В логове льва

20 декабря Рим Элегантное здание Bellissima Top Models было расположено недалеко от Испанской лестницы (грандиозная барочная лестница в Риме (построена в 1725 г.), состоит из 138 ступеней, которые ведут с Испанской площади к расположенной на вершине холма Пинчо церкви Тринита-деи-Монти. – Прим. пер.). Пьеро делла Роза, владелец и менеджер, оказался на грани нервного срыва после сражения с одним из самых известных своих лиц. Во-первых, она рассталась с лучшим ее спонсором – почти 10 000 евро в месяц; его визиты время от времени, когда он был в Риме, и прочие услуги оплачивались отдельно. Если ему были нужны еще несколько девушек для друзей, он всегда платил и никогда не жаловался на цены. «Корова должна понять, что ей уже тридцать восемь, а не двадцать один. Слишком стара для такой работы. Я устал от этой глупой шлюхи. Десять лет назад она была горячей штучкой, но сейчас она старая и озлобленная. Пусть радуется, что этот глупый немец дал ей квартиру и деньги для запуска телешоу. Она уже давно выбыла из игры! Ни один дизайнер не приглашал ее с 2001 года. Старухи не преуспевают на подиумах! Кроме того, она становится толстой. Наверное, менопауза. До сих пор не понимаю, почему трачу на нее свое время! У меня много красивых девушек, которые работают хорошо и благоразумно! Этот русский – прекрасная возможность, и она должна ухватиться за нее, потому что мне надоело получать дверью по лицу в поисках спонсоров и интервью для ее проклятого шоу! Она не Клаудия или Наоми! Просто Стефания!» По-прежнему раздраженный, он решил снова вызвать ее, но на этот раз в других выражениях. Лучше бы ей оказаться в Лондоне через три дня, иначе она уволена. * * * Резкий и громкий звук мобильного телефона Стефании прервал ее разговор с менеджером Bottega Venetta (итальянский бренд предметов роскоши, наиболее знаменитый своими аксессуарами из кожи. – Прим. пер.) в Риме. Раздосадованная помехой – она почти убедила этого человека поставлять обувь и портмоне в течение трех месяцев в обмен на интервью на втором шоу, – она извинилась и покинула выставочный зал. – Что на этот раз? – пробормотала она, уже зная, что это Пьеро. – Насчет русского. Он хочет просто встретиться с тобой и предлагает 10 000 евро за беседу. Он восхищен твоей карьерой и думает об инвестировании в модельное агентство в Санкт-Петербурге. Я проверил его: у него много денег и несколько агентств в Центральной Европе. Послушай, эта девушка, Лариса Румянова, из его агентства! Она только что получила контракт с L'Oréal и еще один с Белфастом. Это совершенно законный бизнес! – Я не девушка по вызову! Если он хочет меня, он должен нанести мне визит в твоем офисе! – Борис Карамазов – известный менеджер. У него четыре агентства. Все русские девушки в Haute Couture принадлежат ему, и дизайнеры любят их, потому что они элегантные, высокие, спокойные, и сейчас большинство их клиентов – русские. Мы не можем позволить себе потерять российский рынок. Они купаются в деньгах и тратят их как сумасшедшие. У них есть торговые центры, где самая дешевое изделие стоит миллион долларов. – Я знаменитость. – Ты была знаменитостью, поэтому тащи свою чертову задницу в мой офис, чтобы забрать билет, если не хочешь искать другого менеджера! Меня тошнит от твоих замашек дивы. Ты старая. Даже скучный немец устал от тебя! – очень вульгарно заорал Пьеро. – Не желаю об этом слышать! У моего отца... – Да, у твоего отца, и он тебя ненавидит. Ты не увидишь ни одного цента от него, пока он не умрет, а ублюдок в полном здравии! Планирует дожить до своего 90-летия! Итак, делай свою работу или помести объявление в “Tuttoaffari” (итальянская газета. – Прим. пер.)