***
Новости разнеслись по замку со скоростью молнии — королева Альдераана вернулась, да не одна, — и Лэндо поднялся из постели, набросил на плечи расшитый халат, мельком взглянул на Эл — та спала, обхватив тонкими руками подушку, безмятежная и разморенная. Он улыбнулся мимолетному чувству покоя, подумал, не разбудить ли ее, но оставил эту затею и поспешил к закатному балкону. Все равно опоздал — Хан уже был там, небритый и сонный, хмуро следил за тем, как Лея ловко спрыгивает с драконьей спины, как утирает высокий лоб, избегая смотреть на всех, кроме Люка. Лэдно было любопытно взглянуть на молодого всадника, но он почти тут же разочаровался — ничего особенного в нем и не было вовсе; мальчишка как мальчишка, даром что драконы были ему подвластны... Люк замер у балюстрады, потемневшие от пота волосы облепили бледное лицо, глаза запали, губы сжались в тонкую линию, будто от боли. Драконы поднялись в воздух, расправили крылья, но ни один из всадников так и не обернулся на них. И Люк, и Лея словно избегали их присутствия, Хан же смотрел на обоих так жадно, словно и не чаял больше увидеть среди живых, перекатывался с носков на пятки, а потом шагнул к Лее, размашисто обнял, что-то зашептал в растрепанную макушку. Люк отвернулся, и Лэндо подошел к нему, подставил плечо — тот оперся неожиданно тяжело, — и повел прочь. Обернулся напоследок — Лея смотрела им вслед — и заметил, что лицо у нее сделалось такое потерянное, будто она вот-вот заплачет. Недолго думая, Лэндо привел Люка в собственные покои — они были всего ближе, — разбудил Эл, бросив ей вчерашнее смятое платье, и велел ей набрать ванну, сам же занялся гостем. Одежда на Люке была изорвана, ноги сбиты, а рука была замотана багровой тряпицей — Лэндо решил, что багровой от крови, но приглядевшись, понял, что это неровно оторванный низ той туники, в которой была тем роковым вечером Лея. — Не понимаю, — вдруг вскинулся Люк, вскочил с постели, куда усадил его Лэндо и принялся нервно мерять шагами комнату. — Ничего не понимаю! Сошел с ума, отстраненно подумал Лэндо и вздохнул — этого только не хватало! — Ведь он же видел, не мог не видеть, не мог не знать! Видел, что я... А она... Так отчего?.. Не понимаю, — голос его становился все тише и тише, пока не сделался неразборчивым. — Кто видел? — осторожно поинтересовался Лэндо. Люк развернулся к нему всем телом, мгновение смотрел на него пустыми и безумными глазами, какие бывают у пьяниц и обезумевших, шевелил беззвучно губами, потом встряхнулся и будто пришел в себя. — Нет, ничего, — проговорил он с усилием и отвернулся. — Простите мне эту вспышку, я просто... — ...едва не погиб, — закончил за него Лэндо. Он видел, как Эл замерла в дверях, провожая Люка встревоженным взглядом, и махнул рукой, говоря — ты можешь идти. Она сердито взглянула на Лэндо, но подчинилась. Напоследок шагнула к нему, обняла лицо ладонями и поцеловала — крепко, демонстративно, будто утверждая этим свою власть над ним, — и выскользнула из комнаты, оставив за собой шлейф пряных духов. К тому моменту, как Люк вернулся из купальной комнаты, распаренный и посвежевший, в новой рубашке Лэндо и его же брюках, сам Лэндо оделся, как подобает, завершив наряд коротким плащом золотого шелка — парадным, в честь их возвращения, — и приказал слугам сервировать небольшой столик здесь же, в своих покоях, чтобы иметь возможность переговорить с Люком наедине. Тот набросился на еду жадно, но при том выбирал самые простые и легкие блюда, отказался и от вина, предпочтя ему горячий отвар, остро пахнущий травами и медом. Наконец утер губы платком, вопросительно взглянул на Лэндо. — Что с твоей рукой? — повязку Люк так и не