rapture

      Приняв душ, Макс переоделась в чистую пижаму со смешным принтом с собачками, вернулась в комнату женского общежития и села на диван, уткнувшись коленями в подбородок и блаженно прикрывая глаза, предварительно включив одну из любимых песен на устаревшем магнитофоне. Сегодняшней ночью проходит одна из традиционных пафосных вечеринок, организуемая членами клуба «Циклон». Невозможно оценить, насколько сильно Колфилд начинает мутить лишь об упоминании о подобных тусовках, поэтому ни о каких поздних вылазках не может идти и речи. Следовательно, именно поэтому на территории ближайших корпусов стоит гробовая тишина. Вся движуха проходит в специально оборудованном для подобных мероприятий танцевальном зале, находящемся относительно далеко от женского общежития, что несказанно радует.        Окончание мелодии выдергивает Макс из пелены бессвязных размышлений, и она наконец открывает глаза. В прострации оглядывает комнату и садится за письменный стол, проверяя социальные сети и попеременно выглядывая из окна. Новая порция фотографий, размещенная в профиле подвыпивших однокурсников со злосчастной вечеринки, которая на данный момент в самом разгаре. Девушка неудовлетворенно фыркает и закатывает глаза, полностью откидываясь на спинку стула. Ей нужен сон для того, чтобы хоть как-то функционировать на предстоящих парах по истории фотографии, но Макс отчетливо осознает, что ближайшие часы погрузиться в царство Морфея не удастся, поэтому она хватается за практически полностью исписанный личный дневник и начинает оформлять одну из его страниц. Бессмысленная писанина и иллюстрации к ней порядком раздражают, но она старается не отвлекаться на внешние факторы и продолжает описывать свой скучный день, ничем не отличающийся от всех предыдущих.       Смерть Хлои лишила ее искры, надежды на счастье, Макс понимает, что после кончины подруги ей никогда не удастся восстановить ментальное равновесие, что уж говорить о радости мелочам. Дерьмо, ебаная обыденность, — мысли не давали покоя ни на секунду, это замкнутый круг, перекрывающий кислород. Как же больно… как же, сука, больно думать, — глаза слезятся, сдерживать нахлынувшие чувства становится все тяжелее. Поперек горла встал ком, ниоткуда проявились очередные приступы тошноты. Колфилд резко встает и настежь открывает окно. Опершись руками о край подоконника, она часто и глубоко вдыхала прохладу воздуха и вместе с тем хорошо ощутимую свежесть, будто еще считанные секунды назад претерпевала удушье. Девушка вперила взгляд в простирающийся вид — клочок леса вдали, который заслоняет туманная пелена ночи и однотипный корпус, нисколько не отличающаяся от того, в котором она сама же проживает.       Именно за этим занятием ее и застал Прескотт, на шатающихся от выпитого алкоголя ногах без разрешения ворвавшийся в комнату. Расширенные зрачки, руки, эти ебаные аристократические руки, спрятанные в карманах бомбера, обветренная нижняя губа и растрепанная копна русых волос — все выдавало его нездоровое состояние. Макс спешно обернулась на тяжелые шаги, приближающиеся к ней, и попыталась безуспешно забиться в угол. Нейтан в привычной манере усмехнулся, только сокращая расстояние между ними.        — «Курение как отдушина для отчаявшегося человека», да, Колфилд? Подходящее название для будущей инсталляции под общей темой: мудаки в моей жизни, — Прескотт продолжал надвигаться, в то время как Макс сжималась в комок от происходящего, убеждая себя, что это сейчас происходит не с ней, а с кем-то другим, — молчишь, сука?! А в тот вечер в «Двух китах» ты была особенно разговорчивой.        — В.выйди отсюда, придурок, — Колфилд понимала, что таким образом навлечет на себя еще большую бурю эмоций со стороны конченного психа, но оставаться в стороне, пока ее вновь пытаются смешать с дерьмом, она не намеренна. Нейтан в ту же секунду в порыве ярости прижал испуганную девушку к стене и схватил ее за шею, моментально перекрывая доступ к кислороду. Вырваться из подобной мертвой хватки было невозможно, сколько Макс не пыталась, слабо отбивая ладонь, кольцом смыкающейся на шее.        — Ты не смеешь указывать мне, мразь. Полоумная так грозилась задушить меня голыми руками, что прямо сейчас поплатиться за свои слова. Я допустил ошибку, не убив тебя раньше, Колфилд. Ты ответишь за все, через что мне пришлось из-за тебя пройти, — с этими словами он сильнее вжал изнуренное тело Макс в стену, продолжая измываться над ней с помощью удушья. Физически ощущать подобное было нестерпимо, а когда Колфилд начала осознавать, что ей не хватает воздуха, схватилась за край ненавистного красного бомбера, как за спасательный круг, но это не принесло никаких результатов. На лице Нейтана не было ни безумной улыбки, ни потускневшего взгляда. Лишь ярость в глазах выдавала его истинные намерения.       Буквально на последнем издыхании Макс удалось выдавить фразу, на которой наконец закончится ее жизнь и всем телесным и духовным мучениям придет конец. В душе она лелеяла надежду воссоединиться с Хлоей на небесах.        — Ты… сам, — разум помутился, она чувствует, что потихоньку начинает угасать, — виноват… во всем, — веки заслоняет пелена, совсем скоро она лишится сознания и увидит свою подругу в потустороннем мире, — что… с тобой проис… — слова застряли в горле. Рука Макс, бессмысленно хватающаяся за бомбер убийцы, безжизненно повисла на уровне бедер. Глаза закатились, вдали, казалось, виднелся силуэт Колфилд на предсмертном одре.       Нейтан переосмыслил произнесенные слова, его бушующая озлобленность не знала границ. Осталось сделать последний сокрушительный зажим, и мертвое тело распластается по полу, а он будет неотрывно наблюдать за видом дохлой суки, что причинила ему столько вреда. Но вдруг, неожиданно для себя, Прескотт буквально на секунду оторвался от своего занятия, ослабив хватку, для того, чтобы в последний раз взглянуть на ее страдальческую физиономию. Взору Нейтана предстало лицо, ни единым мускулом не дрогнувшее под его истязательствами. Колфилд будто бы смирилась с уготованной ей судьбой и кажется, будто она даже рада подобному исходу событий!       — Идиотка, какого хуя ты не боишься? Почему не борешься за свою никчемную жизнь, прикладывая остатки сил? — на лице Прескотта заиграли еще большая ненависть к этой девчонке вперемешку с некоторым беспокойством. Он тут же постарался отогнать от себя подобные мысли, пока его взгляд не уловил еле заметное шевеление в области губ. Ее рот был приоткрыт, единожды дрогнув. Нейтан никогда не обращал внимания на чувственность этих губ, на их заостренные уголки, на чуть припухшую верхнюю, и искусанную от вечных переживаний и тревог нижнюю. Непреодолимое желание попробовать их на вкус заставило его потерять над собой всякий контроль. Прескотт медленно приблизился к девушке, теперь учащенно вдыхающей кислород, и оттянул нижнюю губу, впиваясь в нее острыми зубами. Макс тут же ойкнула, пытаясь оттолкнуть своего мучителя, но пережитые события тех ужасных минут удушья наложили свой отпечаток на ее жизненные силы, поэтому ничего не оставалось, кроме как продолжать терпеть эти издевательства. Прекрасная надежда на смертельный исход покинула ее, заставляя довольствоваться ласками Прескотта, происходящими против воли. В это время Нейтан размеренно мазанул языком по очертаниям ее губ и медленно провел по ним большим пальцем. Будучи очарованным их чувствительностью, Нейтан не сводил с них глаз, как ребенок, впечатленный новой игрушкой.        Он не сразу заметил, как Макс перестала набирать воздух в легкие и вернулась к привычному дыхательному ритму. Собрав последние силы, она сбросила его ладонь, успевшую обхватить ее лицо и уверенно произнесла: — Если ты еще раз хоть пальцем до меня докоснешься, я…       Прескотт, слегка ошарашенный ее смелым поведением с учетом того, что буквально несколько минут назад она находилась на волоске от смерти, резко отчеканил: — Что ты? Что ты мне сделаешь, Колфилд? Я чуть не отнял у тебя твою никчемную жизнь, но тебе, видимо, мало. Хочешь, чтобы я забрал ее окончательно? Так вот, если желаешь остаться в живых заткнись и не дергайся!        