Сказка, рассказанная до конца

Северная Валетария, шато де Лаваль, за 19 лет до Дня Наследия

      Взор Лоретты выглядел потухшим. Румянец сошёл с нежной кожи, и теперь она походила на тусклый фарфор. Черты, некогда исполненные девичьего очарования, заострились и делали лицо подобным маске. Тонкие скулы выступали столь резко, что вкупе с узким подбородком придавали лицу тревожного напряжения. На нижней губе, мягкой и чувственной, явственно проглядывались следы от укусов. Волосы цвета шампань струились по плечам ровными локонами, где каждая прядка знала отведённое ей место.       Узкие ладони скользнули по груди, приминая батистовую ткань ночной сорочки. Пальцы подобрались к основанию шеи и потянули за конец тонкой завязки. Сперва узел сжался теснее, словно крохотный кулак, но тотчас ослабил свою хватку. Пальцы Лоретты продолжили тянуть за края ткани до той поры, пока те покорно не расступились, обнажив высокую пышную грудь. Некогда прежде эти формы способны были вызвать восторг у мужчин и зависть у женщин. Теперь же соски испещряли мелкие трещинки, а ореолы вокруг них приобрели нездоровую красноту. На коже явственно выступали неровные дуги от укусов и тёмные пятна, которые поднимались всё выше и на самой шее складывались в тёмный след от тяжёлых мужских ладоней.       Взор Лоретты безучастно скользил по собственному отражению в зеркале резного туалетного столика. Руки же спустились к столешнице и потянулись к высокой керамической шкатулке. Овальная чаша с плоским дном и выпуклой крышечкой в форме улиточной раковины выглядела непримечательно. Попросту терялась посреди множества стеклянных флаконов, мягких пуховок для жемчужной пудры и горшочков розовых румян. Однако особую ценность представляло его содержимое, изготовленное на островах Летнего Предела. Густой молочно-белый крем по текстуре своей походил на взбитое масло, а в кожу впитывался почти мгновенно. Лоретта принялась наносить его на грудь, плечи и шею мягкими, поглаживающими движениями. Подобно скульптору, что бережно реставрирует своё творение. Скрывает все изъяны, возвращая утраченное совершенство.       Стук в дверь заставил Лоретту вздрогнуть. Сердце её пропустило удар, а разум застыл в знакомом оцепенении. Реальность вокруг словно бы сделалась фальшивой. Роскошный будуар, отведённый в её личное распоряжение, стал походить на кукольный домик. Уютный, но невыразимо хрупкий. Способный разрушиться от любого неосторожного движения. Время замедлилось. Застыло. Лишило её собственных мыслей и чувств. Тонкие пальцы правой руки застыли на обнажённой груди. Ладонь сдвинулась немного в сторону и изогнулась в подобии чаши, пытаясь прикрыть уязвимую наготу.       Стук повторился. Прозвучал он столь явственно, что отрешённость вмиг исчезла. Развеялась, подобно тонкому дымку от зажжённых свечей. Позволила Лоретте возвратиться к реальности, принять её и ощутить в полной мере. Герцогиня огляделась, обвела взглядом покои и смогла различить стройные ряды шкафов, прикроватные тумбы, разостланную кровать под тяжёлым небесно-голубым балдахином. За окном подвывал осенний ветер, слышался отдалённый шум деревьев. То была пора тревоги и увядания.       – Ваша Милость! – из-за двери послышался высокий девичий голос. – Вы в добром здравии? Позвольте мне войти…       Лоретта опустила шкатулку с кремом на край туалетного столика. Обе руки её оказались свободны, но движения их выходили неловкими. Пальцы то и дело цеплялись за петли шнуровки, а края батистовой ткани упрямо сминались, не до конца скрывая объёмную грудь. Минуло не меньше полутора минут, прежде чем герцогиня сумела правильно стянуть шнуровку, а края завязок оставила свободно спадать.       – Войди, Сюзанна, – позволила она, придавая речи нарочитую властность       В тот самый миг отверстие замочной скважины заполнил ключ. Копия, изготовленная по образу и подобию оригинала, который сама Лоретта носила в личной связке ключей. Дверь в будуар отворилась, едва минуло три быстрых оборота замка.       Через порог покоев ступила молодая девушка. Согласно заведённому порядку, закрыла за собой дверь и тотчас исполнила книксен. Подобно другим служанкам в шато де Лавать, облачена она была в строгое платье из серой шерсти и чёрный атласный передник. Однако, среди прочего штата прислуги, Сюзанне удавалось запомниться настолько, чтобы имя её само собой всплывало в памяти, стоило бросить на неё короткий взор. На вид этой девушке едва ли можно было дать шестнадцать лет. От природы она была худой и низкорослой, с короткими ногами и столь же небольшими руками. Круглое лицо её напоминало чайное блюдце, а длинные светлые волосы, стянутые в тугой пучок, отливали золотом. Движения её были быстрыми и суетливыми, но ни один предмет не ухитрялся выскользнуть из проворных рук.       – Его Светлость вернулся, – торопливо объявила Сюзанна, едва выпрямив спину.       – Когда? – голос Лоретты дрогнул.       Не дождавшись ответа, она оперлась руками о край туалетного столика, а стопы обеих ног приподняла над полом. Правая из них без видимых усилий погрузилась в изящную туфлю, обшитую кремовым бархатом. Левой же с трудом удавалось нащупать мягкие края.       – Менее четверти часа. И он в дурном расположении духа, – Сюзанна в несколько быстрых шагов оказалась у туалетного столика и услужливо опустилась на колени.       – Где он сейчас? – спросила Лоретта, чуть сдвинув левую ногу.       – Пожелал отдыхать в малой гостиной, Ваша Милость, – руки Сюзанны невесомо коснулись бледной стопы и облачили её в туфлю. – Велел принести ему бутыль любимого вина и…       – Подай пеньюар, – потребовала герцогиня, поджимая мягкие губы.       – Но… он ещё не посылал за вами, – служанка выпрямила спину и шире распахнула бледно-голубые глаза.       – Подай пеньюар, Сюзанна, – тон Лоретты не терпел возражений, а тонкие пальцы гневно сжали подлокотники стула.       Служанка склонилась в почтительном поклоне. Не успело минуть и одной минуты, как она вскочила на ноги и сняла пеньюар со спинки высокого стула. Нежный шифон кремового оттенка был расшит тонкой вышивкой в традициях Северной Валетарии: колючие побеги и крупные бутоны роз симметрично сменяли друг друга по краю рукавов, вдоль карманов и по всей длине пояса. В правом кармане отчётливо проглядывалась тяжёлая связка ключей.       Лоретта поднялась со стула и отступила немного в сторону. Едва поравнявшись с Сюзанной, повернулась к ней спиной и позволила облачить себя. Путь до малой гостиной она знала так же хорошо, как содержимое собственных шкатулок, однако о том, сколько времени потребуется, чтобы успеть явиться туда, она не смела и предположить. Его могло быть как в избытке, а могло и катастрофически не хватить. Всё зависело от того, насколько Его Светлость желал её увидеть и как скоро раздумывал послать за ней. Явиться следовало быстро. Чем быстрее, тем лучше.       – Сюзанна, застели тут постель и погаси свечи, – распорядилась герцогиня де Лаваль, обведя взглядом свой будуар. – Потом запрёшь покои своим ключом.       Служанка утвердительно кивнула и вновь исполнила книксен. Движение это вышло столь отточенным, словно она проводила долгие часы, повторяя его исполнение. В другой час Лоретта могла бы отметить эту деталь, хотя статус Хозяйки подобной любезности к слугам не предполагал. Да и мысли её занимал лишь путь до малой гостиной.       