Сказка, рассказанная до конца

Северная Валетария, шато де Лаваль, за ** лет до Дня Наследия

      Трапезную залу наполняли дивные ароматы свежеиспечённого хлеба, пряного лука, сыра и терпкого красного вина. Широкие серебряные подносы, подобные лесным озёрам, были расставлены вдоль центральной линии длинного деревянного стола, устланного белой скатертью. На самих подносах располагались щедрые порции жареной оленины, тушёных бараньих потрохов, запечённых колбас из домашней птицы и обжаренных в масле диких голубей. Мясо, поданное и разделанное меньше четверти часа назад, истекало соками и топлёным жиром. От ровных кусков поднимался пар, пахло смесью шафрана, острого перца, изюма, мускатного ореха, имбиря и гвоздики.       Окна в трапезную залу были приоткрыты, оттого впускали в помещение прохладу вечера и шелест древесных крон под окнами замка. Царило лето, то была пора достатка и благоденствия. Герцог де Лаваль восседал во главе стола, а его молодая супруга располагалась по правую руку от него. Большая часть внимания обоих была прикована к содержимому фигурных позолоченных тарелок и высоких серебряных кубков, украшенных чеканкой с охотничьими мотивами. По полу, меж резными ножками стола, сновали два мидландских дога, а третий лениво возлежал у самого порога в трапезную.       То были крупные молодые кобели, короткой шерсти и чёрной, как смола, масти, без единого светлого пятна. Из-за длинных крепких лап в холке они достигали порядка двух с половиной футов. Узкие морды псов казались обрубленными на концах из-за массивных челюстей. Уши были острыми и вытянутыми, подобно наконечникам стрел, а глаза походили на человечьи. За время трапезы двое кобелей раз за разом приближались к гостю, третьему из людей, сидевших за столом. Псы замирали неподалёку и смотрели на него изучающе. После подходили ближе, заставляя его напрячься и вжаться в спинку сидения, и принюхивались к запёкшейся крови на его лице и руках.       – В чем дело, Клари? Вы не голодны? – низкий голос герцога нарушил тишину. – Вы совсем не притронулись к еде.       – Я уже сыт по горло происходяшим, – мужчина не предпринял попыток скрыть своё раздражение.       – Тогда выпейте. Промочите своё горло.       Предложение прозвучало подобно приказу, и граф де Клари неохотно подчинился. Поморщился, превозмогая боль из-за сбитых костяшек, но сумел обхватить пальцами ножку серебряного кубка. Вино в нём оставалось нетронутым. Густое и ярко-красное, оттенком оно напоминало первую девичью кровь. Пахло же лесными травами, вишней и горной фиалкой, что могли заглушать привкус ядов. Сомнения, сколь сильны они ни были, вскоре отступили, ведь их превозмогла жажда. От первого же глотка мужчина болезненно поморщился и простонал, почувствовав, как обожгло разбитые губы. О том, чтобы притронуться к мясу и потрохам на порционной тарелке, не могло быть и речи.       – Я хочу знать, что происходит! Почему я здесь?! – прохрипел он, едва вспышка боли начала угасать, и опустил кубок.       – Вы сидите со своим сюзереном и его супругой за одним столом. Я оказываю вам милость, – невозмутимо пояснил герцог Синяя Борода, разрезая ножом кусок оленины.       – Милость? – у Клари перехватило дыхание, а зелёные глаза наполнились яростью. – Я ехал к себе в крепость, а меня и моих слуг схватили ваши люди. Отобрали оружие. Избили и приволокли сюда силой, будто я преступник!       Слова, исполненные возмущения, сыпались одно за другим, будто монеты из тугого кошелька. Каждое последующее словно ударялось о предыдущее и разносилось по трапезной с большей силой. Лицо графа де Клари, искажённое усталостью и унижением, вмиг преобразилось. Дав волю гневу и уязвленной гордости, в тот миг он в самом деле стал похож на аристократа. На мужчину благородных кровей, чьи права на защиту и неприкосновенность посмели попрать.       