Сказка, рассказанная до конца

      Отражение было прекрасным. Восхитительным. Совершенным. На белоснежной коже не было ни единой морщинки. В высокой прическе не было и намёка на седой волос. Фигура по-прежнему была по-девичьи изящной. Обе груди сохранили идеальную форму и размер. Симметричные, округлые, по размеру чуть больше, чем могла уместить ладонь. Тонкие ключицы и линию плеч подчёркивал вырез чёрного платья, плотно прилегающего к каждому изгибу тела, словно оперение птицы. Лишь на линии бёдер ткань подола расходилась в стороны, открывая ногу в чёрном кружевном чулке.       И всё портили эти железные башмаки, что скрывали ступни и тонкие лодыжки. Выкованные из особого металла, они вытягивали из тела Ивил магию. Искривляли потоки тёмной энергии, не давая ей вырываться наружу. Кожа на ногах сделалась смолисто-чёрной, а тонкие волоски отвердели, превратившись в стержни птичьих перьев.       Ивил уже около часа не могла отвести взгляд от собственного отражения. И чем дольше любовалась собой, тем отчётливее понимала, что зеркало не лгало. Хоть и являлось лишь жалким подобием её любимого говорящего зеркала. Того самого, что некогда нашептывало ей ответы на любые вопросы, а теперь хранилось у Снежки как трофей.       Трусливая дрянь. Она так боялась за собственную шкуру, что поддалась на уговоры своей свиты. Интересно, кто именно предложил ей идею с башмаками? Скорее всего, Мильтон. Это определённо он придумал искривить поток магии в её теле, так, чтобы сохранить жизнь, но лишить возможности колдовать. Глупцы. Жалкие трусы. Змея не перестанет жалить, даже если вырвать у неё ядовитые железы.       Ивил отвела взгляд от собственных ног и горделиво вскинула голову. Губы её сами собой растянулись в широкой улыбке, обнажив ряд ровных зубов. Она была хороша. Хороша настолько, что любой, кто осмелился бы ей заявить обратное, тотчас прикусил бы свой язык. Навечно.       Позади Ивил в отражении зеркала показался силуэт. Нескладный, вытянутый, похожий на пятно серой краски, пролитой на интерьерную картину. На фоне простого убранства комнаты долговязый Кот в белых ботфортах выглядел неуместно. Впрочем, как и сама Ивил.       Весь её вид, осанка и царственный взгляд твердили о том, что ей не место здесь. Не место в этом простом, одноэтажном доме на краю Бук-Энда. Как диковинной статуэтке не место на пыльном чердаке. А ведь Птенчик даже не задумывается над тем, на какие жертвы приходится идти её мамочке...       Месье Бутс неспешно приближался. Из небольшой гостиной, что располагалась у самого входа в дом, он втянул себя в спальню. Едва переступив через порог, Кот будто вспомнил о наличии костей и тотчас выпрямил спину. По ковру он шагал мягко, почти бесшумно. Ставил ноги то вправо, то влево, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Походка эта вызывала то насмешку, то откровенное раздражение.       – Ваше Величество, прислуга ушла, – по-кошачьи протяжно сообщил Бутс, остановившись за спиной Квин. – И к приходу гостя всё готово.       Ивил не обернулась. Взгляд её фиолетовых глаз остановился на отражении Кота в высоком напольном зеркале. Она видела его нечеловеческой формы голову на худом длинном теле. Острые треугольные уши, покрытые серой шерстью. И нелепую круглую маску с широкой улыбкой, нарисованной чёрным углём. Ярко-жёлтые глаза Кота поблескивали в полумраке комнаты.       – Почему ты носишь эту маску? Она выглядит нелепо, – Ивил невозмутимо принялась поправлять ткань на лифе платья. – Другой нет?       – Нет, – Кот пронаблюдал за ее движением через отражение. – Она мне очень нравится. Не желаете взглянуть, что под ней? – он плавно склонил голову вбок, и Ивил показалось, что в этот миг его нарисованная улыбка стала шире.       – Нет, – холодно отозвалась Квин, приглаживая крохотные пёрышки у затылка. – Не хочу разочаровываться.       – Понимаю.       Кот извлёк ладони из карманов брюк, и тотчас его длинные худые руки обхватили талию Ивил. Высокие молочно-белые ботфорты ступили на шаг вперёд, сократив и без того ничтожное расстояние между ним и Квин. Злая Королева скривила линию губ.       – Лучше скажи, как она держится? – она вскинула правую руку и коснулась круглой кошачьей маски. Наощупь та оказалась плотной и шершавой, словно была склеена из папье-маше.       Янтарно-жёлтые глаза месье Бутса игриво сощурились. Из груди вырвался низкий, протяжный звук, похожий на урчание       – Вы уже вчера спрашивали, Ваше Величество, – отозвался он, склонившись к уху Ивил. Усы из лески пощекотали затылок.       – Да, и ты не ответил.       – Я был немного занят... – ладони Кота плавно спустились ниже. – Вашими бёдрами.       Ивил рассмеялась. Негромко, с явным кокетством. Стоило признать, что из всех возможных надзирателей СКАЗа Шериф Ноттингемский приставил к ней самого хитрого, льстивого и... похотливого из своих подчинённых. Ивил даже не пришлось применять приворотные чары. Достаточно было лишь пустить Кота к себе на колени и немного погладить вдоль шерсти.       – А может отложите встречу с Лавалем? – спросил месье Бутс, поглаживая ладонями изгибы женских бёдер.       – И что же мы сделаем? – с губ Квин сорвался озорной смешок. – Не откроем ему дверь?       – Ну да, постоит и уйдёт.       Ивил засмеялась вновь. Открыто, искренне, чуть запрокинув голову. Кто бы мог подумать, что из всех её поклонников самым забавным окажется Кот в Сапогах. К счастью, тело его оказалось мужским, человеческим, а не кошачьим. Особенно нижняя часть.       – Я думала, вы ладите, – правой рукой Ивил вновь коснулась шершавой маски, а взгляд вернула к отражению в зеркале.       – У нас... деловые отношения.       – В любом случае, не надо ревновать, – Квин озорно подёргала за один из длинных усов. – Я сама разберусь.       Месье Бутс раздражённо мотнул головой. Кажется, отрезок рыбацкой лески да и вся картонная маска давно стали частью его тела. При этом отражение его оставалось стабильным. Не исчезало и не искажалось. Было столь же реальным, как и сама Ивил Квин.       Без тени сомнений она накрыла ладони месье Бутса своими. Ткань атласных перчаток приятно охладила кожу, а длинные гибкие руки не оказали никакого сопротивления. Ивил высвободилась из объятий и обернулась через плечо, обращаясь к Коту:       – Лучше принеси вина.       И пусть морду его покрывала нелепая маска, Ивил готова была поклясться, что месье Бутс переменился в лице. Удивился? Оскорбился? Выразил недоумение? Всё и сразу, ведь, едва заслышав её просьбу, он тотчас отступил на шаг.       – Ваше Величество, я, конечно, ваш покорный слуга, но всё же есть некоторые границы...       – Ты мне отказываешь? – Ивил пресекла его речь на полуслове и попыталась повернуться к нему полностью. Попыталась и неловко покачнулась на месте.       Проклятые башмаки. Согнутые металлические пластины прилегали к её стопам так тесно, что стирали кожу, а широкие, но неустойчивые каблуки лишали всякой грации движений. Вынуждали лязгать металлом, будто необъезженная лошадь. В довесок, драгоценный запас магии тратился на исцеление мозолей и открытых ран.       Квин потребовалось время. Потребовалось четверть минуты, чтобы понять, как ловчее повернуться на этих железных каблуках. Вторая попытка вышла медленной и неуклюжей, но всё же увенчалась успехом.       Ивил оказалась точно напротив Кота и тотчас прожгла его взглядом. На этот раз даже не пришлось изображать недовольство. Она была зла. Злилась на Белоснежку. На Мильтона. На Шерифа. На всех, кто посмел не считаться с её мнением и заковал в эти проклятые башмаки.       – Ваше величество... – начал было оправдываться месье Бутс, но прервался на полуслове. Выпрямился во весь рост и пару раз настороженно моргнул.       Как же хотелось сорвать с него эту дурацкую маску. Поджечь кусок папье-маше прямо на его морде, чтобы научить послушанию.       Совсем недавно Ивил хватило бы всего одного щелчка пальцами, чтобы высечь огонёк магического пламени. Теперь же...       Раздался тяжёлый, отчётливый стук во входную дверь, и с Кота тут же спало оцепенение.       – О, ваш старый пёс явился, – озвучил он, проведя указательным пальцем вдоль линии улыбки на своей маске.       – Иди, открой ему, – приказала Ивил, указывая в сторону дверного проёма. – И проведи в гостиную. Я сейчас приду.       – Сию минуту, Ваше Величество.       Месье Бутс исполнил один из поклонов, так популярных при дворе Северной Валетарии, и повернулся в сторону двери. Более не возражая. Так-то лучше.       Не проронив ни слова, он с завидным проворством обошёл широкую двуспальную кровать. Вновь, будто забыв о наличии костей, ухватился за дверной косяк и резко втянул себя внутрь проема.       Ивил следовать за Котом не торопилась. Ведь появляться на свидании вовремя для женщины считалось моветоном. Напоследок она обернулась и вновь задержала взгляд на своем отражении.       Зеркало по-прежнему твердило о том, что она хороша. Молода, красива, по-настоящему притягательна. Особенно для мужчин.       Спорить с зеркалом не имело никакого смысла. Ивил и так знала, что имела полное право называться Той, что Прекраснее Всех. Белоснежка же упустила этот титул за годы правления Мидландом. Потухший взгляд, чрезмерная худоба, первый налёт седины в тёмных волосах. Всё это играло против неё. Квин же почти за двадцать лет не постарела ни на день. Осталась ровно такой, в каком виде её заточили в Межзеркальное пространство.       