А почем ваш фунт лиха в кладнях?

Ехали мы почти все время молча, по необходимости перебрасываясь короткими фразами, а разговоры у костра быстро сходили на нет, поскольку никто не мог припомнить никаких достаточно древних тем для бесед, чтобы я могла поучаствовать, а вся троица всеми силами старалась сделать так, чтобы я не чувствовала себя лишней. В итоге получалось только хуже, но ради них я делала вид, что все в порядке… Пока не вспоминала, что едущий рядом светловолосый вампир — телепат, поэтому мое мелкое вранье бесполезно. Он, впрочем, тоже молчал, не рассеивая иллюзий двух наших спутников. Так и пробирались по дурным белорским дорогам в сторону Волмении. По правде говоря, из них всех я доверяла только Вельке — потому что она осталась оплотом здравого смысла в этом сошедшем с ума мире, то бишь, единственным по-настоящему знакомым лицом в округе. Нет, я вполне могла допустить, что все описанное со мной действительно произошло, но смириться и окончательно уверовать мне не давал характер. Это, в конце концов, какая-то пораженческая позиция, она мне не к лицу. Однако даже Травнице, с которой мы долгие школьные годы делим… делили комнату, не удавалось подыскать безопасную тему для разговора. При всем ее (возможно, и моем?) профессионализме она никак не могла припомнить, какая часть ее знаний относится к периоду до седьмого курса, чтобы хотя бы я (и Лен заодно) могла полноценно поучаствовать. Молчание было натянутым примерно в той же степени, как отношения у девственниц и вампиров. Ой. Пожалуй, будет лучше сказать — как у дракона и рыцаря. Собственно, по этой же причине на привалах мы обменивались лишь чуть большим количеством слов, чем за день, потому что иначе было бы довольно проблематично хотя бы развести костер. Велька и Ролар уже однажды столкнулись лбами, когда одновременно полезли с мешок за спичками. Лен тогда только вздохнул (ему-то все с самого начала понятно!) и сгрузил кучу хвороста на землю, который я немедленно подожгла. С тех пор мы заранее и очень лаконично распределяли, кому что делать. На этом наше общение практически заканчивалось. Я буквально слышала, как скрипят мозги всей троицы в отчаянной попытке придумать что-то хотя бы мало-мальски подходящее. Попытке безуспешной. Я зачерпнула каши из своей миски и подозрительно понюхала. Повар из Повелителя Догевы был аховый: не то вампиры в принципе не нуждались в таких мелочах, не то природа обделила его минимальными способностями (нет, готовка вообще не такая уж и простая вещь, но чтобы быть настолько бездарем… Надо уметь), не то кто-то всю жизнь подносил ему еду на блюдечке с золотой каемочкой. Когда я дошла до этого умозаключения, Лен тихо вздохнул. Видно, угадала. Остальные тоже как-то без особого энтузиазма ковыряли странную субстанцию в тарелках, не спеша предпринять попыток ею насытиться. Велька тяжело вздохнула и отставила миску. Ей этот нравственный выбор было сделать легче, чем остальным — очередная диета не позволяла ей перейти на крайне полезное, но печально краткое ощущение сей дивной пищи в желудке. Собственно, очередь Лена кашеварить всегда означала, что спать мы ляжем натощак, если повезет. Если не повезет, и его стряпня замаскируется под съедобную — не ляжем спать вообще, надолго рассевшись по кустам. Внезапно Травница оживилась. — А вы слышали, что недавно один блаженный из Стармина, Цветорадом его вроде звать, нашел новое истолкование свитков? — триумфально объявила она. Мы, синхронно (и с немалой долей облегчения) отставив миски, стянулись поближе к ней. Вельке наконец-то повезло: в богословии не был силен ни один из нас, поэтому эту глубокомысленную беседу ни о чем мы могли вести примерно на одном уровне — достаточно не путаться в количестве богов. Сколько их там, кстати, четверо? — Они там все-таки сообразили, что речь идет о стихиях? — спросил Лен, бессовестно воспользовавшись моими скудными познаниями и толкованиями божественной сущности. — Да нет, там совсем все по-другому, — отмахнулась Велька. — Он придумал какую-то концепцию волшебного цветка и четырех его