В оковах

Итачи задумчиво прокручивал колёсико мыши, уставившись отсутствующим взглядом в мелкий шрифт документа. Блестящие ониксовые глаза слегка щурились и слезились, когда мужчина особенно долго задерживался на одной из многочисленных строк. С тяжёлым вздохом он откидывается на стуле, и стиснув двумя пальцами переносицу, качает головой — работа сегодня не шла от слова совсем. — Итачи-сан… — в кабинет юркой змейкой проскальзывает миловидный омега, прижимая к груди многочисленные папки с бумагами. Учиха скользит по хрупкой фигуре парня скучающим взглядом, заставляя того мгновенно вспыхнуть и нервно засеменить ближе. Омега тянет носом и краснеет, прерывисто выдыхая, а Итачи хмыкает, придвигаясь к столу, и водрузив на него локти, сцепляет руки в замок. Это не первый случай, когда Итачи замечает за омегами такую недвусмысленную реакцию на него. Всё очень просто — запах альфы. В результате чего омеги готовы были буквально стелиться перед ним, едва ли не вылизывая пол, по которому ступали дорогущие туфли Учиха. Кажется, этот омега работает в их компании около недели? Новичок. Итачи тяжело вздыхает, когда паренёк, изящным жестом ручки, откидывает за спину волну золотистых, длинных волос, показательно широко улыбаясь, демонстрируя альфе ряд белоснежных зубок с выступающими клыками — взмахивает ресницами. Вот только Учиха настроен иначе — эти игры уже давно перестали его цеплять. Даже наводили тоску. — Что стряслось? — Итачи упирается подбородком в сцепленные руки, вскидывая одну бровь, и замечая, как омега невольно сникает, расстроенный, что лёгкие посылы флирта так и не достигают своей цели. Так-то лучше. — Звонили по поводу встречи… — Отмени всё, — холодно прерывает альфа, и его взгляд вспыхивает алым огнём, заставляя омегу послушно сжаться и втянуть голову в худенькие плечи. — Сегодня меня нет, передай всем. Омега спешно кивает, растеряв, казалось, все остатки самообладания — от флирта не осталось и следа, только слепая жажда угождать. — Конечно, — слабым голосом отзывается паренёк. — Тогда, — расслабленно кивает Итачи, вытягивая под столом длинные ноги, — свободен. Когда омега спешно покидает кабинет, на последок мазнув жаждущими взглядом лазурных глаз по внушительной фигуре Учиха. Итачи вновь откидывается на высокую, мягкую спинку кожаного кресла, в который раз убеждаясь в том, что ему уже ничего не поможет — он не чувствует. Он знал, что воздух кабинета пропитан запахом того милого омеги, и, наверняка, он пах чем-то сладким, и, возможно, пряным, но в лёгкие, вместе с глубоким вздохом, врывалось раздражающее ничего. Запрокинув голову, Итачи проходится широкой ладонью по лицу и выдыхает. Долго глядит в матовую поверхность потолка, игнорируя звонки телефона, настукивая кончиками пальцев по подлокотнику кресла незамысловатый мотивчик. Брюнет лениво цыкает языком, закатывая глаза, когда мобильный в кармане взрывается нервной вибрацией, щекоча бедро. Выудив аппарат из брюк, Итачи хмыкает, быстро прочитав на экране имя звонившего и, зажав двумя пальцами переносицу, подносит телефон к уху. — Чего? — Дейдара сказал, ты отменил все встречи на сегодня, — раздаётся спокойный голос Саске на той стороне трубки. Итачи хмыкает, удобней разваливаясь в кресле. — Решил взять себе выходной, — невозмутимо отзывается он, расслабляя на шее атласную ленту алого галстука, — неужели тебя это так встревожило? — Шутишь? — Саске приглушенно фыркает, и Итачи мягко улыбается, представляя, как его маленький брат закатывает глаза, раздраженно откидывая со лба волосы. — Прикажешь мне всё разгребать? — А кому, как не тебе? Ты достаточно умён. Сделки — твоя сильная сторона. Я уверен, всё пройдет как по маслу, и та компания станет, наконец, нашей… — Да пошел ты, Итачи! Какого хрена именно сегодня ты решил всё взвалить на меня? Договориться с кланом Хьюга не так просто, мне нужна твоя поддержка, — Саске был в бешенстве, — оторви свою задницу от кресла и приезжай! — О, нет, мой маленький братец, — губы Итачи растягивает ленивая улыбка, обнажая крепкие белоснежные клыки, — сегодня без меня! И вешает трубку, прекрасно понимая, как сейчас озвереет Саске. Сегодня Итачи требовался отдых. Он его заслужил. А Саске… Ему пора повзрослеть. ****** Сакура на трясущихся ногах выбирается из душа, с трудом пробираясь к зеркальному ящику над раковиной — течка должна была начаться со дня на день, а коротать пару тройку дней в бессвязном бреду в планы девушки не входило. Сенджу обещает кучу побочных эффектов, когда передает ей в руки заветный пузырек с голубыми пилюлями, но Сакуре было плевать — лишь бы оставаться собой. Выщелкнув на влажную ладошку несколько капсул, Харуно морщится, запивая препарат водой прямо из-под крана. — Препараты-подавители — штука серьёзная, — сухо вещает Цунаде, когда Сакура приходит к ней в клинику. — Не даром их сняли с производства. С природой тягаться — себе во вред. — Я знаю, — коротко кивает девушка, откинув со лба розовые пряди волос. — Эта течка лишь помешает моим планам… Я должна быть дееспособной. Это ведь возможно, — она показывает глазами на таблетки, — ноги не отнимутся? — Не отнимутся, — хмурится блондинка, — но действие препарата серьёзно влияет на органы восприятия, — она тяжело вздыхает, — ты можешь и ослепнуть… — Какова вероятность? — Сакура настороженно закусывает губу. Лишиться зрения — полная жопа. Этого ей хотелось меньше всего. — Половина от ста, — женщина лишь качает головой, прикрывая