Ивил отправила самой себе воздушный поцелуй и неспешно направилась к выходу из спальни. Боясь оступиться в металлических башмаках, двигалась она медленно, с осторожностью.       Преодолев невысокий порог, Ивил оказалась в гостиной. Небольшой, как и все помещения в этом доме. Освещение здесь было тусклым, поскольку окна закрывали плотные занавески. Свет исходил, по большей части, от растопленного камина. Поленья в нем уже успели прогореть и лишь мирно потрескивали, будто как и Ивил предвкушая грядущую встречу.       Мебели в гостиной было немного. В центре располагался небольшой двухместный диван и пара кресел. У одного из кресел, на расстоянии вытянутой руки, стоял деревянный столик с высокой резкой ножкой. В самом центре круглой столешницы располагалась бутыль мидландского вина и пара стеклянных бокалов. У стены, в отдалении от камина, темнел буфет для посуды и высокий книжный шкаф. Последний интереса особо не представлял. Ивил ещё в первый день пресытилась попытками найти в нём хоть что-то полезное. Или хотя бы занимательное. Впрочем, стоило признать, что беседы с Котом оказались куда содержательнее дурацких любовных романов.       До слуха Квин донеслись два мужских голоса. Один высокий и по–кошачьи протяжный, а другой низкий, глубокий... до мурашек знакомый. Помедлив с выбором, Ивил всё же устроилась в одном из кресел, расположенным дальше от входа. Сидение оказалось мягким, а спинка и подлокотники позволяли принять расслабленную позу, чуть вытянув обе ноги.       Шаги участились. Каблуки сапог отстукивали по паркетным доскам в коридоре, иногда выбивая из них жалобный скрип.       Сердце Ивил забилось быстрее, а всё внимание тотчас приковалось ко входу. Наконец, в дверном проёме гостиной показался мужчина.       Даже спустя двадцать лет он оставался таким же. Высоким, широкоплечим, будто высеченным из цельного куска гранита. Походка его оставалась твёрдой, а шаг тяжеловесным. Даже несмотря на то, что ступал он, опираясь на трость. Длинную, чёрную, с фигурной рукоятью в виде собачьей головы.       Одет он был также во всё чёрное, словно ворон, принесший дурные вести. На высоких сапогах, плотных брюках и длинном чёрном дублете поблескивали крохотные снежинки. Широкое, но с аристократическими чертами лицо мужчины почти целиком скрывала густая смолисто-чёрная борода. Волосы того же оттенка были коротко подстрижены и слегка вились на концах. Чёрный цвет прибавил ему с десяток лет, не меньше. И если не знать наверняка, то различить черты прежнего герцога де Лаваль было практически невозможно. Только глаза остались такими же. Холодными. Синими. Хищными.       – Ну здравствуй, Ивилин, – заговорил он, пройдя всего пару шагов. – Давно не виделись.       – Да, лет двадцать, Берт, – ответила она, чуть склонив голову набок. – Ты постарел.       – Ха. Зато не сидел в заточении в собственном зеркале, – с насмешкой парировал Лаваль и принялся осматривать комнату.       Ивил поджала линию губ и едва заметно провела кончиками ногтей по подлокотнику кресла. Мерзавец... Не прошло и минуты, а он уже нашел, чем её задеть. А ведь были времена, когда Гилберт де Лаваль умел быть обходительным с женщинами. До тех пор, пока не решал пустить им кровь.       – Тебя же казнили, – отметила Ивил, коснувшись ладонью собственного подбородка. – Голову отрубили, вроде как.       – Да, так и было, – Гилберт прошел в глубь гостиной и тяжело опустился в соседнее кресло. – Совсем потерял голову из–за женщины.       Ивил рассмеялась, чуть запрокинув голову и прикрыв ладонью нижнюю часть лица. К удивлению, её собственный смех был далеко не единственным. Кот также оценил шутку. Он прошел в гостиную следом за Гилбертом и остановился в стороне от него. – Я был на казни, – отметил месье Бутс, смахивая с маски невидимые слезинки. – Жуткое зрелище. Всем понравилось.       Гилберт медленно повернул голову и бросил в сторону Кота презрительный взгляд. Ответную реакцию различить было сложно из-за дурацкой маски. И всё же взгляд янтарно-жёлтых глаз заметался из стороны в сторону.       Судя по всему, отношения между этими двумя были куда интереснее, чем казалось.       – И как ты выжил? – спросила Ивил, мельком взглянув на собственные ноги. Подол длинного чёрного платья полностью скрывал уродливые башмаки.       – Скрэтч посодействовал, – отозвался Гилберт, приставив длинную трость к подлокотнику кресла.       – Кто? – Квин изогнула брови в недоумении.       – Этот.       Лаваль качнул головой. В сторону Кота, который тут же возник в пустом пространстве между креслами.       – Раньше меня так звали, – торопливо пояснил он, глядя на Ивил. – Ныне предпочитаю обращение «месье Бутс».       – Да кому не похуй, – вставил Гилберт.       С губ Ивил сорвался смешок. Кот же, на этот раз, шутки не оценил. Вздрогнул и резко повернул голову в сторону Гилберта.       – Месье Лаваль, вы же в присутствии дамы! – шипя, выпалил он, сжав верх спинки кресла, на котором сидела Ивил. – И вы герцог! Что за выражения!       – Скрэтч, mon cher ami, va te faire foutre.       Валетарийского Ивил не знала. Да и не слишком нуждалась в переводе. Реакция Бутса была куда красноречивее. Пару мгновений он молчал, будто потеряв дар речи. Его плечи напряглись, фигура чуть накренилась вперёд.       На его маску падали отблески пламени из камина, и при таком освещении казалось, что она и правда была частью его головы и покрыта шерстью.       – Напоминаю, что я тут при исполнении. Я сотрудник СКАЗа. А вы... – Кот указал пальцем на Лаваля. – Вы – преступник.       Небольшую гостиную наполнил мужской смех. Низкий, нарастающий, словно раскаты грома в летнюю грозу. Ивил давно его не слышала, давно не смеялась с ним в унисон. И всё же решила сдержаться. В этот раз.       – Не боитесь, что я позову Шерифа? Чтобы он вас арестовал, – Бутс плавно склонился в сторону Гилберта, сдвинув ладонь вдоль спинки кресла.       – Ну давай. А я расскажу про то, как ты меня спас от казни. И ещё много чего интересного, – Лаваль принялся поглаживать бороду широкой ладонью. – Про двух сыновей мельника, малышек Тилли и Милли. А ещё...       – Туше́, – перебил его Кот и взмахнул правой рукой в белой перчатке.       Гилберт не изменился. Совершенно. Разве что стал чаще сквернословить. Видимо, долгие годы в изгнании могут выбить манеры из кого угодно. А может это издержки военного прошлого... Так или иначе, кажется, эти двое забыли, ради кого явились сюда.       – Я вам не мешаю? – с раздражением в голосе вмешалась Ивил.       – О, как вы можете мешать! – месье Бутс тотчас исполнил короткий поклон. – Приносим извинения, Ваше Величество!       Лаваль выразительно закатил глаза. Улыбка мгновенно исчезла с его лица, отчего линия губ почти полностью скрылась между усами и густой чёрной бородой.       – Дай нам с Ивилин поговорить, – властно приказал он. – Наедине.       – О, я так ждал вашей встречи. Могу я побыть тут рядом? – Кот выпрямился и сложил ладони в умоляющем жесте. – Я буду…вашей галлюцинацией. Молчаливой галлюцинацией.       Ивил показательно вздохнула. Не прошло и часа, а эти двое уже успели ей изрядно наскучить. И тратить на их ссоры весь вечер она уж точно не намеревалась. Всё–таки своих любовников лучше держать друг от друга подальше. В идеале они вообще не должны быть знакомы.       – Нет, месье... Бутс, – мягко, но категорично проговорила Квин, – я вас прошу нас оставить.       Кот ответил не сразу. Пару мгновений он не двигался, опустив руки вдоль тела. Его высокая долговязая фигура отбрасывала на пол длинную чёрную тень. Взгляд янтарно-жёлтых глаз переходил от одного собеседника к другому.       – Ну хорошо. Раз вы так просите, – наконец произнёс Кот, не поворачивая головы. – Но если этот старый пёс начнет лаять и кусаться, позовите меня.       – Suse ma bite, mon cher, – отозвался на валетарийском Гилберт.       Ивил вновь не поняла ни слова, но собственными глазами видела, как чёрные вертикальные зрачки Кота сузились до размера крохотных щёлок. Оттого широкая улыбка, нарисованная черным углём, стала похожей на оскал.       – Не понимаю, моя королева, что вы в нем нашли?       – Понятия не имею, – искренне призналась Квин.       Месье Бутс бросил короткий взгляд в сторону Лаваля, но говорить более ничего не стал. Опустив руки в карманы брюк, привычной нестройной походкой он отступил к дальней стене, а затем и вовсе скрылся за дверью.       На губах Ивил проступила самодовольная улыбка. Мужчины и прежде сходили по ней с ума, а в приступах ревности были так... наивны. И не имело значения, человеческая у них голова или кошачья.       В гостиной повисло молчание, нарушаемое лишь треском поленьев в старом камине. Не хотелось говорить. Не хотелось вспоминать о прошлом. Не хотелось всерьёз верить в то, что минуло почти двадцать лет. Для самой Ивил... вернее, для них обоих, прошло лишь одно затянувшееся мгновение, а для милого Птенчика в эти неполные двадцать лет укладывалась целая жизнь.       