Герцогиня де Лаваль переступила порог личных покоев и подняла с постамента в коридоре небольшой масляный фонарь. Изогнутая латунная ручка на ощупь оставалась холодной, не обжигала пальцы. Жар исходил лишь от стекла, раскалённого горящим фитилём. Тлел тот ярко и интенсивно, поскольку не имел представления о том, сколь малый срок был отведён ему судьбой. Пропитанный в жире, он существовал ради одной единственной цели и сгорал, не допуская и мысли о том, что окончит свой путь ничтожной горсткой пепла, а на его месте появится аналогичный отрез промасленной бечёвки.       Столь трагичные раздумья посещали Лоретту нечасто. Большую часть жизни они и вовсе были ей не ведомы. Меж тем, замужняя жизнь помогла ей привыкнуть к одиночеству и находить развлечения в собственных мыслях. Равно как и научила по-иному расценивать людей, замечать в них ресурс, пригодный для извлечения выгоды. Подобный взгляд на мир как нельзя более подходил к нынешнему статусу, однако не избавлял её от чувства уязвимости.       В дневное время шато де Лаваль не внушал ей ни малейшего беспокойства. Меж тем с наступлением сумерек и до самого рассвета, перемещение по замку приходилось сводить к минимуму. Не столь от того, что велик был риск заплутать или вывихнуть лодыжку, споткнувшись на каменных ступенях, сколь от необъяснимого, зловещего предчувствия. Чувства тревоги, что забиралось под кожу, впивалось в сердце подобно острым иглам и разносилось по телу до самых кончиков пальцев. Явилось оно и теперь, оттого Лоретта вынуждала себя поторапливаться, стремилась как можно скорее достигнуть малой гостиной.       Несколько длинных каменных коридоров, украшенных гобеленами и элементами доспехов, слились для неё в единый извилистый путь. Дабы не сбиться с него и избавить себя от навязчивой тревоги, герцогиня де Лаваль опустила левую руку в карман пеньюара и принялась перебирать пальцами увесистую связку ключей. Все они принадлежали ей по праву, как Хозяйке шато де Лаваль. Каждый из них способен был открыть ей путь в любой из потаённых уголков этого места. В её полном распоряжении находились ключи от жилых и хозяйственных помещений, от тех покоев, что принадлежали господам, до личных комнат, отведённых слугам. Во всяком случае, она была в этом уверена. И лишь мысль об этом наполняла Лоретту ощущением силы и абсолютной власти над шато де Лаваль. С каждым позвякиванием ключи словно вторили её собственным мыслям, единогласно твердили о том, что страшиться ей некого.       Меж тем, до малой гостиной оставался всего один поворот. Герцогиня ускорила шаг, но свет масляного фонаря направила чуть ниже, опасаясь наступить на край ночной сорочки. Даже в мягких бархатных туфлях она явственно слышала отзвуки от собственных шагов. Размытые и приглушённые, будто источник их находился немного в стороне.       Лоретта остановилась и подняла правую руку. Круглое пятно света выхватило из тьмы очертания манекенов, облачённых в рыцарские доспехи времён Рубиновой Войны. И хоть в отдалении они и впрямь походили на человеческую фигуру, но шагать самостоятельно уж точно не могли. Герцогиня де Лаваль облегчённо выдохнула и подступила к дверям малой гостиной. Невысокие и двустворчатые, ровной прямоугольной формы они были украшены фигурной резьбой в виде двух пеших рыцарей, скрестивших свои мечи. Причина столь яростного поединка оставалась не ясна. Быть может, оба рыцаря сражались на турнире или же боролись за сердце прекрасной дамы на дуэли.       Пальцами левой руки Лоретта вновь коснулась связки ключей. Те ударялись друг о друга и издавали тихое негромкое позвякивание. Плавное и переливчатое, подобное женскому смеху. Едва нащупав нужный ключ, герцогиня де Лаваль заставила себя обернуться. В коридоре перед малой гостиной по-прежнему не показалось ни одной живой души. А рыцарские доспехи всё столь же безмолвно несли свою стражу и уж точно не посмели бы насмехаться над Хозяйкой.       