Он вновь сделал шаг навстречу, в ту же секунду впечатывая хрупкое тело в стену, перекрывая Макс все пути к отступлению. Дыхание перехватывает в момент, когда он может лицезреть эти чертовы искусанные губы и небольшой, еле заметный, но еще свежий след на них, оставленный его же зубами. Нейтан с хищническим оскалом снова приближается к ее лицу, но неожиданно упирается в услужливо подставленную румяную щеку. Такой расклад его определенно не устраивает, однако Прескотт не подает виду, обхватывая подбородок девушки двумя пальцами в попытке в одночасье вернуться к сладострастным губам, которые еще предстоит попробовать. От подобных мыслей его отвлекло невнятное бормотание, раздающееся шепотом из-за физического бессилия.        — Убей… — промычала Макс, не желая поднимать глаза на своего мучителя, — лучше умереть, чем выносить твое присутствие… и эти бесконечные пытки, — ее голос эхом раздался по комнате. Единственный посторонний звук — мерное шевеление деревьев на территории академии. Нейтан продолжал вжимать девушку в стену, однако на минуту повременил со своими неожиданными прихотями. Несмотря на происходящее, Прескотт продолжает оставаться для Макс закрытой книгой, она никогда не сможет предугадать его поведение или эмоции в ту или иную секунду. Именно поэтому она снова вздрогнула от резкости голоса, тут же вырвавшего ее из размышлений.        — Слишком просто. Я ведь правда хотел убить тебя, а сейчас посмотри, что ты со мной делаешь, сука? Срать я хотел на тебя и твои просьбы, я всегда добиваюсь того, чего хочу, успеешь еще сдохнуть, — Нейтан приблизился, произнеся последнюю фразу настолько сокровенно, что девушка непременно смогла ощутить его горячее дыхание на своей шее. Опешив от подобных заявлений, Макс тут же повернулась к нему лицом, чтобы со злостью высказать все, что она о нем думает, не переживая за последствия, но стоило только открыть рот для ответа, девушка тут же ощутила губы Прескотта на себе.       Он упорно подминал под себя ее уста, распаляясь в чувствах, яростно добиваясь согласия, чтобы не ощущать себя не только убийцей, но еще и ебанным маньяком. Колфилд вновь попыталась ударить его, но Нейтан тут же перехватил оба ее запястья, приподнимая их вверх и одной рукой припечатывая к стене. Как он и ожидал, никаких ответных действий со стороны Макс не последовало, возникало ощущение, будто он целует дерево.       — Прекрати брыкаться… — произнес он, параллельно хватая ртом так сильно недостающий воздух, — как же я ненавижу тебя… как же…       Его губы вновь соприкоснулись с безжизненным, но таким желанным ртом в очередной неудачной попытке расшевелить объект его всепоглощающего буйства. Понимая, что ничего подобными действиями не добьется, Прескотт решился на хитрость, положив одну из рук, не сдерживающие запястья девушки, на ее талию, плавно оглаживая живот и впоследствии подбираясь к ребрам, ощущая нехарактерное шевеление со стороны Макс. Она неожиданно вскинула голову, безразборчиво устремляя осветлившийся взгляд в потолок.        — Убери… — протяжно проговорила она, будто смакуя это слово. На деле же трепет, нарастающий с каждым небрежным касанием Нейтана, уже не унять, переизбыток чувств больше невозможно контролировать, — убери свои руки от… — еле слышимый непрошенный стон, вырвавшийся из груди в момент, когда губы Прескотта коснулись впадины между ключицами. Этот ебаный стон, совсем мизерное стенание, безусловно, не прошло мимо ушей ее искусителя. В его глазах промелькнул нездоровый блеск, ознаменовавший заведомо выигрышную партию.        — И часто ты так дрожишь? — с ухмылкой на лице поддразнивал Нейтан, дотрагиваясь шеи и ощущая невольно сотрясание девичьего тела под собственными пальцами, — или только тогда, когда я касаюсь тебя вот так? — сильные руки подступают к подбородку, в то время как Макс продолжает из последних сил не выдавать прилив ничем не объяснимого удовольствия и прогрессивно развивающейся зависимости от его прикосновений.        — Какая же я мразь. Хлоя, мой стыд не описать словами. Я никогда не отмоюсь от этого позора, — остатки самообладания покидают ее в момент, когда Нейтан снова впивается в ее губы требовательным поцелуем. Прескотт настолько опьяняет ее своей настойчивостью, жарким дыханием и сильным желанием брать от ситуации все, что Макс непроизвольно поддается этой животной грубости, неумело двигая губами в такт его собственным. От нескрываемой неожиданности Нейтан пробивается дальше, по-хозяйски исследуя ее рот, доставляя удовольствие щекам и нёбу изнутри, отмечая про себя несколько продолжительных и сдавленных стонов. Он был уверен, что это ее первый поцелуй, и этот вывод был сделан в ходе робких касаний и сумбурного, несколько хаотичного шевеления языком в попытке преуспеть за направляющим. Сам факт подобного не мог не радовать. Он первый подобрался к этим чувственным, мать их, губам запредельно близко. И только он может прямо сейчас получать от них высшую степень наслаждения. Ему допускается делать все, что угодно, и эта вседозволенность опаляет разум в момент, когда Прескотт раздирает губы Макс до крови, тут же зализывая образовывающиеся раны.        — Ненавижу, ебанная Колфилд, — бормочет он, скользя рукой по позвоночнику, ощущая трепет и терпкое желание девушки сквозь ткань пижамы, — лучше бы ты никогда не появлялась в моей жизни, — снова беспристрастно возвращается к губам, боясь оставить их без внимания хотя бы на несколько секунд. Макс дергается, разум затуманился до такой степени, что девушка окончательно теряет самообладание и перестает контролировать стоны, вырывающиеся из ее груди. Она всей душой ненавидела этого психа, готового грохнуть ее в любую секунду, но ничего не может поделать с очередным приливом новых ощущений после того, как он прикусывает мочку ее уха, предварительно проведя по ней горячим языком.        — Я никогда не прощу тебе… ее смерть — очередной продолжительный выдох, Макс понимает, что больше ничего не сдерживает ее запястья. Нейтан доверился внутреннему чутью, что она не сможет больше пересилить себя для того, чтобы предпринять попытки вырваться. В подобных идеях действительно больше не было смысла, Колфилд с омерзительным для нее удовольствием сносит любое касание и отвечает на каждый поцелуй своего мучителя. Ее тело отзывается на искреннюю чувственность этого мудака, и единственное, что остается — захлебываться в этом ебаном пиздеце и ощущать приливы новых эмоций всеми фибрами души.        — Признай, что ты всегда была одержима мыслями обо мне… — уверенность в его голосе заставила вздрогнуть, сердце пропустило новый заряд тревожности и беспокойности, — признай, что ты только и мечтала о моих прикосновениях, — с этими словами он вновь впился в ее губы, не давая подтвердить собственные догадки. Они долго не могли оторваться друг от друга, до сих пор не веря в реальность происходящего. Лишь когда кислород оказался на исходе, Макс легонько оперлась руками о грудь Нейтана, выражая желание сделать перерыв.       Прислушиваясь к этой немой просьбе, Прескотт пересел на кровать, усаживая девушку на колени, в глубокой задумчивости оглядывая ее с ног до головы. Макс беспокойно посмотрела на него, робко сдувая непослушную прядь русых волос, прилипших к потному лбу, с необъяснимым желанием потянувшись ладонью к его лицу, но Нейтан резко перехватил ее руку.        — Я ненавижу в тебе все, Колфилд, начиная с твоего уродского полароида и заканчивая этой детской пижамой с этими ебаными, сука, собачками, — его выражение лица выдавало решительность, смешиваясь с очередной накатившей готовностью коснуться этих сладостных губ.        — Прескотт, ты даже представить не можешь, насколько сильно я ненавижу тебя, — с той же уверенностью в голосе произнесла Макс, елозя на его коленях, специально раздражая его подобными выходками, — но в то же время я могу признаться, что зависима от этого пиздецового аттракциона эмоций, который ты так любезно предоставляешь.       Сидя в оцепенении, какое-то время Нейтан не мог вымолвить ни слова, глядя призрачно стеклянными глазами на лохматую голову и параллельно до боли сжимая ее икры.        — В общем, что и требовалось доказать, и весь траур по синеволосой занозе в заднице как рукой сняло, стоило разок припереть тебя к стенке.        От горечи произнесенных фраз, Макс потянулась дать ему привычную оплеуху, но ее рука была перехвачена в воздухе, а губы снова соединились в безумном азарте. Она ненавидела его всем сердцем и прекрасно осознавала, что никогда не признает в нем адекватного, здорового человека, но те ощущения, которые она получает в момент, когда Нейтан снова сжимает ее хрупкое тело в своих болезненных тисках, никогда не позволят оборвать с ним связь.