Лицо герцога де Лаваль исказила гримаса скуки. Интерес к гостю у него мгновенно угас, а всё внимание сосредоточилось на лезвии ножа, что лежал в его руке. Тонкий и бритвенно острый, он как нельзя лучше подходил для разделки мяса. Без усилий погружался в стейк из оленины и разрезал волокна даже в тех местах, где мясо прилегало к кости и оставалось слегка сыроватым. Всего одним коротким движением Синяя Борода отрезал крупный, сочащийся жиром кусок, и взял его в левую руку.       – Вы, должно быть, заметили, граф, что я очень люблю собак. Держу их много. А знаете почему? – он склонил голову и протянул мясо одному из чёрных псов. – Они преданны хозяину. И умеют служить.       Мидландский дог, тот, что казался крупнее двух своих собратьев, в тот же миг уткнулся мордой в широкую ладонь хозяина. Обнажил острые желтоватые клыки и жадно заглотил кусок оленины. Однако и после того продолжил лизать огрубевшую кожу, то ли выражая благодарность, то ли собирая остатки мясного сока.       – А тот, кто служит мне, тот получает с моего стола лучшие куски, не так ли? – тонкие губы герцога де Лаваль растянулись в улыбке, отчего густая борода более не казалась столь жуткой.       На лице Клари отразилась растерянность. Взгляд его зелёных глаз заметался по сторонам, словно ища ответа. Сухие пальцы сами собой потянулись к серебряному кубку с вином, но вернули его на место, едва оторвав от поверхности стола. Конец языка безошибочно коснулся тех мест, где губы были разорваны и покрыты кровавыми ссадинами. Граф издал короткий вздох и заставил себя говорить:       – Смею заверить, Ваша Светлость, что семья де Клари всегда была верна не только короне, но и лично Вам, – речь его была исполнена достоинства, а спина стала держаться прямее. – Мои почившие отец и брат. А теперь и я. Я только принял командование в крепости Фем де Пьер, но уверяю вас...       Следующий кусок мяса герцог де Лаваль съел сам. Прожевывал его медленно, смакуя сложную игру специй, и с наслаждением сощурил синие глаза. Левой рукой он подхватил свой кубок, но осознал, что вина в нём осталось лишь на один ничтожный глоток. В тот же час он подвинул кубок в сторону супруги. Лоретта без промедления отложила приборы, коими разделывала голубиную тушку. Плавно поднялась со своего места, чтобы не примять пышный подол платья, и подхватила со стола высокую бутыль из цветного стекла. Склонилась со всей учтивостью и наполнила кубок супруга. В точности до самых краёв.       – Буду прямолинеен, Жером. Вы мне не нравитесь, – исполненным скуки тоном протянул де Лаваль и поднёс кубок к губам. – К тому же, я устал от вашей семейки.       – Но Ваша Светлость! – Клари невольно повысил голос.       Тело графа напряглось, ладони легли на край стола, поверх белоснежной скатерти, а ноги начали выпрямляться в коленях. Стоило ему приподняться над сидением стула, как один из мидландских догов разразился гневным рычанием и клацнул челюстями у его голени.       – Я рад, что вы столь откровенны со мной, – как можно более ровным тоном проговорил Клари и тут же опустился на сидение стула. Взор его был прикован к псу, но усилием воли сместился на сюзерена. – Но уверяю – я вас не разочарую.       Герцог де Лаваль заметно оживился. Неясно, что именно помогло ему развеять скуку, но лицо его приняло самое благостное выражение. В левой руке он всё также держал серебряный кубок с вином, правой же принялся поглаживать густую синюю бороду. Несколько долгих минут он с любопытством наблюдал за тем, как пес готовился вцепиться губами в ногу Клари, а второй подбадривал своего собрата лаем. Третий мидландский дог по-прежнему оставался у двери и никакого интереса к происходящему не выказывал.       