снял, и теперь лишь поморщился, сгибая пальцы. — Ничего, — снова отговорился он, и Лэндо нахмурился. — Загляни потом к Серым сестрам, — велел он и переплел пальцы. — Что произошло тем вечером? Я видел, как ты едва не разбился, а потом... — Потом Лея оседлала дракона, — выдохнул Люк и прикрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. — Да. Я... ей пришлось, понимаете? Я утратил контроль, у нее просто не было иного выхода, это все моя вина... — Погоди, — прервал его Лэндо и подался ближе. — О чем это ты? — Королевы не седлают драконов, — заученно объяснил Люк и умолк, будто сказал достаточно. — Почему нет? — Это участь всадников, — непонимающе посмотрел на него Люк и нахмурился. — Так было всегда... Я имею в виду, в Альдераане. — Вы больше не в Альдераане, — напомнил ему Лэндо. — Что же касается запрета, о котором ты говоришь... Думаю, у меня найдутся кое-какие свитки... — Свитки? Какие такие свитки? — Видишь ли, некоторое время тому назад я вел переписку с Бейлом Органа, и тот прислал мне... Я подумал тогда, что это лишь легенды, но теперь, когда и сам увидел драконов, то полагаю, что в этих сказаниях может найтись что-то дельное... — Мне нужно их изучить, — быстро произнес Люк, и глаза его сверкнули. — Хорошо, — легко согласился Лэндо, — но взамен и я попрошу об услуге. — Услуге? Какого рода? — Всего ничего, — махнул Лэндо рукой. — Узнай у своей королевы, не согласится ли она встретиться со мной... — Отчего же не согласится? — ...наедине, — закончил Лэндо. Мгновение Люк смотрел на него как прежде, но затем лицо его потемнело. — Вот как... Но как же та девушка? — спросил он будто бы небрежно, но Лэндо видел, как плечи его напряглись. — Та, что вы подняли с постели? — Эл? О, уверяю тебя — у меня нет от нее секретов. Кроме того, я прошу лишь о встрече, такая малость, что и говорить не о чем... — отмахнулся Лэндо и отпил вина. — Ну так что? — Будь это такая малость, вы бы не стали просить меня, — заметил Люк и задумался. — Всего лишь встреча, — спокойно повторил Лэндо. — Но, быть может, мне следует спросить об этом Хана? Мне показалось, что он и королева... — Ладно. — Люк оборвал его резко, и тут же добавил твердо: — Но сначала — свитки. — Я пришлю все, что сумею найти, в твои комнаты, — ответил Лэндо. — Стража тебя проводит. — У меня есть еще условие, — Люк поднялся и взглянул упрямо. — Мои покои должны быть так близко к комнатам королевы, как это только возможно. Лэндо смерил его задумчивым взглядом — он всадник, к чему удивляться подобной просьбе? — и кивнул в знак согласия.***
Пир в честь возвращения королевы обещал стать жемчужиной этой осенней поры и знаменовать собой уход лета. Лэндо придирчиво выбирал украшения и блюда, наряды и вино; отсылал в покои королевы букеты пышных пионов, алых, багряных и черных, перебирал плащи — какой будет к лицу? — и распорядился отправить Лее самое тонкое и воздушное платье, а Эл велел одеться в карминовый шелк, убрать наверх черные, как смоль, волосы, сам же облачился в светлые, под стать королеве, одежды. Сидел во главе стола, по правую руку усадил Эл, по левую, ближе к сердцу — Лею; сам наполнял их кубки, сам поносил угощения — сначала Лее, потом себе, следом — своей возлюбленной. Обе они были хороши, обе радовали взгляд — резкая, острая, как лезвие кинжала, красота Эл, дикая, непокорная, и на контрасте — светлая и чистая красота Леи, пламенная, живая. Мужчины смотрели на них непрестанно, крутили головами, не зная, кого предпочесть, и Лэндо улыбался этому смятению, радовался ему, как садовник радуется, увидев в саду два прелестных цветка — изысканную тонкую орхидею и дикую пьянящую гардению. И было, на что