников, разводя красную воду вокруг и себя и слегка открывая нам обзор. Но в этот момент ещё две пиявки нацелились на горло добычи, точными рывками вонзившись в сонные артерии и трахею, перекусывая их. В этот момент вся вода вокруг стала совсем непроницаемой для взора из-за матовой алой крови, с огромной скоростью и напором вытекающей из тела жертвы. Я смотрел на всё это своими глазами и не думал ни о чём, кроме поведения пиявок. Да, это было жестоко. Да, это было нелицеприятно. Но так происходит в природе. Хищник убивает добычу самым эффективным способом, следуя своему инстинкту пропитания. Так было миллионы лет и так будет ещё миллионы лет. — Видел, как слаженно они это делали? — глаза Биркина горели восторгом. — Видел, да. Причём, они охотились уже будучи сытыми. — О, нет, они были ещё не сыты. Иначе не стали бы нападать на неё, — он обошёл аквариум, пытаясь разглядеть бойню с другой стороны. К нему присоединился стоявший всё это время у стола Альберт. — Я засёк. Двадцать три секунды, и нашего добровольца не стало, — он посмотрел на наручные часы, а потом на Уильяма, — В прошлый раз было немного больше. — Так который это раз и сколько было в самый первый? — сегодня поработать вместе с ребятами кроме меня пришёл Хэм. Впервые кроме меня к ним пришёл ещё хоть кто-то. — Это четвёртый, а в первый раз была минута. Детишки быстро учатся… — Альберт усмехнулся и наклонился ближе к месту кровавого пиршества. — Приятель, ты что-нибудь видишь в своих очках? Здесь итак солнца маловато, — мой друг рискнул спросить сей насущный вопрос у Вескера. — Нет, не вижу. Зато очень хорошо воображаю, — сарказмом ответил тот. Но Хэма было не унять. Похоже назревала битва титанов иронии и хладнокровия. — Да ладно, здоровяк. У меня исключительно научный интерес. Фотофобия? — здоровяк, это конечно сильно сказано. Альберт был на полголовы ниже собеседника. — Допустим. Это на что-то влияет? — Нет, просто ты как-то чересчур остро на это реагируешь. — Ну так не доводи до греха. Отстань, — этот разговор был бессмысленным, и я решил его прекратить. — Хэм, да оставь ты его. Давай лучше об увиденном подумаем. — По-моему, всё достаточно очевидно: пиявки сплачиваются в коллектив. Налицо ускоренная эволюция. — Сильное заявление, — заметил я, — Надо бы его проверить. Что другие группы? Их кормили подобным образом? — Нет, но это дело поправимое, — Уильям уже направился в сторону клетки с мышами. — Подожди, дело же не только в сборе в стаю, — я жестом руки остановил Биркина, — И вообще, это скорее никакая не эволюция, а банальная адаптация. То, чему они научились здесь и сейчас, не передастся их потомству, так как модифицированный геном не наследуется. — Пожалуй, да. Ты прав, — Хэм обхватил подбородок рукой и задумался. Тем временем пиявки закончили свой пир, уплывая в противоположную сторону. Вместо мыши теперь в воде плавали маленькие косточки и разодранная окровавленная шкурка. Даже все внутренние органы были съедены без остатка. И я был уверен, что попади в аквариум ещё одна мышь, эти проглоты сожрали бы и её. Они заметно увеличились. Ну ещё бы! Съесть столько за такой короткий промежуток! Как в них вообще всё это уместилось? Остальные перешли наблюдать за другим аквариумом, а я сел за стол писать отчёт. Пока писал, думал о том, что было бы, если на месте пиявок были, скажем, волки. Это же просто адские машины для убийств… Никому не пожелаю с такими столкнуться, потому что это будет самая ужасная смерть на свете. Ко мне подошёл Альберт. — Насчёт твоей просьбы. Сегодня утром Маркус сказал быть осторожным с вами всеми, — брови сами по себе нахмурились, — Якобы вы хотите присвоить себе его труды. Он прав? — С ума что ли сошёл? Нет, конечно! — возмущение не на шутку охватило меня, — Это скорее он решил оставить нас ни с чем. Почему он так решил? Мы всё делали, как и всегда. Только в один момент его словно перемкнуло. — Не знаю, не знаю. В какой момент? — в его голосе неожиданно появилось не то сочувствие, не то любопытство. — Как раз, когда вы двое здесь