Синяя Борода отвёл руку от лица и ловко щёлкнул пальцами. Короткий звук, подобный резкой оплеухе, заставил пса отступить от графа. Другой пёс был ниже собрата на четверть фута, но столь же послушно унял свой лай и отступил к ногам хозяина. Мясной награды за этим не последовало, оттого меньший из псов несколько раз ткнулся мордой в колено герцога и едва не получил удар сапогом. Следующий жест руки предназначался Лоретте и служил указанием к тому, что и ей следует опустить бутыль и занять своё место.       – Я вас не разочарую, – с облечением повторил Жером и покорно склонил голову.       – Конечно, не разочаруете. Потому что я долго думал, что с вами делать, Клари… – герцог де Лаваль позволил себе глоток вина. – Долго думал и… решил просто убить.       – Что, простите?       Голос графа дрогнул, а лицо сделалось белым, подобно снегу. Зрачки и радужка глаз стали походить на безжизненные осколки зелёного стекла. Фигура утратила статность, а плечи опасливо приподнялись. Клари со смесью растерянности и недоумения переводил взгляд то на своего сюзерена, то на его супругу, однако же чета де Лаваль будто и не желала ничего пояснять. Даже их псы молчали, расхаживая по трапезной. Гнетущая тишина сохранялась до тех самых пор, пока Жером не сорвался на смех. Неловкий. Истеричный. Надрывный, будто это звук издал вышедший из строя инструмент. Граф де Клари заставил себя улыбаться, из последних сил превозмогая боль от разбитых и воспалившихся губ.       – Вы… вправе решать мою судьбу, сир, – каждое слово он пронизывал предельной учтивостью. – Но в этом нет необходимости.       – Не переживайте. Вашего тела не найдут. А если найдут, то вряд ли смогут опознать, – герцог Синяя Борода вальяжно откинулся на спинку стула и опустил правую ладонь на голову самого крупного пса.       Клари нервно сглотнул. Холодный пот стекал по его лицу, разъедая ссадины. Тревога и смятение сменились ужасом. Нужные силы явились откуда-то свыше и заставили его вскочить со своего места.       – Вы… вы не посмеете, – он старался, чтобы его голос звучал также уверенно, как и у герцога. – У меня много людей, помимо тех, что были со мной. И меня нельзя так просто прирезать, как... какое-нибудь животное! – выкрикнул Клари и гневно развёл руками. – Я граф, комендант крепости Фем де Пьер, ваш вассал!       Меньший из мидландских догов только и ждал минуты, чтобы разразиться хриплым рычанием. Челюсти, тяжёлые и острые, вновь едва не сомкнулись на голени мужчины. В последний миг он успел поднять правую ногу и почти рухнул на сидение. Тяжёлый деревянный стул покачнулся под весом его тела, но сумел устоять на каменном полу.       – Да полно вам, Клари, вы такой же, как и все, – герцог де Лаваль усмехнулся и театрально развёл руками. – Думаете, вы первый? Да и кому вы нужны? Вы только что развелись. А пару месяцев назад лишись брата. Детей не имеете. У вас есть только сюзерен. И, может быть, пара-тройка любовниц.       – У меня есть друзья! И моё имя! Неужели все заслуги рода де Клари для вас лишь пустой звук?! – Жером обхватил себя руками, будто желая обезопаситься. – Мои предки были комендантами крепости Фем де Пьер долгие годы и служили королевству верой и правдой!       – Ах да, крепость Фем де Пьер… Придётся искать замену. Но это не проблема. Стоит кинуть кусок мяса, псы сами появятся... – герцог Синяя Борода повернулся левее и вновь опустил кубок около супруги. – Лотта, подлей мне ещё вина. И пора бы уже подавать говядину де бургонь.       