В логове льва

20 декабря 2005 г. Цюрих Сильная простуда заставила Гунтрама провести несколько дней дома. Он чувствовал себя несчастным и предпочитал сидеть в своей мастерской, работая над сказками. Он уже прекрасно понимал, что пропустит свой вернисаж в Берлине из-за плохого состояния здоровья. Вердикт Вагеманна был предельно ясен: полный постельный режим в течение двух недель, и Фридрих был исполнителем. Гунтрам извинился перед Хайндриком за кражу его оружия, но швед воспринял все очень лихо, сказав, что просто не был готов, но в следующий раз Гунтраму так не повезет, и в итоге они договорились, что мальчик научит его, как это делается, когда почувствует себя лучше. – С этого момента ты – Dachs, а Армин – Strolch! Армин вернулся 20-го числа и направился прямо в спальню Гунтрама, чтобы извиниться, под пристальным взглядом Фридриха, потому что Конраду пришлось покинуть дом, чтобы воздержаться от убийства кровного родственника. – Я был таким дураком, Гунтрам. Думал, что она любит меня или, по крайней мере, я ей нравлюсь. Когда я дрался с тобой, то осознавал, что делаю, но не мог остановиться. Прежде чем мы приехали в дом, она дала мне одну из этих таблеток, «ракету», они потрясные, когда занимаешься любовью. Чувство, словно ты вот-вот взорвешься на миллион солнц. Я принял одну, и она тоже, потому что мы оба хотели отлично провести время. – Зачем тебе такое? Тебе двадцать! – недоумевал Гунтрам. – Готов поспорить, ты способен завести девушку в постели. – Конечно, но она несколько недель подряд жаловалась, что я скучный, как мой дядя Конрад, что я становлюсь похожим на него. – К твоему сведению, Армин, твой «дядя» совсем не скучный в постели, – улыбнулся Гунтрам. – Я рад, что он старше меня, потому что, будь ему двадцать, я был бы уже трупом. Счастливым, – хихикнул он, но перестал смеяться, услышав легкое покашливание Фридриха. – Я был влюблен в нее с тринадцати лет и, когда она согласилась встречаться со мной, попросил разрешение у отца, правда попросил. Мне нужно было сделать все правильно, потому что я хотел, чтобы она стала моей женой! – Что случилось? – Мой отец запретил мне и дядя Конрад тоже. Они сказали, что она не достойна моих чувств! Я поговорил с тетей Гертрудой, и она позволила мне посещать ее дочь, конечно, в отсутствие доктора фон Кляйста. Я думал, они старомодны, но теперь знаю, что все это потому, что она подбиралась к дяде Конраду, когда ей было шестнадцать лет, и легла в постель с одним из ассоциатов в семнадцать, чтобы заставить того жениться на ней! Она сняла все на видео и шантажировала его, угрожая обнародовать запись! Его свадьба была отменена, и месяц спустя он покончил с собой в автокатастрофе. – Может, это было недоразумение? – Нет, мой отец уверен, что за этим стоит фон Кляйст! Ты спас мне жизнь, и я буду бесконечно благодарен тебе, Гунтрам. Прости за все те ужасные вещи, что я тебе наговорил. – Не волнуйся – назвать меня Губкой Бобом не худший вариант. Я планировал начать называть тебя Морская Звезда Патрик. – Я рад, что ты умеешь так бить. Это меня действительно остановило. – Ты был немного не в себе, и я тоже. Я не должен был использовать нож против тебя. – Гунтрам, я был обдолбан и не убил тебя по чистой случайности. Амундсену и Хартику пришлось напрыгнуть на меня, чтобы усмирить, когда они добрались туда. Я совсем слетел с катушек из-за этой штуки. Я ударил Мари Амели и, возможно, убил бы ее, когда она назвала меня импотентом. Повезло, что появились парни. Я ни разу за свою жизнь не ударил женщину, а тут поступил так с ней. – Я не знал этого, – Гунтрам был потрясен. – Я был в ярости из-за того, что она предложила тебе трахнуться. Она посмеялась надо мной и сказала, что, возможно, со вторым мужчиной смогла бы почувствовать хоть что-то, потому что со мной это было похоже на дилдо. – Послушай, Армин, забудь об этом. Веди себя хорошо и усердно работай, и твой дядя простит тебя. Мне жаль, что тебя не полюбили в ответ. Возможно, однажды ты встретишь хорошую девушку, которая поладит с тобой. – Дядя Конрад – везучий ублюдок, потому что у него есть ты. – Дядя Конрад сдерет с тебя кожу заживо, если услышит такое, – улыбнулся Гунтрам и протянул руку. – Друзья? – Конечно, мой отец обожает тебя, – Армин пожал руку Гунтраму. – Ты знаешь, где Мари Амели? – спросил Гунтрам, но Фридрих встал со стула и произнес: «Думаю, вам пора уходить, юный Линторфф. Герцог увидится с вами за обедом». Сконфуженный, Армин вышел из комнаты, склонив голову. – Почему я не могу спросить об этом? – воскликнул Гунтрам. – Потому что эта женщина не имеет к тебе никакого отношения, дитя. Она уехала, и ее имя больше никогда не будет упоминаться в этом доме. Я очень доволен твоим поведением и позицией во время этого несчастного случая. Ты следовал заветам нашего Господа, и я верю, что твой отец гордился бы тобой. Теперь тебе нужно отдохнуть. Гунтрам постарался выполнить предписание, потому что хотел иметь возможность посетить рождественский базар, организованный отцом Бруно и Кларой фон Риббентроп, хотя бы на несколько часов. Фридрих разбудил его ко времени чаепития и велел одеваться, потому что они поедут вместе в церковь, где проходит праздник. – Большинство людей ты уже знаешь по Фонду. Одна из них – Гертруда фон Кляйст, так что постарайся держаться подальше от нее, Гунтрам. Герцог дал тебе разрешение пойти – и это твое право, потому что ты помогал госпоже фон Риббентроп больше, чем кто бы то ни было, – но он опасается, что эта женщина может быть неприятна тебе после инцидента с ее дочерью. – Понимаю, Фридрих. Я постою в уголке. Я лишь хотел увидеть один из рождественских базаров. – Тебе стоит посмотреть на них в Вене или Мюнхене, дитя. Возможно, в следующем году, если позволит твое здоровье. Оставайся внутри, так как в садах очень холодно. – Да, Клара уже сказала, что у нее есть работа для меня – развлекать детей. Я должен взять карандаши и бумагу и хороший запас рождественских мотивов, – усмехнулся Гунтрам. – Хорошо, оставайся там, где она скажет. Алексей предложил отвезти их на своем BMW, но Гунтрам задался вопросом, почему всю дорогу за ними следовала еще