взглянуть — Эл сидела подле него, то и дело оправляя застежку плаща у самого горла Лэндо, расточала улыбки, и серьги в ее ушах танцевали, бросая блики света на высокие скулы, на темные раскосые глаза, скрытые опущенными ресницами, прямыми, точно стрелы. Лея сидела подле него, и золоченая сетка на лифе, едва ли скрывавшая белую грудь, волновалась от каждого движения, а браслеты пели свою особую песнь, манящую и чарующую. Но улыбалась она одному лишь Люку, глаз с него не сводила, а после заката усадила его подле себя. Предлагала вина, склоняясь к нему, как гибкая ива, держала его ладони в своих, шептала что-то, заглядывая в лицо, и Лэндо перестал сам пить вино, и тихо сказал Эл: — Сделай вид, будто рассказываешь мне что-то, негромко; хочу послушать, о чем они говорят. — Почему — Ночная Сестра? — со смехом спросила Лея, и Люк отвел глаза, потом ответил: — Думал, это единственное родство, что мне осталось... И если уж ты заговорила об именах... Лея кивнула ему и поднялась на ноги, вскинула кубок, зажатый в белой руке — браслеты вновь зазвенели, — а после настала тишина, полная взглядов и треска свечей, и в этой тишине она произнесла: — В землях Альдераана не принято было, чтобы женщина седлала дракона, участь эта всегда была участью мужчины, но... Я стою перед вами — всадница — и говорю вам: у вас теперь два защитника, два дракона, две опоры, и если будет угодно моему народу избрать новую королеву, то быть посему. Я преступила этот запрет — не ради себя, но для того, чтобы сохранить жизнь всаднику своему и его дракону, и готова сегодня отречься от прав, что возложены были на меня по праву рождения, ибо отречься могу лишь от этого, но не от дракона — узы крепки. Вам — решение, вам — воля. Лэндо поднялся было за ней, но тут же опустился обратно, ведомый рукой Эл. Слова королевы рушили все то, что успел он замыслить, но тут же Эл спросила: — Есть у вас сестры, королева? — Нет у меня сестер, — ответила Лея. — Есть у вас дети, королева? — Нет у меня детей, — ответила Лея. — Тогда вам и править, — перехватил ее речь Лэндо и встал по правую ее руку, поднял бокал и воскликнул: — За королеву из-за моря, за Лею Органа! Сотни голосов вторили ему, и лишь когда кубок его опустел до дна, сумел Лэндо расправить сведенные тревогой плечи. Взглянул на Эл — она улыбнулась ему, и улыбка эта говорила: «Ты мне должен», кивнул в ответ. Сел, придвинувшись к ней, и больше не выпускал ее тонкой руки. Лея пригубила свое вино, а затем поднялась снова, прямая и гордая, и платье ее шло волной от каждого ее движения, а Люк провожал его темным задумчивым взглядом, и Лэндо гадал, хочет ли он стянуть золоченую сетку с белой груди, или же укрыть ее от чужих взглядов. И Лея сказала: — Дракон, что прежде был ничей, обрел всадника. Обрел имя, и так назвала я его: Черное Пламя. Пью за него, и пусть годы его будут бессчетны, а полет — высок! Выпили и за это, а после Лэндо велел музыкантам играть, а танцовщицам, что приведены были с земель Джаббы — танцевать; сам же склонился к Эл, недовольно сомкнувшей губы, и шепнул: — У каждой из них я спрашивал согласия, ни одну не заставил танцевать против воли, и каждой из них платил золотом, и не делал различия меж теми, кто согласился и теми, кто ответил отказом. Лея дала им свободу, и никто здесь не посмеет забрать ее. И тогда губы Эл тронула легкая улыбка, такая, какую любил он больше всего, и какую прежде дарила она ему лишь в ночной полутьме — и на мгновение Лэндо заколебался, отступил от своего замысла, но вспомнил о драконах. Вспомнил ту грозовую силу и мощь, что несли они, вспомнил, что Бейл Органа не был драконьей крови, но породнился с нею иным путем — и