Клари столь же быстро обратил свой взор на молодую герцогиню де Лаваль. Во взгляде его блеснула надежда. Болезненная бледность лица сменилась нездоровым румянцем, а ладони сомкнулись в умоляющем жесте.       – Лоретта, прошу вас. Вы должны прекратить это, – обратился он к супруге своего сюзерена, немного сбавив тон. – Ради вашей сестры. Она вряд ли бы желала мне смерти! Я был не стал с ней разводиться, если бы не... – речи Жерома умолкли на полуслове, а запал в них неожиданно угас.       Герцогиня де Лаваль бережно опустила на стол бутыль из зелёного стекла. Вина в нём оставалось не более чем восьмая доля, меж тем серебряный кубок герцога Синяя Борода вновь был наполнен до самых краёв. Лишь завершив начатое дело, она обратила взор на Жерома де Клари, некогда бывшего ей зятем. Не оставалось сомнений в том, что Лоретта слышала его отчаянную мольбу, различала и сознавала каждое сказанное им слово… но сердце её оставалось запертым на ключ. Красивое лицо, обрамлённое светлыми локонами, выражало лишь холодную надменность. Жестокость. Презрение.       – Прошу, нет, умоляю, вразумите своего супруга. Вы же не допустите, чтобы в вашем доме произошло убийство! – продолжил де Клари, с трудом пытаясь сохранить остатки достоинства. – Вы обязаны вмешаться!       – Ну раз вы так просите... – едва различимо промолвила она, приподнимая уголки губ, и взяла в руку серебряный кубок с вином.       Измученное, покрытое кровоподтёками лицо Клари немного прояснилось. Улыбка, неровная и болезненная, тронула его изуродованные губы. Взгляд прояснился, а руки опустились вдоль тела. Пальцы подрагивали от волнения и благоговейного трепета. Лоретта же посмотрела на собственного мужа, а потом жестом, исполненным изящества, замахнулась и выплеснула содержимое кубка в лицо графа де Клари.       Красное вино, подобно брызнувшей из раны крови, вмиг залило его зелёный сюртук и воротник нательной рубашки. Затекло в глаза, проникло в ноздри и рот. Принялось раздражать россыпь тонких царапин и воспалившихся ссадин. Жером издал громкий возглас. Исполненный обиды и разочарования. Покачнувшись, он оскорбленно склонился и перевел взгляд с Лоретты на её супруга.       – Это безумие! Вы оба помутились рассудком! – воскликнул Клари. Он напрягся и, чуть подавшись назад, потянулся за платком, чтобы утереть лицо. В тот самый миг герцог вскинул руку и вонзил нож, которым разделывал мясо, в кисть своего вассала. Лезвие беспрепятственно вошло через тыльную сторону ладони и, пройдя насквозь, через мышцы и сухожилия, остриём воткнулось в поверхность стола. На скатерть хлынула кровь.       Клари закричал. Сначала от неожиданности, потом от острой, пронзившей руку боли. Его длинные пальцы заскребли по скатерти, и кубок, стоящий рядом, упал, расплескивая остатки вина. Он дёрнулся всем телом, и герцог тотчас надавил на рукоять, проворачивая лезвие по часовой стрелке.       Крик графа де Клари перетёк в надрывный вопль. Он взвыл, как раненый зверь, и схватился за скатерть здоровой рукой. Столовые приборы, звякнув, посыпались ему на колени, пол. Рядом раздался мужской смех. Низкий, грудной, похожий раскаты грома. Подобно льстивой свите, следом за хозяином залаяли чёрные псы.       – Вам это не сойдет с рук. Король обо всём узнает, – прохрипел Клари, склонившись над столом и тяжело дыша.       – О чём? – с улыбкой спросил герцог де Лаваль и жестом руки велел супруге долить в кубок остатки вина. – О том, что на графа де Клари напали волки? И обглодали до костей?       Дыхание Жерома, мучительное и отрывистое, раз за разом обращалось в хрип. Он попытался подвигать согнутыми, липкими от крови пальцами, и это у него получилось с трудом. Тело свелось судорогой и накренилось вперёд. Псы лаяли. Тёмно-красное пятно на скатерти продолжало расти.       