одна «Ауди». – Простая предосторожность, дитя, – такое объяснение он получил от Фридриха, отказавшегося сказать больше и начавшего рассказывать историю о том, как Альберт фон Заксен-Кобург (саксонский принц из Саксен-Кобург-Готской династии (1819–1861), супруг британской королевы Виктории, принц-консорт. – Прим. пер.) привез в Англию немецкую традицию украшать дом рождественскими елями и дарить игрушки детям. Сад и внутренний двор церкви были уставлены множеством столов с традиционными деревянными игрушками, выпечкой, рождественскими украшениями и различными видами деревянных щелкунчиков. По прибытии Гунтрам был пойман Моникой ван дер Лейден, личным секретарем герцога, которая представила его своей тете, Софии цу Лёвенштайн, жене старого князя. – Ты родитель Иоганнеса, – сказала пожилая принцесса с игривым огоньком в глазах. – К счастью, он ведет себя хорошо, но мы не можем сказать то же самое об Оскаре. – Я не женат, принцесса. Боюсь, что это ошибка, – занервничал Гунтрам, и улыбка пожилой женщины стала шире, а Моника изо всех сил постаралась сохранить аристократическое самообладание. – Клаудия принесла его домой на прошлую Пасху и держит в своей комнате. Ее мать засомневалась в том, насколько это целесообразно, но тогда Мария воскликнула, что тоже хочет держать у себя Оскара, и мы больше не смогли отказывать. Условие состояло в том, что они должны оставаться высоко. Гунтрам с отчаянием посмотрел на Монику, но она ответила ему одним из своих холодных взглядов, словно мальчик был полным простофилей, который не мог вспомнить что-то настолько нехитрое. – Я не знаю ни одного Иоганнеса, кроме сына доктора фон Кляйста. – Ты создал два таких существа, как Иоганнес и Оскар, и ты их забыл? Девочки будут очень разочарованы! – воскликнула принцесса в притворном изумлении. – Бедный Оскар, он такой милый в своем голубом пальто и красной шляпке от дождя! – А у Иоганнеса такой красивый белый хвостик! – Прямо-таки заставляет задуматься о вегетарианстве, – рассмеялась Моника, не в силах больше сдерживаться, и Гунтрам ошеломленно посмотрел на них. – Иоганнес – это утка, которую ты нарисовал для Клаудии цу Лёвенштайн, а Оскар – плюшевый медведь, созданный для Марии, ее младшей сестры. Сейчас оба живут в семье моего кузена Адольфа. Тебе должно быть стыдно за то, что бросил твои творения! Гунтрам с облегчением рассмеялся, избавившись от обвинений в отцовстве. – Слышала, что Клара планирует заставить тебя поработать сегодня, – приветливо сказала принцесса. – Мой муж уже видел твои работы, и я подумала, не будешь ли ты так любезен, чтобы посетить нас, скажем, после праздников и показать больше. Тита и Элизабетта очень высоко отзывались о тебе. – Я видела несколько его акварелей, тетушка София, и они очень хороши. Когда твоя выставка в Берлине, Гунтрам? – Она открывается 8-го. Вернисаж раньше, 3-го января, но только для прессы и коллекционеров. Я не смогу присутствовать на нем, потому что доктор запрещает мне летать в течение нескольких месяцев после поездки в Лондон. – Вернисажи очень скучны, мой дорогой. Всегда одни и те же люди и сыр, – прокомментировала София. – Ты ничего не потеряешь. – Я начинаю нервничать в присутствии стольких незнакомых людей, – признался Гунтрам. – Я тоже, но с годами забываешь, что они там. Пойдем со мной, я познакомлю тебя с некоторыми людьми, пока Клара не приковала тебя к столу и не начала делать на тебе деньги. Через час после встречи с еще несколькими людьми Гунтрам был очень рад присесть рядом с молодой и привлекательной колумбийкой по имени Сесилия Риганти за стол с бумагами и карандашами и очередью из семи детей, готовых что-то попросить. Понимая, что никогда не сможет выполнить все просьбы, он предпочел усадить старших и заставить их рисовать самостоятельно, пока он рисует для младших, чтобы они могли раскрасить это. – Вам удается держать их занятыми и спокойными. Хотите работать на нас? – рассмеялась Сесилия, говоря по-испански, к удивлению Гунтрама. – Вы работаете в школе? – Нет, я секретарь г-жи Гертруды фон Линторфф в Фонде. Я просматриваю бухгалтерию. – Должно быть, трудно со всеми этими цифрами. – Все в порядке. Нас четырнадцать, и мы проверяем друг за другом. Мы представляем наши результаты доктору фон Кляйсту. Хотите что-нибудь выпить? Очень холодно, а вы ничего не пили, с тех пор как пришли, – предложила она, заметив, насколько бледен и утомлен молодой человек. «Разве Фердинанд не говорил мне, что он серьезно болен? Что-то связанное с сердцем?» – Не хочу оставлять детей одних. – Я принесу. Чай? – Да, пожалуйста, мисс Риганти. Сесилия подошла к большому столу, чтобы выбрать фарфоровую чашку и чай, когда к ней обратилась Гертруда фон Кляйст. – Сесилия, будь добра, посмотри, уходят ли Вайсманны. Я хотела бы поговорить с... – Гертруда притворилась, что на секунду задумалась. – Маргарет Вайсманн о ее пожертвовании для проекта в Сальвадоре? – закончила Сесилия. – Именно, спасибо, дорогая. – Ах, я собиралась отнести чашку чая Гунтраму де Лилю. Я попрошу одного из официантов сделать это. – Нет-нет, не теряй времени, поймай ее, прежде чем она направится в MSF (Medecins Sans Frontieres («Врачи без границ») – международная медицинская гуманитарная организация, оказывающая независимую помощь людям, чье выживание находится под угрозой из-за вооруженных конфликтов, эпидемий, недоедания, отсутствия помощи со стороны здравоохранения или во время стихийных бедствий и т. п. – Прим. пер.) или другую благотворительную организацию на телевидении. Я позабочусь о Гунтраме. Какой чай ты выбрала? – По-моему, дарджилинг. – Хорошо, теперь беги. Эта женщина стоит несколько миллионов, и я не хочу, чтобы еще одна сирота из страны третьего мира украла их у меня. «Неудивительно, что Фердинанд называет ее ведьмой». – Да, конечно, мадам фон Линторфф, – коротко ответила Сесилия и вышла из комнаты, оставив чай на столе. «Пора избавиться от мелкого вредителя». Гертруда осторожно достала три маленьких белых таблетки, похожие по размеру на сахарин, и бросила их в другую чашку, добавив две ложки меда, чтобы заглушить горький вкус, положила чайный пакетик с ароматом