Тишину нарушил сам Гилберт. Резко подавшись вперёд, он заставил кресло под собой скрипнуть. Правой рукой потянулся к высокому круглому столику и ухватил бутыль из тёмного стекла.       Надпись на бумажной этикетке Ивил различить не смогла. Хоть и без этого знала, что это вино было куплено в Бук-Энде. При всей услужливости, Кот не стал бы тратить своё время, чтобы привезти из Северной Валетарии бутылку «Галлонеро». А жаль.       Плотная древесная пробка с глухим хлопком выскользнула из стеклянного горлышка, по гостиной разлетелся плотный, дурманящий запах перезрелых ягод.       – Ты всё такой же. И это хорошо, – негромко отметила Ивил, взяв первый наполненный бокал.       – Ты тоже. Причём буквально. Совсем не изменилась, – Гилберт неспешно наполнил и второй бокал. – Тебе должно быть сейчас пятьдесят?       – Какая разница. Я молода и красива. И ещё полна сил, – Квин улыбнулась и сделала глоток. – Ты скучал по мне? Поэтому пришел?       Вино оказалось терпким. Горло царапнуло, словно осколком разбитого зеркала, а на языке при этом не осталось понятного вкуса. Только кислотность на грани со странной горечью. Уж не вздумал ли Бутс подсыпать какой-нибудь яд? Чтобы изловить герцога Синяя Борода и выслужиться перед Шерифом? Вполне возможно. Впрочем, за саму себя Ивил могла не беспокоиться. Магия в её теле обеспечивала иммунитет практически к любому природному яду.       Будто чуя её подозрения, Гилберт к своему бокалу губами не прикоснулся. Только держал его в руках и смотрел перед собой.       – Ивилин, все эти годы я постоянно думал о тебе. О нас, – прервал молчание Лаваль и плавно повернул голову в её сторону. – Мне очень многое надо сказать тебе.       Магия в теле Квин оживилась. И пусть пути её движения были искривлены, а большая часть насильно собиралась в ногах, по всему телу прокатилось приятное тепло. Кончик языка едва заметно смазал слой помады на нижней губе.       – Так вот я, – голос Ивил дрогнул, выдавая нетерпение. – Говори.       Гилберт подался ближе. Повернулся в своём кресле так, что мог коснуться её лишь одним движением руки. Но делать этого не торопился.       – Да, я очень давно хотел сказать тебе…кое-что.       Сердце Квин пропустило удар. Дыхание застыло в груди, а память захватил целый ворох воспоминаний. Она помнила. Помнила всё. От первой встречи на балу в Мидланде до их последнего свидания, когда она попросила сохранить Книгу. Сделать всё возможное, чтобы оригинал не попал в руки к Белоснежке.       – Кое-что очень важное.       Ивил знала, что Гилберт сделает всё возможное. Как и знала, что именно услышит теперь. Предвидела каждое слово. И оттого желала услышать их как можно скорее. Подалась корпусом к лицу Лаваля, глядя на него, не мигая.       – Ты дура. Ивилин, ты просто дура.       Квин застыла в недоумении, будто потеряла контроль над собственным телом. Разум помутился и несколько долгих мгновений отказывался принимать услышанное.       – Что?! – выпалила она, не жалея силы голоса. Радужка глаз вспыхнула ярким фиолетовым пламенем. Магия резко сменила свой ход и бурным потоком взметнулась к верхней части тела. Пальцы дрогнули, на лбу тотчас проступила испарина. По воздуху прошла дрожь, угасающее пламя в камине вмиг разгорелось с новой силой, приобрело едва заметный фиолетовый оттенок.       Всего одним резким рывком Квин поднялась с кресла. Собственный голос показался чужим. Чересчур громким и в то же время далёким. Словно ей вторила сразу дюжина подобных голосов.       – Что ты сказал, Берт?! Повтори!       – Ты – дура, – невозмутимо ответил Лаваль и сделал глоток из своего бокала. А потом продолжил:       – Ты дала этой девчонке лишить себя власти. Отдала ей Мидланд. Позволила себя заточить на двадцать лет. В своё собственное зеркало. Ну и кто ты после этого?!       – Я сделала все, что могла! – возразила Ивил, взмахнув рукой.       – Ты могла просто убить её! – Гилберт гневно, со стуком отставил свой бокал на край круглого столика. Ударил кулаком по подлокотнику. – Могла отдать её мне!       – Я отравила её!       – Отравила?! И чем?! Ебучим яблоком?! Как тебе это пришло в голову? – Лаваль приподнял кулак и принялся разгибать пальцы, перечисляя. – Ты взрослая баба! Верховная колдунья, мать твою! Ты могла просто ударить её ножом! Сжечь! Стереть память! Столкнуть с лестницы! Превратить в птицу! Я могу продолжать бесконечно!       – Ах ты, старая псина! Лучше бы ты сдох! – воскликнула Ивил и, замахнувшись, рассерженно швырнула в него бокал, надеясь, что забурлившее и почерневшее в нём вино обожжёт лицо Лавалю.       