Пересиливая боль, граф, стиснув зубы, потянулся к позолоченной рукояти ножа, чтобы выдернуть его из своей ладони. Вторая рука тряслась, лицо было бледно, но взгляд приобрел некоторую сосредоточенность.       – Скатерть испорчена. Мне она нравилась из-за вышивки, – с досадой отметила герцогиня де Лаваль, занимая место подле супруга. – Надеюсь, вы не очень расстроены?       Герцог Синяя Борода не удостоил её ответом. Взор его был исполнен радости, ребяческого азарта. Зрачки сделались больше, а синяя радужка глаз казалась ярче привычного. Разгорячённый от вина и зрелища, он раз за разом смачивал губы, прикладывая их к кубку, и с каждым глотком улыбался всё шире. Отвлечь его сумел лишь негромкий стук в дверь.       Через порог трапезной залы переступил высокий седовласый мужчина. Как и подобает сенешалю, облачён он был в закрытый серый дублет, длиной до середины бедра, строгие чёрные брюки и высокие сапоги. Статус старшего слуги замка не позволял ему излишеств, оттого единственным украшением на его груди служила латунная брошь с гербом герцогства де Лаваль. Мужская рука, поднявшая вверх окровавленный меч с рукоятью, оплетённой тремя синими розами.       Чёрный мидландский дог, невозмутимо дремавший у самого входа, тотчас вскочил и угрожающе оскалился. Из горла его вырывался раскатистый хрип, а шерсть на загривке начала подниматься дыбом. Сенешаль, меж тем, не выказал на этот счёт никакого беспокойства. Шагом изящным, но твёрдым, он миновал рассвирепевшего кобеля и направился к обеденному столу своего господина.       – Помогите! Я ранен! – выпалил Жером, обратившись к слуге, крепко ухватившись за рукоять ножа здоровой рукой. – Мне нужен лекарь!       Сенешаль замер всего в шаге от него, но словно бы не заметил постороннего присутствия. Ни крики от страдальческой боли, ни вид повреждённой руки, ни даже скатерть, залитая кровью, не внушала ему повода для беспокойства. Как и надлежало старшему слуге, он остановился по левую руку от герцога де Лаваль и учтиво склонил перед ним голову. Собственные руки сенешаль картинно отвёл за спину, а спину держал с подлинным достоинством.       – Желает ли хозяин, чтобы подавали говядину де бургонь? – спросил он, стараясь перекричать неустанно лающих псов.       – Да, пусть подают, – ответил герцог Синяя Борода, касаясь крупного сапфирового перстня, что носил на правой руке. – И поменьше тимьяна и лука. Лотта их не очень любит.       Клари издал протяжный вопль и резким движением руки выдернул нож из левой ладони. Кровь хлынула с удвоенной силой. Пальцы, вцепившиеся в позолоченную рукоять, начали слабеть. Он тяжело выпрямился и обвёл взглядом вокруг себя. Чуя запах крови, двое псов лаяли рядом, но не смели нападать. Их чёрная, лоснящаяся шерсть стояла дыбом на загривках, сильные челюсти клацали в полуметре от его ног.       – Желаете подать грибной или брусничный соус? – услужливо спросил сенешаль.       – Принеси оба, – распорядился герцог Синяя Борода. – Я всегда оставляю право выбора.       Пока они говорили, Жером отложил нож и, схватив со стола плотную тканевую салфетку, попытался замотать ею ладонь, чтобы хотя бы остановить кровь. Наматывая её слой за слоем, он перевёл взор на бывшую свояченицу. Лоретта де Лаваль более не притронулась к голубиной тушке, а кубок с вином подле неё так и остался полупустым. Она выглядела спокойной, даже расслабленной. И в её ясных голубых глазах он не увидел ни сострадания, ни отвращения. Только радость. Она наслаждалась при виде чужих мучений и наблюдала за ними с нездоровым, почти садистским восторгом.       