яблока и корицы и залила его горячей водой. Она осторожно размешала чай, чтобы все хорошо соединилось. Взяв чашку изящными руками, она пошла в другую часть комнаты, где Фридрих Эльзассер беседовал с отцом Бруно. «Если я ему это дам, он может заподозрить что-то. Мне нужен кто-то другой». – Тетя Гертруда! – маленькая девочка бесцеремонно потянула ее за платье. – Это я, Клаудия цу Лёвенштайн! – Да, дорогая. Как поживаешь? Ты так выросла! – Спасибо, тетя. Я сейчас в третьем классе. – Не может быть! Ты выглядишь, как юная леди. Я думала, ты в пятом классе! – Нет, тетя, это моя сестра Катерина. – Не могла бы ты оказать мне услугу. Я тороплюсь, а отец Бруно все еще говорит, и не похоже, что скоро прервется. Не могла бы ты отдать эту чашку чая пожилому джентльмену рядом с ним и сказать ему, что этот чай Сесилия приготовила для Гунтрама, но вынуждена была уйти. – Да, тетя Гертруда, – ответила девочка, радуясь быть полезной, особенно Гунтраму, который был так добр к ней. Держа чашку и блюдце с большой осторожностью, поскольку не желала пролить чай и прослыть неуклюжей, очень медленно и легко ступая, она подошла к отцу Бруно. – Отец Бруно? – Да, Клаудия? – прервал священник свою беседу с Фридрихом и другим мужчиной. – Этот чай для Гунтрама. – Я не Гунтрам, Клаудия, – ответил он, и девочка застыла, сжав чашку сильнее, чем прежде. – Возможно, она не знает, где он. В последний раз, когда я его видел, он рисовал за одним из столов, – сказал Фридрих. – Мисс Сесилия сказала, что это для него, но она должна была уйти. – Хорошо, я отведу тебя к нему. – Это слишком далеко, я боюсь, что уроню его, – призналась Клаудия смущенно. – О, не волнуйся, я отнесу его за тебя, а потом ты сможешь отдать его ему, – любезно предложил Фридрих. – Большое вам спасибо, сэр, – сказала она, с энтузиазмом передавая ему чашку, чуть не пролив горячую жидкость на мужчину. Гунтрам был рад снова увидеть Клаудию и поблагодарил ее за чай, подтвердив, что Сесилия Риганти ушла за ним. Чтобы не обижать малышку, он сделал два глотка – но только два, потому что ненавидел мед в чае – и продолжил работать для младших детей, теперь с помощью Фридриха, который мог понять их гораздо лучше, чем он. Примерно через тридцать минут Гунтрам почувствовал, что все вращается перед глазами, а грудь сдавило острой болью. Он попытался подавить это, но головокружение было непреодолимым. – Фридрих, мне совсем нехорошо, не мог бы ты принести извинения от моего имени, и мы поедем домой? – слова давались ему с трудом, и Фридрих отметил, насколько бледен Гунтрам. Он быстро принес свои извинения и был вынужден помочь Гунтраму встать. – Слишком много пунша, дитя? – пошутил он, чтобы снять нервное напряжение, потому что чувствовал, что с Гунтрамом что-то не так. – Нет, я слопал несколько макарун. Сегодня вечером пропущу ужин. – Сможешь дойти до машины? – спросил Фридрих, поддерживая шатающегося мальчика. – Это фраза для паба, а не для церкви, – слабо улыбнулся Гунтрам и удивился тому, насколько слабее стал свет за столь короткое время. – С тобой все в порядке, Гунтрам? – спросил Адольф цу Лёвенштайн, когда они проходили мимо него по пути к входной двери. – Просто головокружение, не о чем беспокоиться. – Я помогу тебе дойти до машины, Гунтрам, ты выглядишь нехорошо, – сказал Адольф, заметив, насколько бледен юноша и как он вынужденно прислонился к стене для опоры. – Спасибо, Адольф. Гунтраму удалось покинуть комнату самостоятельно, но он почти рухнул в фойе. Адольф оказался достаточно быстр, чтобы поймать его, а Фридрих бросился за Алексеем. – Ты принимал свои таблетки? – спросил цу Лёвенштайн. – Выглядишь точно так же, как мой отец во время первого сердечного приступа. – У меня нет боли или онемения. Должно быть, съел что-то. – Ты пил шампанское или что-то еще? Алкоголь плохо сочетается с лекарствами для сердца. – Нет, ничего, только немного чая и макаруны. Возможно, дело в них. Алексей почти прибежал, не церемонясь проверил пульс Гунтрама и выругался по-русски. – Очень быстрый и беспорядочный. В больницу! – Все не так плохо. Я просто... – и Гунтрам, не договорив, рухнул прямо в руки русскому. – Я позвоню в скорую помощь! – Нет времени. Можете отвезти нас в клинику Хиршбаума? В десяти минутах отсюда. – Конечно, дайте мне ключи от вашего автомобиля. Мой припаркован далеко. Это сердечный приступ? – Не думаю, пока нет. Его пульс очень плох. Он ведь отлично справлялся! – Отец говорил мне, что последняя неделя была для него очень напряженной, – сказал Адольф, открывая заднюю дверь автомобиля, чтобы Алексей мог забраться внутрь с Гунтрамом, а Фридрих занял пассажирское место спереди. – Если бы дело было в этом, то это повлияло бы на него намного раньше, – пробормотал Алексей и решил взять под контроль повышенное кровяное давление, прежде чем оно нанесет реальный ущерб. – Мистер Эльзассер, у вас есть его таблетки? Дайте мне одну оранжевую, похожую на твердое желе. – Вы уверены, Антонов? – спросил мужчина, но дал ему таблетку. – Надеюсь, она сработает, иначе есть риск сердечного приступа, если он еще не начался, – Алексей взял таблетку, проколол ее маленьким швейцарским армейским ножом, заставил Гунтрама открыть рот и протолкнул ее внутрь; к его облегчению, мальчик проглотил ее рефлекторным движением. – Отлично, парень, просто продержись немного дольше, пока доктор ван Хорн не посмотрит тебя. * * * – Пока не получим результаты из лаборатории, мы не сможем объяснить его состояние. Уровень катехоламинов в норме, и сердечного приступа не было, только острый приступ гипертензии и стенокардии. Мой герцог, последние тесты Гунтрама проводились меньше трех недель назад, и все было хорошо, его сердечная аритмия находилась под контролем лекарств. Хотя он в тяжелом состоянии, оно было стабилизировано, – объяснял доктор ван Хорн очень расстроенному Конраду фон Линторффу поздно вечером. – Могло вино стать причиной? – Сэр, даже выпитого стакана виски было бы недостаточно, чтобы спровоцировать такое повышение артериального давления. Даже после таблетки – а она начинает действовать менее чем через десять минут, если дать ее так, как это сделал