Good winner

Лэнс вышел в холодный, будто его продували все ветра, коридор замка. За настоящий ветер, пропитанный брызгами волн, запахом соли и солнца, а не эту тяжкую холодную от своей громадности и ненужности пустоту, МакКлейн отдал бы многое. Отдал бы и свои паладинские доспехи, и постоянный вид на так близкие звезды из всех щелей, и даже всезахлестывающий кураж, когда Вольтрон становится Вольтроном. Отдал бы, страшно сказать, сияющие кристалы Балмеры, пейзажи тысячи планет, яркость мола посреди космоса. Не отдал бы лишь одного, за что и теперь держится отчаянно, как за самое дорогое: обретенной семьи. И так лучшего друга, узнанного лишь лучше, недоразгаданной загадки – маленькой девочки, что значит и знает больше, чем можно подумать, лучшего космического папочки, влюбленности, а затем доверительной теплой дружбы, заводного веселья и…. И, конечно, слегка сутулой фигуры с мечем в руках. Не отдал бы, ни за что не отдал бы МакКлейн того мгновения, когда вновь увидел фиалковую сталь едва знакомых глаз. Только вот никто и не предлагал обмена. А коридоры были пусты и холодны. За окном, как и в любое время суток, было не темно, но черно: свет лился тоже холодный, делая лишь прочнее и неприступнее на вид белесые стены, окружавшие всю жизнь паладина сейчас. Лэнс тоскливо проводил взглядом вереницу зажигающихся трещащих ламп и сделал гулкий во все стороны первый шаг. Дни тянулись нескончаемой чередой ничего не значащих событий. Все будто замерло, замерло снаружи, замерло и внутри МакКлейна. Он всегда думал, хотел думать, что глаза его, как море, но разве может море замереть и подернуться серой пленкой: мертвечина. Умерло все внутри и загнулось на неопределенные сроки. Не может море умереть и заглохнуть. А внутри Лэнса все замерло и не желало даже слабо ворочаться под серой маревой пеленой. Кураж перешел в постоянную нервозность, любопытство – в паранойю, чувство ненужности – в глухую боль под сердцем, а тоска, тоска, которую, казалось, ничем не перебить, по дому – в безнадежную тьму впереди. Только в этой тьме даже звезд не виднелось. Ангар со львами был больше, шире коридоров, но тепле и полнее. Лэнс стоит секунду в нерешительности, не зная к какой из гигантских машин, нет, не машин, зверей, подойти. До сих пор, он ходил к Красному с самыми буйными эмоциями, будто зная, что зверь поймет ярче, чище, лучше именно их, но с сокровенными, тихими, мучающими тяжестью в груди вопросами МакКлейн всегда обращался к Синей, чтобы почувствовать теплую волну понимания и сострадания: не наигранного и неловкого, какое могут дать люди, но широкого и живого, самого искреннего и по-звериному бескрайнего. Паладину нужно было это сострадание: не тяжелая рука Широ на плече, не теплые дружеские объятия Ханка, не шутка Пидж, что выведет из любой депрессии, не готовая вечно выслушивать его нытье принцесса, не молчаливое понимание Кита, а эта безграничная волна тепла и сострадания, заливающая все кругом и напоминающая МакКлейну море, которым когда-то был он сам. - Ну, здравствуй, девочка… - улыбается Лэнс, дотрагиваясь до опущенной металлической морды. – А я опять к тебе с нытьем пришел, веришь? И опять с тупым. Я ведь не тупой, правда? А то тут начнешь сомневаться… Парень хмыкает и садится, опираясь спиной на надежную лапу льва. - Я и сомневаюсь. – тянет он. – Просто… Пусто стало, понимаешь? Так пусто. Я сегодня шел по коридору и думал, что очень хочу почувствовать ветер вот здесь, на щеках. Лэнс невольно касается собственных скул, что повыцвели, где