И это ее разрушает.
Каждый день Накахара поднимается с новым шрамом от тех ночных кошмаров из головы. От тех миражей, которые так сильно выглядят настоящими. Она идет на работу, которая стала такой бесполезной. Ведь ей больше некого защищать. Звонит на любой найденный номер, пытаясь услышать любимый голос. Она помнит ее нежные руки, которые так мягко обнимают за талию утром. Ее крошечные ямочки на щеках, когда она ярко улыбается. Ее мягкие снежные волосы, что пахнут чем-то сладко-ягодным. И ее соленые слезы от чересчур грубых слов по пьяни. Она была такой глупой, когда Ацуши была рядом. А сейчас что? Она еще глупее. Ее хрупкая надежда рассыпается в пыль, съедая и здравый смысл. Самой морозной ночью стоит босыми ногами на подоконнике и смотрит вниз. Она крайне пьяна. Накахара смогла продержаться пять лет. Настоящее испытание, как оказалось, жить в этой растерянности и разбитости. Она действительно сходит с ума. Она делает шаг. У Чуи алкогольный делирий. И падает. У нее паранойя. В бесконечную пропасть.— Вот и все?
Она спрашивает саму себя, чувствуя, как еще летит. Освежающий ветер ползет по голой коже, заставляя бегать мурашки вниз-верх. Чувствует, как пальцы неприятно колют, слышит хруст и странное попискивание возле правого уха. Чуя улыбается, раскрывая глаза. Неприятно слепит белое окружение, и она вновь зажмуривается, делая глубокий вдох. Руки, как и все тело с мозгом пополам, чертовски тяжелые. С трудом осмысливает ситуацию, поднося пальцы к лицу и потирая переносицу. А за локтем тянутся тонкие трубки. От капельницы и прочих медицинских приборов. Вновь впадает в беспамятство под действием снотворного. И так каждый раз, когда ее кормит незнакомая девушка в белом халате. Разрывы связок, пара синяков, легкое сотрясение мозга и это все. Она так легко отделалась. Месяц и ей разрешают гулять по коридорам с едким запахом хлорки. Ей кружит голову. Говорят, что через неделю ее переведут в психиатрическую клинику для полного обследования. — Ваш личный психолог — Ацуши Накаджима. Ее и так слабые ноги вовсе теряют силу, собираются уронить не восстановившееся до конца тело на твердый кафель. — Чуя-сан, держитесь за мою руку. Она хватается тонкими пальцами за плечо в белой ткани. Она не верит. — Да, вот так. Все не по-настоящему. Ей тепло и приятно. Ацуши ведь… Ее медленно отводят обратно в палату и усаживают на жесткую кровать. Это еще один кошмар. — Чуя-сан, посмотрите на меня. Пожалуйста, взгляните на мое лицо. Она мелькает голубыми глазами перед лицом девушки и смотрит. Смотрит осторожно, прощупывая будто. Накахара нервно передергивает плечами, хватается за голову и плачет. Плачет неделю, когда слышит сбоку такой привычный голос, что она почти забыла. Почти. Но Ацуши забыла совсем. Ацуши не помнит ничего. Не помнит тех теплых ночей вместе, грустных дождливых дней и ярких прогулок по парку с вишневым мороженным. А Чуя помнит все. Всю ту любовь, что получила, и боль, что она причинила сребровласой. Месяц личных разговоров. Накаджиме снятся странные обрывки из чьей-то жизни, что заставляют ее краснеть и задыхаться. Она закручивается в одеяло, сидя ночью в своем кабинете. — Ацуши… Чуя стучит тихо, боится, что разбудит любимую. Но любимая уже не спит вторые сутки настоящим сном. Они вместе сидят на диване. — Ты что-то вспомнила? Она кивает, кивает и рассказывает о том, что ей поведали сны, ласковые касания таких, оказывается, родных рук и добрый взгляд. Тот, которым Накахара смотрит только на нее. И сейчас этот взгляд кажется еще приятней, он тянет на себя, заставляет еле коснуться уголка губ, что пропахли пантогамом. Это лечит. Чуе всегда нужна была лишь она одна. Она, которая была той ее болезнью. А теперь она же спасает от всего. Чуя любит по-настоящему, и Ацуши знает. Ацуши настоящая, и Чуя чувствует это. — Все будет по-прежнему? Ее обнимают за талию, вплетают красивые пальцы в рыжие кудряшки и целуют в висок. — По-прежнему никогда уже не будет. Но будет лучше. А ведь правда.