ваш телохранитель, – у Гунтрама было 210/160! Это очень много, даже для здорового человека. Обычно у Гунтрама низкое кровяное давление со значениями немного ниже стандартных. Мы подозревали, что это аллергическая реакция, но у него нет других симптомов, поэтому нужно дождаться результатов тестов на наркотики. Сейчас он спит, и я хотел бы оставить его здесь еще на несколько часов. Утром он сможет пойти домой. – Спасибо, доктор. Могу я его увидеть? – Да, конечно. С ним медсестра. Прошу прощения, – сказал доктор, после чего поспешил удалиться. – Конрад, Гунтрам сейчас спит, почему бы тебе не выпить кофе и не съесть что-нибудь? Я побуду с ним, – очень мягко сказал Фридрих, положив руку на плечо своего ученика. – Я не понимаю, Фридрих. Сегодня утром он был в порядке, счастлив, не считая простуды, которая, как сказал мне Вагеманн, не опасна! – Простуда не имеет ничего общего с тем, что произошло. – Разве он не лечился от нее чем-то? В этих лекарствах содержатся вещества, которые заставляют чувствовать себя активным, когда ты должен быть в постели. – Конрад, никаких противопоказаний к этим таблеткам нет. Я тоже шокирован. Он рисовал для детей, а в следующий миг попросил извиниться за него и вернуться домой. Он сказал мне, что у него очень кружится голова и что, возможно, макаруны были не в порядке, но врач считает, что это не могло спровоцировать такую реакцию. По словам Адольфа цу Лёвенштайна, он съел еще сендвич с лососем в начале мероприятия. Он не пил алкоголь, только чай с медом, который Сесилия Риганти послала ему. Помню, Клаудия цу Лёвенштайн попросила меня отнести его, потому что боялась разбить чашку. – Сесилия Риганти? Любовница Фердинанда? – Я не сую свой нос в жизнь других людей, Конрад, – отчеканил Фридрих. – Гунтрам сделал только глоток, потому что там был мед, а он ненавидит его. Я пытался заставить его съесть немного от боли в горле, но он хуже, чем ребенок. Вообще его не выносит! – Оставайся с Гунтрамом, Фридрих. Я должен поговорить с Гораном, – сказал Конрад и покинул комнату в частном больничном сьюте, в котором разместили юношу. * * * Горан ... Да, его состояние стабильно, он в порядке. Его выпишут завтра. Мне нужно, чтобы ты кое-что расследовал. Незаметно. Сесилия Риганти передала Гунтраму чай через одну из дочерей Лёвенштайнов ... Конечно, ребенок здесь ни при чем! Ей шесть или семь лет! Ее собственный отец отвез Гунтрама в больницу! Я не понимаю, почему она передала чай через ребенка, если предложила принести его самостоятельно ... Точно, не привлекай Фердинанда. Возможно, он обозлен тем инцидентом и использовал ее, чтобы избавиться от Гунтрама ... Если что-то было, оно должно обнаружиться в крови или моче. * * * Доктор ван Хорн не мог поверить в результаты тестов: неизвестный амфетамин из 3-метоксигруппы? О чем, черт возьми, думал мальчик? Разве он не знал, что это опасно даже для обычного человека! Эта молодежь невозможна! Даже малой дозы, обнаруженной в его моче, достаточно, чтобы спровоцировать острый приступ гипертензии, нечто смертельное для него. Он ненавидел, когда пациент так явно не подчинялся предписаниям, и герцог выслушает все, что он должен был сказать. В ярости он прошел по коридорам с бумагами в руке, чтобы обнаружить мужчину в комнате мальчика: он наблюдал, как тот спит. На секунду ему стало жалко человека, так влюбленного в глупого наркомана, такого же, как и его племянник, менее недели назад побывавший в клинике почти с передозировкой. Мальчишки, должно быть, делились таблетками. – Могу я поговорить с вами? В частном порядке, – проворчал доктор, увеличивая скорость подачи раствора в капельнице, и проследовал в гостиную комнату с Конрадом позади, тихо закрывшим дверь. – Вы выяснили, в чем проблема? – Если у вас сердечное заболевание, вы не должны употреблять наркотики. Это базовое знание! – ван Хорн не мог сдержать свое разочарование. – Это самая глупая вещь, которую я видел в своей жизни! Прочтите результаты сами! – сказал он, протянув бумагу абсолютно подавленному Конраду. – Это амфетамин, как «скорость»? – Да, его следы. Очень небольшая доза, почти незаметная, но в его случае принимать меньше не выход! – Я убежден, что Гунтрам ничего не принимал. – У вашего племянника была обнаружена большая доза метоксатамина! Это вещество из той же группы, но не такое же. Структура похожа, но, по словам нашего биохимика, оно отличается от всего, что он видел раньше. – Когда вы взяли образцы? – Сразу после того, как он попал в больницу. – Но здесь написано «следы», а не доза, как было бы, если бы он был в середине трипа. – Сэр, как я понимаю, можно получить сто доз всего из одного грамма этого вещества. Этого точно не делают в аптеке, и кто знает, какой был задействован прекурсор! Слышал, что они используют промывочную жидкость и воду! Или парфюм! – В какой форме оно производится? – По словам биохимика, это порошок, который можно есть, курить или вводить внутривенно в случае действительно больших доз. – Что произойдет, если растворить это вещество в кипящей воде? – Никогда не слышал о том, чтобы эти вещества добавляли в горячую воду. Очень редко их смешивают с водой комнатной температуры, но, хотя они высокорастворимы в воде, кристаллы ложатся на дно стакана. Очень неприятный вкус и ужасный запах, как средство для снятия лака или растворитель краски. Я знаю, что те, кто хочет более чистый сорт «скорости», кладут порошок в ацетон, нагревают и добавляют спирт, чтобы растворить его. Они фильтруют его несколько раз и всегда хранят жидкости в холодильнике, чтобы позволить кристаллам формироваться. Теоретически горячая вода должна снижать эффект, потому что она сжигает его. Амфетамины – это медицинские препараты! Более 35 °C разрушит их! – Сколько нужно времени, чтобы они дали эффект? – Зависит от способа приема: если нюхать – 1–2 минуты, как таблетку – 30–40 минут, как и любые другие лекарства. – Что, если бы Гунтрам употребил их с чаем? – Таких дураков не бывает! Вода кипит при 100 °C! Температура заварки чая варьируется от 70 до 95 °C, я знаю это, потому что моя жена – фанат подобных вещей. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы лекарства принимали с горячими жидкостями? Никогда! Это основа! – Последнее, что употреблял Гунтрам, – горячий чай, и больше ничего. Мой дворецкий все время находился рядом с ним, ван Хорн. Должно быть, это вещество было в чае. – Это может объяснить, почему нашли только следы вещества и почему оно вызвало лишь резкое повышение артериального давления, тогда как полная доза убила бы его мгновенно. Но зачем он положил его в чай? Обычно такие вещи употребляют с соками! – Возможно, он не знал, что оно было там. Он пожаловался на вкус и не стал больше пить, – размышлял Конрад, все более и более убеждаясь в том, что это скорее отравление, чем попытки Гунтрама развлечься наркотиками. – Он поправится? – Да, конечно. Наркотики будут выведены из его тела в течение 24–48 часов. Основной эффект закончился. Завтра он будет чувствовать себя очень плохо, но, к счастью, никакого дополнительного урона его исходному состоянию не нанесено. Я хочу увеличить его прием лекарств в течение месяца, просто из соображений безопасности. Он должен много отдыхать и меньше двигаться, – доктор почувствовал, как негодование растаяло, и его охватило растущее чувство вины за то, что он поверил, что мальчик сидит на наркотиках. «Как я мог быть таким идиотом? Он же словно мышонок». – Еще кое-что, доктор. Я бы предпочел, чтобы мы оставили при себе эти лабораторные результаты. Это лишь заставит Гунтрама переживать еще больше. У него был просто острый приступ повышенного давления. – Что, если подобное повторится? Мы должны позвонить в полицию. Это почти убийство. – Полиция только заставит его нервничать. Мы расследуем это, и я буду признателен за ваше сотрудничество и благоразумие. – Конечно, мой Грифон. Я сообщу доктору Вагеманну. * * * Гунтрам проснулся, чувствуя себя слабым, как побитый котенок, все его тело болело. «Самое ужасное похмелье из всех». Повернув голову вправо, он увидел капельницу, прикрепленную к его руке, и, в нескольких метрах от нее, Конрада, крепко спящего на диване. «Он выглядит так мило с растрепанными волосами и развязанным галстуком. Надеюсь, он не переживал из-за меня». Гунтрам повернулся на бок, чтобы получить лучший обзор, и тихий скрип разбудил Конрада. – Привет, котенок, – он встал, потянул затекшие мышцы шеи и подошел к кровати, осторожно целуя мальчика. – Как ты себя чувствуешь? – Не знаю. Клянусь, я был на церковном празднике, а не на дискотеке в Марбелье. – Тсс, не волнуйся, у доктора все под контролем, любовь моя. Через несколько дней тебе станет лучше, и я планирую остаться с тобой дома на праздники. – Что случилось? Я помню, что почувствовал себя очень больным, а потом больше ничего. Дело в макарунах? – Нет, Maus, ты можешь есть их, в разумных пределах, конечно. Это был просто приступ повышенного давления. Возможно, сказались волнение и стресс последних недель. Тебе нужно только отдыхать. Я позову медсестру. Она должна взять еще несколько образцов крови и принести тебе завтрак. – Это было бы чудесно. Я проголодался. Странно. – Наверное, из-за сахара, который ты съел, сколько этих сахарных бомбочек? – пошутил Конрад. – Я перестал считать после второй. – Сладости без ограничений едят дети, Гунтрам. – Кто-то посадил меня за детский стол. В Риме поступай, как римлянин. – Не переутомляйся. Я позову твою медсестру, она очень властная, поэтому будь с ней послушным. – Ты наконец-то нашел себе ровню, Конрад? – Почти. Если бы у нее был банк, я бы очень обеспокоился. Гунтрам рассмеялся над его кислым выражением лица, думая, какой же он милый. Пришлось подавить вздох, когда он получил лишь поцелуй в лоб, и Конрад вышел из комнаты. * * * Вопреки ожиданиям Горана, любовница Фердинанда была готова помочь, полагая, что Гунтрам перенес приступ аллергии. Она была опечалена случившимся и сказала, что уверена в том, что сделала чашку черного чая, потому что «обычно выбирают его». Горан был убежден, что она говорит правду, потому что не нашел никаких несоответствий в ее рассказе. Что действительно беспокоило его, так это то, что Гертруда фон Линторфф отослала ее поговорить с женой Вайссманна, хотя они заплатили свою долю Ордену и добавили еще чуть позже. – Что вы сделали, когда г-жа фон Кляйст велела вам уйти? – Я ушла, потому что она вызвалась отнести ему чай. Думаете, у него могла быть аллергия на черный чай? Это не могло быть от чего-то другого? – Вы поговорили с ними? – Да, конечно, я убедила ее посетить нас после праздников, чтобы мы могли показать ей наши проекты в Сальвадоре. Уверена, власти позволят нам называть школы именем благотворителей. Я надеюсь развязать войну между дамами, чтобы мы получили больше, мистер Павичевич. – Г-жа фон Кляйст присоединилась к вам? – Да, конечно. Она очень предана своей работе. – Спасибо, мисс Риганти. Логика подсказывала, что Фердинанд мог быть в союзе со своей женой, но он знал этого человека больше восемнадцати лет, и тот никогда бы не пошевелил и пальцем ради жены или дочери. По какой-то причине он презирал маленькую змею с момента ее рождения независимо от того, сколько раз герцог говорил, что у нее «все черты настоящего Линторффа». Гертруда фон Кляйст никогда бы не осмелилась сделать что-то настолько глупое, как попытаться отравить Гунтрама! Она прекрасно знала, чем рискует, и что герцог убьет ее, не задумываясь. Где бы такая леди могла отыскать недавно синтезированный наркотик, подобный этому? Он относится к следующему поколению, которое не производилось в Европе, а ввозилось из Юго-Восточной Азии, причем в небольших количествах, потому что стоило очень дорого. Армин принял старую разновидность из той же группы – старую добрую «скорость», но этот «в точности такой же, как и тот, но ты не впадаешь в депрессию при посадке. Это просто разрыв!», по словам одного из его источников. «Ты чувствуешь, словно вот-вот взорвешься от блаженства, но в то же время твое тело цепенеет. Все кажется смешным». Он достал телефон и набрал номер герцога. – Мой Грифон, мне нужно твое разрешение. – В чем дело? – Мне нужно поговорить с Клаудией Лёвенштайн. – Нет, ребенок должен остаться в стороне от всего этого. Я поговорю с ее отцом, и