Shawn Mendes imagine

Жирная и потная туша престарелой учительницы по физике передвигается по классу. Из одного угла в другой. Она производит странные звуки, от которых к горлу подступает тошнотворный ком. Её глаза кажутся огромными из-за очков с толстой, как и она сама, линзой. На руках сотня, если не больше, дешевых браслетов из переулка, на шее ожерелье, если эти булыжники на веревке можно так назвать. Она громко топает, бормочет что-то себе под нос, а потом говорит: — Параграф десять, страница пятьдесят три, запишите тему. Она поправляет очки и направляется к доске, снося портфели, лежащие на пути. Я сижу на первой парте и отлично слышала бы, что она говорила, говори она шепотом, но увы, она орет, что слышно в другом корпусе школы, я не сомневаюсь. Знаете, в такие моменты меня особенно тошнит от школы и всего этого. Одноклассников, крашенных в уродливую краску стен, полов, уложенных плиткой. За окном проливной дождь. Сейчас бы на улицу, а не все это. Я, прибывая в отвратительнейшем расположении духа, думаю о Шоне. Хоть кто-то в этой жизни может заставить улыбнуться меня на физике. Я думаю, забыв про все вокруг, что слова, которые извергает училка, до меня уже не доходят. Я думаю о Шоне, думаю о его руках, его влюбленном, игривом взгляде. Думаю о том, как он вчера целовал меня, и не нарочно дотрагиваюсь до губ, вспоминая наш поцелуй… Господи, тот кто составлял нам расписание, явно либо совсем на голову больной, либо совсем на голову больной. Это третья физика за день. Вы не ослышались. Третья. — Как найти скорость! — безумный крик учительницы вырывает меня из потока воспоминаний. Я, пытаясь отогнать пелену с глаз, возвращаюсь в реальный мир. Звук приобретает особую яркость, как будто я вынула голову из бочонка с водой. — Как найти скорость Т/и! — она обращается ко мне. Я встряхиваю головой и смотрю ей в глаза. — Черти бы вас побрали, вы безнадежные! — она обращается ко всему классу, но потом переводит взгляд на меня, и выплевывает с желчью мне в лицо, — в особенности ты, Т/и! Я пытаюсь удержаться, чтобы не плюнуть ей в лицо. Сижу, задержав дыхание, думаю о любимом: где он сейчас? дома? думает ли обо мне? Учительница подтягивает фиолетовые брюки, в которые еле вмещается её задница, и объявляет: — Т/и, с твоим уровнем знаний, ты не сдашь ничего, — смотрит на меня из-за очков, ожидая реакции, но я спокойна, — тебе лень учиться? Иди в школу для умственно отсталых, тебе там самое место. Она цокает и поворачивается на пятках, подзывая мою одноклассницу к доске. Не повезло бедняжке, и я опять погружаюсь в мысли. Но уже не о Шоне, я люто ненавижу учительницу, мне стыдно, я в ярости и одновременно подавлена. Чтобы не показывать раздосадованности, выдаю улыбку. Пишу в тетрадь, чтобы придать себе вид занятости, и чтобы жирная туша опять не пристала ко мне. Пишу все что слышу: — «В» один равняется… тридцать! Дура… умножить… Моя ручка выводит имя «Шон», я даже сама того не заметила. В тетради появилось имя моего парня. И тут возникла идея. Я сбегу. Сбегу с урока и наплевать на все последствия, я просто не могу, ноги подкашиваются, глаза слезятся, но кажутся сухими, голова болит и кружится, все тело ноет. Возможно у меня рак, но ещё более возможно, у меня учительница по физике психованная и неуравновешенная, и у нее рак жопы. — /имя учительницы/, можно выйти? — я обратилась к ней. Она отвлеклась от объяснения чего-то очень важного бедной однокласснице, которая согнувшись в три погибели поднимала мел, очень медленно. Наверно, физичка объясняла Лизз (так звали одноклассницу), какая Лизз бездарная дура, и как ей стоит пойти в школу для преступников или умственнотсталых — её любимый пример. Учительница посмотрела на меня, и чётко произнесла: — Нет. Я нашла выход и из этой ситуации: — Если вы не отпустите меня, я протеку на ваш стул и здесь ещё долго будет пахнуть месячными, — соврала я, не было у меня месячных. Класс посмеялся. Та кивнула через всю упрямость, и я, взяв портфель, выскочила из кабинета, оставив на столе учебник и тетрадь по физике, а также пенал. Найдя укромное место под лестницей, я набрала Шона. — Отвечай… давай же! Через пару секунд прозвучал приятный голос, успокоивший мои нервы в два счета: — Милая? Все хорошо? — сладко проговорил в трубку он. — Нет, Шон, забери меня из этого ада или я умру. Прямо