Лоретта вновь обратила свой взор ко входу и лишь теперь осознала, что дверь в малую гостиную была не заперта. Её тонкие брови приподнялись в удивлении, но руки плавно опустили масляную лампу на отведённый ей постамент. Лишь отпустив латунную ручку, она ощутила, сколь тяжёлой была её ноша, и встряхнула тонкой кистью. После того приосанилась и трижды постучала по двери. Сердце замерло в груди, а время словно бы остановилось. Лишь крохотный фитиль масляной лампы продолжал гореть, напоминая о том, что срок его жизни неизбежно подходил к концу.       Ответа не последовало. Не прозвучало как позволения, так и запрета на то, чтобы войти. Оттого герцогиня де Лаваль всё же толкнула одну из парных дверей и переступила порог малой гостиной. Внутри оказалось заметно теплее, чем в каменных коридорах замка. Причиной тому служил ярко растопленный камин, пожиравший поленья огненными языками. Два крупных мидландских дога вальяжно разлеглись на каменном полу, подставив к источнику тепла смолисто-чёрные брюхи.       Герцог Синяя Борода расположился на широкой резной софе, обтянутой красным бархатом. Ноги его лежали на деревянной подставке так, что подошвы дорожных сапог были обращены к пламени камина. По правую руку от мужчины находился невысокий деревянный столик с початой винной бутылью из зелёного стекла и небольшим серебряным подносом с уложенными на нём ровными кусочками сыра. Серебряный кубок с вином неподвижно застыл в правой руке, а сам герцог вглядывался в языки пламени.       Обращённый спиной ко входу, он, вопреки собственным привычкам, не проявил к вошедшей супруге никакого интереса. Будто и вовсе не заметил её появления. Сама же Лоретта тотчас обратила взор на тяжёлый меховой плащ, небрежно брошенный на спинку бархатного кресла. Тот самый плащ, что укрывал плечи её супруга в тот день, когда он отправился в Мидланд. Герцогиня де Лаваль осторожно прошла в глубь малой гостиной. Шаги её на мягком ковре были практически бесшумны, и лишь подол ночной сорочки создавал лёгкий шелест.       – Ваша Светлость, вы вернулись, – осторожно промолвила она, обходя софу.       Герцог Синяя Борода обратил в её сторону тяжёлый утомлённый взор. Облачён он был в длинные брюки из чёрного бархата и тёмно-синий дублет с высоким воротником. Однако теперь тот был небрежно расстегнут до груди и выдавал влажное кружево нетельной рубашки. От мужчины несло застарелым потом, вином и едва различимым запахом гари.       – А, Лотта… Ты уже здесь? – с тонких губ его сорвался язвительный смешок. – Иди в спальню, я скоро буду.       Вопреки его воле, герцогиня де Лаваль обошла софу с другого конца и плавно опустилась на свободную часть сидения. Лишь теперь, в свете яркого камина, она смогла узреть правую половину лица своего супруга. Кожа на щеке была иссиня-чёрной, покрытой тёмными пятнами от подсохших волдырей. Волоски в бороде и усах оказались оплавлены подобно тому, как смолят дичь перед тем, как отправить кухарке. Правый глаз выглядел заплывшим, а верхнему веку удавалось приподняться лишь на тонкую щель.       – Ваша Светлость, что с Вашим лицом? – голос Лоретты дрогнул от проступившей в нём неподдельной тревоги. – Вы были ранены? Мне послать за лекарем?       – Обычный ожог. Уже заживает, – с неохотой пояснил Синяя Борода и опустил кубок с вином на край серебряного подноса.       Тёмный след отнюдь не выглядел обычным. Форма его, узкая и вытянутая, сливалась в единое пятно лишь у подбородка и нижней части щеки. Вдоль скул и до самого глаза отметина распадалась на несколько узких пятен поменьше. О количестве их судить было непросто. При прямом взоре на лицо герцога насчитывалось ровно три узкие отметины. Однако стоило ему повернуть голову в сторону и отвлечься на кубок с вином, как на краю щеки и у самого уха стали проглядываться ещё два вытянутых следа. Гораздо меньшие, чем три предыдущих.       