он спросит ее. Что-то еще? – Гертруда фон Кляйст на мгновение получила чашку в свое распоряжение. Должен ли я поговорить с ней? Ярость Конрада подскочила до неизвестного уровня, но он скрыл ее, потому что в комнате находился Гунтрам, мирно рисующий рядом со спящей собакой. – Нет, Горан. Я сам позабочусь об этом, – он закончил разговор, почти ударив телефон. Гунтрам почувствовал, что с его любимым что-то неладно. «Проблемы?» – посмотрел он на него. – Нет, котенок. Все в порядке. Я пойду в свой кабинет. Мне нужно сделать несколько деловых звонков. – Я могу уйти в мастерскую. – Нет, останься здесь, в тепле. Фридрих скоро подаст чай. – Хорошо, я обещаю не трогать макаруны, – улыбнулся Гунтрам и потянулся за поцелуем, но это не ослабило праведную ярость Конрада. Герцог направился в свой кабинет и закрыл дверь, прежде чем набрать личный номер Адольфа цу Лёвенштайна. Мужчина ответил после второго гудка и спросил о Гунтраме. – Сейчас ему намного лучше, но мы считаем, что в его пищу могли попасть аллергены. Как я понял, твоя дочь отнесла ему чашку. Фридрих видел ее. – Да, она. Клаудия очень гордится тем, что Гертруда поручила ей отнести чашку. Она очень хочет быть как старшая сестра, Катерина, – ответил Адольф. – Моя жена почти каждый день останавливает драки, потому что Клаудия трогает вещи Катерины. – Должно быть, это утомительно, – безразлично заметил Конрад, чтобы скрыть свою жажду убийства. – Ты уверен, что это была Гертруда, а не Сесилия Риганти? Как я понял, она помогала Гунтраму с детьми. – Нет, твоя кузина. Сесилия была с Вайсманнами, моя жена тоже была там. Гертруда пришла позже. Думаешь, это был чай? – Нет-нет, конечно нет. У Гунтрама был приступ гипертензии, а в его состоянии это может стать серьезным испытанием. Теперь ему намного лучше. – Отец посылает ему наилучшие пожелания. Он хотел бы узнать, когда будет удобно нанести визит. Думаю, он завидует, что у Гунтрама больше таблеток, чем у него. – Князь получит их еще больше, если продолжит настаивать на своих привычных вылазках в Кёнигсхалле. Я видел его вчера в компании большого стейка, – сказал Конрад. – Гунтрам будет рад видеть твоего отца, когда тому будет удобно. Доктор оставил его дома до дальнейших предписаний. Почему бы тебе не попросить князя прийти на обед? Я взял выходные до Нового года. Принцесса сможет быть уверена, что ее муж будет придерживаться диеты в течение одного дня. – Большое спасибо, мой Грифон. – До свидания, и передавай привет Елене. Все еще не в силах поверить, что спустя лишь неделю он снова был атакован кем-то из своего внутреннего круга, Конрад подумал о следующем шаге. Все указывало на Гертруду, но против нее были только слова ребенка и постороннего человека. Зачем ей нападать на Гунтрама? Он спас двух ее мальчиков и сохранил положение Фердинанда в Ордене. Гунтрам не выступил против Мари Амели, хотя у него было много оснований. По какой-то причине она с первого дня была против его котенка. Он всегда предпочитал мужчин женщинам, и это не являлось секретом. Преемственность изменилась, но ее сыновья получат все деньги, что он обещал. Гунтрам просто сделал его счастливым и стал величайшим даром в его жизни. Конрад колебался. Он ненавидел быть сбитым с толку. Взяв мобильный телефон, он еще раз набрал серба. – Горан, ты можешь прийти ко мне домой? Я хочу поговорить с Фердинандом и его женой, и мне нужно, чтобы ты сдерживал нас. Конрад глубоко вздохнул, но не смог найти в себе снова свой внутренний стальной стержень: тот, который он ковал на протяжении многих лет и который позволял ему видеть остальных людей именно такими, какие они есть: жадные, ведомые своими порывами создания, использующие лишь разум для достижения своих эгоистических целей. У него снова была змея в собственном гнезде, но на этот раз его плоти и крови. * * * Не успел Фердинанд оставить свой портфель на столе в фойе, как его мобильный громко зазвонил. Он вздохнул, прежде чем ответить, потому что слишком устал говорить с Конрадом о сделке в Далласе. – Привет, Конрад. Я только что вернулся домой. – Приведи свою жену сюда, Фердинанд. Сейчас же. – Что опять натворила Мари Амели? – Одна из твоих женщин пыталась убить Гунтрама, и я сделаю все как положено. Приведи ее, или я пошлю кого-нибудь за ней. – Что? Ты в своем уме? – взревел Фердинанд. – У тебя есть час, иначе о твоей новой шлюхе позаботятся, – очень холодно сказал Конрад, прежде чем повесить трубку. Застыв на месте, Фердинанд механически закрыл телефон и положил его в карман. Его лоб покрылся холодным потом, и он помертвел. Он не позволит Конраду притронуться к своей Сесилии. Более решительно, чем когда-либо, он пошел за Гертрудой, и на этот раз ему было все равно, придется ли ее ударить, чтобы притащить к ее кузену. * * * – Фридрих, дай мне ключ от домика. Он нужен мне сейчас. – Через час будет ужин, сир, – мягко возразил Фридрих, но снял ключ с кольца. – Отмени его! Оставайся с Гунтрамом! Он никогда не должен узнать о том, что сейчас происходит! – Это связано со вчерашними событиями? – Да. Ты тоже держись в стороне. Когда придет Горан, скажи ему, чтобы он присоединился ко мне там. Позволь ему поздороваться с Гунтрамом. – Конрад, не делай ничего, о чем можешь пожалеть позже. – Я пожалею гораздо сильнее, если не остановлю это. Гунтрама атаковали дважды за неделю, и источник один и тот же! Я не стану рисковать всем, за что боролся, и своей самой большой мечтой из-за женских амбиций! – Всегда полагайся на физические доказательства, дитя мое. Остальное несущественно. – Я сделаю все, что должен, чтобы защитить мою семью, Фридрих. * * * Сербы нервничали. Вызов в такой час без каких-либо объяснений мог означать только одно – казнь. Милан посмотрел на Ратко и вопросительно хмыкнул. – Не мальчик. Он не сделал ничего плохого. Лежит больной в постели. – Хорошо. Где Горан? – Снаружи, ждет леди. – Кажется, могущественную. Королевское обращение. – Похоже, но совет не был созван. Странно. * * * Все еще в одиночестве, Конрад сидел за большим обеденным столом в охотничьем домике. Чрезвычайно уставший, он закрыл глаза. «С момента появления на свет и до сих пор у меня