! – Stronzo! (Мудак (итал.)) – Шевели задницей и делай свою работу! Стефания не могла поверить, что он бросил трубку! Но если шоу не сработает, она обречена. Чертов Линторфф! После того как он решил трахаться с франко-русской маленькой шлюхой, ничтожным подобием мальчика, большинство друзей, которых она приобрела через него, исчезло; у одного даже хватило наглости попросить номер телефона ее подруги помоложе, после того как он бросил ее! * * * Дневник Гунтрама де Лиля 26 декабря Я не помню настолько счастливого Рождества в своей жизни. Даже когда мой отец был жив, потому что я всегда думал, что он вот-вот уйдет. Нет, это Рождество было просто идеальным. Я так счастлив! Через неделю после того, как я попал в больницу – клянусь, что больше никогда не притронусь ни к одному макаруну! – Конрад остался дома, как и обещал мне. Он проводил со мной все время и был таким нежным и любящим! Он заботился о том, чтобы у меня все было, проверяя каждую секунду, что я в тепле, принял свои таблетки, счастлив и не нервничаю. Большую часть времени мы оставались в библиотеке, где он сидел рядом со мной, целовал, обнимал или просто держал меня. Не думаю, что он был очень продуктивен, но он же в отпуске! Иногда он брал меня на короткую прогулку по саду, и он более или менее примирился с Мопси... Ну, он подкупал ее: я застал его подкармливающим ее под столом во время завтрака, просто чтобы избавиться от нее. Она настоящий собственник в отношении меня и не любит, когда он рядом. Однажды, когда мы были в саду, Конрад сказал мне: «Я не могу жить без тебя, Гунтрам. Пообещай, что останешься со мной, – его голос звучал так отчаянно, что я потерял дар речи. – Я люблю тебя больше жизни. Никогда не уходи!» Я мог лишь сказать: «Я тоже тебя люблю, но это не в моей власти. Я буду любить тебя до последнего вздоха». Он обнял меня, почти раздавив ребра, и прошептал: «Обещай мне, что никто и ничто не разделит нас! Только Бог!» – Конрад, я люблю тебя, потому что ты заставил меня снова захотеть жить. Раньше я желал лишь умереть, но теперь хочу поправиться и состариться вместе с тобой! – Ты проживешь много лет, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать тебя таким же счастливым, каким ты сделал меня. Никто никогда не заставлял меня чувствовать то, что я чувствую рядом с тобой. Ты моя жизнь, Гунтрам. Я никогда не осознавал, насколько пуста моя жизнь, пока ты не пришел ко мне. Ты дар Божий. Я был так тронут, что не нашел слов, и мог только улыбнуться и поцеловать его. – Я останусь с тобой, моя любовь, столько, сколько смогу. Мы вернулись в дом, и Фридрих решил сфотографировать нас. Если подумать, у нас нет ни одного совместного фото. Конрад с радостью согласился, и я позволил ему, потому что знал, что это сделает его счастливым. Фридрих сделал несколько снимков в саду, покрытом снегом, и во дворе возле вишневого дерева. Конрад сказал, что ему нужен один снимок для офиса, и я покраснел. Я удивился, услышав, что он отменил рождественский обед с семьями Фердинанда и Альберта. Он сказал, что мне нужно отдохнуть и что он очень устал после прошлой недели. Он пригласил Альберта, всю его семью, Элизабетту и Армина-старшего (младшего брата Альберта, представителя богемы, кинорежиссера), его жену и детей на Новый год. В общей сложности двенадцать человек. Я спросил, почему Фердинанд не был приглашен, но Конрад только сказал, что у него были проблемы с ним и его женой, и, пока все не улеглось, он предпочитает держаться на расстоянии. В канун Рождества у нас был легкий ужин в маленькой столовой и мы рано легли спать. В тот день весь персонал был очень доволен. Думаю, бонус в этом году был приятным. Рождественским утром Конрад вел себя как ребенок, слишком крупный, но такой милый в своем рвении. Он разбудил меня в 7 утра! – Неужели в этом доме нельзя поспать подольше хоть один день? – пожаловался я в шутку. – Ты тот, кто спит дольше всех! Смотри, ты хочешь спать, вместо того, чтобы проверить, получил ли ты что-нибудь на Рождество! – Почему ты уверен, что ты что-то получишь? – спросил я, изо всех сил стараясь быть серьезным. – Я был очень хорошим в этом году, – горделиво сказал он, и я засмеялся, поднимаясь с кровати, чтобы поцеловать его. – Но я уже получил свой подарок, – он поцеловал меня в ответ с еще большей страстью, заставив меня прислониться к подушкам, пока он забирался сверху. Только