поистерся загар и почти исчезли яростные ранее веснушки. - Аллура ходит по замку мрачнее тучи. Ханк и Пидж звали играть в какую-то видео-игру, но я не пошел. Зачем? Они так чудно проводят время вместе. А я и без них чудно провожу время! Бравада, да? Конечно. Ни хрена я не чудно провожу время! Широ тоже хорош: нет, конечно, он устал, и я это понимаю, но оставлять нас, весь Вольтрон и хоть какие-то действия, которые мы еще делаем, на эту истеричку! Конечно, Такаши - Я лучший отец и лидер – Широгане, легче запереться в своей комнате с чашкой чая и книгой, а всех нас всучить в руки придурку с прической, будто его стриг слепой поклонник диско! Нет, Кит не виноват. То есть виноват, но только в том, что его прекрасные фиалковые, черт бы их, глаза ничегошеньки на свете дальше кончика меча не видят. А лидер из него, простите, никакущий. Только и я не лучше… Говорят, если отвергаешь чью-то идею, нужно подать свою. У меня нет идей. Меня нет. Я устал, выдохся. Сдохнуть очень хочется! Лэнс срывается на крик и умолкает. Выдыхает рвано сквозь зубы и неровным движением сводит плечи вперед. МакКлейн устал. Через миг он уже на ногах, дотрагивается кратко до морды Синей, салютует Красному левой рукой, кидает «Прости, брат, не сегодня» и крупными шагами идет к выходу, пока его не настигает скрежещущий звук и свист открывающихся ворот ангара. Лэнс лишь успевает ухватиться за лапу льва в тот миг, когда воздух засасывает с диким свистом, а МакКлейн ждет катастрофы, не успевая еще осознать происходящего, все, не начавшись толком, кончается, оповещая об отмене опасности резким ударом металла о металл. Лэнса тут же окутывает напряжение: тугое и плотное оно сковывает привычно мышцы, заставляя позабыть обо всем на свете и собраться, как зверь перед прыжком. МакКлейн весь – сама собранность и напряженность. Кажется, еще чуть-чуть и его мышцы сведет страшной судорогой, но Лэнс делает шаг: тише кошки, легче взмаха крыльев. Он может сколько угодно винить себя в неуклюжести и неудачливости, но в самый важный момент все в организме парня собирается и скручивается железным прутом. Лэнс МакКлейн за последние месяцы стал орудие убийства, заключенным в подтянутое тело подростка. От этого осознания серая пелена в глазах его колеблется, становясь лишь темнее, а жгут внутри, несгибаемый стержень, лишь скручивается плотнее. Лэнс уверен, что он слышал, как открываются ворота, был готов к тому, что сейчас и львы, и он, все улетят в открытый космос, в страшную, холодную светом звезд, черноту, но этого не произошло. Будто кто-то щель приоткрыл, узкую щель, в которую так удобно юркнуть. А в следующий миг все напряжение МакКлейна выливается в изумленный выдох. У лапы черного льва, такой огромной и страшной, если знать, скольких людей ли, галра ли, за раз уничтожал этот зверь, замерла, подбоченившись, женская фигурка. В миг, когда Лэнс невольно выдыхает, девушка поворачивается, взмахивая тепло-русыми волосами и открывая МакКлейну обзор на заостренное лицо, раскосые глаза и мягкие щеки, рассеченные двумя алыми полосами, слегка серебрящимися в свете ламп. Лэнс принял бы эту девушку за несомненного человека, не будь этих полос. - Ты кто? – глухо спрашивает паладин, делая шаг навстречу незваной гостье. Девушка лукаво улыбается и разворачивается на пятках. - Значит, Лэнс МакКлейн! Паладин красного льва, экс-паладин синего. Я, отчего-то, ставила на тебя! – голос ее звенит, отражаясь от стен и смешивая чувства самого Лэнса в настоящую кашу. - Что ставила? – спрашивает он все так же