не было ни минуты истинного счастья. Я потратил сорок семь лет своей жизни впустую, просто чтобы обогатить тех людей, которые хотят убить меня. Я сделал все возможное, чтобы выполнять свои обязанности, но и этого недостаточно. Они хотят от меня все больше и больше. Я на пределе своей выносливости». Тихие звуки шагов, который он услышал, мог принадлежать только Горану. Конрад посмотрел на приблизившегося мужчину, севшего рядом с ним, но ничего не сказал. – Гунтрам ни о чем не знает, – произнес Горан. – Так будет лучше. Что бы ни случилось сейчас, это останется здесь. – Милан и Ратко ждут ваших приказаний. – Моя кузина Гертруда сделала это. Она дала чай девочке. Я хочу выслушать ее, прежде чем покончить с этим. – Это вещество используется очень редко, мой Грифон. Оно не отсюда. Я навел справки, оно поступает с территорий Репина. Мы должны рассмотреть и вероятность того, что, возможно, он попытался убить Гунтрама. «Если он не мой, то не будет больше ничьим». Он неуравновешен. – Это правдоподобно, но Репин любит Гунтрама. Он пошел бы против меня, прежде чем тронуть хоть один волос с его головы. – Она ничего не выигрывает от его смерти. Ее дети никогда не были в числе наследников, и они сохранили все свои деньги. У Гунтрама нет влияния в Ордене; он просто твой компаньон и наставник твоих детей, когда они родятся. Они будут следующими Грифонами. – Без Гунтрама все перешло бы линии Альберта, и давай не будем обманывать самих себя: он не сможет удержать власть. Георг и Гертруда покончат с ним менее чем через год. Таким образом, Армин будет действовать только как заместитель Грифона в случае моей смерти, пока моим детям не исполнится двадцать пять. Или, может быть, она была в ярости из-за того, что ее дочь была изгнана. – Используя тот же метод, что и с Армином? Невозможно быть такой глупой. – Или смелой, Горан. Мы покончим с этим сегодня. – Кто заменит Фердинанда, сир? – Не знаю. Он мой лучший друг. * * * Суровое лицо Фридриха, попросившего Фердинанда и Гертруду проследовать в отдаленный дом для встречи, всколыхнуло в Фердинанде все тревоги. Пятеро вооруженных людей, стоящих рядом с его машиной, убедили его, что на этот раз ему не будет спасения. – Давай, Гертруда, идем, – сказал он тихо. – Зачем? Я не сдвинусь с места! – Шевелись, женщина, если ты не хочешь, чтобы тебя расстреляли посреди двора! Так у твоих сыновей все еще останется шанс! – прошипел Фердинанд и с силой схватил ее за руку, прежде чем толкнуть в свою машину. Не сказав ни слова больше, он поехал в охотничий домик, припарковавшись перед ним. Милан открыл дверь Гертруде, а Ратко встал со стороны Фердинанда. – Герцог ожидает вас, мадам, – сказал Горан от двери и подошел к ней, взяв ее за руку. – Уберите от меня свои руки! Я Линторфф. – Мы знаем об этом, поэтому вас будут судить по Кодексу. Гертруда проигнорировала Горана и вошла в дом с высоко поднятой головой. Она прошла прямо в столовую, единственную освещенную комнату в доме. Там во главе стола сидел Конрад с непроницаемым выражением лица. – Это возмутительно! Как ты смеешь обвинять меня в этом? – закричала она. – Твоя маленькая шлюшка заболела, и ты думаешь, что это я что-то сделала с ним? – Сядь, Гертруда. Не нужно быть вульгарной и забывать о своем воспитании. Фердинанд, садись рядом с женой, так как это касается и тебя. Фердинанд занял свое место и дернул Гертруду, поэтому ей пришлось послушаться своего кузена. Горан сел рядом с Конрадом. – Мы обнаружили сильный препарат в крови Консорта, который угрожал его жизни. Если бы не неправильная дозировка, это бы убило бы его, – сказал Горан своим самым суровым голосом. – Прекрасная история, серб. Что еще? – ответила Гертруда. – Вас обвиняют в отравлении нашего Консорта, Гертруда фон Линторфф. Вы будете осуждены и наказаны в соответствии с нашими законами, – продолжил Горан, игнорируя ее ответ. – Вашими законами? Они бесполезны, и я не признаю их! Вы всего лишь группа сумасшедших, размахивающих мечами! Если у тебя есть какие-либо обвинения против меня, иди в полицию, Павичевич! Твоя маленькая шлюха поставляет наркотики моей дочери и Армину, принимает слишком большую дозу, и ты винишь меня, Конрад? Я твоя собственная кровь! Разве ты не видишь, что он собирается прибрать все себе! Ты, как зомби, выполняешь каждую его команду! – Заткнись, женщина! – закричал Фердинанд, взбешенный и встревоженный судьбой своих сыновей, теперь, когда он осознал, куда все это приведет его и его семью. – Я не буду молчать, как все вы! Вы насмешка над своими титулами! Ты, Фердинанд, всего лишь следуешь приказам моего кузена, не задавая вопросов и подлизываясь к нему целыми днями! Павичевич, ты убиваешь любого, кто стоит на твоем пути, а ты, Конрад, не более чем социопат, эгоцентрик, гедонист, страдающий манией величия и контроля извращенец! – Ты отравила Гунтрама де Лиля. Ты использовала ребенка, чтобы дать ему яд! – воскликнул Горан, его терпение было на исходе. – Меня даже не было рядом с мальчишкой! Я не стала бы тратить время и портить свою репутацию, приближаясь к нему! – Следи за словами, Гертруда. Он мой Консорт, поэтому выше тебя, – безэмоционально сказал Конрад. – Еще одна шутка! Он не более чем твой катамит (мальчик, состоящий в половой связи со взрослым мужчиной. – Прим. пер.)