Клари сглотнул и спешно стянул край салфетки в тугой узел. Перевязка вышла грубой и неровной, а в самой середине уже успела пропитаться кровью. Меж тем чёрные псы, продолжали истошно лаять у его ног. Здоровой рукой Жером схватил с ближайшей тарелки куски мяса и потрохов, а после отшвырнул в сторону, к стене.       Один из догов, помельче, которому ещё ничего не перепало за столом за этот ужин, тут же кинулся за добычей. Второй же крутанулся на месте, клацнул зубами, но вновь развернул морду к Клари. Тот подался вдоль стола, пытаясь увеличить между ними расстояние, но пёс уже бросился к нему.       Не имея и минуты на раздумья, Жером схватил со стола уже окровавленный нож. И только голова пса оказалась у его груди, граф первым нанёс удар. Всего один быстрый, отточенный взмах кистью рассёк воздух. Лезвие ножа, подобно острому жалу, безо всякого труда вонзилось в горло собаки. Трапезную залу наполнил истошный вой. Клари оттолкнул пса и попятился. Смертельно раненый кобель издал хрип, медленно перетекающий в скулёж. Чёрная шесть его окрасилась кровью. Крупное тело рухнуло на пол, длинные лапы свело в судорогах. Глаза начали стекленеть, меж клыков выступила розовая пена.       Следом раздался женский крик.       – Гарм! Нет!       Крик, исполненный ужаса и невыносимой скорби. Лоретта вмиг поднялась из-за стола и помчалась к псу толь же быстро, сколь мог позволить тяжёлый многослойный подол её дорогого платья. Прекрасное юное лицо герцогини де Лаваль исказила невыносимая боль, по щекам полились слёзы. Будто не замечая присутствия Клари, она упала на колени рядом с телом пса и принялась истошно рыдать.       – Ваша Светлость, он убил Гарма!       Жером бросился от неё прочь. Едва не поскользнувшись в луже крови, он побежал, придерживая раненую руку здоровой. Трапезная зала наполнилась истошным воем. Оставшиеся псы бросились к нему, чтобы окружить, будто дикого зайца. Пути отсюда не было. Это осознавали все. В особенности сам герцог Синяя Борода. За это время он проронил ни слова, не предпринял ни единой попытки вмешаться и прекратить творящееся безумие. Лишь с ребяческим восторгом наблюдал за тем, как отчаянно пытается бороться за жизнь граф де Клари.       Тому оставался лишь один выход. Жером помчался к окну. К высокому и узкому окну в резной деревянной раме, что было открытым. Бежал так быстро, как могло ему позволить ослабевшее тело. Вскочив на небольшую софу, что была придвинута к стене, он настежь отворил створки окна и начал забираться на широкий каменный подоконник. И лишь в тот миг граф де Клари осознал, что трапезная зала господ располагалась на втором уровне замка. На высоте порядка шестнадцати футов. Скорость падения могли замедлить лишь густые древесные кроны, но не одна из них не сумела бы удержать взрослого мужчину. Жером медлил. Раздумывал, силясь принять выбор. Оглянулся назад и в этот самый миг понял, что один из чёрных псов ухватился зубами в край его сюртука.       Клари накренился назад и отчаянно попытался уцепиться пальцами в резные края оконной рамы. Мидландский дог, подобно тягловой лошади, потянул его назад. Тем же часом его более мелкий собрат пытался вонзить острые клыки в лодыжку мужчины. Плотная кожа высоких сапог сумела защитить кожу и мышцы, но не в силах была уберечь от неподдельного ужаса. Жером закричал и упал на спину.       Удар о каменный пол пришёлся точно в затылок. В голове зашумело, словно вместо неё был колокол. Воздух покинул легкие, но новый вдох Клари был не под силу. Все двести фунтов веса мидландского дога обрушились на его грудь. Чёрный кобель, тот, что был крупнее размером, навалился на мужчину брюшиной и передними лапами. Короткая, но плотная шерсть попадала в лёгкие с каждым отчаянным вдохом. С каждой попыткой закричать и воззвать на помощь. От массивной вытянутой морды несло чем-то гнилостным.       