глухо и сипло, но тут же берет себя в руки, растягивая губы в улыбке. – Леди, мне не понятно ни одно ваше слово, но несомненно льстит то, что вы узнал меня. - Лучше было на ты. – хмыкает незнакомка, приближаясь. Одета она в туго затянутый наверху кожаный сарафан, из-под полов которого выбивается складками грубая ткань пышных, перетянутых на предплечьях рукавов и юбки. Синий цвет заставляет алые полосы на лице алеть еще ярче и контрастнее. - Леди, так что же вы, позвольте узнать, делаете в ангаре Замка Львов? – Лэнс привычно расправляет плечи и жестикулирует руками ярче, шире, как делает это не для себя: для других. - Интересуюсь. – коротко кивает барышня, огибая МакКлейна по достаточно узкой дуге так, что Лэнс успевает заметить крупные кольца в ушах, простые, почти земные, пилотские очки и космическую версию монисто на прикрытой взбитым шарфом шее. - Позвольте узнать, - следует за девушкой, что подходит прямиком к Красному, Лэнс, - Вы инопланетянка? Потому что вы просто... - Очень оригинально. – обрывает его гостья, цокая языком. МакКлейн тормозит с секунду, не успевая за незнакомкой, но тут же гордо опускает ладонь на морду своего льва, рядом с которым стоит пришелица. - Один технический вопрос! – подымает Лэнс руку, словно спрашивая разрешения. - Валяй. – улыбчиво кивает девушка. - Как вы сюда попали? Вас должен был засечь Замок, Аллура бы уже знала… - Аллура – это у нас прекрасная принцесса с Алтеи? – спрашивает кареглазая и сама себе кивает, - Ага. Так вот я посадила мою Ласточку на одной из турбин Замка, вверх ногами. Сама пробралась сюда и, не открывая ангара целиком, зашла. Невероятно, верно? Лэнс слегка давится воздухом и куда менее весело, показывая истинную эмоцию, спрашивает в недоумении: - Почему ты все это мне рассказываешь? Ты же незаконно сюда проникла, я могу сдать тебя остальным, и могут быть проблемы… - он сам осекается. Да, стоило бы позвать Широ, или Аллуру, или даже Кита с его, в кой-то веки, полезным мечем. Потому что МакКлейн в замешательстве. Он вовсе не знает, что делать. За время, проведенное в космосе, он привык думать, что список вещей, способных выбить его из родной уютной колеи, сошел на нет. Но теперь точка, в которой обычно события обретают ясность, сместилась куда-то, где Лэнс не мог ее никак найти. - Для спортивного интереса. – пожимает плечами девушка, отвечая на вопрос. – Чтобы в следующий раз придумывать другие способы проникновения. - В следующий раз?! – вспыхивает МакКлейн. – А ты не предполагала, что следующего раза не будет, если я сейчас позову Широ, мы поймаем тебя и отдадим под какой-нибудь космический трибунал? Девушка звонко хохочет, а Лэнс все больше замечает в себе чистого, неподдельного раздражения. - Во-первых, - начинает кареглазая, - Не существует «какого-нибудь космического трибунала», а во-вторых ты никого не позовешь. Она сладко улыбается, неожиданно оказываясь как-то слишком близко к МакКлейну. - Это почему же?! – успевает раздраженно выдохнуть Лэнс, когда губы незнакомки касаются его лица, лишь слегка задевая губы самого паладина. - Вот поэтому. – девушка хохочет громче и отходит назад, неуклонно удаляясь. МакКлейн облизывает губы и в практически тот же миг все теряет четкость. Синий цвет одежды девушки плывет перед глазами, а потом все смещается в бок и последнее, что успевает уловить мечущееся сознание Лэнса, это звук открывающихся ворот и свист вакуума, сосущего в себя воздух. Дальше голова больно стукается об пол, а глаза до конца застилает серость и, наконец, тьма.