Лоретта обратила свой взор к растопленному камину и попыталась вообразить. Явственно представить, как способно исказиться человеческое лицо, если хоть малая часть его окажется погружённой в открытое пламя. Будто ведомая предчувствием, она подвинулась к супругу теснее. Вскинула тонкую кисть правой руки и несколько мгновений неотрывно взирала на собственные пальцы. Тонкие светлые брови на лице её приподнялись, глаза тотчас распахнулись, выдав озарение.       Дыхание замерло в груди. Бледная ладонь потянулась к мужскому лицу. К той его стороне, что была нещадно обожжена пламенем. Тёмным, противоестественным. Чем ближе кисть Лоретты оказывалась к воспалённой коже, тем более явно соотносилась её тень с тёмными пятнами. Сходились и ширина, и общий размер ладони. Лишь длина и расстояние между пальцами явственно твердили о том, что след этот остался от кого-то иного.       Раздался приглушённый хлопок. Женская рука неподвижно застыла, так и не сумев коснуться обожжённой щеки. Пальцы герцога Синяя Борода стиснули запястье супруги столь сильно, что под кожей вмиг проступила краснота.       – Лучше не трогай, – тон его по обыкновению возражений не терпел.       Герцогиня де Лаваль послушно кивнула. Губы её сомкнулись столь тесно, что не могли обронить ни единого слова. Скулы же напряглись, на лбу проступили морщинки, подобно сколам на тонком фарфоре. Однако продолжать герцог Синяя Борода не вознамерился. Лишь выждал несколько мгновений, а после всё же выпустил запястье из свой стальной хватки.       – Как вы обожглись? – спросила Лоретта, не сразу обратив взор в его сторону.       Ответа на сей раз не прозвучало. Слуха её коснулся лишь тяжёлый, хриплый вздох. А после лицо герцога отчего-то сделалось безучастным, словно вовсе позабыло о выражении чувств. Правый глаз его был почти полностью скрыт опалённым веком, а левый, хоть и оставался открыт, походил на безжизненный осколок сапфира. Зрачок оставался недвижим и расширен сильнее привычного. Взор этот способен был напугать, но в тот же час завораживал.       Лоретта растерянно встряхнула головой. Разум её словно заволокло плотной дымкой, а мысли отчего-то утратили очертания. Приходилось утруждаться, сильнее морщить лоб, силясь вспомнить о том, что занимало её думы лишь мгновения назад. Ладонью она потянулись к своему лицу. Указательным и средним пальцами коснулась правого виска. Губы её неловко разомкнулись, язык сделался тяжёлым, словно был отлит из металла.       – Кто… кто посмел сделать такое… с Вами?       Герцог де Лаваль и в этот раз не удостоил её ответом. Уголки губ на его широком лице дрогнули. Обе ноги он тотчас спустил на пол с деревянной подставки, а левой рукой ухватился за тонкую талию и рывком притянул супругу к себе. Тишину малой гостиной рассёк отрывистый женский возглас. Нескладный, растерянный, исполненный тревоги. Лоретта всем естеством ощутила близость герцога Синяя Борода. Могла лицезреть его тяжёлый взор, различить очередной язвительный смешок, вдохнуть запах утомлённого дорогой тела.       Меж тем правая ладонь мужчины с завидным проворством подобралась к пышной женской груди. Грубые пальцы забрались под шнуровку сорочки и оттянули тонкие завязки. Мягкая батистовая ткань покорно расступалась, стоило натяжению лишь немного ослабнуть. Тяжёлая ладонь погрузилась в открывшийся вырез и смяла одну из грудей.       – Как твое самочувствие? – спросил герцог де Лаваль, сжимая меж пальцами округлый сосок. – Проявились ли какие-то признаки беременности?       – Я… не уверена, – отозвалась Лоретта, силясь не выдать собственного беспокойства. – Пару дней назад я испытывала головокружение во время прогулки в саду. И у меня обострилась чувствительность к запахам.       – А что с циклами?       Вопрос вынудил герцогиню скривить линию губ и стыдливо отвести взор. Столь простой и короткий, он всё же бил точно в цель. Требовал дать ответ так, чтобы в его истинности не осталось никаких сомнений. Сколь бы неудобен тот ни был. И какая бы реакция за этим ни последовала.       – Они… завершились несколько дней назад.       Герцог Синяя Борода театрально закатил левый глаз. В лице его явственно проступила смесь раздражения, недовольства, пренебрежения. Пальцы правой руки усилили хватку, подобно клещам сжимая нежную кожу груди. Округлые концы ногтей впились столь сильно, что оставили после себя тонкие изогнутые царапины.       Лоретта не сумела сдержать стон. Протяжный и болезненный, полный сожаления, искреннего лишь отчасти. Хрупкое тело её напряглось, словно натянутая струна. Пальцы обеих ног упёрлись в поверхность пола, а пятки приподнялись столь резко, что выскользнули из мягких туфель. Тонкая кисть левой руки незаметно сжала край обитого бархатом сидения.       – Но у нас ведь… ещё есть время, не так ли? – тон её сделался вкрадчивым, а лицо вновь обратилось к супругу.       – У нас? – тотчас же переспросил герцог, в недоумении вскинув опалённую бровь. – Не у нас, а у тебя.       Лоретта тревожно сглотнула, однако же не сдалась. Она даже немного приосанилась и вскинула узкий подбородок. Тотчас с её губ стали срываться с невиданной ранее дерзостью слова, одно за другим. Подобно воде, что вытекала из переполненного сосуда.       – Вашей Светлости следует больше времени проводить со мной, – пауза придала её тону решимости. – И ни на кого не отвлекаться.       – О чём это ты?       Пальцы герцога де Лаваль ослабили хватку. Ладонь по-прежнему покрывала женскую грудь, однако более не оказывала ощутимого давления. Искра тревожного напряжения проникла под его кожу, но должного эффекта не возымела. На лице его, обезображенном тёмным пятном, проступило лишь неподдельное любопытство.       Перемена в настрое супруга от Лоретты не укрылась. Истинность подозрений, гложущих её сердце, словно червь спелое яблоко, теперь казалась очевидной. Глаза её презрительно сощурились, а губы сжались в тонкую линию. Разум словно перестал замечать большую часть мужского лица. Всё внимание герцогини де Лаваль было приковано исключительно к правой его половине. К отметинам, что могло оставить лишь тёмное магическое пламя.       – Вы любите бывать в Мидланде. При дворе Её Величества Ивилин, – нарочито неспешно начала она. – Полагаю, удовлетворить её на этот раз Вам оказалось не по силам.       Сердце Лоретты пропустило удар. Осознание собственной дерзости явилось ей лишь мгновение спустя. Уже после того, как слова, исполненные ревности и обиды сорвались с её губ и отзвучали в малой гостиной. Время вокруг будто замерло, а реальность знакомо исказилась. Треск поленьев в камине, доселе едва различимый, резал слух подобно металлическому скрежету.       Вид герцога Синяя Борода переменился. Скупые осколки эмоций исчезли окончательно. Его широкое лицо застыло в исступлении, отчего стало похожим на двухцветную маску. На нём не дрогнул ни один мускул. Брови и линия рта сохранили своё положение, и лишь взор его сделался иным. Левый глаз, тот, что не был скрыт обожжённым веком, потемнел. Оттого радужка, прежде насыщенно-синяя, сделалась по цвету подобной пролитым чернилам.       Кисть правой руки, что свободно располагалась поверх женской груди взметнулась к шее. Пальцы, сильные и грубые, вцепились в горло, подобно челюстям охотничьего пса. Лоретта испуганно вскрикнула и мгновение спустя ухватилась обеими руками за запястье супруга, чтобы ослабить хватку. Тело её напряглось, кровь прилила к лицу. Она упёрлась ногами в пол и подалась назад, пытаясь освободиться из хватки. Туфли мешали, потому Лоретта тут же столкнула их одну за другой со ступней.       