глаза, — эта лотерея точно беспроигрышная. Течку ты подавишь, но последствия мне неизвестны… — К чёрту, — шепчет Харуно, выхватывая белый пузырёк. — Может, расскажешь мне, что у тебя произошло? Я могу помочь… Сакура лишь коротко усмехается, кивнув взволнованной женщине. — Вам лучше не ввязываться в это дерьмо, поверьте! — Эй, Сакура, — девушка вопросительно оглядывается, останавливаясь в дверях, — примешь сразу две пилюли, когда начнется озноб, поняла? Эффект сохраняется в течение всего периода течки. На результаты взгляну после! — Если выживу, — усмехается Харуно, утирая рот тыльной стороной руки, глядя на себя в зеркало. Первые признаки надвигающейся течки испаряются в течение пятнадцати минут. По крайней мере, живот больше не покалывало от усиливающихся спазмов. Остаток часа она проводит в гостиной, глядя в потолок, и уповая на то, чтобы, Ками упаси, не ослепнуть, как пугала Сенджу. К счастью, зрение остаётся при ней, да и слышала она по прежнему безупречно. Это единственное, что волновало Харуно при приеме запрещённого препарата — на остальное плевать она хотела с высокой колокольни. Насвистывая мелодию из любимой песни, Сакура натягивает на себя чёрный свитер с высоким воротом, а волосы собирает на макушке и прячет под чёрной бейсболкой. Выходит из дому до заката. До завтрашнего вечера было ещё много времени, так что прибыв в нужный адрес, Сакура отстранённо прогуливается вдоль высокой, кованой изгороди, внимательно осматривая старинный особняк. Через забор она с лёгкостью переберётся, но вот проникнуть в дом, напичканный различными датчиками движения, слежения и прочими примочками — дело не шуточное. Харуно считает охранников, и запоминает расположение камер слежения, выискавая слепые пятна. Тяжёлая работёнка для простой, казалось бы, омеги, которых в мире брутальных альф принято считать сладкими пирожочками, способными лишь томно вздыхать и заламывать тонкие ручки. Нет, Сакура выросла иначе. И могла легко дать в морду с пол оборота, так что даже альфа, с его недюжинной силой, мог нервно прикурить в сторонке. А всё почему? Да потому что в этом самом мире вечно брутальных, неуравновешенных самцов, которые, по природе своей привыкли брать всё что им вздумается, полагаясь лишь на грубую силу и собственное превосходство — омег привыкли подавлять. Сакура жалела, что родилась омегой. Ведь, родись она, к примеру — бэтой, проблем было бы на половину меньше: твое тело не источало особый аромат, будоражащий альф, и сам ты не сходил с ума от запаха альфы, готовый запрыгнуть на любой член в период течки. Да и сама течка проходила бы без последствий. Красота, а не жизнь. Чавкая жвачкой, Сакура надвигает козырек бейсболки на брови, фокусируя взгляд на северной части особняка — именно там зазор во временном пятне составлял ровно четыре секунды. Значит, времени должно хватить, чтобы проскочить незамеченной. К полуночи Харуно натягивает на руки кожаные перчатки и, избегая света фонарей, прокрадывается к изгороди. Как и предполагала, перемахивает быстро, как кошка приземляясь по ту сторону на мягкий, идеально ровный ухоженный газон, после чего, тенью несётся к ближайшему дереву, скрываясь от камер. В дом проникает так же — бесшумно, минуя охрану и камеры. В сейфе поразительная куча денег, драгоценностей, различных папок с документами. Сакура облизывает пересохшие губы и берет ровно столько, чтобы не мешало идти или бежать, добычу прячет в небольшой рюкзак, и тенью скользит прочь, тем же путем, что и пришла. А когда взбирается на изгородь, местность вдруг взрывается гулом сигнализации, озаряя особняк белёсыми вспышками света, заставляя Сакуру невольно замешкаться. Промедление — смерти подобно. Пуля прошивает бок, вынуждая Харуно приглушенно вскрикнуть, но омега таки перемахивает через заграждение, заваливаясь на каменную дорожку перед домом. От удара из лёгких выбивает весь воздух, а в глазах темнеет, но Сакура мгновенно берет себя в руки и, превозмогая боль, поднимается, со всех ног устремляясь прочь. ****** — Ох, а я уж и не надеялся, что ты позвонишь… Итачи мягко улыбается, глядя на собеседника сквозь безупречно натёртый пузатый винный бокал. Омега, что сидел сейчас перед ним, обворожительно заправляет за ухо длинную прядь темно-русых волос, глядя в ответ светло-сиреневыми глазами. Они находились в одном из самых дорогих ресторанов города. — Было много работы, — беззаботно отзывается Итачи, прекрасно понимая, что Неджи уже давно подозревал, что их отношениям не суждено было перерасти в нечто большее, чем просто секс.— Злишься? Неджи на мгновение поджимает губы, и Учиха понимает, что этот жест означал ни что иное, как смятение. Словно парень не знал, стоило ли обнародовать альфе свои переживания. Да, Итачи знал, что делает этому омеге больно, не позволяя проникнуть в собственную жизнь, не позволяя стать своей парой, предпочитая держаться от него на расстоянии. Не держа, и ничего не обещая взамен. Свободные отношения, как привык считать Учиха. Ни к чему не обязывающие, и не обременяющие. — Нет, — со слабой улыбкой отзывается омега, одаривая Итачи виноватым взглядом, — конечно же нет! Ты ведь знаешь, мне безумно нравится твоя компания… Они не были истинными. Итачи знал и это, хоть ничего не чувствовал. Он просто видел. Да, Итачи был неполноценным альфой. Можно считать — калека. Это произошло в детстве, когда Итачи было семь лет. Поместье Учиха вспыхнуло ревущим пламенем, и во всей этой кутерьме и