***
Кей появляется за несколько секунд до того, как истекает время выпечки. Он стоит во плоти на пороге моего дома и ослепительно улыбается. — Я хотел сначала позвонить, но у меня сел телефон, можно его у тебя зарядить? — А, да, конечно. Извини, мне нужно кое-что проверить. Заходи, — говорю я и убегаю до того, как он успевает меня поцеловать. «Расстаться, расстаться, сегодня мы непременно должны расстаться», — твержу я себе, пока проверяю готовность кекса. Вполне пропечён. С великой аккуратностью и осторожностью я перекладываю кекс на тарелку и берусь за глазурь. — Красотища! — говорит Кей совсем рядом. Пока я был занят, он вошёл в дом и нашел меня на кухне. — Он должен ещё остыть и пропитаться. Я делаю вид, будто основательно сосредоточен на распределении глазури по поверхности кекса. — Где твоя тётя? Разве у неё сегодня не выходной? — Скоро придёт. Я отвечаю кратко и совсем не смотрю на Кея, и это его настораживает. — Может, тогда покажешь мне свою комнату? — Э-э, хорошо, — отвечаю я и веду его к себе, мучительно соображая, как объяснить, почему я не хочу продолжать отношения. И только когда за нами закрывается дверь, я понимаю, что не надо было этого делать.17
7 сентября 2018 г. в 07:31
— Лисёнок! Что ты там делаешь?
— Медитирую, — отвечаю я, затягивая болт посильнее. Если бы я не был готов к такому крику, уже свалился бы с лестницы.
— Нет, ты чинишь ставень!
— Верно подмечено, тётя Мико, — невозмутимо отвечаю я, продолжая делать, что делал.
— Но зачем? Я же сказала, что вызову мастера.
— Я это делаю, потому что могу.
Я — само спокойствие, а тётя наоборот беспокоится всё больше.
— Слезай сейчас же!
— Я почти закончил.
— Это опасно.
— Да не так уж.
— Почему ты не позвал меня, чтобы я держала лестницу?
— Ты бы мне вообще запретила сюда лезть.
— И была бы права! Слезай сейчас же!
У меня хорошая тётя, но иногда она слишком обо мне беспокоится. Но её можно понять. Что поделать, если я — единственное, что осталось от её семьи. И я даже думать боюсь, что будет со мной, если её не станет. Как я мог убедиться, смерть может заявиться в любую секунду и забрать твоих близких, или тебя самого, или не забрать, а поиграть и отпустить то, что осталось… за каким-то чёртом…
— Всё, я закончил.
Тётя с тревогой в глазах держит лестницу, пока я спускаюсь, а потом бросается меня обнимать. Я перерос её чуть ли не на голову ещё два года назад, и, может, поэтому мне трудно относиться к ней как к взрослому человеку. А, может, ещё потому что она сама была почти ребёнком, когда я родился.
— Что же я хотела сказать? — задумчиво произносит тётя, когда убеждается, что я цел и невредим. — Ах да! Мне придётся съездить на работу, там с отчётом какие—то проблемы. Это на два часа, не больше…. И не трогай лестницу, я вернусь, и мы вместе её уберём.
Я оставляю лестницу в покое, и мы идём в дом.
Когда беспокойная тётя Мико, наконец, уходит, я решаю испечь кекс. От Кея с утра ни одного сообщения, хотя он вроде бы собирался сегодня со мной встретиться. А я собирался с ним сегодня расстаться, ещё не знаю, как. Поэтому тоже не выхожу на связь, и мечтаю о том, чтобы нам вообще сегодня не пришлось общаться. А ещё скучаю по нему, и с ужасом думаю о том, как мне будет плохо, когда мы всё-таки расстанемся.
Мраморный кекс как нельзя лучше отражает двойственность моих переживаний.