Меж тем, герцог Синяя Борода более не казался удручённым. Безразличие на его лице сменилось восторгом. Левый глаз его был распахнут, на широком лбу выступила испарина. Тяжёлое дыхание сделалось частым и отрывистым, а тонкие губы растянулись в улыбке, которая из-за обожжённой части лица казалась гротескной. Отпустив талию супруги, герцог вскинул вторую руку, чтобы сжать её шею уже обеими ладонями.       Лоретта замотала головой, но тут же ощутила, как один из больших пальцев лёг на её горло и нажал так сильно, что она издала короткий, сдавленный хрип. К глазам подступали слёзы, а губы беспомощно размыкались, словно у рыбы, выброшенной на берег.       Но супруг и не думал ослаблять хватку. Его грузное тело чуть накренилось, словно он собирался навалиться на неё всем весом, а Лоретта знала, каким он мог быть тяжёлым. Руки её взметнулись и ударили по руке герцога. Потом ещё. Но тело его не сдвинулось ни на дюйм, будто было высечено из цельного куска камня.       Взгляд Лоретты заметался по сторонам, но потом снова остановился на лице супруга. Её собственные черты исказились и потемнели. Из горла вместо привычного дыхания вырывался приглушённый хрип. Тело сотрясали судороги. Ступни скользили по ковру, задевали ноги супруга, обутые в сапоги. Она вновь и вновь поднимала руки, обрушивая на плечи герцога Синяя Борода россыпь ударов, но ни один из них эффекта не возымел. Чем яростнее восьмая супруга хваталась за собственную жизнь, тем с большим упоением продолжал он сжимать её горло. Дыхание его сбилось, на шее вздулись жилы от напряжения.       И Лоретта, будто впервые осознав, как ценна её жизнь, обхватила ладонями лицо герцога и впилась пальцами в его правую щёку. Ногти вошли в повреждённую, только начавшую заживать кожу, срывая образовавшуюся от лопнувших волдырей корку.       Герцог закричал. Вспышка боли вмиг вынудила его выпустить шею Лоретты и отпрянуть назад. Он вскинул ладонь к собственному лицу. Правая сторона горела огнём, её словно прижгли раскалённым металлом. Кровь окрасила подбородок и остатки бороды.       Половину взора заслонила ярко-алая пелена. Левый глаз меж тем явственно взирал на то, как восьмая супруга, освобождённая от его хватки, откинулась спиной на софу, хрипло дыша. Подобно загнанной лошади, добравшейся до водопоя, она хватала воздух столь жадно, что в лёгких тому не доставало места. Пышная грудь вздымалась и опускалась, отчего тонкая завязка шнуровки разошлась окончательно. Обе груди вывалились из лифа, тело била крупная дрожь. Герцогиня де Лаваль походила на тряпичную куклу. Голова её была повёрнута набок, руки небрежно раскинуты в стороны, а бёдра завлекающе раздвинуты.       Герцог Синяя Борода приподнялся. Его широкие грубые ладони ухватились за подол ночной сорочки. Мягкая ткань поддалась без малейшего сопротивления и с треском, подобным девичьему крику, разорвалась на две неравных части. Крепкие пальцы мужчины тотчас ухватили ноги под коленями и столь же бесцеремонно развели их в обе стороны. Восьмая супруга силилась было возразить. Приподнять голову или сдвинуть бёдра. Однако же сил её хватило лишь на то, чтобы застонать. Жалостливо, умоляюще-протяжно.       Но герцог де Лаваль изнемогал от нетерпения. Он потянулся к собственным брюкам. Пальцы его несколько долгих мгновений терзали концы завязок. Меж тем по телу одна за другой прокатывались волны жара. Столь яростного, что способен был превзойти даже драконье пламя. Облегчение настало лишь после того, как плотные ткани брюк и нижнего белья прекратили утруждать и без того напряжённую плоть. Потребовалось менее одной минуты, прежде чем герцог Синяя Борода приподнял бёдра своей восьмой супруги и рывком вошёл в неё.