хранителей, которые, вообще-то, были людьми довольно незначительными, пока их не свело вместе. Они занимались не то поиском, не то сохранением этого цветка, стараясь уберечь его от очередного аналога мракобесов… Правда, там, для разнообразия, аналог был, кажется, симпатичным внешне и образованным. В общем, они его победили. А потом они пошли по земле, став воплощением этого самого цветка, и везде несли благодать. Вот так-то. — Как-то скомкано, — заметила я, помолчав в надежде, что будет продолжение. Продолжения не было. — Если он представил свою теорию в таком виде, у него нет шансов. Все знают, что религиозные учения должны быть максимально пафосными и невероятными, чтобы привлечь паству, иначе ничего не выйдет. — Вообще-то, это был труд на шестнадцать свитков мелким почерком, — смутилась Травница. — Просто они были написаны в типичном дайнском стиле, ну, знаешь, в таком, где ничего не разберешь, но читать нужно басом и нараспев, хотя этот Цветорад и идет против официального учения. Так что я ограничилась кратким пересказом-переводом. — Который, похоже, тоже сильно сократила, — фыркнул Ролар, кутаясь в крылья. — Имена-то у этих случайных боголюдей есть? Или нам предлагается так и оставить «четверо-каких-то-людей-сотворивших-какое-то-чудо»? Длинновато получается. Вечер был довольно прохладным, а костер почему-то давал весьма скудное тепло. Альтернативный источник — горячий ужин в желудке — нам сегодня не грозил. Я тайком вытряхнула свою миску за кусты, уверяя себя (и телепата заодно), что это дело исключительно благородное. — Брент, Рада, Джай и… о, леший, все время забываю это имя… Энтир? Нет, не то, — подруга поморщилась, вспоминая. — ЭрТар, — негромко подсказал Лен. — И не Рада, а Радда. — Ерунда какая-то, — уверенно припечатала я всю славную теорию Цветорада. — Никогда не увлекалась религией, мне и предыдущую-то версию осилить не удалось… А тут такие сложности! — Ну, не знаю, по-моему, очень романтичная версия, — вздохнула Велька. — Помнится, там был эпизод с похищением Радды… — Это точно был не любовный роман? — цинично хмыкнул арлиссец. — На самом деле очень похоже… Может, тебе попался не пересказ, а аннотация? — Ты еще предположи, что все хваленые свитки — тоже старый любовный роман, — фыркнул Лен. — А вот и скажу! А может, это рассказик из божественной второсортной газетенки, который боги выкинули в мусор? К нам, то есть? — Фу, Ролар, — поморщилась Травница. — Я бы поговорил с этими богами по поводу их отношения к нам, — рассеянно пообещал догевец, глядя поверх моего левого плеча. Я на всякий случай обернулась, но ничего крамольного за спиной не углядела. — Я бы тоже, только по поводу разделения талантов, — честно признался Ролар. — Лен, давай мы снимем тебя с дежурств по кухне? Ты не обижайся, но с тем же успехом мы могли просто пропускать один день и ложиться натощак, не переводя продукты. Беловолосый неуверенно что-то промычал (не знаю насчет других, но у меня лично сердце упало куда-то в самый низ живота, не иначе как для прощания с этой частью тела), но потом расхохотался и махнул рукой, давая добро. Следом, в том числе и от облегчения, засмеялись Ролар с Велькой, и, как вдруг обнаружилось, и я, хотя до этого держалась непривычно отчужденно. К богам я относилась даже в меньшей степени, чем знаменитая чародейка Карлетта Охарайская. Та, по легенде, любила заключать что-то вроде сделки: боги приносили ей требуемое благо, а она взамен обещала быть доброй и благочестивой. Дайны ее терпеть не могли и с завидной регулярностью пытались сжечь — наверное, за то, что благочестие ей никоим образом не удавалось. Я просто благополучно забывала об их существовании, даже в критические моменты (перед сессией, например) предпочитая действовать лично (писать шпаргалки или, в крайнем случае, учить), нежели тратить время на попытки договориться с незнакомым мне небожителем, которому на меня наверняка наплевать, если бы он и знал бы о моем существовании. Впрочем, одну хорошую черту за этими Цветорадовыми богами я готова была признать. Им удалось разбить лед.