удушливом жаре, когда Фугаку вытащил его из огня, Итачи не мог понять, отчего отец не вынес и Саске. Как оказалось позже, детская его младшего брата была охвачена огнём со всех сторон, и спасти его было невозможно, но Итачи было на это наплевать. Он вырвался из отцовской хватки и рванул в объятый пламенем дом. Саске он спас, но сам с серьёзными увечиями попал в больницу — едва не умерев. А когда, наконец, пришёл в себя, стал замечать за собой, что перестал ощущать запахи. Полная утрата обоняния. В их мире, где чувства восприятия играли главную роль в создании пар, именно обоняние занимало первое место. Альфы полагались в первую очередь именно на запах, особенно, когда заходила речь о поиске течных омег. Встрече с истинными. Итачи лишился всего этого в одночасье. Конечно же, его запах никуда не исчез. Но, какой в этом смысл, если ты ничего не чувствуешь? Когда секс становится простой физиологической необходимостью, чтобы снять напряжение во время гона. Чёрт возьми, Итачи предпочел бы отдать всё, лишь бы только хоть единожды испытать это чувство — он бы даже жизнь ради этого променял. Лучше так, чем жизнь лишённая красок. — Я знаю, — Итачи отпивает немного вина, морщась от резкого вкуса алкоголя, кольнувшего чувствительные точки языка. Неджи тоже медленно прикладывается к тонкому краю бокала, сжимая изящную ножку бледными пальцами. — Я не видел тебя сегодня на встрече с моим отцом. Только твой младший брат… — Хм, — Итачи отставляет бокал, откидываясь на спинку стула. Возможно, он поспешил, не стоило ему сегодня встречаться с этим омегой, но по какой-то причине, Учиха старший испытывал перед ним странное чувство вины, — решил, что неплохо бы устроить выходной и поговорить. — Ты выглядишь усталым, — справедливо замечает статный омега, а Итачи лишь отстранённо кивает. — У тебя вскоре начнется… — Неджи приклоняется к столу, втягивая носом терпкий запах альфы, — это? Гон. Итачи ненавидел этот временной отрезок, когда крышу срывало от безудержного желания. Когда обоняние заблокировано, а желание охватывает обжигающими импульсами, толкается внутри, распаляя изнурённое сознание болезненными ощущениями. Когда хочешь, но не можешь насладиться должным образом, а горечь коробит душу ненавистью и тупой мыслью в собственной неполноценности. Итачи словно был объят лютым голодом, а в «меню» была лишь только пустая вода — пресная, безвкусная. Ненавистная. Альфа медленно поднимает тяжёлый взгляд на сидящего напротив омегу, подмечая румянцевый оттенок на бледной коже точёного лица, и утвердительно кивает. От него не ускользает жадный, ищущий взгляд Неджи, его рваные вздохи, и подрагивание всего тела — первые предвестники течки. Учиха показательно тяжело вздыхает, заставляя омегу нервно дёрнуться и закусить губу. — У тебя тоже? Нет, Неджи не знал о его самом главном минусе. Знали лишь самые близкие. Для остальных он был идеальным. — Да. Я подумал, мы могли бы провести это время вместе… И вновь жадный взгляд обращается к откровенно скучающему Итачи. — Неджи, — неожиданно отзывается альфа, задумчиво подперев голову двумя пальцами у виска, — что тебе так нравится во мне? Хьюга невольно приоткрывает рот, вскидывая брови. Надолго задумывается, показательно хмурясь — будто Итачи не знал наперед, каков будет ответ. — Всё, — не удивляет, лишь нагоняет тоску, а Итачи качает головой, постукивая свободной рукой по белоснежной скатерти стола. Не удовлетворён банальным итогом. — Самое главное, — вибрирующий бархатный голос скатывается до угрожающих стальных нот. Почти требует, не просит. — Скажи. Рваный вздох. Быстрый взгляд. — Твой запах… Вот оно. Венценосное, непоколебимое обоснование. Никаких сомнений в честности собеседника на заявленное требование. — И каков он? Неджи заметно расслабляется, плавясь под тёмными омутами ониксовых глаз альфы. Медленно тянет носом, пробуя, подыскивая нужные ноты и выделяя их обозначения. — Ты пахнешь дорогим табаком. Пряным, древесным началом, и терпким созвучьем сладости цитрусовых. Пахнешь густым, горьким ароматом коньяка, с пряным, согревающим отголоском восточных трав… Ты словно обжигающим, чёрный кофе — будоражишь сознание своим крепким ароматом. Возбуждаешь сексуальный аппетит. Итачи кивает — теперь понятно. Отпивает из бокала, мягко улыбаясь. — Мы никогда раньше это не обсуждали. Как тебе мой аромат? — Неджи с надеждой глядит на сильного альфу, надеясь на отдачу. — Ты пахнешь… — хотел бы он знать, как пах этот омега. Всё бы отдал, но судьба распоряжается иначе, — пахнешь дивно. Я подумаю над твоим предложением, — сглаживая острые углы разговора, отзывается Итачи, улавливая гаснущий взгляд растерянного парня, и немного подумав, решает спросить: — Ты никогда не задумывался над тем, что когда-нибудь, возможно, повстречаешь свою истинную пару? Неджи отстранённо кивает, невольно опуская голову, отводя глаза. — Это большая редкость, — вздыхает омега, и Итачи одним глотком осушает свой бокал, — быть может, это никогда не произойдет. Итачи, — Учиха невольно щурится, улавливая в голосе Неджи нотки отчаяния, — я никогда не перестану надеяться, что наши отношения когда-нибудь перерастут в нечто большее, — он делает прерывистый вздох, будто набираясь смелости. — Итачи, я… — Довольно, — коротко пресекает Учиха, и его глаза опасно сужаются, но, затем, Итачи берет себя в руки, понимая, что, возможно, пугает омегу. Альфа мягко улыбается, но его глаза так и остаются беспристрастными. — Не