Faint

Солнце решило порадовать всех своим присутствием. Оно светит, разогревая воздух и асфальт. С каждым часом находиться на улице становится всё труднее и труднее. Особенно мне. Всё вокруг будто превращается в раскалённую пустыню. Лёгкие жжёт от каждого глотка такого нужного кислорода. Голова кружится, а желудок не хочет нормально функционировать — всё его содержимое желает оказаться на свободе. От прямых лучей солнца меня спасает всего лишь небольшой козырёк остановки. Автобус, ужасно тарахтя мотором, подъезжает к остановке. Он старенький, с облупленной краской на боках. В салоне только хуже — застоявшийся воздух, содержащий в себе запахи духов и пота людей. Сладковато-кислый, будто гнилой, он проникает в меня и от этого становится ещё ужаснее. Все места заняты, но людей стоит не так много, так что «никто ни к кому не прижимается». Из приоткрытой форточки дует прохладный ветерок. Но это не сильно помогает: кислый запах обволакивает меня, принимая в свои объятья. Уши начинает закладывать, словно ватой, а на виски что-то давит. Эти чувства такие ненавязчивые — они то приходят, то уходят, будто волнами накрывая меня. В мышцах появляется несильная слабость и лёгкость, точно так же, как и в голове. Я закрываю глаза всего лишь на секунду, чтобы в следующий момент ощутить нечто похожее на «пробуждение». По-другому это чувство никак не описать, словно я только проснулся и всё ещё нахожусь на мягкой кровати, а мышцы пробивает небольшая дрожь, похожая на судороги ото сна. Лишь секунде на пятой я понимаю, что мне что-то говорят и чем-то брызжут на лицо. Какой-то парень берёт меня под локоть, словно поднимает, и пытается вывести из автобуса. Ноги ватные, почти меня не слушаются. Чуть не падаю, заваливаясь на мужчину. Становится неуютно, даже как-то стыдно от того, что я практически ничего не понимаю. На улице всё так же жарко, а солнце не щадит никого. Лавочка слегка жжёт кожу от соприкосновения с нагретой поверхностью. Я, как пришибленный, сижу и ничего не понимаю. От жары появляется ощущение сонливости. В теле до сих пор лёгкость, будто я ничего не вешу. Перед глазами всё плывёт, вскоре мне становится трудно противостоять своему организму, и я просто-напросто засыпаю.

***

В сознание я прихожу в больнице. Голова просто раскалывается. Запах лекарств мутит, мне от этого становится не по себе. Молодой мужчина тыкает мне под нос ужасно пахнущей ватой, скорее всего, чтобы я мог прийти в себя. Этот резкий запах начинает раздражать носовые рецепторы, даже приносит лёгкую боль. Нашатырный спирт. У меня даже как-то был неприятный инцидент с ним: пытаясь открыть маленькую пластмассовую бутылочку, я случайно вытащил зубами пробку, на которой была небольшая капелька нашатыря. Итог — я сжёг слизистую губы, было больно, но зажило быстро. Из-за лежания на жёсткой кушетке спина ноет, но больше меня беспокоит врач, нависающий надо мной. Мужчина смотрит на меня обеспокоено, его глаза блестят сопереживанием, будто я тут при смерти. Белый халат словно облепляет его, создавая ощущение, что владелец перепутал размеры и взял чужой. Не люблю врачей. Практически всё детство я провёл в больницах. Эти люди… персонал, который, по идее, должен заботиться о маленьких, неразумных существах, которых все зовут детьми, просто игнорировал меня и других, не обращали внимания на наши страхи. Они относились к нам, как к взрослым, не давая нам никакого «тепла и заботы». Боязнь врачей — это просто детская фобия, от которой я до сих пор не могу избавиться. Мужчина, на удивление, приятной наружности, помогает мне присесть, при этом что-то говоря, но я слышу его через раз. Вся атмосфера, царящая вокруг, внушает мне какую-то непонятную «безнадёгу», делая меня беспомощным. Он начинает мерить мне давление, нацепив манжетку на руку. Несильная боль от сдавливания мышцы отрезвляет. Как же я не хочу сейчас здесь находится. Это белая комната, будто стерильная, заставляет меня дрожать, вспоминая детские страхи. Вспоминать о том, как каждое утро нас будили, делая ужасно болезненные уколы, не выпускали погулять на улицу и постоянно заставляли соблюдать "постельный" режим. Для детей лежать весь день на кровати было практически невозможно. Сказав, что давление ниже нормы, мужчина даёт мне несколько листков, которые я должен был заполнить. Зря я на них отвлёкаюсь: в следующую секунду врач разворачивается ко мне со шприцем, говоря, что витамины мне не помешают. Уронив всё, что было в руках, я начинаю отнекиваться и говорить, что мне уже лучше. Я до сих пор прекрасно помню, как же это было больно в детстве. Врач смотрит на меня с лёгкой улыбкой, как на маленького, неразумного ребёнка. — Ты уже вроде взрослый для боязни врачей. — в его голосе столько веселья, что мне мгновенно становится стыдно за себя. Врач же не теряется, в миг оказывается ближе и пытается вонзить мерзкое железо мне в сгиб локтя. Испугавшись, я вскрикиваю и выбиваю шприц из руки доктора. Кажется, доктор пугается больше моего. Мне хочется просто сжаться и закрыть лицо руками, чтобы этот врач просто отстал от меня, не прикасался ко мне. — А, может, не надо? — шёпотом прошу я. Думаю, что-то всё же отразилось у меня во взгляде, раз мужчина сделал шаг назад. Врач держит руки слегка поднятыми и с открытыми ладонями, словно показывая всем своим видом, что бояться его не стоит. Он выглядит «добрым», как и все врачи. Это всего лишь обман. Не знаю, от чего мне становится плохо — то ли из-за «болезни», по причине которой я и упал в обморок, или же от нахождения тут. Больницы — места страшные. Тут находятся столько людей, и, возможно, кому-то из них уже не помочь, а полненькая медсестра утверждает обратное, всего лишь заставляя человека тратить своё время на неё и это место, а не на свою семью. Мужчина отказывается от своей идеи, сделать мне укол, довольно быстро. Он проводит устный опрос: как часто я чувствую себя вялым, было ли такое раньше и подобное. Его отношение ко мне становится словно более «сухим» и официальным, нежели раньше, когда он улыбался и в шутку показывал свои ладони. Ну да, он же знает лучше, чем я, и он знает, что укол надо было поставить. Врач, как оказалось, его звали Артур, долго не хочет меня отпускать, стараясь узнать причину моего обморока. Будто ему это действительно важно. В итоге больницу я покидаю ближе к обеду. Смысла ехать в институт уже нет, так что я отправляюсь домой. Жара слегка отступила, позволив человечеству не умереть хотя бы в этот день. Я не рискую вновь ждать автобус и ехать в той духоте с большим количеством людей вокруг себя. Небольшой тёплый ветерок хоть как-то приводит мои мысли в порядок. После больницы осталось гадкое ощущение. Иногда мне кажется, что здание и работающие в нём люди, просто питаются энергией других людей, как вампиры. Артур сказал, что если в ближайшее время я снова почувствую недомогание или же потеряю сознание, то мне стоит снова посетить больницу. Как бы сильно я не ненавидел всё это, мозги я имел. Я понимаю, что терять сознание — не норма, а с моим-то «не очень» здоровьем это вообще недопустимо. Ведь никто не знает, во что может вылиться недомогание, кажется, я где-то читал, что от этого могут начать образовываться раковые клетки. Один раз я уже был в онкологическом диспансере… Уж лучше больница.