я подумал, что мне наконец посчастливится – вопреки предписаниям врача: абсолютный постельный режим в течение двух недель – он прервал поцелуй и спрыгнул с кровати, полностью оделся и воскликнул: «Поторопись, иначе все пропустишь!» Он выскочил из комнаты в свой кабинет. Вздохнув, я вылез из удобной и теплой кровати. Бесполезно. Он живет в постоянном кофеиновом стремительном движении. Я умылся и оделся очень неформально в черные вельветовые брюки, светло-голубую рубашку и бежевый джемпер, прежде чем присоединиться к нему в кабинете. С глухим звуком он захлопнул папку, которую читал, и взял ее с собой, прежде чем спуститься по лестнице вниз, к большой (исполинского размера) рождественской елке, которая прибыла вчера и которую мы украшали под хмурым взглядом Фридриха. Со стороны Фридриха был очень любезно помочь мне спрятать подарок Конрада – да, несмотря на размер этого замка и невообразимое количество комнат, очень сложно что-нибудь скрыть от него! – и оставил его завернутым под деревом. Я удивился, увидев под елью еще две больших прямоугольных коробки, которые явно предназначались для детей, потому что были упакованы в бумагу с узором из старинных игрушек с большой красной лентой сверху. – Конрад, если ты думаешь, что двух коробок хватит, чтобы сделать детей Альберта счастливыми, ты серьезно ошибаешься, – пошутил я. – Они не для них! Они для Клауса и Карла, но, думаю, ничего страшного, если ты откроешь их. – Нельзя открывать детские подарки, – сказал я, думая, что это, возможно, дети одной из горничных. – Давай, открой мой! – я протянул ему картину. Честно говоря, что можно подарить человеку с толстым банковским счетом? Остается не так уж много вариантов. Живопись – ну, акварель. Как ребенок, он сорвал бумагу и вытащил картину из тубуса. Он восхищенно рассматривал ее. – Это… – Сан-Капистрано, вид с террасы. – Да, именно тогда ты сказал мне, что любишь меня. – Я всегда любил это место, оно было моим убежищем, когда все становилось чересчур для меня. Одиночество равнины всегда меня очень привлекало. Идеальное место, чтобы попросить тебя стать моим супругом. Ты схватил его суть, но в то же время осветил по-новому. – Счастлив, что тебе понравилось. – Она пойдет в мой офис, я точно знаю куда. – Пожалуйста, не делай этого! У тебя там настоящие шедевры! – Это мой офис, и я украшаю его, как мне нравится. Теперь открой свой подарок! – он толкнул меня локтем, как ребенок, и снова показал мне коробки. – Конрад, это для двух детей! – запротестовал я, но он заткнул меня поцелуем. – Открой их, любовь моя. Потом мы вместе упакуем их обратно, – прошептал он мне на ухо, зная, что я не могу сопротивляться его голосу. Я опустился на колени на пол и увидел, что на обеих коробках есть имена «Клаус Мария» и «Карл Мария», написанные его идеальным почерком. Все еще думая, что это неправильно, я аккуратно снял ленту, надеясь, что она не будет испорчена, с коробки «Клаус» и развернул бумагу, осторожно удалив скотч. Внутри оказалась коробка с большим плюшевым мишкой от Штайффа, медного цвета с серьезным выражением мордочки. Все еще озадаченный, я посмотрел на Конрада, и он указал мне на другую коробку. Я повторил весь процесс и обнаружил внутри еще одного плюшевого медведя, но темно-коричневого оттенка, для «Карла». – Я подумал, что было бы неплохо защитить наших собственных. Это модель 1920 года и размер, который может носить маленький ребенок. – Не понимаю. Он дал мне папку, которую принес с собой, и я открыл ее. Внутри было несколько снимков УЗИ двух детей. – Это наши дети, Гунтрам. Клаус и Карл. Им четыре месяца. Они родятся 15 мая, по словам врачей, – очень тихо сказал он мне, и я был ошеломлен, не в силах отвести глаз от изображений. Мои глаза были прикованы к ним, запоминали каждую мелочь и не могли поверить, что они там. – Это правда? – прохрипел я, и он вынужден был поддержать меня, потому что все перевернулось. – Да, любовь моя. Наши дети. – Я... – Господи, я был готов рухнуть. Так неожиданно, но так чудесно! – Я не сказал