Гилберт не попытался увернуться. Вскочить и резко податься в сторону. В воздух взметнулась чёрная трость, до этого приставленная к креслу. Бокал разбился, столкнувшись с длинным, жёстким древком. Содержимое вместе с осколками выплеснулось на ковёр и низ брюк мужчины. Гилберт чуть поморщился, а потом опустил трость на колени, крепко сжимая тяжёлый металлический набалдашник в правой руке. Пару мгновений он смотрел на Ивил, а потом самодовольно улыбнулся.       – Да как ты посмел! – Ивил зашипела от ярости и, не медля более ни секунды, вскинула обе руки и попыталась воззвать к магии.       Сила была неспокойна. Металась под кожей, словно рой пчел вокруг разбитого улья. Подчиняясь воле Квин, она клубилась на уровне солнечного сплетения и отчаянно пыталась добраться до ладоней.       Ничего не выходило. Всем своим нутром Ивил чувствовала, как искривлен поток энергии. Магия сопротивлялась, отчаянно стремилась к рукам, но затем опускалась к ногам, обжигая ступни и лодыжки. И чем больше её собиралось внизу, тем сильнее раскалялись проклятые башмаки.       На долю секунды в сердце Квин забрезжила надежда. Робкая надежда на то, что металл не выдержит и расплавится. Стоило потерпеть. Совсем немного. Ещё чуть–чуть продержаться босыми ногами на раскаленных углях...       Ивил бросило в жар. Лоб, шея и щёки покрылись ярким румянцем. Магия отражалась в радужках её глаз, а на бледной коже проступали редкие всполохи света. Лицо исказила гримаса страдания, в уголках глаз выступили слезы, боль становилась нестерпимой.       Ноги Ивил ослабли и не выдержали, надломившись в коленях. Тело безвольно накренилось в сторону и рухнуло на сидение кресла. Металлические башмаки остались невредимы.       Гилберт, до этого момента не сводивший с неё взгляда, вдруг рассмеялся. Его смех был громкий и надменный. Ивил стиснула пальцы в кулаки и напряглась всем телом. Хотелось ударить Лаваля. Впиться ногтями в его глотку. Вырвать его мерзкий язык и затолкать в глубь его поганого брюха.       Именно это она и сделает. Сегодня же. Только чуть позже. Как только восстановит дыхание, а ожоговые волдыри на стопах перестанут гореть.       – Я тебя убью, – прохрипела Квин, откинувшись на спинку кресла. Она коснулась собственного лба и чуть прикрыла глаза.       – Как? Яблоком отравишь? – полюбопытствовал Гилберт, поглаживая рукоять трости.       – Нет, сдам тебя Шерифу, – прояснила Ивил, скривив губы. – Он с тебя три шкуры спустит.       – Давай. Прямо сейчас. Но уверен, что ты блефуешь. Потому что ты одна ничего не сделаешь. Не избавишься от ботинок, – плоским концом трости Лаваль указал в сторону её ног. – Не отомстишь. Не вернешь трон и дочь.       Ивил тяжело дышала и с трудом могла двигаться. С трудом могла говорить. И все же взгляд её с каждой секундой становился всё яснее, а боль в ногах отступала. Без магической подпитки металлические башмаки были практически безвредны. Тяжелы, неудобны, уродливы на вид, но не опасны.       – Первое, что я сделаю, когда верну себе трон и власть, – обессиленно протянула Квин. – Я казню тебя.       – Я подданный Северной Валетарии, – Гилберт невозмутимо пожал плечами. – Так что pardonner.       Ногти Ивил прочертили тонкие длинные полосы на подлокотниках кресла.       Наглый, самодовольный выродок. Он в самом деле не изменился, не потерял стальной хватки, а значит всё ещё мог быть полезен. До поры. Пока она не отомстит. Пока не вернет свой трон. Пока не спасет своего маленького Птенчика.       Квин повернула голову чуть в сторону и какое-то время молча наблюдала за тем, как Лаваль изучал её. Она знала этот взгляд, могла отличить из тысячи. Когда мужчина не просто смотрит, а пожирает взглядом. Когда надеется как можно скорее избавить от одежды, но не спешит делать первый шаг.       – А теперь к делу, – объявил Гилберт, будто прочтя её мысли.       Не проронив более ни слова, он приподнялся в кресле. Сделал шаг в сторону Квин и протянул обе руки к её талии.       Хотелось ударить его. Оттолкнуть. Влепить такую пощечину, чтобы запомнил об этом до конца своих жалких дней. И, вместе с тем, хотелось и другого. Хотелось вспомнить о том, каково это. Встретиться вновь, спустя почти двадцать лет.       – Пусти меня, – Ивил обиженно поджала губы и упёрлась ладонями в широкую мужскую грудь. – Ты мне противен.       Лаваль не ответил. Не обращая внимания на сопротивление, он подхватил её под бедра и изгиб талии, а затем без труда приподнял над сидением. Ладони его были широкие, а кожа на пальцах и внутренней стороне кистей казалась огрубевшей. Чем бы он ни промышлял все эти годы, но изгнание стерло с него весь аристократический лоск. Тем лучше.       