Полюби меня снова

— «Любовь живет три года», дорогой. Тот факт, что мы прожили с тобой эти три года счастливо, уже что-то значит. Я была до жути рада видеть твою сияющую улыбку, твои горящие глаза, ощущать твое тепло. Но, дорогой, я больше не могу скрывать от тебя факта того, что я люблю другого. Я знаю, что очень неблагодарная, раз прошу тебя оставить меня, особенно, после всего, что ты для меня сделал, все что мы прожили. Однако, я также знаю, как будет тяжело нам обоим, если это все вовремя не прекратится. Ты будешь всегда в моем сердце, просто за то, что был рядом со мной все это время, — на глазах девушки выступили слезы, — если ты все еще испытываешь чувства ко мне, то, пожалуйста, отпусти меня. Антон стоял в ступоре, какого раньше никогда не испытывал. Что-то внутри него тихо скулило, просилось наружу. Он смотрел на девушку, а его прирученные волки становились вновь дикими, одинокими. Парень не понимал, что и как он должен сказать. Ему казалось, что сейчас не он хозяин своего тела. Своего худущего длинного тела, которое приобрело болезненный вид из-за вечных бессонниц на нервной почве. Но, что-то внутри взяло вверх, отчего он все-таки смог ответить. — Хорошо, уходи, — парень не понял, как ему удалось произнести это настолько спокойно, настолько уверенно и тепло, что волна мурашек пробежала по его телу. Он стоял весь бледный, перебирая браслеты на руке, а его взгляд был направлен куда-то далеко, но точно не на Кузнецову. — Спасибо, Антон. Это была последняя фраза от нее, которую Антон услышал в этот вечер. Прохладная комната наполнилась запахом табака, когда дверь за девушкой закрылась, заставляя квартиру опустеть без ее присутствия в ней. О ней напоминали лишь немногочисленные фотографии, развешанные по стенам, аккуратно сберегаемые белыми рамочками. Те, которые они вешали вместе. Ира выбирала места, а потом аккуратно подавала гвоздики парню, который вбивал их. А потом они также аккуратно вешали сами фотографии. Такие яркие, теплые, пропитанные любовью. Шастун сидел на подоконнике, скуривая очередную сигарету и смотря в окно, где красовались небоскребы. Он любил сидеть и смотреть на них. Что-то завораживало его в этом пейзаже. А Иру всегда отталкивало. Ей он не нравился, потому что смотреть на какие-то высокие здания для нее было скучным. Но сейчас его это уже не беспокоило. Сейчас Антон старался думать лишь о всем том хорошем, что у них было. Что грело его, вспоминая о своей второй серьезной девушке. И, как обычно, он прощал ее. За все. Руки начали трястись, когда он наткнулся на сообщение от девушки. (14:15) from любимая икринка; «Дорогой, я хочу извиниться перед тобой еще раз. Ты знаешь, что я любила и буду любить тебя. Просто теперь, как воспоминание. Такое родное, такое теплое. Я надеюсь, что ты найдешь себе человека, с которым у тебя будет повод почувствовать себя счастливым. Не расстраивайся из-за меня. Из-за нас. Это все пройденный путь, который подошел к концу, и который дает тебе определенный опыт. В какое-то время твоя, Ира»

***

Дождь барабанил по стеклу, стекая мокрыми тонкими дорожками вниз. Антон смотрел на экран телефона, кусая губу. Он листал фотографии, которые так сильно пробивали его. Так, как никогда. Все волки сбежались на эту жертву. Сегодня у них пир. Он листал до самого конца, пока не наткнулся на одну из тех самых фотографий, о которых хотел забыть больше всего. И на еще одну. И еще несколько. На них красовались два счастливейших лица. Фотографии были сделаны еще тогда, до Иры. Блять, сколько же им уже лет. Сколько долбанных лет они пролежали в фотопленке, по сути забытые, но бережно согреваемые где-то там, в подкорке. У Антона покатились слезы. Он впервые за столько лет понял то, что натворил. И это начало его рвать. Так, как рвала бы стая голодных волков. Шастун медленно перелистывал фотографии, вечно приближая и перемещая пальцы по экрану. Его взгляд останавливался на каких-то деталях, что-то разглядывал. Что-то, что было известно только ему… и тому улыбающемуся теплому взгляду. Нежному до безумия. Скулеж превратился в вой. Протяжный. Громкий. Безостановочный. Его легкие будто отказывались принимать воздух. Он уже забыл о том, что несколько часов назад его бросила девушка, которой он посвятил три года. Из-за которой он отказался от любви. Той самой, о которой пишут в длиннющих романах. Той самой, что показывается в фильмах, над которыми плачут в кинотеатрах. Вот такой вот ты придурок, Шастун. Придурошней тебя — нет. Когда фотографии закончились, его глаза тупо уставились на потемневший экран, а руки начали невольно потрясываться. Парень откинул телефон на кровать, потому что понимал, что вот-вот его уронит. Он крутил в руках кольцо, которое не снимал уже лет пять. Перед глазами начали всплывать вспоминания от которых хотелось выйти в то самое окно, в которое Антон сейчас смотрит. Какой же ты придурок, Шастун. Придурошней тебя — нет. Пальцы самостоятельно напечатали в поисковой строке расписание поездов в Питер, а внутри все сжалось до нереальности. Выбрав все, что нужно, Антон просто подтвердил покупку билетов на следующее утро.

До скорой встречи, р о д н о й.