Любовь и Смерть

      Через десять минут я пришел в себя: тошнота отступила, как и головокружение. Стучащая в висках боль ослабла, и я наконец-то смог вздохнуть с облегчением. Только этого мне не хватало — терять сознание не бог весть где и не бог весть когда! А что, если граф заподозрит, что я вторгся в чужую комнату и столь бесцеремонно все изучил? Полагаю, что он уже заподозрил, но не сказал и слова, а может быть всего лишь держал паузу перед возможным выговором о моем неуважении. Я спустился в столовую, где меня ожидал фон Штауффенберг, и увидел накрытый к ужину стол. Замечу, что за время моего пребывания в замке я так и не увидел ни одного слуги! Я сделал только один вывод — граф не пользуется ничьей помощью. Неужели он сам заправляет себе постель и готовит ужины? Довольно-таки необычно. Чертовски необычно!       В паре километров от замка находится деревня, откуда доставляют продовольствие, в этом я точно уверен, а иные возможные поручения графа исполняются наемными цыганами — я как раз видел странствующий неподалеку табор. В общем, приступил я к ужину под его пристальным взглядом. Он практически никогда не переставал на меня смотреть и это начинало вызывать нервную дрожь, особенно спустя полчаса беспрерывного разглядывания.       — Надеюсь чорба, наш традиционный суп, и висината помогут вам прийти в себя окончательно. Вы плохо выглядите, Уильям, и я бы советовал вам не задерживаться после ужина и отправляться спать. Утро, как говорится, вечера мудренее, верно? Он был столь вежлив, чертовски услужлив, и мне казалось это странным. Почему я пирую ежедневно, словно великий гость, посол зарубежной страны при королевском дворе? Я притворяюсь обыкновенным юристом, а со мной обращаются как с герцогом. Неужели у румын так принято принимать гостей? Занятно. Граф зовет меня Уильямом, и какого черта имя, произносимое этим человеком, кажется правильным и первородным, словно бы он всегда звал меня, словно бы я ему не незнакомец и гость? Слишком много вопросов, на которые я не могу найти ответы, посещают мою голову, покуда я нахожусь в замке. Погода ухудшается, а потому мне кажется, что времени на подумать у меня будет с лихвой. У меня чертовски ноет затылок — вероятно, я приложился о каменный пол.       Черт бы побрал этот розмарин!       По окончании трапезы, хотя я ни разу не видел, чтобы граф, он осведомился о моем самочувствии, и, получив удовлетворительный ответ, предложил провести процедуру подписания бумаг, для чего я сюда в конце концов и явился.       Поднявшись в отведенную мне спальню, я взял папку с документами, карту, на которой были обозначены участки, где находилась будущая собственность графа. Я рассказал ему о каждом из них, предоставил бумаги и спустя полчаса беседы и различного рода формальностей, перевязал папку лентой. Дело было сделано. Несмотря на вторую половину сентября, пошел снег. Я написал письмо в Лондон, по настоянию графа, о том, что задержусь в замке на некоторое время, пока погода не улучшится, поскольку заметало столь сильно, что на расстоянии вытянутой руки было белым бело. Непроглядная холодная стена. В Англии я был свидетелем разве что столь же густых туманов.       Граф сказал, что все так же будет занят целыми днями, а потому я могу свободно передвигаться по замку: читать книги в библиотеке, гулять по галереям и рассматривать гобелены, посещать незапертые комнаты, и строго запретил пытаться проникнуть в иные помещения. Снегопад стал сильнее на следующий день. Какое сегодня число? Я что-то даже потерялся среди дней и ночей в замке. Кажется, будто время вовсе остановилось и вечные сумерки за окном из-за непроглядной метели этому только способствовали. В замке значительно похолодало, а потому я передвигался по коридорам, одетый в теплое пальто, поскольку сквозняки были до той степени сильными, что меня буквально продувало насквозь, а мне ведь предстояла обратная дорога в Англию.       Первый день своего случайного заточения я провел в библиотеке: перебирал словари, художественную литературу, чьи-то мемуары, кажется, какого-то князя века так тринадцатого, судя по датам на страницах. Здесь можно было найти книги на любой вкус! На латыни, греческом, старославянском и церковнославянском, английском, французском. Даже на русском! Интересно, кто-нибудь вообще читал всё, что хранилось в этом месте? Я выбрал себе легкое чтение: труд по ядам. Ничего не мог с собой поделать, меня эта тема так привлекает! Вы только представьте — отравить лишь каплей, столь малой и незаметной. Я углубился в чтение и забылся на добрых четыре часа, пока за огромными арочными окнами не наступила непроглядная тьма.       