нужно, хорошо? Оставь это. Жестоко, но справедливо. Взгляд Хьюга мучительно мертвеет, а на красивое лицо набегает тень грусти, губы сжимаются в тонкую линию, чуть вздрагивая. Если он сейчас ударит его — Учиха не осудит. Если решит уйти — он не станет останавливать. Но это окончательно поставит точку в их отношениях. Неджи всё сидел, погрузившись в свои мысли, а Итачи терпеливо ждал. — Ты прав, — неожиданно отзывается омега, — я не хотел давить на тебя, прости… — Неджи, — Итачи тяжело вздыхает, сжимая пальцами переносицу. Кажется, их встреча и вправду была необдуманной, разговор не клеился, — сегодня я без настроения. Не стоило звонить тебе, моя оплошность, — он резко поднимается на ноги, и глаза Хьюга ширятся в немом ужасе, — мне нужно идти, прошу меня простить! Неджи пытался что-то сбивчиво пролепетать. Кажется, вновь принимается извиняться, но Учиха больше не слушал. На стол, рядом с пустым бокалом, падает несколько крупных купюр, извещая об окончании разговора, и встречи в целом, а затем, Учиха степенно удаляется, даже ни разу не оглянувшись, прекрасно осознавая — Неджи в отчаянии провожает его взглядом. Уже сидя в машине, Итачи вдруг понимает — Неджи заслуживал нечто большего, чем просто встречи ради удовлетворения физиологических потребностей, и решает по утру направить на его адрес роскошный букет в качестве извинений. Извинений за всё. Сейчас же, Учиха принимает решение отправиться домой и выспаться — часы показывали далеко за полночь. На светофоре машина мягко тормозит, пропуская спешащих людей. Альфа смиренно ожидал своей очереди для движения, периодически постукивая по рулю пальцами, как его вниманием неожиданно завладевает стремительно несущаяся фигура в зеркале заднего вида. Ониксовые глаза заинтересованно щурятся — вне всяких сомнений бежал паренёк. Во всем чёрном, с рюкзаком за спиной и надвинутой на лицо бейсболке. Бежал резво, проворно рассекая воздух согнутыми в локтях руками с вытянутыми ладонями — будто спортсмен на забеге. Итачи хмыкает, прикидывая, что могло заставить этот субъект так торопиться поздней ночью. Возможно, это был типичный воришка, улепётывающий от преследователей, а, быть может, он просто решил размяться. Кто знает? Тем временем паренёк как раз нёсся прямиком к пешеходу, но время светофора неумолимо ускользало, наталкивая Итачи на нехорошее предчувствие — бегун останавливаться даже не собирался. — Эй… — глухо отзывается альфа, вцепившись в руль, когда бегун выскакивает на проезжую часть. — Стой, твою мать! Жить надоело? Поток машин устремляется вперёд, включая машину самого Итачи, а юркая фигурка в чёрном бесстрашно неслась вперёд. На мгновение Итачи кажется, что одна из машин вот-вот заденет незадачливого спортсмена, но тот прыгает в сторону, ловко перекатываясь через капот соседней от Итачи машины, приземляясь прямо под колеса Учиха, вынуждая Итачи резко ударить по тормозам. Шины отзываются пронзительным визгом, автомобиль резко встаёт на месте, ощутимо боднув рулём грудь Итачи, отчего альфа мучительно выдыхает, отлетев на спинку сиденья. Рыча от ярости, он молниеносно выскакивает из машины, обещая прыгуну скорейшую расправу, но у капота невольно замирает, обнаружив на асфальте вовсе не парня… А девчонку. Розовые пряди волос, зелёные, пронзительные глаза, и молочная, почти фарфоровая кожа — Итачи невольно приоткрывает рот, даже не осознавая, что жадно изучает незнакомку, совсем позабыв о том, что стоит посреди потока беспорядочно сигналящих машин. Собиралась толпа зевак, кто-то вооружается телефоном, надеясь на зрелищные кадры, а Итачи всё стоял. Его обуревали странные, неведомые прежде эмоции. Казалось, кровь будто быстрей заструилась по венам, набирая бешеный ритм, а сердце оглушительно билось в груди, затмевая надсадным боем чуткий слух. Он будто разом оглох и ослеп, окончательно отрываясь от действительности, а внимание заострилось лишь на бледном, растерянном лице. Его сердце грохотало в такт с каждым её рваным вздохом. Её глаза невыносимо зелёные, словно летняя, молодая листва. Словно ангел, — отчего-то думается ему. — Чего уставился, козёл? — режет стальным голосом, разом обрушивая сложившийся светлый образ в голове изумлённо моргнувшего Учиха. — Чуть не убил меня, придурок! Итачи опешивает, но мгновенно спускается с небес на землю, обретая возможность нормально видеть и слышать. Реальность обрушивается на него со звоном громадного колокола, в виде посторонних звуков: гудения машин, гомона людей, шума улиц. Альфа мгновенно оценивает обстановку, понимая, что привлекает слишком много внимания. Он внимательно осматривает хрупкую фигуру девчонки, прикидывая, сколько увечий могло нанести падение и удар об машину. Наверняка, что-то сломала себе? Несмотря на это, он не особо церемонясь, резко перехватывает её за предплечье, вздергивая на ноги, и под возмущённый вскрик, и взволнованное перешёптывание зевак, тащит в свой автомобиль, грубо заталкивая на переднее сиденье. Торопливо садится за руль, игнорируя гневное шипение с пассажирского места, но на всякий случай блокирует двери. Сакура изумлённо выдыхает, надсадно дыша, во все глаза таращась на странного мужика, который, какого-то чёрта, запихнул её в свою тачку. — Эй, — сиплым голосом давит она, — выпусти меня?! Но странный водитель, на удивление, не реагирует, спокойно трогаясь с места. Сердце глухо бьётся в груди. Харуно опускает взгляд, покрепче прижимая ладонь к раненому боку — багровая, липкая