обернулся к Лее. Второе, значит, — отметил Лэндо, скользнув взглядом по плечам королевы, что окутаны были алым плащом, который Лэндо подарил Люку несколько лун назад — в тон платью Эл. В тон, чтобы на пиру смотрелись они единым целым, оттеняя светлые одежды Лэндо и жемчужно-белое королевское платье, будто и он, и Лея уже были парой. Защитник, — решил Лэндо, видя, как подалась Лея навстречу Люку, и как спокойно убрал тот ладони с покатых плеч. Защитник, но не соперник. Что ж, одной проблемой меньше — Лэндо готов был выступить против Хана, но всадник... Всадник был слишком высокой преградой — преодолимой, но опасной, а Лэндо, хоть и любил азарт, но к излишнему риску подходил осторожно, с холодным расчетом. Два раза кидался он с головой в омут — один раз выиграл, другой — проиграл. Проиграл корабль, но выиграл — Эл, увез ее из Кесселя на том самом корабле, что годом позже забрал у него Хан, обставив Лэндо в саббак. Хан... Лэндо нашел его среди плотной толпы гостей — тот провожал взглядом гибких танцовщиц, отбивая сапогом ритм, потом заметил интерес Лэндо и подмигнул, салютуя чеканным кубком. Казалось, что он намеренно избегает смотреть в сторону королевы и всадника, но может, то была лишь игра света и теней... Однако это было важно, а Лэндо не собирался упускать ничего из той путаницы симпатий и отношений, что связывала его нежданных гостей из-за моря, и потому он шепнул Эл, чтобы она присмотрела за Ханом, расположила его к себе — а потом передала Лэндо все, что сумеет узнать. Сам же он направился вслед за Леей и Люком, что незаметно для прочих — но не для него — ускользнули из зала.***
Нагнал их у самых покоев, ступая тихо, и притаился за поворотом. Стражники — и его, и королевы — были на пиру, и Лэндо замер, прислушиваясь, приникнув к холоду камня. Стояли они друг к другу так близко, что Лэндо едва различал их шепот, так близко, что казалось, будто вот-вот поцелуются. — Зайдешь? — тихо спросила Лея. — Зачем? — ответил Люк. Лэндо не видел его лица, к нему стоял он спиной, но видел лицо королевы — взгляд у нее стал точь в точь такой, какой бывал иногда у Эл, блестящий и немного насмешливый, будто она говорила о вещах настолько очевидных, что объяснять их не было нужды. Вместо ответа Лея накрыла рукой его плечо, провела по рукаву, взяла ладонь, сплетая пальцы, но Люк тут же вывернулся, притянул ее руки к себе, поцеловал поочередно и отступил. — Спокойной ночи, — произнес он уже громче, совсем другим тоном, и Лея вмиг побледнела, лишь глаза сверкнули гневным огнем. Теперь и она шагнула назад, потом разомкнула губы, желая что-то сказать, но Люк тут же наклонился к ней и прошептал что-то, и тогда лицо у королевы на миг сделалось растерянным и юным. Люк кивнул ей, в два шага пересек коридор и хлопнул дверью. Она молча смотрела ему вслед, лишь пальцы терзали золоченую сетку на груди, а потом и она ушла к себе; ушел и Лэндо, чувствуя, будто несет в ладонях что-то хрупкое и живое, тайное и явное. Долго сидел в темноте покоев, все думал, чему стал свидетелем, какие карты разыгрывались и что имелось в остатке. Взвешивал риски и шансы, потом бросил это дело — надо дождаться Эл, не было у него советника лучше, не было друга ближе. Почти уже задремал, когда она проскользнула в дверь, высокая и тонкая. Застыла в темноте, привыкая, потом прямо к нему направилась, будто они связаны были невидимой нитью; так ли связаны меж собой королева и всадник? Должно быть, так же, а может, даже прочнее, подумал Лэндо и поднялся ей навстречу. — Давно меня ждешь? — шепнула Эл, занимая огонь. — Думала, ты уснул. Свет лег на ее лицо, разделил пополам — Лэндо смотрел и не знал, какую часть любит