Другой пёс, тот, что был меньше и резвее, яростно впился в повреждённую руку де Клари. Мощные челюсти мидландского дога без труда разрывали кожу и с каждым разом все сильнее вгрызались в мышцы. Раздался хруст перекусываемых костей. Кровь хлынула бурным потоком. Жером не чувствовал её обжигающего тепла, поскольку разум его охватила невыносимая боль. Он кричал. Вскидывал ноги и здоровую руку. Пытался отбиться из последних сил.       Наконец, удар кулака пришёлся точно в нижнюю челюсть крупной псины. Слух Клари пронзил скулёж, почти сразу обернувшийся рычанием. То был низкий, ровный звук, шедший из самой утробы. Отражавший всю истинную суть охотничьей собаки. Жером попытался было вскинуть руку и впиться в глаза животного, но не успел. Его пальцы ухватились за нижнюю челюсть пса, скользнули по языку, но пёс, преодолев сопротивление его руки, вспорол горло графа клыками. Последним, что успел ощутить Клари, был сладковато-гнилостный запах мяса и специй. Кровь хлынула из его разорванного горла, заливая собой холодный каменный пол трапезной залы. Псы яростно набросились на свою добычу.       – Я… я распоряжусь над тем, чтобы слуги немедля прибрали здесь, хозяин, – тон сенешаля оставался сухим, но исполненным учтивости.       – Пусть порезвятся, – герцог Синяя Борода находился в приятнейшем расположении духа и самолично поднялся из-за стола. – Вели принести говядину. И замени скатерть.       – Как вам будет угодно.       Сенешаль учтиво поклонился и поспешил удалиться из трапезной залы. Лицо его было бледно, а ладонь отчаянно тянулась ко рту, будто пыталась нечто скрыть. Однако стоило ему повернуться к выходу, как внимание его привлёк женский голос.       – И сделайте что-нибудь с Гармом, – Лоретта де Лаваль коротко всхлипнула и указала рукой на тушу чёрного пса. Из его горла по-прежнему торчала рукоять столового ножа.       – Непременно, – старший слуга исполнил короткий кивок головой. – Быть может хозяйка желает воды? Или чего-то крепкого?       – Нет. Я в порядке.       Вопреки собственным словам, по щекам молодой герцогини де Лаваль продолжали течь слёзы. Две последних она изящно смахнула краешком кружевного рукава. Сенешаль едва успел скрыться за дверью трапезной залы, когда она остановилась по правую руку от своего супруга. Герцог Синяя Борода от собственных собак держался в стороне, но высоты его роста было достаточно, чтобы лицезреть, как неугодный аристократ, потомок знатного рода, за считанные минуты превращается в бесформенный кусок мяса и костей. Псы шумно лакали кровь, скулили от восторга, заглатывая куски, и снова и снова опускали морды, чтобы рвать человеческую плоть. Воистину завораживающее зрелище…       – Как думаете, он собирался сбежать или покончить с собой? – спросила Лоретта, стараясь не морщить переносицу.       – Зная себя, я бы рассчитывал на второе.       – А ведь сестре он нравился. Она очень любила его, – голос её наконец стал обретать привычное спокойствие.       Меж тем, герцог Синяя Борода наконец обратил на неё внимание. Повернулся в её сторону и теперь взирал пристально, грозно. Словно бы с молчаливым упрёком.       – Тебе что, его жаль?       – Нет. Он был плохим человеком, – без тени раздумий ответила Лоретта де Лаваль. – Он ведь отказался от сестры, когда узнал, что она никогда не сможет родить.       – Ах, да… – тон герцога заметно смягчился, а пальцы его правой руки заботливо заправили за ухо супруги длинный белокурый локон. – Я всё ещё надеюсь, что ты как раз способна родить.