Брикстонская петля

      /moriarty/: Ку-ку! Соскучилась? ***       Сон был обрывистым, неспокойным, пыльным и грохочущим затяжной чередой выстрелов. Ватсона вытолкнуло из него в реальность одним резким ударом. Вокруг оказалась темнота, по вискам и шее стекал холодный липкий пот, пижама пропиталась влагой и прилипла к спине, одеяло оказалось скомканным в углу кровати. На лестнице внизу слышались тяжелые скрипящие шаги, из гостиной доносилась вибрация низкого мужского голоса. Джон привстал, потянулся к столу, взял с его края мобильный телефон и, щурясь против яркого свечения, посмотрел на экран — 3:28 утра.       Он сел, свесил ноги к полу и растер лицо ладонями, прислушался. Шаги и голоса внизу слышались приглушенно, но отчетливо — они не были отголосками кошмара. Джон насторожился. Что за черт? Он оглянулся в поисках чего-либо, походящего на оружие: пистолета у Ватсона не было, — единственный, когда-либо принадлежащий ему, был табельным, армейским — ножи хранились на кухне внизу, в комнате не было ничего увесистого и прочного вроде биты, крепкого карниза, толстой доски на сам конец. Вооружившись только мобильным телефоном, Джон вышел из своей спальни и спустился.       На лестничном пролете он обнаружил двух патрульных в черной форме и низко опущенных на глаза фуражках, с пристегнутыми к поясам киями и кольцами наручников. Те хмуро смерили его взглядами, один из них деловито пробасил:       — Сэр, вернитесь к себе.       Джон оторопело вскинул брови.       — А что, собственно, произошло?       В его затянутом неспокойной дремой и ошметками тревожного сна мозгу родилась воспаленная картина какого-то страшного преступления, произошедшего просто за непривычно плотно закрытой дверью гостиной. В то же мгновенье, когда он подумал об этом, дверь открылась, и на пороге оказался Грегори Лестрейд. Следом за инспектором отдела убийств Скотланд-Ярда вышла Мелинда Холмс. Она была в неизменном пальто и удивительно хорошем расположении духа, непривычно подвижной и взбудораженной. Холмс подняла взгляд на Ватсона, замершего на последней ступеньке ведущего к третьему этажу пролета, и скомандовала:       — О! Джон! Немедленно переодевайтесь.       — Доброго утра, доктор, — произнес Лестрейд, проследив за взглядом Мелинды. Ватсон растеряно кивнул в ответ и спросил:       — Зачем? Что случилось?       — Четвертое убийство, — радостно сообщила Холмс, и в её по-детски искренней счастливой улыбке, отразившейся на тонких бледных губах, было что-то холодящее спину Джона ужасом. — Ещё одно тело, ещё одно место преступления, новые шансы на зацепки.       Говоря это, Мелинда спускалась по лестнице вслед за инспектором, и, почти скрывшись из поля зрения Ватсона, добавила:       — Хватит стоять, как вкопанный! Одевайтесь — офицеры отвезут Вас.       Двое патрульных в фуражках вопросительно переглянулись и перевели на Джона взгляды.       Спустя полчаса напряженного молчания в компании двух полицейских, дискомфорта на заднем сидении их патрульной машины, вязкого иррационального ощущения, что он арестован за какое-то непостижимое недоразумение, и непонимания, зачем он решил ехать куда-то по первому желанию Холмс, он оказался у массивного многоквартирного здания, тянущегося высокой краснокирпичной крепостной стеной и мерцающего светом в десятках окон. Взблескивающие синим полицейские маячки, трепещущая на ветру желтая оградительная лента и люди в светлых защитных комбинезонах, бахилах и масках вызывали у жителей дома отменяющий сон интерес.       Кларвуд-Уолк, который и оказался местом преступления, был узким переулком, тесно зажатым между кирпичными заборами, отделяющими внутренние дворики владельцев квартир первого этажа, и глухими стенами соседних зданий, выходящих фасадами на другую улицу. У переулка была странная зигзагообразная геометрия, он едва был шириной в легковой автомобиль, но судя по установленным здесь дорожным знакам Кларвуд-Уолк был проездным. Заткнутый с двух сторон машинами полиции и судмедэкспертов, будто пробками, переулок кишел людьми и наполнялся ярким холодным светом торопливо установленных здесь прожекторов.       