! Консорт! Какое оскорбление наших традиций! Ты, как жалкий старик, бегаешь за мальчишкой, который годился бы тебе в сыновья, если бы ты был в состоянии произвести потомство, но природа мудра и никогда не допускала этого! Ты извращенец, бросающий деньги к ногам бывшей шлюхи русского! – Репутация Гунтрама намного лучше твоей, женщина! – рявкнул Фердинанд. – Он просто маленькая шлюшка. В восемнадцать он прыгнул в постель к мужчине и забрал у него все деньги, что смог! Я наводила справки. Одна роскошная квартира в Буэнос-Айресе, другая в Париже, несколько хороших картин и очень длинный список! – У него нет ничего из этого! – прорычал Конрад. – Он достаточно порядочен, чтобы вернуть все после расставания с Репиным! – Он разрушил брак этого человека! Он расстроил твою помолвку с бедной Стефанией! Она убита горем! Она отдала тебе свои лучшие годы, а ты выбросил ее, как бесполезную вещь! – Ты или не ты передала чашку чая Гунтраму? – серьезно спросил Конрад. – Конечно нет! Я не прислуга! – Сесилия Риганти утверждает, что она попросила сделать это тебя. – Никогда! Разве ты не видишь, что это ложь еще одной шлюхи? Фердинандовой шлюхи! Я терпела его измены с этой женщиной прямо под моим носом, чтобы избежать скандала, а она обвиняет меня в убийстве? Конрад, эта женщина хочет, чтобы я умерла, чтобы избавиться от меня! – Другой свидетель сказал, что ты дала ей чашку, сказав, что это от Сесилии Риганти, – заявил Горан. – Кто? Это ложь! – Клаудия цу Лёвенштайн. – Вы обвиняете меня на основании слов шестилетней девочки? Дети все время лгут! – Ее отец не солгал мне, – сказал Конрад. – Какие еще доказательства у вас есть, кроме нескольких сплетен и слов маленькой девочки? Отпечатки пальцев? Яд, который я использовала? Кто-то видел, как я наливала мышьяк? Видео с праздника? – Препараты, найденные в теле Гунтрама, похожи на те, что твоя дочь давала Армину фон Линторффу, – заявил Горан. – Мари Амели никогда не употребляла наркотики! Они получили их от де Лиля! Он принял их сам, и жаль, что они не сработали! – Армин сказал, что твоя дочь поставляла наркотики. Мы нашли на бутылке ее отпечатки пальцев и его, но не Гунтрама, – заметил Горан. – Он жил с торговцем наркотиками! Гангстер! Он швырнул нож в Армина! – Чтобы защитить себя, женщина! – закричал Фердинанд. – Я видел записи с камер службы безопасности! – Армин сказал бы что угодно, чтобы сохранить свое место здесь! Он солгал, чтобы одурачить тебя, Конрад! Эти двое сговорились! Фердинанд конфисковал все таблетки моей дочери! Этот человек разрушил ее жизнь своей ложью, и теперь ты настолько ослеплен, что обвиняешь меня в его грехах! Это невыносимо, Конрад! – Я не дурак, Гертруда! По какой-то причине ты против него и решила убить его, чтобы наказать его за действия своей дочери! Я сам накажу тебя, – у Конрада не дрогнул даже мускул на лице. – Все это твоих рук дело, и осталось только выяснить, был ли Фердинанд в союзе с тобой или нет. – Клянусь, я не имею никакого отношения к этому. Я был в Америке! Я не разговаривал с женой! – Ты пять раз звонил Сесилии Риганти, – спокойно сказал Горан. – Да, знаю. Я звонил ей каждый вечер! – Разве ты не видишь, Конрад? Они проделали это вместе и обвинили меня, чтобы ты мог меня убить! – отчаянно сказала Гертруда и залилась слезами. Фердинанд молчал и мог только с недоверием смотреть на свою жену, ее всхлипы эхом разносились по комнате. Конраду было неудобно слушать плач своей кузины, рыдающей так громко. – Они хотят убить меня и получить все мои деньги! Она оставит моих детей без гроша! Она из Колумбии, все они наркодилеры! Ей было бы очень легко получить яд! – Это стереотип, женщина! – воскликнул Фердинанд. – Моя Сесилия и мухи не обидит! Конрад, клянусь головами моих мальчиков, что не имею к этому никакого отношения! Мне нравится мальчик, и я поддержал тебя 16-го! – Я знаю, Фердинанд, – лишь сказал Конрад. – Как я это сделала? Когда я это сделала? Какие были у меня мотивы? Какие реальные доказательства у вас есть против меня? Если бы вы были так уверены в своих обвинениях, весь совет был бы здесь! – крикнула Гертруда сквозь слезы. – Это игра, которую эти двое придумали против меня! Не секрет, что мне я недовольна этим мальчишкой возле тебя! Я всегда говорила тебе правду в лицо, Конрад. Он не годится для тебя! Он просто искатель приключений, пытающися выжать из тебя последний пенни! – Гунтрам не такой, Гертруда, – тихо сказал Конрад, его решимость была уже не так сильна, как раньше. Это правда. У него не было никаких вещественных доказательств против нее, и ее казнь на таких слабых основаниях могла поставить под угрозу его собственное положение. Нет, он должен найти другое наказание, которое будет таким же ужасным, как это. – Позовите палачей, – сказал он, и Милан и Ратко вошли в комнату. – Вы оскорбили моего Консорта и меня перед лицом Совета. Вы не смогли обучить свою дочь, которую я принял, несмотря на то что она родилась вне установленной линии. Вы не уважаете наши решения, Гертруда фон Линторфф, и ваша ветвь была вовлечена в атаку на другую ветвь и на мою. Поэтому наше наказание выглядит следующим образом. С завтрашнего дня вы оставите свои обязанности в Фонде и не будете признаны ни одним из нас. Ни одному члену Ордена или его семье не разрешено разговаривать с вами или каким-либо образом помогать вам. Ваше состояние конфисковано до вашей смерти, когда ваши дети смогут унаследовать его. Вы должны покинуть Европу и не возвращаться сюда. Это наше решение. Что касается вас, Фердинанд фон Кляйст, вы оказались слабым главой своего дома, поэтому завтра вы отошлете свою любовницу. Она вернется в Нью-Йорк, и вы больше никогда не будете контактировать с ней. Вы откажетесь от своих обязанностей в банке и, если Совет согласится, покинете свою должность в качестве Magnus Commendator. Ваши сыновья останутся с нами, если они этого захотят, – сказал Конрад и снова сел в свое кресло. – Наш Hochmeister закончил говорить, – произнес Горан. – Палачи! Избавьте нас от их присутствия! Милан и Ратко увели Гертруду, прежде чем она бросилась на своего кузена, и Фердинанд смиренно последовал за ними. – Это твое окончательное решение, мой Грифон? – Совет и совет директоров должны решить, хотят ли они оставить Фердинанда. Я не стану голосовать или говорить против него, если он завтра представит свою отставку. Если он получит поддержку, то останется с нами. – А если нет? – Михаэль Делер или Адольф цу Лёвенштайн займут его место. – Мисс Риганти не имеет к этому никакого отношения, мой Грифон. Я уверен. – Я знаю, но Фердинанд должен быть как-то наказан; моя кузина действовала прямо у него под носом. Эта женщина уходит. Элизабетта фон Линторфф временно займет место Гертруды. – Георг фон Линторфф не примет этого. Он восстанет против нас. – Он не сделает ничего, что может поставить под угрозу его собственные деньги. Он прекрасно понимает, что я могу уничтожить его в течение нескольких недель. Он не пошевелит и пальцем ради собственной сестры.