кровь просачивалась сквозь пальцы, стекая по бедру на кожаное сиденье дорогущего авто. На какой-то миг Сакура понимает, что совсем не ощущает её запаха. Это было странно, учитывая тот факт, что альфы и омеги обладали просто феноменальным обонянием, а салон автомобиля уже с первых секунд должен был пропахнуть зловонным запахом железа. Сакура украдкой бросает взгляд на мужчину, заинтересованно потянув носом, пробуя уловить аромат хозяина — ничего. Не похож на бету, — с сомнением заключает она, наморщивая нос. — Значит, побочный от таблеток Сенджу… Покрепче зажимает бок ладонью, ощущая покалывание в пальцах, и тяжело вздыхает, устало откидываясь на сиденье. Её мутило, в голове нещадно звенело от удара об машину. Рана саднила, но, похоже, её лишь слегка зацепило, и пуля прошла на вылет, задев только ткани. Повезло. Харуно вздрагивает, когда запястья касаются чужие пальцы, и распахивает глаза, встречаясь взглядом с ониксовыми глазами незнакомца. Итачи хмуро сцепляет зубы. Крепко сжимает пальцами тонкие косточки запястья — тянет её руку на себя, зажигая в салоне свет. Девушка слабо сопротивляется, но куда ей до альфы — Итачи прилагает совсем немного сил, подавляя слабую попытку вырваться. Его пальцы пачкаются в чём-то липком и влажном, заставляя Учиха на мгновение задержать дыхание. Кровь. Его глаза невольно щурятся, когда он, наконец, видит их руки на свету. Багровые потёки повсюду. Липкие капли ползли по коже, окрашивая её смазанными дорожками. Его ладонь мгновенно выкрашивается этой влагой, и лицо Итачи мрачнеет. Он отшвыривает от себя руку девчонки, и покрепче вцепляется в руль, вдавливая педаль газа в пол — машина срывается с места, вжимая их в сиденья. — Только не в больницу, — Итачи фыркает, слыша слабую дрожь в её голосе. Она явно храбрилась. — Высади меня, ладно? — Ножевое или огнестрел? — хрипит Итачи, бросая на неё быстрый, потяжелевший взгляд, но девчонка упрямо молчала, сжавшись под его взглядом, отворачиваясь к окну. Пару раз пробует дёрнуть дверную ручку. — Отвечай! — Нет. — Что, нет? — терпение Итачи медленно подходило к концу, чужая кровь стекала с его ладони, капая с руля на брюки, пачкая тёмную ткань бурыми пятнами. — Если не скажешь, отвезу в больницу. Возникнут проблемы, а тебе, я вижу, это ни к чему! На простой ушиб не похоже — кровь льёт, как из крана. Ты серьёзно ранена! Сакура стискивает зубы, жмурясь — боль стучала в висках, охватывая тело тягучими волнами безумия. Какого хрена ему надо? — со смесью эмоций думает омега. — В этом городе такое не редкость, какая разница, что с ней произошло? Почему не выбросит её из сраной тачки? — Слушай, — Сакура тяжело вздыхает, игнорируя слабость и подрагивание пальцев, — высади меня, чёрт тебя дери! Мне нужно идти! Итачи молча жмётся к обочине, машина плавно останавливается, и девушка вновь дёргает за дверную ручку, но у Итачи другие намерения. Альфа резко перегибается через сиденье, вынуждая девчонку вжаться к спинку и изумлённо вскрикнуть. Не церемонясь, Учиха резко задирает на ней окровавленный свитер, мгновенно пресекая попытки сопротивления — сцепляет её руки своей, удерживая над головой. Оценивает повреждения. Огнестрел. И, по всей видимости, пуля засела в ране. Сакура почти не дышала. Мужчина нависал над ней, сосредоточенно осматривая рану на боку — тоже не дышал, только лишь хмурился. У него были длинные, чёрные как смоль волосы, забранные в низкий хвост, но некоторые пряди выбивались из-за уха, упав ей на лицо Харуно, щекоча скулу и нос. Его лицо было слишком близко, поэтому Сакура спешно отворачивается, пытаясь отстраниться как можно дальше, но чужая рука держала крепко. — Как я и думал, — с тяжёлым вздохом он отстраняется, и Сакура, наконец, может нормально дышать. Она гневно одёргивает на себе кофту, пряча оголённый живот, стыдливо отводя взгляд. — Царапина, — неохотно бурчит она. — Тебе нужно в больницу, — Итачи усаживается на сиденье и вновь трогает автомобиль с места. — Ты теряешь много крови, — он торопливо сдергивает с шеи галстук, швырнув его Харуно, — перетяни рану как можно туже. Живо! Сакура демонстративно отворачивается, игнорируя. Итачи гневно рычит, обнажая клыки. — Просто высади меня, — глухо рычит в ответ. — Ты оглохла? — альфа медленно распаляется. — Перетяни рану! — Да пошел ты! Выпусти меня, — взрывается она, опаляя мужчину яростный, изумрудным взглядом. — Какое тебе дело до меня? Ты со всеми такой обходительный? — Помолчи, — цедит Итачи, и его глаза вспыхивают алым свечением, заставляя девушку лихорадочно выдохнуть и вжаться в сиденье. Так, значит, она верно поняла — перед ней был альфа. Только у них была такая уникальная особенность глаз — менять цвет в зависимости от настроения. И лишь только в крайних случаях, когда альфа достигал своего пика, теряя остатки самообладания, впадая в ярость — глаза наливались кровавым свечением. Чёрт возьми, — мысленно проговаривает Харуно, закусывая губу, — и вправду потеряла нюх. Алые радужки вновь обращаются к ней и Сакура хмуро выхватывает из окровавленной ладони атласную ленту. Альфа утвердительно кивает, задумчиво хмыкнув. Сакура скрипит зубами в ответ, презрительно щурясь. Перетягивает галстук через талию, завязывая узлом — шипит от боли, несколько раз крепко выругиваясь. Дыхание перехватывает. Если пуля засела в ране — дело дрянь. Сакура не знала, сможет ли избавится от нее прежде, чем вырубится от потери крови. Итачи тяжело вздыхает, сосредоточенно глядя