появились, — я же постарался умерить пыл, чтобы не дай бог опять не спровоцировать Вескера на колкости, — Совпадение ли, не совпадение… — Возможно. Отчасти, — Альберт посмотрел в сторону Хэма и Уилла, стоящих в дальнем конце комнаты, и, убедившись в конфиденциальности нашего разговора, продолжил, — Мистер Спенсер попросил нас приглядеть за Маркусом. Предупредил, что он в последнее время сам не свой и может что-нибудь учудить. Так значит парни не просто так появились здесь и заручились доверием учёного. Скорее всего, Спенсер прав: за таким одержимым, как Маркус, нужен глаз да глаз. И, видимо, глава Амбреллы уже подозревает что-то. — Что, например? — Как знать, — пожал плечами Альберт, — Ты же сам только что видел, на что способны пиявки. А на что способен тот, кто так ревностно хочет подчинить их? Подчинить их… Ведь всё выглядит именно так. Именно одержимость доктора Маркуса это объясняет. Мрачные мысли совсем заполонили мозг, и я неосознанно покачал головой, в душе всё ещё отрицая допустимость сказанного. — Похоже, что я слишком хорошо думаю о людях, чтобы делать такие выводы, — даже голос мой понизился от тяжёлых дум, — Но ты, вроде, нет. Что же заставило тебя так рано разувериться в других? — Это не важно. Важно, что сейчас ты понимаешь всю тонкость происходящего. Тонкость. Да, подходящее слово. В такой тонкой ситуации я ещё никогда не оказывался. «Но не исключал возможность попадания в неё, когда соглашался работать на Амбреллу». Не исключал. И мне стоило с самого начала с осторожностью относиться к Маркусу, ведь он даже внешне излучал безумие. Что взбредёт ему в голову однажды? Нужно быть внимательным, как никогда. И нужно предупредить остальных. — Да, и кстати. Об этом разговоре ни слова никому, — я почувствовал строгий взгляд Альберта даже сквозь тёмные стёкла очков. — Остальные имеют право знать, что им надо быть настороже! — Ладно. Но про наше с Уиллом задание им знать не обязательно, — всё так же требовательно. — Об этом не беспокойся, я умею хранить секреты, — не знаю, что такого секретного было в их задании, но раз нельзя говорить, то не скажу. Нечего лишний раз усложнять обстановку.***
Как теперь рассказать моей команде о том, почему Маркус нас сторонится, и не ляпнуть лишнего? Надо делать ставку либо на их равнодушие, либо на благоразумие. Под последним я имел в виду нежелание задавать лишних вопросов, но трудно обойтись без этого, когда всё вокруг итак достаточно подозрительно. Без толики лжи, пожалуй, тоже не обойтись, а врать я очень не люблю. На очередном утреннем собрании я сообщил всем, что причиной нашего попадания в немилость главе Учебного Центра являются его домыслы о наших намерениях украсть работу. Разумеется, был вопрос, откуда я это взял, на что я честно назвал имя «информатора». На следующий вопрос, откуда это знает Альберт Вескер, я сказал, что тот просто хотел нас предупредить, по собственному желанию. Это, кстати, было отчасти правдой, потому что я до сих пор не понимаю, отчего он всё-таки согласился мне помочь. Быть может, он рассчитывает на моё содействие в присмотре за Маркусом? Да я и сам не против. Обошлось без выпытываний дальнейших подробностей. Сошлись на том, что наш старик просто выжил из ума, и поэтому надо внимательнее следить за ходом его мыслей. Кроме того, я постарался убедить ребят начать доверять Вескеру и Биркину. От них хоть и веяло излишней загадочностью, но зато дело своё они знали отлично, беря на себя функцию главных двигателей прогресса. Так и продолжалось ещё в течение месяца. Нашей команде удалось найти взаимопонимание с юными коллегами и даже предоставить им роль организаторов общей деятельности. Поначалу это раздражало Тома, как самого старшего в нашей группе, но и он со временем смирился. Пиявки становились всё организованнее и организованнее. Причём эффективность их действий была тем выше, чем больше особей жили вместе. Они были как муравьи или термиты, только ещё умнее. Одновременно с этим пиявки стали проявлять агрессию по отношению к людям. Это уже начинало