Гилберт неспешно отступил на шаг, а затем вновь опустился в кресло. Ивил же он бесцеремонно усадил себе на колени, точно поперёк собственных коленей. Ладонью левой руки он придержал её за талию, а правой же ухватился за лиф платья и дёрнул вниз. Чёрная ткань податливо соскользнула с груди, обнажив тонкие ключицы и аккуратные чаши бюстгальтера.       – Я тебя ненавижу, – прошипела Ивил, обхватив ладонями его лицо.       – А знаешь почему? – с издёвкой спросил Гилберт, захватывая и спуская с её плеч чёрные шлейки. – Потому что я всю жизнь говорил тебе правду. Только я один. В отличие от твоего зеркала.       Квин не нашлась с ответом. Не пыталась даже возразить. Куда интереснее ей в этот момент был шрам, что пересекал левую щёку Лаваля и поднимался к внешнему уголку глаза.       В прошлый раз магия не подвела. Обожгла с такой силой, что кожа так и не сумела вернуть прежний вид. Зарубцевалась грубо и теперь напоминала смятую ткань. Интересно, а левый глаз по-прежнему остался зрячим? Судя по подвижности зрачка, стеклянным его не заменяли, но тонкие капилляры определённо пострадали.       Ивил коснулась шрама кончиками пальцев. Провела ладонью по щеке, приминая жёсткие чёрные волоски густой бороды. Синий цвет шёл ему гораздо больше. Приковывал внимание, позволял выделяться среди сотен других вельмож.       Выждав несколько мгновений, Квин отвела ладонь в сторону, а затем резко ударила Гилберта по щеке. Лаваль скривился и чуть мотнул головой. Зрачки его глаз расширились, а густые брови приподнялись.       – Vieille salope, – прохрипел он сквозь зубы.       Правую руку тотчас поднял выше и, обхватив ладонью её затылок, чтобы не смогла отвернуться, посмотрел прямо в глаза.       Ивил затаила дыхание. Она ждала... чего-то. Любой ответной реакции. Оскорбления. Ответной пощёчины. Попытки взять её силой, как двадцать лет назад.       Гилберт молчал. Лишь прожигал её взглядом тёмно-синих глаз. Глубоких, таких знакомых и похожих на осколки сапфира…       По телу Квин разлилось приятное тепло, словно от бокала крепкого, хорошего вина. Всего на миг она готова была поверить, что её собственная магия вернулась в привычное русло. Согрела, наполнила её изнутри, как прежде. В памяти Ивил, словно отражения в зеркале, замелькали воспоминания.       О времени, когда она была королевой. Настоящей королевой. Правящим монархом, а не персонажем какой-то дурацкой Сказки. О времени, когда они с Гилбертом... были вместе. Об их тайных и открытых встречах. О планах по объединению Мидланда и Северной Валетарии. О будущем, которому не суждено было стать настоящим.       Мерзавец... Воспользовался чарами и решил сыграть на чувствах. Внушить вину за то, что ослушалась его советов и действовала по-своему. За то, что смогла справиться с неизбежным и переписала финал своей Сказки...       Лаваль так и не обронил ни слова и вместо этого лишь властно, даже бесцеремонно прижался к её губам.       Ивил отозвалась на поцелуй. Податливо разомкнула губы, надеясь как можно скорее ощутить его язык. Гилберт не изменился. Не забыл. И по–прежнему хотел её. Хотел больше, чем любую из своих жён.       Ладонь, что с силой давила на её затылок, вдруг поднялась выше. Сильные пальцы сжали её волосы и попытались оттянуть вниз. Ивил дёрнула подбородком, потому что терпеть не могла, когда кто–то касался их без позволения. Но вместо того, чтобы отстраниться, она подалась ближе. Вновь дотронулась до его лица и ухватилась пальцами за смолисто-чёрную бороду. Волоски на ощупь оказались жёсткими. То ли стали такими от природы, то ли от частых окрашиваний.       Намёк Лаваль понял быстро. Отпустил её приоткрытый рот и сдвинул губы вдоль щеки. Продолжил ими касаться шеи, а затем и обнажённого плеча, прикусывая зубами тонкую кожу. Ивил знала: он хотел её всю. Хотел без остатка.       – Зря ты испортила волосы, – хрипло произнёс Гилберт, вновь направив ладонь к её затылку, коснувшись пальцами жёстких, похожих на птичьи перья, прядей. – Они были красивые. Волнистые, чёрно-фиолетовые. До самой поясницы.       – Кто бы говорил... – возразила Квин, наблюдая за ним. – Если бы не борода, я бы тебя не узнала.       Правой рукой она перехватила его запястье поверх рукава. Отвела широкую ладонь от своей груди и направила вниз, к узким бёдрам.       Лаваль, вопреки обыкновению, одёргивать руку не стал. Напротив, он позволил Ивил направлять собственную ладонь, очерчивая изгибы её тела и сминая тонкую, шелестящую ткань платья. Гилберт сдвигал руку ровно до тех пор, пока его пальцы не опустились в разрез на подоле. Коснувшись плотной, высокой резинки чулка, он погладил внутреннюю сторону её бедра. Кожа ладони и пальцев Лаваля огрубела за эти годы, но сами его прикосновения были приятными. Уверенными. Такими, как прежде.       