сейчас, лягу тут, под лестницей и издохну. — Т/и, это школа, ты не можешь… Я перебила его: — Могу! Забери меня… Я услышала шаги. Кто-то спускался по лестнице сверху. — Послушай Шон, забери меня, через десять минут, — я перешла на шёпот, — только не у парадного входа, а у другого…- я запнулась, не зная как объяснить положение того места, которое я имею в виду, пока меня не заметят, за пару секунд, — короче, подъезжай к магазину «007». Пока. Я отключилась, не дожидаясь ответа, выскочила из-под лестницы и наскочила на завуча. Она с интересом посмотрела на меня, самим своим видом задавая вопрос: «Что ты тут делаешь в середине урока?» — Здравствуйте, — «думай голова, думай» — я портфель на перемене здесь забыла, вот вернулась забрать. Растерянно сказала я. — Ммм, хорошего дня. — Она почтенно кивнула, что вся её прическа, словно желе, затряслась в страшных конвульсиях, будто это лицо морщинистого эпилептика во время припадка, и удалилась восвояси. — Фух. Теперь мне предстояла самая сложная часть — выйти незамеченной. Пойдя я через главный вход меня бы вычислил охранник и капут, так что я решила идти через кухню, где черный вход всегда открыт, чтобы повора не умерли от жары, да и кухня не проветриваемое помещение, что плохо для места, где готовят еду. Хотите верьте, хотите нет, но у поваров как раз сейчас обед. У них, по сути, всегда обед, но сейчас поваришки курят во дворе или пьют чай (или ещё чего покрепче) в подсобном помещении. Я направилась в столовую, пройдя через многочисленные коридоры, повторяя про себя: «Ради Шона, крошка, ещё чуть-чуть и ты утонешь в его объятьях, лишь бы на глаза никому не попастся.» Таким образом я дошла до столовой, где не души, даже уборщица, которая во время уроков доедала остатки еды в тарелках за школьниками, была кто его знает где. Я тихо пробралась на кухню, оглядываясь по сторонам. Тут я услышала шорох позади меня. Обернувшись, я снесла портфелем кастрюлю, стоявшую рядом. Проматерившись про себя я быстро побежала к выходу, слыша, как кто-то входит на место преступления, и, почесывая затылок жирныи руками, уходит, пожав плечами. Я быстро добралась до выхода, теперь оставалась последняя проблема — забор. Для любого другого жителя города забор не проблема, забор — защита, но не для меня. Тут я вспомнила про щель, в которую лезут все, кому не лень, то есть, кому лень обойти и выйти через нормальный выход. Я поискала эту щель глазами, что было трудно, при виде решеток глаза разбегаются. Я её нашла. Проскользнув в дырку, я побежала к магазину, где договорилась встретиться с Шоном. Дождь закончился, а жаль, лучше бы я промокла. Его машина стояла там. Моя любимая, родная машина. Я подбежала, дернула за ручку, и дверь отворилась. На переднем сидении нежился Мендес, в розовой толстовке и Шортах — впервые вижу его в шортах. — Милый! Сев на место, я захлопнула дверь, кинула портфель на заднее сидение, и потянулась к губам Шона. Когда губы соприкоснулись и, почувствовав влажность его губ, а он моих, я почувствовала небывалое облегчение. Гора с плеч. Я углубила поцелуй, Шон сначала поддался, но потом оторвался с недоумением смотря на меня: — Что случилось? Я испугался, думал, что-то с тобой и… — Я все тебе расскажу, сейчас просто заткнись, я так соскучилась. И я опять накрыла его губы своими, проникая в его рот и изредка покусывая его нижнюю губу.

***

— Что, прям так и сказала, что ты бездарная? — Мендес негодовал, в возмущении доедая мороженое, — знаешь что, когда я её увижу, я… Я погладила его по груди, он успокоился, и теперь просто кокетливо облизывал мороженое, глядя на меня. Мы сидели в тихом парке, уроки уже, наверно, давно кончились, одноклассники… да мне все равно, что там они. Главное, что я тут, рядом с моим парнем, а он со мной. — Знаешь, Т/и, тебе надо только потерпеть, ещё чуть-чуть и ты покинешь стены школы навсегда. Потерпи дорогая, а я обещаю быть с тобой и поддерживать тебя, — он по доброму улыбнулся, и приобнял меня, — и ещё одно, больше не сбегай, или мне придется наказать плохую девочку. Он поиграл бровями. Тут вдруг на его толстовку капнуло растаявшее фисташковое мороженное. — Хрюндель, — я засмеялась. — Вот и первое наказание для плохой девочки, будешь стирать! — он отчаянно захохотал. — Люблю тебя, дурак. Я улыбнулась и положила свою голову ему на плечо.