на дорогу. Он видел потерянный взгляд девчонки и бледность лица. Омега или бета? — неожиданно задумывается. — Не бойся, — хрипло отзывается он, сам удивляясь собственному решению, — я отвезу тебя в безопасное место. Постарайся не отключиться. Сакура стискивает зубы, готовая в любой момент сорваться и зареветь от невыносимой боли. Слабо кивает, мысленно послав его к чёрту. — Говори со мной, — Итачи перестраивает автомобиль, прибавляя скорости, скашивает глаза на девушку. — Как тебя зовут? Сакура невольно усмехается. Импровизированная повязка быстро вымокает в крови, брюки неприятно липли к телу — всё раздражало. — Сакура Харуно, — она и сама не понимает, почему называет своё настоящее имя, это могло создать ей много проблем. Плевать. — Итачи Учиха, — она вскидывает брови, оборачиваясь на звук приглушённого голоса. — Это мое настоящее имя, — он явно чувствует её заминку, — а что насчёт твоего, Сакура Харуно? — Настоящее, — недовольно тянет она, и задерживает дыхание, жмурясь от боли. — Потерпи, — отзывается Итачи, выкручивая руль, и Сакура безвольно глядит в ответ. Его рука была выпачкана в её крови, но, казалось, его это мало заботило, — скоро приедем. — Куда мы… едем, — она концентрирует взгляд на его лице, пытаясь понять, как он выглядит, но сознание ускользало от нее, покачивая на волнах полузабытья. — Домой. — И часто ты вот так возишь к себе домой незнакомых омег? Значит, всё же омега, — Итачи мысленно усмехается, перебирая пальцами по рулю. — И как только у такой хрупкой омеги хватает сил на то, чтобы вот так неуклюже флиртовать? — Не часто, — честно признается он, и Харуно фыркает. Не верит. Долго молчит. — Как ты? — Итачи щелкает перед носом девушки двумя пальцами, пытаясь привести в чувства. — Держись, Харуно, скоро приедем. Труп в машине мне не нужен… — У меня девять жизней, — шепчет едва уловимо, и пожимает плечами, — подумаешь… Останется ещё восемь. Итачи улыбается. — От кого убегала? — всё что угодно, лишь бы она не переставала говорить с ним. — У тебя проблемы с полицией? Что-то украла? — Заткнись, и дай мне вздремнуть, — она отмахивается от него, словно от назойливой мухи. — Не спи, Сакура, — он ощутимо хлопает её по щеке, и девушка недовольно распахивает глаза, одаривая его недовольным взглядом потемневших глаз. — Скажи лучше, какая у тебя группа крови? — Это ещё зачем? — она хрипло смеётся. — Что ты за человек? Ты сраный доктор? — Кто знает? Ну, — он выжидающе вскидывает одну бровь, — так какая? — Вторая, — она тяжело вздыхает, не в силах сдержать стон боли, — положительная… — Держись. Итачи жил в спальном районе города, в огромном доме с замысловатым дизайном. Машина мягко останавливается у гаражной двери, которая тотчас же поднимается, пропуская их внутрь. Альфа глушит мотор и быстро выбирается из машины, обходя её, чтобы помочь выбраться раненой омеге. Он с лёгкостью поднимает её на руки, тихо извиняясь, когда Сакура слабо шипит от боли, кусая бледные губы, а Итачи хмурится — сиденье, на котором сидела Харуно, блестело от крови. Казалось, вся машина была в ней. Даже сам Итачи. — Держись, — тихо шепчет альфа, торопливо шагая через гараж в коридор, а за ними, алыми крапинками, тянулись кровавые дорожки. Сакура была ещё в сознании, когда он принимается за дело, натягивая на руки медицинские перчатки. — Ты доктор? — вновь спрашивает она, когда альфа опускает на стеклянную поверхность журнального столика белую пластиковую коробку с защёлками. Он лишь качает головой, откидывая крышку, и не долго роется в содержимом, выуживая на свет несколько шприцев и ампул. — Откуда тогда знаешь, что делать? — Пришлось научиться, — уклончиво отвечает он, предпочитая не углубляться в подробности его жизни до того, как отец решил поставить его во главе семейной корпорации. — Итачи Учиха, — задумчиво шепчет Харуно, глядя в потолок, предпочитая не смотреть, как мужчина будет вводить ей в вену шприц. Чувствует лишь прохладу от влажного тампона на сгибе локтя. Морщится и вздрагивает, когда рука Итачи мягко ложится ей на лоб. — Как странно… Обезболивающее. Отлично, то что нужно. Слышит, как мужчина разрезает на ней свитер, оголяя тело почти до груди — вновь что-то колет в руку. — Ну, как там? — язык почти не слушается, но она упрямо остаётся в сознании. Глядит на хмурое лицо мужчины и, вдруг, неосознанно протягивает руку, заправляя выбившуюся прядь смоляных волос ему за ухо, славливая пронзительный, недоуменный взгляд. — Шрам останется, — лаконично отзывается он, позволяя касаться себя. — Сейчас буду вынимать пулю, — он тяжело вздыхает, глядя ей в глаза, — будет больно. — Ничего, — слабо отзывается она, и уголки его губ ползут вниз, рисуя на красивом лице Учиха сочувствующую улыбку. Странно, но когда Сакура касается его лица, чтобы заправить волосы — тело прошивает неясная дрожь, будто от миллиона электрических искр, рассыпавшихся по оголенной коже и сбившихся в созвучье странных отголосков, щекочущих покалываний и трепетного тепла. Сакура лихорадочно выдыхает, отдёргивая руку, и невольно сжимает её в кулак, списав странные ощущения на действие уколов, предпочитая сосредоточить внимание на потолке и больше не думать о том, что с ней только что произошло. Больше не разговаривают. Но Сакура внимательно следит за уверенными движениями мужчины: он действовал быстро, слаженно, без заминки. При виде длинного прозрачного шнура с иглой, омега невольно вскидывает брови. — Что ты делаешь? — она