больше — светлую или темную, какая Эл на самом деле настоящая, а какая — лишь тень? Шагнул к ней, обхватил белое лицо ладонями, поцеловал — не распаляя, но успокаивая. — Давно. — Я сделала, как ты просил. Проводила Хана до его комнат, и сразу пошла к тебе. Он, кажется, все же расстроен — но не берусь судить, чем именно. Больно уж широко улыбался, громко смеялся, и пил без меры. Что-то его гнетет, Лэндо... — Я, кажется, знаю — что... — ответил ей Лэндо, опуская руки. — Что скажешь ты о королеве? О ее всаднике? Тебе не показалось... — Что?.. — нахмурилась Эл, отошла к столику, принялась вынимать из высокой прически звонкие шпильки, споро и ловко, как картежник — карты из рукава. — Что Люк держится настороже с королевой, не подпускает ее к себе ближе положенного, что он холоден с ней, а она — о, она ждет совсем другого... — задумчиво начал Лэндо. — Порхает вокруг него, точно белая бабочка, вьется, как плющ по стене, а он и стоит — каменный, — и не пронять ничем. — Ох, Лэндо! — засмеялась вдруг Эл и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Коротко задумалась, потом перешла на родной, первый свой язык, язык Кесселя, тягучий и плавный. — Ты смотришь, милый, но не наблюдаешь. Он каменный, да только того и гляди камень тот трещиной пойдет! Не веришь?.. Он руки ее отстраняет, а сам пальцы в кулак стискивает, свежую рану тревожит. Он глаза отводит, а сам к ней так и тянется, как зачарованный. Он слова роняет холодно, а сам огнем исходит, внутри криком заходится... А о чем кричит — мне неведомо. Нет во мне драконьей крови ни капли, и к этому голосу я глуха... — она покачала головой, рассыпая темные шелковые пряди, склонила ее к плечу, будто птица, взглянула насмешливо. — Но глаза-то есть, и вижу я так. — Ты видишь так... — протянул Лэндо на ее языке, и этим словно ближе к ней сделался. — Твой взгляд всегда острым был, значит, и я присмотрюсь. Взгляну поближе, а затем решу... — Ты про свадьбу? — откликнулась Эл рассеянно, точно вел он речь о погоде; о чем-то, что не в силах она контролировать и на что повлиять неспособна. — Предложи, конечно, да вот только... Поторопился бы ты, а не то Люк ей первым предложит, а она... Ты и сам знаешь, чем Лея ему ответит. — Знать бы, чем она ответит мне... — вздохнул Лэндо. — Отказ возможен, конечно, но и обидеть тебя Лея не решится — ответила Эл на общем,— слишком много зависит от твоей воли сейчас, слишком много у тебя власти над тем, что хотела бы сделать она своим... Может, потому и склонится в итоге к тебе, как знать? Мне она показалась довольно... практичной. — Я напомню всаднику о встрече, — решил наконец Лэндо. — Не люблю спешки, но и момент упустить не с руки, ты права. — Значит, решено, — улыбнулась ему Эл, подошла ближе, коснулась губами губ — только их, не из робости или стеснения, но чтобы ярче вбирал он в себя их тепло, чтобы чувствовалось оно остро и жарко, растекалось в груди медленно и незримо. Если права она — то и Лея желает того же. Если права она — то и Люк держится лишь на голом упрямстве. Потому что нет у него другой преграды, все перед ним — приходи да бери, празднуй победу, сжимай в ладонях, целуй губы покорные, гляди в лицо запрокинутое. Что ж он не смотрит, чего боится? Или есть иное препятствие? Если есть — нужно его узнать, решил Лэндо, а потом кроваво-красное платье упало с острых и белых плеч, и ни одной мысли уже не осталось. Стали ненужными, сделались лишними, бегством спаслись. Только дыхание его, легкое, как дым, осталось, да биение сердца в ночной тишине. И там, в темноте, Лэндо все позабыл — и решение свое, и тревоги, и тяжесть власти, и просьбу о встрече, где будет просить руки королевы.