Не отпуская его запястья, Ивил раздвинула длинные ноги, направив руку мужчины ещё ближе, к промежности. Глаза Квин поблёскивали, тёмные губы были приоткрыты. Она склонилась к лицу Гилберта, будто предлагая себя поцеловать, но тут же вздрогнула, ощутив, как его средний и указательный пальцы оттянули ткань её нижнего белья и втолкнулись внутрь тела. Несколько грубо, сразу продвинувшись на пару фаланг.       Тело Ивил чуть выгнулось, с губ сорвался короткий стон, и только тогда Гилберт вновь прижался к её рту. Но этого было недостаточно. Она хотела его целиком, хотела ощутить его в себе. Наполниться им. Гилберт знал это и тоже её хотел, но вместо того, чтобы просто взять, дразнил, проникая внутрь сильными, грубыми пальцами и слегка раздвигая её лоно. Делая всё возможное, чтобы Ивил сама попросила или даже потребовала продолжить. Чтобы наступила на горло собственной гордости и предложила ему остаться на ночь.       По телу неспешно разлилась приятная слабость. Были ли тому виной чары Лаваля или её собственная магия – она не знала. Не желала знать. Не желала останавливаться. Ноги её свела легкая судорога, оттого края металлических башмаков ударились друг о друга.       Гилберт тут же отпустил её губы. Остановил движение пальцев и огляделся по сторонам. Недовольная промедлением, Ивил едва не сорвалась на крик. Руки её тотчас взметнулись к плечам Гилберта. Длинные пальцы ухватились за ткань чёрного дублета – Ивил попыталась притянуть мужчину обратно к себе.       – Их не помешало бы снять, – отметил вслух Лаваль, переведя взгляд на металлические башмаки. – Это возможно?       – Нет, – отозвалась Квин, не скрывая раздражения. – Но мы можем что-нибудь придумать...       – Стало быть, на ночь я остаюсь здесь, – сказал он скорее утвердительно, нежели вопросительно, вновь сдвинув ладонь меж её бёдрами.       Ивил возражать его не собиралась. В конце концов, кто им запретит? Бутс, разумеется, будет против, но... что он может предпринять? Если вызовет сюда Шерифа, то, в первую очередь, лишится собственной шкуры. За превышение служебных полномочий.       Длинные бледные пальцы Квин тотчас потянулись к шее Лаваля. Захватили высокий воротник дублета, а затем дёрнули концы завязок. Плотная ткань расступилась, открыв широкую, бледную шею. Ивил собиралась было продолжить. Заняться металлическими застежками, вытолкнуть каждую из своей петли, но остановилась. Задержала взгляд на уродливом шраме, что полностью пересекал горло точно под выступом кадыка.       – Откуда этот шрам? – коснувшись его кончиками пальцев, спросила Квин, не в силах сдержать любопытства.       – Мне отрубили голову, помнишь? – приглушённым тоном пояснил Лаваль. – Длинным полуторным мечом, а затем...       Речь его прервалась на полуслове. Резкий стук дверной ручки о деревянную стену заставил обоих вздрогнуть. Поленья в камине давно прогорели, и языки пламени лишь лизали куски угля.       Дверь в комнату распахнулась. Из соседнего помещения проникли всполохи магического света, а затем в проёме показалась долговязая фигура Кота.       – Не хотелось бы отвлекать вас, Ваше Величество, – в привычной манере растягивая гласные, протянул он. – Но ваша венценосная падчерица приказывает вам явиться к зеркалу. Немедленно.       – Что ей нужно? – выпалила Квин, даже не пытаясь изобразить вежливость. – Что-то с моим Птенчиком?       – Не имею ни малейшего понятия, – Бутс выразительно пожал плечами. – Быть может, обычная проверка. Но лучше не рисковать. И поговорить с ней.       Из груди Ивил вырвался протяжный стон. На этот раз в нём не было и намёка на похоть. Лишь раздражение, гнев и ненависть. Помедлив не более пары мгновений, она поспешила встать, высвобождаясь из рук Гилберта, который пытался придержать её за бёдра. Сощурившись, он перевёл взгляд на Кота, но ничего не сказал. Ивил же поспешила подняться с мужских колен и принялась поспешно поправлять лиф и подол длинного чёрного платья.       Овражник бы побрал их всех! Всех и каждого. Особенно Белоснежку.       Проведя ладонью по волосам и пригладив пряди, Ивил направилась в сторону двери.       – Передай падчерице привет от меня, – проговорил Гилберт, глядя ей вслед.       – Сам передай, – огрызнулась Иви.       Кот услужливо отступил в сторону и бросил взгляд в сторону Лаваля. Его ярко-жёлтые глаза лукаво сощурились.       Гилберт хмыкнул и, подхватил бокал, показательно вылил его содержимое на ковёр.       – И да, вино дрянь, Скрэтч.