видела, как альфа проворно закатывал рукав на левой руке, работая при этом кулаком. — Тебе нужна кровь, — будничным тоном поясняет тот, и дыхание Сакуры перехватывает, — если начну вынимать пулю, начнется быстрая кровопотеря, а мне потребуется время. У меня такая же группа, как и у тебя. Будем надеяться, что тебе повезло сегодня. Я сделаю тебе прямое переливание, это достаточно рискованно, но помочь должно… Сакура безвольно роняет голову на подушку, с трудом концентрируя ускользающее сознание. — Как неубедительно звучит, — усмехается она, и закусывает губу, когда длинная игла плавно входит ей в вену, доставляя массу неприятных ощущений. — На твоём месте я бы выбросила меня из машины на следующем же повороте. Но ты, словно герой, поступил отважно и глупо — привез к себе и пытаешься дать свою кровь. Ты очень странный! — она шмыгает носом, жалея о том, что не может ощутить даже слабого отголоска его запаха. — Всё это странно… — Будем считать это благотворительной акцией, — Итачи давит усмешку, внимательно проверяя трубку по которой струилась его кровь в вену омеги, — как ощущения? — Руки замёрзли, — честно отзывается Сакура, понимая, что совсем не ощущает пальцев. — Большая кровопотеря, — поясняет Итачи, накрывая своей рукой её ладонь, — через пару минут полегчает, потерпи. — Мне некуда спешить, — она слабо пожимает плечами. — Ты хорошо держишься, — улыбается альфа, — любой другой бы на твоём месте уже бы давно отключился. Похвально. — Любой другой на моем месте оказался бы в больнице… Итачи фыркает, и осторожно начинает дренирование раны от крови с помощью спринцовки и пинцета, оттягивая им края раны, а спринцовкой отсасывая натекающую кровь. Как только рана более-менее была осушена, он засовывает в раневой канал палец, пытаясь нащупать твердое тело пули, попутно дренируя скапливающуюся кровь. — Хочешь, чтобы я отвез тебя туда? — он выжидающе вскидывает одну бровь, смеряя омегу заинтересованным взглядом. Сакура болезненно стонет, выгибаясь всем телом — обезболивающее не давало должного эффекта. — Нет… — Вот и славно. — Твою мать, — шипит она сквозь сомкнутые зубы, — боль адская! А-а… — Тише, — Итачи медленно вынимает палец, наконец, нащупав пулю. Сакура выдыхает, пытаясь успокоиться, со смесью эмоций глядя в красивое лицо альфы, мысленно посылая его куда глаза глядят. — Как только закончишь, я убью тебя, — срывающимся голосом обещает Харуно, совсем не замечая, что с силой вцепляется в рубаху мужчины. Итачи невольно приклоняется ближе. Ещё немного, и блестящий черный шёлк разлезется по швам — альфа пытается податься назад, но хватка раненной омеги ошеломительна. Учиха хмыкает, долго глядит в туманно-изумрудный взгляд изнуренной болью девчонки, в который раз поражаясь её выдержке, вздрагивает, когда в уголках её глаз собираются крошечные слезинки. У него окровавленные руки, лишь это сдерживает его внезапный порыв — коснуться побледневшего лица. — Потерпи ещё немного, — серьёзным тоном шепчет он, и Сакура неуверенно кивает, — только, — он тяжело вздыхает, пытаясь распрямиться, — не держи так крепко, иначе тебе будет ещё больней, если моя рука дёрнется… Сакура жмурится, смаргивая предательскую влагу, и выдыхает через рот, кивая. Её дрожащие пальцы выпускают скомканный край рубахи, выбившийся из его брюк, и Итачи с готовностью выпрямляется, хватая со столика длинный пинцет. — Вот, — не долго думая шепчет он, резким движением расстегивая на брюках широкий ремень и выдергивая его из шлёвок, — закуси-ка. Сакура ни секунды не колеблется, как по команде вцепляется зубами в дубленую кожу, роняя голову на подушки и смеживает веки, коротко кивнув смиренно ожидавшему альфе. И вновь безудержная боль, мгновенно ударившая по мозгу, словно громадный набат. Рваные края раны разъезжаются с приглушенным хлюпаньем, когда Итачи уверенно погружает туда длинные края пинцета. Кровь сочится, заливая диванную обивку, капает на паркет, въедаясь в полированное дерево. Альфа предельно осторожен и собран, но сердце билось словно у загнанного зверя, по виску стекает липкая капля пота. Стискивает зубы до боли, проталкивая пинцет глубже — ощущает стальное инородное тело, и задерживает дыхание, понимая, что если бы не отстутствие обоняния, давно бы повело от крепкого запаха крови. Захватывает пулю — осторожно тянет на себя, стараясь не касаться кровоточащих стенок разрозненной плоти, замечает мокрые дорожки слёз на лице Харуно, что-то сбивчиво шепчет ей, пытаясь приободрить. Скоро всё закончится. Сакура вновь выгибается, выворачивая суставы, слепо цепляется за обивку дивана — кричит до хрипа в горле. Пуля, наконец, показывается на свет, и Итачи не может сдержать облегчённого стона — стальное тельце целое, лишь слегка сбито от удара. Кости, к счастью не раздроблены. Оставалось лишь очистить рану от мелкого мусора и крови, поэтому альфа с готовностью заканчивает задуманное. Сакура сбивчиво дышит, подрагивая всем телом, длинные ресницы слиплись от слёз, вызывая в душе Итачи бурю эмоций. Спустя почти час, он, наконец, скидывает окровавленные перчатки, и накладывает тугую повязку, с облегчением замечая, что дыхание девушки выровнялось, а сердце стучит спокойно. Омега погрузилась в сон, а Итачи не может сдержать мягкой улыбки. Он украдкой промакивает взмокший лоб, смахивая с её лица сбившиеся пряди нежно-розовых волос, и устало разваливается на полу, прислоняясь спиной к дивану. Пальцы дрожали от перенапряжения, но Итачи даже не