Черное, беззвездное небо низко повисло. Воздух был острым и морозным. На календаре был уже вторник, 13 ноября, и в Лондоне всё отчетливее ощущалась близость промозглой влажной зимы. Джон подхватил воротник своей куртки, пытаясь укутать шею и спрятаться от резкого ветра. Он двинулся по Кларвуд-Уолк в сторону наибольшего сосредоточия людей в формах, и там, в самой гуще отыскал Мелинду Холмс. Присев на корточки и подхватив полы пальто так, чтобы они не волочились по земле, она склонялась к распластавшемуся вдоль кирпичного забора трупу. В руке она небрежно придерживала резиновую перчатку, которой поддевала края одежды на теле и приподнимала для лучшего обзора валявшуюся рядом сумочку.       Немного в отдалении одиноко стоял, обхватив себя руками и задумчиво пошатываясь на пятках, Лестрейд. Ватсон подошел к нему и остановился.       — Четвертая жертва? — произнес он, не совсем понимая, для чего озвучивает очевидное, не находя других слов, чтобы завести разговор, но ощущая потребность заговорить, обозначить своё присутствие.       — Угу, — невнятно промычал инспектор и добавил, оборачиваясь: — Кто Вы на самом деле, доктор Ватсон? Кем Вы приходитесь Мэл? Вы и в самом деле лишь её сосед? Потому что мне сложно поверить в то, что Вы её помощник — она не нуждается в помощниках, она сама ходячий кладезь информации и скоростная вычислительная машина.       Джон растерянно всматривался в лицо Грегори Лестрейда, пытаясь уловить, на какой из заданных вопросов тот действительно хотел услышать ответ. Инспектор тем временем продолжал:       — Она берет Вас с собой уже во второй раз, и я должен понимать причину, по которой пропускаю Вас на место преступления, позволяя Вам, возможно, разрушать важные улики. Кто Вы? Её друг или любовник?       Ватсон прыснул нелепости этого предположения и покачал головой, собираясь возразить, но инспектор добавил:       — Надеюсь, Вы понимаете, что она безумна. Мэл очень полезна нам как независимый консультант. Стыдно признаться: без её участия в последний десяток лет мы не раскрыли бы и трети преступлений. Но как человек она совершенно чокнутая, — Лестрейд понизил голос до доверительного бормотания и склонился к Джону. — Для неё всё это своеобразный наркотик. И чем чудовищнее преступление — тем большее удовольствие она получает. Я всерьез опасаюсь, что однажды этого станет ей мало, и она перейдет черту — начнет убивать сама. Не боитесь стать её первой жертвой? Вы подобрались к ней небезопасно близко, доктор Ватсон. Послушайте мой совет: ради собственной сохранности держитесь от Мэл подальше.       Внутренности Джона свернулись в хорошо знакомый ему тугой комок стального упрямства. Сам он уже перебирал в голове каждую из озвученных инспектором мыслей, рассуждал над ними и порой приходил к тому же заключению: Холмс была опасно неуравновешенной. Но навязывать себе такие мысли кем-то посторонним он позволять не намеревался, как не собирался и терпеть этот высокомерно-сочувственный тон. Ватсон коротко кашлянул, прочищая горло, и так же тихо заговорил в ответ:       — Инспектор… Грегори — могу я называть Вас Грегори? — полицейский с непониманием дважды моргнул, но промолчал. — Думаю, род наших личных взаимоотношений с Мелиндой Вас не касается. А насчет моего присутствия здесь — я бывший военный врач, прошедший четыре года боевых действий в Ираке, и действующий хирург-травматолог, и потому могу быть полезным Мелинде в качестве независимого медэксперта.       С каждым произнесенным словом он пропитывался неподдельной верой в то, что всё это было правдой — возможно, безумие Холмс имело свойство передаваться воздушно-капельным путём или через пользование общей посудой, или виной всему было время — 4 часа морозного утра. Но к его голосу примешивалось всё больше резонирующей металлической вибрацией решительности:       — Позволите мне пройти, Грегори? — осведомился он, указывая рукой в сторону склонившейся над трупом Мэл. И Лестрейд, недовольно поджав губы, кивнул.       — Только наденьте бахилы и перчатки, доктор. ***       Сообщение пришло задолго до полуночи и ознаменовало собой завершение длительного молчания. Мелинда несколько часов ждала звонка от Лестрейда, обутой и собранной сидя в гостиной с телефоном наготове, но инспектор не просто вызвал её — он приехал за ней лично и с сопровождением, а это означало только одно: что-то пошло совершенно иначе. Когда инспектор посреди гостиной сверился с экраном своего мобильного, чтобы сообщить полученные от прибывших на вызов патрульных данные, Холмс резко сжала кулаки и до крови прокусила скользкую нежную кожу на внутренней стороне щеки, боясь услышать имя Далси.       Мелинда неусыпно следила за её передвижениями и к неоднозначной двойственности чувств замечала, что Далси стала меньше работать и больше посещать бесплатные семинары по сетевому маркетингу. С одной стороны, Далси интересовала её лишь как возможный, потенциально полезный инструмент расследования, и её отвлеченность от работы проституткой обращала слежку за ней в совершенно напрасную. С другой стороны, такое поведение Далси выводило её из круга предполагаемых жертв и относительно обезопасило её существование.       И когда этой ночью от Мориарти пришло сообщение, Холмс вдруг ощутила невнятное покалывание беспокойства. Она тщательно старалась скрыть от него факт — и характер — своего знакомства с Далси на случай, если Мориарти был не просто посторонним наблюдателем, а выходил с убийцей в контакт или и вовсе имел на него непосредственное влияние. На то были две противоречащих друг другу причины: во-первых, Холмс не хотела метить Далси своим вниманием и тем самым лишать её внимания брикстонского душителя; во-вторых, она не хотела заострять на Далси слишком агрессивное внимание фактом своего присматривания за ней. И после ночи с ней беспокойно терзалась. Мелинда не знала обширности знаний Мориарти, а так, не могла знать и его пробелов, чтобы выверено ими пользоваться — оставалось лишь уповать на волю случая и удачу.       Этой ночью ей повезло. На Кларвуд-Уолк была обнаружена не Далси. Документов при убитой не было, но в кармане пальто оказался смятый рецепт на сильное обезболивающее на имя Сесилии Эбернети, в мобильном телефоне в десятках сообщений от десятка разных номеров значились разнообразные уменьшительные версии её имени: Сили, Селия, Сис. В фотогалерее значилось множество снимков небольшого коротко стриженного пса с ярким ошейником, изредка разбавленных фотографиями недорогой ресторанной еды. В небольшой сумочке оказалось три новых упаковки капроновых колготок, массивная связка ключей с пушистым розовым брелоком и стопка рекламных брошюр массажного салона. Её одежда была недорогой и пестрой, но на пальцах и в ушах поблескивали скупым цирконием золотые украшения. Обувь была ухоженной, на ногтях салонный яркий маникюр, пепельные волосы хранили следы тщательной, обильно залитой лаком укладки, ресницы были не наклеены — наращены. Сесилии Эбернети было чуть больше тридцати, она жила одна с собакой, любила искусственный загар, работала относительно дорогой проституткой в салоне и, похоже, весьма этим гордилась. Возможно, имела заработок не только с собственных клиентов, но и долю со всего заведения — иначе зачем носить с собой приготовленные к распространению брошюры? Страдала от какого-то заболевания или сильной, неочевидной при беглом осмотре травмы — доза предписанного ей анестетика была большой и рассчитанной на длительный курс. Имела достаточно средств для проживания и покупки дорогостоящего препарата, но не имела сбережений, чтобы на время лечения отказаться от работы.       По роду занятий, внешнему виду и характеру удушения Сесилия Эбернети подходила под типаж брикстонского убийцы.       — Так, зачем Вы меня позвали? — раздалось негромкое над головой Мелинды, и она, запрокинув голову, рассмотрела нависший над собой высокий силуэт Ватсона.       — А, Джон, вы уже здесь. Посмотрите: когда наступила смерть?       Он вопросительно вскинул брови, но, не дождавшись ответа, поддернул на бедрах джинсы и, коротко с присвистом выдохнув, послушно присел рядом. Привычными ловкими движениями он надел перчатки и наклонился над телом, сначала заглянул в лицо, задержав долгий взгляд на неравномерно растертой по подбородку и щекам алой помаде, а затем осторожно, немного боязливо прикоснулся к руке Сесилии Эбернети. Ватсон потрогал её обернутую кверху ладонь, обхватил и немного надавил на пальцы, приподнял руку за узкую кисть и потрогал кожу на тыльной стороне. Затем снова склонился над лицом, осторожно пальцем оттянул одно веко и всмотрелся в неподвижный глаз.       Мелинде было забавно наблюдать за сосредоточенной напряженностью мышц его лица и учтивой плавностью движений. Всю нужную информацию она выяснила в первые несколько минут по прибытию, и последующее время просто рассуждала в одиночестве. Ей было известно время и способ смерти, она имела четкое представление о причинах, отличающих этот случай от трех предыдущих смертей, но Холмс хотела услышать рассуждения Ватсона. Она не искала лишних подтверждений своего интеллектуального превосходства, лишь ради собственного развлечения хотела выслушать другую версию. Лестрейду она запретила озвучивать несуразные результаты беспорядочных импульсов его центральной нервной системы ещё много лет назад, находя их утомляющими своей ограниченностью. Но масштабы глупости соседа ей пока были неизвестны. Напротив, порой тот — когда не бомбардировал её своими неизменными «зачем» — проявлял выгодно его отличающую сообразительность.       — Она умерла не больше двух часов назад, — после долгой вдумчивой паузы сказал Ватсон, оборачиваясь в Холмс. — Возможно, меньше. Сегодня холодно, а потому тело довольно быстро остыло, но окоченение ещё не началось, слизистые оболочки не успели высохнуть, роговица глаза не помутнела, а на белках не возникли пятна.       — Где её убили: здесь или в другом месте, а тут лишь сбросили?       Джон прищурился и черты его лица недовольно заострились, подчеркивая скулы и запавшие под глазами тени слишком короткого внезапно прерванного сна.       — Это какой-то нелепый тест? — проскрипел Ватсон.       — Вы ответите на вопрос? — парировала Холмс.       — Мэл, Вы ведь уже знаете на него ответ. Как, вероятно, на предыдущий и на все возможные в этой ситуации вопросы.       — Кроме одного — кто убийца? — напомнила она, и Джон кивнул. У его глаз немного разгладились сосредоточенные морщины, на лбу распрямились продолговатые хмурые заломы. Он слишком быстро позволил себе расслабиться, полагая, что смог сместить акцент беседы. Мелинда получила приятно щекочущий укол злорадства, холодно отчеканивая:       — Где её убили? — и различая накрывающую Ватсона новую волну замешательства. Он описал взглядом хаотично дерганную петлю по трупу и коротко ответил:       — Я не знаю.       — Знаете. Вы смотрите на очевидный ответ, но не обращаете внимания на то, что видите.       — Какого черта?..       — Посмотрите на неё! Джон, что Вы видите?       — Я… — ослиное упрямство на его лице сменилось растерянностью, вместо пелены усталости в глазах мелькнул невнятный азартный огонек, он снова осмотрел тело Сесилии Эбернети. Качнув подбородком, он сказал: — Помада. Убийца заслонял ей рот, чтобы не закричала, а она дергалась и пыталась вырваться, оттого помада так сильно размазалась. В ней могут остаться отпечатки пальцев.       — Похвальное наблюдение. Он носит перчатки, она и в самом деле решительно упиралась. Но это не дает ответа на поставленный вопрос.       Ватсон покосился на неё, сводя на переносице брови.       — Не знаю.       — Знаете, Джон. Вы доктор. Вам удалось правильно трактовать трупные явления, а так — определить время смерти относительно точно. Вы знаете основные функции тела при жизни и после смерти. Смотрите внимательнее!       Он в непродолжительном оцепенении непонимания брошенной подсказки задержал на ней взгляд, затем снова уставился на труп и качнул головой.       — Напрягите свой крошечный мозг! — раздраженно выплюнула Холмс, и на этот её резкий возглас обернулся Лестрейд и несколько других полицейских. Она вынудила себя понизить голос и продолжила: — Озадачьте его одной простой функцией — внимательно осмотритесь.       С полминуты он молча буравил её обозленным взглядом, яростно выпячивая нижнюю челюсть, отчего лицо становилось тяжеловесным и приобретало совершенно отрешенное выражение, а затем всё же оглянулся. Под подошвами его ботинок скрипнула пыль и каменная крошка, он уперся рукой в правое бедро, поддерживая его при движении. Ватсон поднял голову, посмотрел на окружающие дома — тупица, даже эксперт Скотланд-Ярда обнаружил ответ безо всяких подсказок — затем выстроившиеся вдоль переулка кирпичные стены, зацепился взглядом за каждого присутствующего, затем повернулся обратно. Холмс не смогла сдержать недовольного рычания.       — Асфальт, Ватсон. Это же очевидно! Асфальт везде сухой — давно не было дождя, но рядом с телом расползлась лужа влаги. Только рядом с телом и больше нигде. Что происходит с организмом непосредственно после смерти в преимущественном количестве случаев?       Джон изобразил запоздалое понимание и сокрушенно уронил голову.       — Расслабление мышц и как следствие — мочеиспускание и дефекация, — приглушенно сказал он. — Он убил её здесь. Прямо на этом месте. ***       — Всё иначе, — сказала Мелинда, когда Лестрейд подошел и отозвал её поговорить с десятком свидетелей, сообщивших патрульным, что они слышали возню и видели убийцу. С большинством из них, выстроившихся в очередь между машинами полицейских, Холмс говорила не больше нескольких секунд и раздраженно велела убраться. Инспектор с блокнотом и ручкой наготове стоял у неё за спиной и хмурился неоднородности ответов на короткий вопрос:       — Что Вы видели и слышали?       Кто-то говорил о звуках ударов, кто-то слышал крики о помощи, кому-то померещился выстрел; кто-то видел толпу подростков-скинхедов, кто-то светящегося красным дьявола во плоти. Лишь двое ответили в унисон друг другу и уместностью сообщенной ими информации удостоились более тщательных расспросов.       Первым оказался коренастый мужчина-азиат, который и вызвал полицию и скорую. Он услышал невнятные хрипы и скуление на улице — окна его квартиры на втором этаже находились просто над местом преступления, и, выглянув в одно из них, он заметил две тесно прижавшиеся друг к другу фигуры в переулке, но в полумраке не смог рассмотреть их отчетливо. Ему показалось, что один человек душил другого, он распахнул окно и крикнул наружу:       — Эй ты!       Тогда один темный силуэт отделился от второго, бессильно завалившегося на асфальт, и побежал по Кларвуд-Уолк в сторону парка Лафборо.       Вторым отсеянным Мелиндой свидетелем оказался молодой парень-араб, куривший в форточку своей кухни, как раз когда услышал пронзительное:       — Эй ты! — снаружи и выглянул в переулок. По нему, грузно ступая и неловко вскидывая руки, бежал человек.       Описание подозреваемого удивительно точно совпало: высокий, тучный, в обернутой козырьком назад бейсболке и черной куртке со светоотражающей горизонтальной полоской на спине. В показаниях обоих свидетелей возможный душитель бежал в одинаковом направлении. Холмс голодным коршуном насела на двоих мужчин, выстреливая в них бессвязными, иногда хаотично повторяющимися вопросами, доведя юного араба до отчаянных слёз, а затем вдруг крутнулась на пятках и зашагала по переулку в указанном свидетелями направлении.       — Мэл, стой! — крикнул ей вдогонку Лестрейд, но его голос отразился от удаляющейся узкой спины в темном пальто и кирпичных стен волнующимся эхо. Инспектор обернулся к Ватсону.       — Вы её персональный помощник, — скривив губы в ядовитой усмешке, проговорил он. — Вам с этим и разбираться. Только напомните ей условия нашего сотрудничества. Она должна мне всю раздобытую информацию в течение суток. — И, наморщившись, будто произнесение имени доставляло ему физический дискомфорт, добавил: — Джон.       — Грегори, — возвратил ему ту же стальную остроту в тоне Ватсон.       Когда он догнал Мелинду, — быстрая ходьба, почти переходящая в бег трусцой отдавалась в его бедре пламенем пекущей боли — она порывисто шагала по пустынному темному переулку, петляющему между задних дворов прямоугольных блоков многоквартирных домов. Она выудила из кармана пачку сигарет, сунула одну между губ и, дважды коротко чиркнув зажигалкой, закурила.       — Вы сказали, что всё иначе, — напомнил Ватсон, пытаясь удержать дыхание ровным, усилием не пропуская отдышку в свой голос. — Что Вы имели в виду?       Сизое облако горького дыма всплыло перед его лицом. Холмс сделала новую глубокую затяжку и оглянулась. Джон безотчетно повторил движение её головы. Он увидел лишь кирпичный забор, оплетенный высохшей паутиной хмеля или дикого винограда, небольшую криво исписанную граффити трансформаторную будку и сваленные рядом с ней в беспорядочную кучу обрывки картонных коробок, разломанные старые стулья и изогнутый проржавелый велосипедный руль. Мелинда, вероятно, видела что-то совершенно другое и более значительное.       — Он сорвался, — ответила она спустя несколько нервных затяжек. — Жертву выбирал иначе, отошел от своей первоначальной тактики, подался импульсу.       — Я не понимаю.       Холмс метнула в него ледяной взгляд и остро заломила губы.       — Предыдущие жертвы были дешевками, работающими на улицах, сговорчивыми, не придирчивыми. Он обращался к ним регулярно, выбирая их не только по типажной внешности, но и по чистоплотности. После убийства он не просто тщательно смывает с них следы, он наслаждается процессом. Это его фетиш: мыть своих жертв, расчесывать, срезать им ногти, аккуратно надевать на них одежду. Он душит их не в припадке злости или заигрываясь, это воплощение его сильнейшего сексуального желания. Он следует определенному графику: все убийства произошли в ночь на вторник. Он всё тщательно планирует и последовательно, неторопливо выполняет.       Переулок снова вильнул и вывел их к пустынной улице, заполненной тусклым свечением фонарей и шорохом трепещущегося на ветру брезента, укрывающего строительные леса вокруг фасада одного из домов. Холмс оглянулась по сторонам и повернула налево.       — Сегодня он убил импульсивно, против выработанной рутины, не на своей, удобной ему территории, а посреди улицы. Он намеревался убить Сесилию так же, как и всех остальных, он ждал этого дня с нетерпением, готовился, а она отказалась прийти. И он сорвался.       — Сесилия? — эхом отозвался Ватсон.       Выбранное Мелиндой направление привело их к перекрестку и она снова пошла влево. Пыхтя сигаретой и мерзло подняв к ушам острые плечи, она накренилась против сильного морозного ветра. Было около пяти утра, темно и безлюдно, отсутствовал транспорт и царила тишина.       — Сесилия Эбернети — так её звали, — угрюмо ответила Холмс.       Джон шагал рядом, ощущая растерянность — неизменную составляющую компании Мелинды. Он всё ещё не понимал, почему она снова позвала его с собой на место убийства. Что бы он раздраженно ни процедил инспектору Скотланд-Ярда, сам Ватсон знал совершенно точно, что особой пользы для Холмс не составлял — она могла справиться сама на обоих местах преступления и во время рейда в используемые проститутками гостиницы Брикстона. Как и в их общей квартире на Бейкер-Стрит, так и во время вылазок на расследования Джон был для Мелинды лишь подвижной частью местности. К своему удивлению, он не обнаружил в себе никакого сопротивления такой установившейся модели их общения. Это была своеобразная игра — не на равных, Джон не понимал правил и не мог отличить самих границ игры, но его это в некоторой степени устраивало.       — Почему вторники? — спросил он.       — Мне это пока неизвестно, — Холмс задержалась возле высокой урны, затушила о неё сигарету — разжаренный пепел ярким фейерверком посыпался на асфальт — и выбросила окурок. — Закономерность в выборе дней очевидна: между убийствами ровно по три недели. Но причин выбора именно вторника и такой паузы между ними я не знаю. Он руководствуется лишь собственными желаниями, внешними обстоятельствами? Возможно, по вторникам у него получка или выходной? Или ночь с понедельника на вторник имеет какое-то особое для него сакральное значение.       Ватсон присмотрелся к её острому профилю в тусклом фонарном свечении: выразительные скулы, тонкий нос, узкий подбородок. Уголки губ были едва приподняты в преддверии ухмылки, глаза довольно прищурены.       — Вы получаете от этого удовольствие, правда? — выговорил он, ощущая, что задает этот вопрос не только — и не столько — Мэл, что обращается в первую очередь к себе.       — От чего?       — От расследования подобных дел.       Холмс скосила на него быстрый невнятный взгляд и передернула плечами.       — Я должна этого стыдиться?       — Это нездоровое увлечение.       — Не вижу ничего нездорового в получении удовольствия от поимки преступников и совершения правосудия, — и не делая паузы, ничуть не меняя тона, добавила: — Мне нужен кофе.       Она локтем подтолкнула Джона к краю тротуара и, не осматриваясь по сторонам, беспечно шагнула на проезжую часть, направляясь к светящимся окнам круглосуточного Макдональдса через дорогу. Внутри она заказала большой стакан кофе и среднюю порцию картошки-фри, Ватсон купил чай с молоком, отказавшись от предложенного десерта, подхватил протянутые ему сдачу и квитанцию и направился через пустой зал вслед за Холмс, выбравшей место у большого окна, выходящего на площадь у перекрестка и мигающие желтым светофоры. Опустив горячий парующий стакан на стол, он стряхнул насыпанные в ладонь монеты в карман и собирался смять чек, когда вдруг зацепился взглядом за мелкий шрифт. Вместо привычных наименования и цены, указания взятого налога, благодарности за выбор и приглашения прийти снова значилось «Было бы разумнее прислушаться к инспектору, Джон».       Он медленно моргнул и внимательно всмотрелся в квитанцию снова, поднося её ближе к глазам. Текст ему не померещился. Ватсон оглянулся на продавшего ему чай и распечатавшего этот клочок бумаги кассира. Тот сунул в уши наушники, облокотился об автомат с мороженым и дергал головой в такт слышной лишь ему одному музыки. Джон перевел взгляд на Холмс, сидящую рядом с ним с невозмутимым видом и активно жующую и торопливо закидывающую в рот ломтик за ломтиком.       — Что это за игры, Мэл? Какой-то новый способ нашего общения?       Когда она повернула лицо, скривившееся в каком-то презрительно-брезгливом выражении, он сунул ей квитанцию с таким размахом, будто намеревался приклеить ту ко лбу Холмс. Мелинда инстинктивно отшатнулась, прищуриваясь, а затем удивленно округлила глаза. Острый подбородок опустился, рот приоткрылся и на щеках запали косые продолговатые тени.       — Чертов Мориарти, — процедила она, выдернула из пальцев Ватсона квитанцию и обозленно отбросила на пол.       — Мориарти? — переспросил Джон, проследив взглядом за плавным покачивающимся полетом квитанции к темному каменному полу. — Тот, который разрисовал картину в кабинете Вашего брата?       — Он самый, — холодно подтвердила Холмс, потянулась за новым куском картошки, но передумала и оттолкнула от себя поднос вместе с пакетом фри и стаканом кофе. Немного черной жидкости выплеснулось через прорез в пластмассовой крышке и поползло пятном по стопке салфеток. — Что сказал Вам инспектор?       — Мэл, я…       — Что. Он. Сказал? — раздраженно отчеканив каждое слово отдельно, повторила она. Резкость перемены была поразительной. Жутковатая удовлетворенность в мгновенье ока уступила место предельному нервному напряжению.       — Чтобы я держался от Вас подальше.       — Когда это было?       Ватсон скосил взгляд на своё запястье, но часы прятались под рукавом куртки, и он вдруг ощутил в своём теле предельное оцепенение, не дающее пошевелиться.       — Около часа назад, — наугад ответил он. — Может, меньше.       