пугать, потому что неизвестно, что могло произойти, если одна из них укусит кого-нибудь. Мы не знаем наверняка, передаётся или не передаётся вирус со слюной, зато отлично знаем о последствиях заражения для человека. Посему мы разработали меры безопасности при постановке опытов над пиявками, включающие ношение кольчужных перчаток и нарукавников, дабы избежать возможности прокусывания кожи, а также поддержание подопытных в сытом состоянии. Однажды утром в коридоре особняка меня подозвал к себе Альберт. — Мартин, я должен кое-что сообщить, — опять: в стороне от всех, тайны-секреты, все дела, — Наш дорогой доктор Маркус сегодня заявил, что совсем с вами дел иметь не желает. — Всё. Видимо, настали чёрные дни. — Что именно он сказал? — Он думает, что вы хотите влезть в его исследования, поэтому прицепились к нам с Уиллом. Так что он запретил работать с вами. — Чёрт возьми, да что не так с этим параноиком? — в сердцах вырвалось у меня. Сколько можно это терпеть? Чем мы провоцируем такое мнение? — Слушай, я прекрасно понимаю, что всё это бред. Давай поступим следующим образом. Я буду снабжать тебя и других данными, и вы продолжите исследования. Но я не представляю, как отреагирует Маркус, если застанет вас за ними, — кажется, это было продолжение шпионского фильма, и мне снова это очень не нравилось. — Поэтому будьте осторожны, иначе попасть может и нам. А тогда… Тогда Маркус вообще потеряет рассудок и обозлится на всю Амбреллу. — В такой рискованной ситуации… почему ты доверяешь мне? — В этом парне чувствовалась решительность, готовность брать ответственность и идти на риск. И мне необходимо было знать, чем я заслуживаю доверие этого человека. — У тебя есть чёткая позиция, которая мне понятна, — без промедлений ответил он, — И ты также, как и я, не хочешь доводить ситуацию до критического уровня. Делай своё дело, Мартин Холт, и всё будет хорошо. Он хлопнул меня по плечу, и ушёл в сторону лифта. Что ж, видимо я сам не до конца осознавал в себе эти качества, а со стороны оно виднее. Тяжесть осознанных проблем внезапно накатила на голову, как лавина. Я облокотился спиной и затылком о стену, глубоко вздохнув. Что же здесь происходит? К чему нас приведёт весь этот проект? И как мне опять сообщать все новости другим? Альберт хоть и заслуживает моё уважение, но ведь в очередной раз делает меня гонцом с дурными вестями… Что Маркус намерен делать с пиявками? Не собирается же он делать из них подобие собачек и натравливать на людей? С его совершенно алогичным ходом мыслей стоит ждать всякого… Но это всё мой путь. Я с самого начала пообещал себе, что не сверну с него, что бы и как здесь не происходило. Собраться бы только духом и построить себе план действий… Дверь в одну из комнат открылась, и послышались приближающиеся лёгкие шаги. Я всё также смотрел прямо в одну точку и не мог ни на что отвлечься, пока передо мной не возникло лицо Джейн. Она несколько мгновений обеспокоенно вглядывалась в меня, но реакции не дождалась. — У тебя всё хорошо? — голос её выражал ещё больше тревоги, чем мимика. — Нет, — честно ответил я, — Не всё хорошо. Ни у меня, ни у тебя, ни у кого, — кажется, этими словами я совсем её напугал, и она замерла на месте. — Что? Что случилось? — Маркус. Опять поднимает планку неадекватности. — А-а-а, Маркус, — как-то не к месту облегчённо произнесла она, — Ну, здесь уже ничего нового нет, человек бредит. — Нет, ты не понимаешь, Джейн, — я прикоснулся к её плечу, чтобы она выслушала меня внимательно, — Мы все можем оказаться в очень большой опасности. Разве ты не видишь, что за создания здесь родились? — Но ведь мы для того и придумали правила безопасности и… — Дело не в них. Дело в самом Маркусе, — надо было всё максимально подробно рассказать, не забывая, конечно, о своём обещании. Я чувствовал всю важность имеющихся у себя сведений, которые во что бы то ни стало должны дойти до остальных. Смахнув с лица накатившую усталость, я взял под локоть Джейн и повёл её в сторону комнаты собраний. — Пойдём-ка, попьём чаю и поговорим.