Не дочитав книгу, я взял ее с собой и отправился в спальню, поскольку откровенно замерз и совершенно точно у меня заболела спина от сидения за деревянным столом. Я забрался на постель в пальто, накрылся тканым одеялом и шкурой, поплотнее запахнулся и, углубившись в чтение, совершенно потерял счет времени. Книга оказалась познавательной, полной интересных фактов, о которых я не знал и даже не слышал за всю свою жизнь, хотя прочитал достаточное количество трудов на интересующую меня тему. Шея затекла и заболели глаза, а потому я только отложил книгу, взглянул на часы — восемь вечера! — и прилег ненадолго отдохнуть. Но заснул самым отвратительным образом.       Лес вокруг был тих, молчалив, словно всё живое погрузилось в глубокий, глухой сон. Мрак вокруг застилал глаза, проникал в тело, струясь как дымка, стелился туманом, обволакивал черным плащом. Я ступал по сухим веткам, бредя в темноте среди вековых деревьев, озирался по сторонам и пытался найти дорогу, но перед собою не видел ничего, кроме пустоты и ночи. Я шел вперед, словно бы знал, куда. Словно бы уже бывал здесь. На небе не было ни луны, ни звезд. Абсолютная тишина наполняла уши, я слышал биение собственного сердца. Вдали замелькал оранжево-золотистый свет.       Костер.       Я остановился за стволом одного из деревьев, наблюдая за тем, что предстало перед моими глазами: человек, одетый в черные струящиеся одежды, с головой, покрытой платком из тончайшего полотнища, черного, но прозрачного, медленно ступал вокруг костра, тихо что-то приговаривая. Его речь была нетороплива, совершенно непонятна, на неизвестном мне языке, а руки извивались над огнем, пропуская его через пальцы. Его ладони были унизаны кольцами, что в свете костра казались золотыми, но я заметил серебристый отблеск.       — Ты наблюдаешь за мною, но знаешь ли ты, что ты видишь? — вдруг произнес человек, не поворачивая головы, запрокинув ее, смотря в черноту безлунной ночи. — Горный хрусталь, морион и обсидиан.       Не придав значения этим словам (я подумал, что он обращался к кому-то еще), хотя внутри меня поселилась настоящая тревога и даже страх, я заметил, что его руки были буквально по локоть в крови. Руки черные, словно бы обожженные пламенем. Но нет. Кровь капала с его пальцев на отсыревшую траву.       — Ночь до скончания времен будет длиться вечно, но не вечен ты. Времени все меньше, и он слабеет, и меня нет рядом, чтобы разделить его ношу, но есть ты, и теперь это твоя забота. Уильям, помни об этом.       — Кто ты? Откуда знаешь меня? И чья ноша — теперь моя? — я вопрошал тихо, боясь нарушить царившую тишину, покуда он закончил свою речь. Он действительно обращался ко мне.       — Я не более, чем тень того, кто давно умер. Тень, которая не имеет голоса, плоти и крови. Розмарин для памяти, Уильям. Цветок свадеб и похорон. Вспомни, Уильям. Вспомни! — он обратился ко мне. Все, что я мог видеть, пока он говорил — движущиеся губы.       — Что я должен вспомнить, черт возьми?       — Смерть!       Я проснулся в холодном поту. Тяжело дыша, буквально задыхаясь. Вскочив с постели, я принялся судорожно пить воду из кувшина, стоявшего на столе. Это был сон, конечно, но столь реалистичный, что мне стало дурно. Я ощущал тревогу, отвратительную пустоту и холод в животе. Розмарин. Слишком много розмарина. Я буквально почувствовал его вкус и запах. Человек в черной вуали говорил о камнях. Я не вспомнил сразу, о каких, но как только в памяти возникли все три названия, записал их на обрывке бумаги и осел на стул. Из меня словно ушли все силы. Что со мной происходит?       Я проспал не больше пятнадцати минут, а устал так, словно не смыкал глаз уже неделю. У меня заболели кости, все тело заныло, словно бы меня продуло. Надеюсь, я не захворал из-за неугомонного ветра, что трепал гобелены в коридорах и галереях. Я отправился сначала в библиотеку, но потом свернул и попал в ту самую комнату, где висел портрет. Я вошел и, сразу же направившись к столу, где лежали книги, перебрал каждую, изучив вдоль и поперек, и выбрал ту, на которой золочеными буквами было написано «Roci și minerale». Я пошел в библиотеку, чтобы найти словарь.       Больше нескольких часов я переводил, сгорбившись за столом, чтобы только понять, о чем шла речь. И почему я только не принял видение за вечерний сонный бред? Я прочитал следующее:       Горный хрусталь — камень ясновидящих, магов и колдунов, необходимый для предсказания будущего.       Обсидиан — концентрирует астральные силы.       Морион — облегчает связь с потусторонним миром.       Чью смерть я должен был вспомнить?       Что же, черт возьми, всё это значит?       Я сидел, озадаченно глядя в книгу и поджав губы, а внутри меня билась тревога, холодом сковывая внутренности.