Мелинда плотно сжала губы — те превратились в две едва различимые белые линии — и замолчала.       — При чем тут Мориарти? Он имеет какое-то отношение к убийствам?       — Самое непосредственное, — глухо ответила Холмс. Её взгляд медленно каменел и затуманивался — Джон уже видел такое выражение её глаз, она погружалась в раздумья и ставала всё невосприимчивее к внешним раздражителям. Нужно было торопиться выведать как можно больше — его захлестнуло жадное любопытство.       — Мориарти и есть убийца?       — Маловероятно. Но он знает убийцу, он следит за ним. Сегодня он предупредил меня за несколько часов до убийства.       — Так Мориарти помогает Вам?       — Наоборот.       — Я не понимаю.       — Он пытается заставить меня заняться его поисками.       — Зачем ему это? Зачем ему добровольно натравливать на себя кого-то вроде Вас?       Джон проговорил это и задумался: а кого он относил к этому разряду кого-то вроде Холмс? Никого столь же неординарного, столь же безумного, притягательного, остроугольного, своеобразно доброго и сопереживающего, он не только не знал, но и не мог представить.       — Ему нужны «Чертоги». Мориарти добивается, чтобы я искала душителя через него, а самого Мориарти я смогу найти, лишь запустив «Чертоги», но тем самым и подвергнув их риску взлома. Он хочет вынудить меня взъесться на него и наплевать на осторожность.       — Разве жизни четырех женщин и всех последующих стоят Вашего упрямства сохранить за собой какой-то поисковик?       На узкой переносице между двумя темными размахами бровей запала глубокая хмурая складка.       — Этот какой-то поисковик, — ядовито повторила она, — отберет куда больше жизней, если попадет не в те руки.       — А Ваши руки — те?       Туманная пелена опала с её льдистых глаз и их взгляд — прямой, острый, вскрывающий, будто бескомпромиссный скальпель — уперся прямо в лицо Джону. По его коже побежал противный влажный холод.       — Я никогда не использовала «Чертоги» во вред.       — Во вред себе?       — Во вред людям.       Ватсон не сдержался и хмыкнул.       — Забавно, что Вы выразились именно так. Мне казалось, Вы не любите людей.       — Избегаю их общества, нахожу их недалекими, бесполезными, суетливыми, но не не люблю их. И не желаю случайно или намеренно им навредить. А «Чертоги» способны устроить настоящий хаос: разрушить банковскую систему, взломать безопасность десятков государств, остановить производство, в одночасье убить тысячи.       — Зачем Вы создали такую чудовищную программу?       — Её действие всецело зависит от оператора, от введенного в командную строку запроса. «Чертоги» можно использовать и в правильных целях: отслеживать незаконные поставки оружия, теневые денежные переводы, взламывать информационную сеть террористических ячеек.       Договорив — слова сыпались ритмично и хлестко, будто барабанная дробь спешного марша — она соскользнула со стула и, бросив:       — Нам пора, — направилась к выходу.       Ватсон, так и не успевший сесть, крутнулся вслед за ней на пятках. Это движение отдалось в бедре спазмом, а в голове легким кружением. Его сознание пронзила внезапная догадка, которую он поторопился озвучить прежде, чем успел её обдумать:       — Вы — Шерлок. Так ведь, Холмс?       Она оцепенела в середине шага, он всмотрелся в её узкую спину и повисший поверх пальто серый капюшон. Конечно, это была она — компьютерный гений с нездоровой любовью к преступлениям, но завидным и безвозмездным стремлением к отмщению. То, что Майкрофт Холмс говорил о Шерлоке, совпадало с Мелиндой удивительно точно. Как мог её собственный брат не видеть столь очевидного? Как мог не замечать, что неизвестный хакер, воспринимаемый им и его правительством настоящей занозой, на самом деле был их действенным орудием правосудия и воплощался в этой низкой костлявой девчонке с холодными глазами, стройными ногами и арабской вязью татуировки?       Она оглянулась на него через плечо и хрипло повторила:       — Нам пора. Нужно спешить.