voice on the radio

— Хороший эфир, Чонгук! — Хосок дает пять Чонгуку, который в ответ неловко кивает, не произнося вслух ни слова. Он устал. Вставать каждый день рано утром, ехать в другой конец города с кучей пересадок, потом переться в библиотеку, потому что заканчивает магистратуру на заочном и не хочет портить череду красных дипломов, поэтому учится усердно и много (ох уж этот перфекционизм), ещё ходит в спортзал, ведь ему не плевать как он выглядит, а домой возвращается в час-пик, изнеможённый, мечтая о простом выходном дома с Юнги и несколькими сезонами аниме. Но он продолжает улыбаться коллегам, они же тоже рано встают, дарит сочувствующий взгляд студентам в библиотеке, одобряюще кивает тренирующимся в зале. Через силу. Потому что он вежливый. Потому что правильный. Но только придя домой и услышав, как Юнги тихонько импровизирует на пианино, напевая что-то, улыбка на лице вырисовывается сама собой, Чонгук даже подумать о том, что нужно улыбнуться не успевает. — Привет, хен, — Чонгук подходит сзади, падает лицом в растрепанную макушку Юнги, обнимая его за плечи и вымучено здоровается. Волосы Юнги пахнут краской для волос и жженным сахаром, а еще они такие мягкие и приятно щекочут щеки, что хочется зарыться там и спрятаться, как в плюшевом одеяле. — Чонгукки, — Юнги запрокидывает голову и тянет Чонгука на себя, чтобы легонько чмокнуть в приоткрытые губы. — Как прошел день? Чонгук зависает. Все ведь нормально, день прошел продуктивно, без проблем и неприятных историй. Но отчего-то, задумавшись над вопросом, Чонгуку становится так больно в груди, виски пульсируют, а руки дрожат. Изо дня в день он тратит столько энергии на все эти на самом деле не настолько важные для него вещи, что на общение с любимым человеком, на хобби и приносящие радость мелочи сил и желания практически не остается. И это чертовски обидно. Юнги видит все переживания Чонгука на лице, с которого снята маска того самого вежливого посетителя кофейни, лучшего работника, до тошноты прилежного студента. Сейчас он настоящий, простой Чонгук, которого бережно, как фарфоровую куклу, Юнги усаживает на край кровати, успокаивающе поглаживая по спине, проводя по позвоночнику пальцами. Чонгук выдыхает и вместе с выпущенным из груди воздухом, выходят и беззвучные слезы. Чонгук внезапно осознает, что чувствует себя разбитым, как старая машина после поездки по бездорожью. Сгоревшим, как крохотная спичка. И быть может, он сломался бы окончательно, утонув в рутине из вещей, от которых устал. Но только Юнги тот самый механик, который починит все, что надломлено, тот самый человек, что зажжет спичку вновь. Утыкаться в плечо Юнги, пока он притягивает к себе и шепчет, что рядом — может заменить поход к психотерапевту. Как он аккуратно спрашивает разрешение его поцеловать и прижимается горячими, приятно обжигающими губами к шее. Ведет по ней, прикусывая у челюсти, затылка, упивается сладковатой кожей с вкусным парфюмом, как вампир. Чонгук обожает поцелуи в шею, не может не таять от того трепета, с которым Юнги целует каждый сантиметр его шеи, уделяя особое внимание родинкам, которые он зацеловывает до мозолей на губах, невольно заставляя Чонгука забыться в собственных шумных вздохах и близком шепоте хрипловатого, драгоценного голоса. А еще Юнги, словно фокусник, достает из буфета шоколадку, ту самую любимую, с кусочками печенья и мармелада, вызывая щенячий восторг у Чонгука, который начинает заряжаться поцелуями и шоколадками, как батарея телефона от электричества. — Споешь мне? — Чонгук открывает окно настежь, запуская воздух, наполненный приятной, расслабляющей прохладой и забирается под одеяло, будто ребенок перед прочтением сказки на ночь. Юнги ни разу не отказывал Чонгуку, ведь петь для него, когда он слушает, затаив дыхание, взволновано сминая уголочек подушки, как будто для него поет какая-то невероятная звезда — мечта любого музыканта. И эти бурные аплодисменты, и вдохновленные прослушанным просьбы, почти мольбы научить его играть на пианино тоже, чтобы они делали это вместе. Кто в здравом уме сможет отказаться? Видеть, как растоптанный, пережеванный и выплюнутый рутинностью Чонгук возвращается к своей непосредственности и окрыленности — радует Юнги, но только он понимает, что завтра Чонгука может не обрадовать шоколадка, а в метро отдавить ногу или не найтись место в библиотеке и расстроить его еще сильнее. Ему нужно просто отдохнуть. День без стресса и тревожности. — Не иди завтра на работу, — Юнги ложится рядом и берет его за руку, говоря и смотря так серьезно, что Чонгук хмурится. — Но- — Я напишу Сокджину, он сделает тебе справку, — у Юнги все схвачено. Друзья врачи, юристы и полицейские. — Отдохни завтра так, словно это последняя возможность отдохнуть. Никакого стресса, — Чонгук расслабляется и смеется, но согласен, что такой день ему не помешает и к тому же доверяет Юнги свое состояние, настроение и даже жизнь, если кто-то спросит. — Ладно, хен, — Чонгук, как профессиональная большая ложка обнимает его, вдыхая полной грудью с осознанием, что завтра никуда не надо ехать, ни с кем кроме Юнги не надо говорить, не тратить, а восполнять энергию. — Только с тебя уроки игры на пианино и много поцелуев в шею. — Выгодная сделка. Договорились, — Юнги затылком чувствует, как широко улыбается Чонгук и кусает его за мочку. И это вдохновит его на песню, которую обязательно споет Чонгук. Отдохнувший и счастливый Чонгук.