замечает этого, как и не замечает того, что на часах уже почти половина пятого утра. Учиха тяжело вздыхает, смеживая веки, обдумывая произошедшее, и сам же пугается собственных мыслей. Он вспоминает тот миг, когда омега выгибается от боли, а Итачи ловит себя на мысли, что желает вцепиться ей в шею клыками, чтобы… Заклеймить. Это открытие надолго вводит его в ступор, заставив медленно обернуться к мирно спящей девушке. Взгляд против воли ползет от подрагивающих век к полуприкрытым, искусанным губам. Скользит ниже, по молочной коже туда, где беспокойством билась артерия, теряясь на границе высокого ворота свитера. Словно зачарованный, альфа осторожно протягивает руку, оттягивая плотную ткань, оголяя тонкую шею — непроизвольно взглатывает, а длинные клыки обнажаются. Кровь шумит в ушах, нашептывая словно мантру: Твоё. Бери. Учиха жарко выдыхает, ониксовые глаза наливаются алым, глубоким свечением, и сам того не понимая, он приникает губами к невыносимо-сладкой, теплой коже, оставляя на ней широкий, влажный след от языка. И этот жест кажется ему таким естественным, что альфа повторяет его ещё несколько раз, словно заведёный, поглощённый неизведанными ощущениями странного успокоения и блаженства. Перед глазами растекаются яркие кляксы будоражащего удовольствия, а вкус кожи Харуно, казалось, уже въелся ему в сознание, и был таким чудовищно-восхитительным, трепетно-нужным — он мог принадлежать лишь только ему одному. И никому больше. Итачи осторожно выдыхает, немного отстранившись, и приникает своим лбом ко лбу девушки, прикрывая пугающе-неестественные глаза. Не сразу понимает, что плачет. Но слёзы предательски просачиваются сквозь веки, срываясь горячими каплями на бледные скулы омеги, расчерчивая по гладкой коже мокрые дорожки. Итачи никогда прежде не плакал, считая что слёзы — удел слабых. Итачи тридцать два, и он был твердо уверен, что истинные пары выдумка. Итачи Учиха тридцать два, и ненависть в потухших глазах снедала его душу ядовитой мыслью в собственной неполноценности, и том, что он так и умрет одиноким. Итачи давно живёт на этом свете, но лишь сегодня окончательно убеждается в том, что для того, чтобы встретить истинного — неважно, насколько ты не идеален. Итачи Учиха тридцать два, и сегодня он встречает свою истинную пару. Странную, взбалмошную, розоволосую, немного грубоватую омегу по имени — Сакура Харуно, которая едва не погибла, не окажись Итачи вовремя на том перекрёстке. Итачи поджимает губы, набирая в лёгкие больше кислорода, и жмурится, а слёзы все струились из глаз. Ему было так горько от осознания того, что его омега могла сегодня умереть, что ей пришлось испытать такую боль, что альфа готов был взвыть от горя. Ему было горько от того, что он не мог ощутить её запаха, ведь тогда, возможно, они бы встретились намного раньше, и всего этого бы не произошло. Ему было невыносимо больно, но он был благодарен судьбе, что правильно направила его сегодня. Он был благодарен природе, что не ограничен одним лишь обонянием при выборе своей пары, что истинные ощущаются отнюдь не одним лишь запахом… Истинные ощущаются сердцем. Итачи улыбается сквозь слёзы, осторожно обнимая свою единственную, хрипло шепча слова успокоения и задыхаясь от невыносимой нежности. Просит бога даровать омеге скорейшее выздоровление, просит передать всю боль ему, ведь это в природе альф — если нужно, он умрет за неё. Итачи Учиха тридцать два, и всё то, во что он верил, пока не встретил её — теряет весь смысл. Оставляя невесомые поцелуи на лице омеги, альфа морщится от нахлынувшей щемящей радости — переплетает их пальцы, приникает ухом к её груди, улавливая размеренное биение сердца, понимает, что выглядит глупо, но ни на секунду не сомневается в том, что мог ошибиться. Эта омега его истинная пара, вне всяких сомнений. Вот только она вела себя довольно сдержанно. Конечно, Итачи знал, насколько сильно действует запах на истинных — Сакура же держалась довольно отстранённо. Будто ничего не чувствовала. Но Итачи видел, его близость тоже волновала омегу, сбивая с толку. Что-то явно было не так с этой девчонкой. Хмыкнув, Учиха вновь оттягивает тугой свитер на горле Харуно, трепетно выдыхает, скользя кончиком носа по разгоряченной, желанной коже, задумчиво прикидывая. Улыбается собственным мыслям: — Наверняка, сбежишь утром, Сакура Харуно, — он обнажает сверкнувшие в полутьме клыки, и решительно впивается ими в шею омеги, глубоко погружая их в податливую, жаркую плоть, смыкая челюсти в болезненном укусе. Смешивает свой запах с запахом её крови и тела, оставляя вечную метку, — а я всё равно тебя разыщу. И заставлю принять. Затем альфа отстраняется, подхватывая с пола черный рюкзак Харуно. Он медленно расстёгивает молнию и долго вглядывается в содержимое. С тяжёлым вздохом запрокидывает голову, прикрывая глаза ладонью. В сумке полно денег. И вопрос Итачи о том, откуда у девушки могло взяться пулевое ранение, наконец, находит своё логическое объяснение — его омега преступница. А деньги, наверняка, украдены. — Чёрт возьми, — Итачи стискивает зубы, награждая Харуно неодобрительным взглядом. — Твою мать, Харуно. Во что ты вляпалась? Пошарив в кармане, Учиха выуживает телефон, и не долго думая набирает заученный наизусть номер. — Да, это я, — холодно бросает альфа, хмуря тёмные брови и вслушиваясь в голос на том конце, — найди всё что можешь на имя — Харуно Сакура, — даёт распоряжение он, — Да, это срочно. Жду до завтра.