тебе раньше, потому что у любой беременности существуют риски, а я не хотел заставлять тебя страдать, пока мы не станем уверены, что дети в порядке и на пути к нам. Ты счастлив? – Они настоящие? – Конечно, двое мальчиков. Клаус Мария – имя старшего, а Карл Мария – второй. Тебе нравятся имена? – Они идеальны, – прошептал я. – С тобой все в порядке? – Я в шоке. Они так красиво сморщенные, и у них уже есть пальчики. – Дети со временем улучшаются, Гунтрам, – сказал он мне, и я засмеялся. – Закон не позволяет мне указать тебя в качестве отца в документах, но я назову тебя их законным наставником и хранителем имущества в случае, если со мной что-то случится. Они будут такими же твоими, как моими. Теперь мы настоящая семья. Обещай мне, что ты всегда будешь рядом с ними. – Клянусь, я буду любить их, как свою собственную плоть, – пообещал я и снова потерялся в них, такое счастье видеть их и знать, что они действительно появятся у нас. – Этот морщит подбородок в точности, как ты. – НЕТ! Дети могут сильно измениться! И я не морщу подбородок! – сказал он, сжав меня крепче, чем раньше, пока я благоговейно гладил двух медведей. – Гунтрам, у тебя уже есть один плюшевый медведь. Если хочешь другого, просто скажи. Эти для Клауса и Карла, – пошутил он, и я стукнул его папкой, заставив рассмеяться. – У нас ничего не готово для них! – осознал я. – У нас есть два плюшевых медведя, а дети появятся в мае! – он посмеивался над моим беспокойством. – Времени недостаточно! Им нужна кроватка, подгузники, одежда, врач, игрушки, молоко и кто знает, что еще! – я почти что кричал на него. Он приносит двух детей домой и не знает, что делать? Я думал, он ответственный человек! – Фридрих найдет нянь, и они составят список того, что им нужно. Нам понадобятся три, если верить педиатру, которого порекомендовал Вагеманн. Я думал отправить их в старую детскую, туда, где твоя мастерская. Ты сможешь проверять их столько, сколько захочешь. – Не отдавай детей няням! Я хочу быть с ними! – Я не отдаю их. Они будут присматривать за ними, и ты сможешь быть с ними столько, сколько захочешь, но оставим бессонные ночи для нянь. Это может быть слишком для твоего здоровья, любовь моя, а ты нужен нам здоровым и готовым справиться с нами тремя. – Я очень счастлив. Нет, счастлив – это не то слово. Я могу разорваться от радости, – я кинулся ему на шею и целовал его, пока не услышал покашливание и быстро оторвался от него. – Простите, сэр. Юный господин принял утренние таблетки? – сказал у входа Фридрих – кто же еще? – держа маленький поднос со стаканом воды и моими любимыми лекарствами. Всеми ими. Я вздохнул и взял их. В конце концов я должен быть умницей, повиноваться врачам, только ради детей. Мы позавтракали вместе, и Конрад сказал, что у него есть подарок для меня... Картина, написанная моей матерью, Сесиль Дюбуа Стринберг. Частный детектив нашел ее в Лилле, она датируется 1978 годом. Масло, молодая женщина расчесывает свои каштановые волосы перед старым деревянным окном. Я был тронут увидеть ее. Николя Лефебр говорил, что моя мама была не очень удачливой художницей, но я никогда не находил упоминания о ней или о ее картине. – Как ты достал ее? – Это было непросто. Она принадлежала семье, которая получила ее в подарок от одной из тетушек твоей матери и не хотела ее продавать. Они согласились только тогда, когда им сказали, что это для ее сына. Детектив прочитал завещание тети твоей матери и обнаружил, что у этих людей была одна из ее работ. Прекрасная картина, хотя у нее нет твоего мастерства в технике. – Я обожаю ее. Невероятно ее видеть. Огромное спасибо! Ты встречал мою маму? – Нет, никогда. Ты родился в 1982 году, а к тому времени я не имел контакта с вашей семьей. Я знаю, что твой отец очень грустил после ее смерти, но больше ничего. Мы не были друзьями. – Мой отец очень любил ее. Он говорил мне об этом. Он также сказал, что у меня ее приятный и мирный характер. – Да, к счастью, ты не похож на него. Он был прекрасным юристом, но у нас никогда не было ничего, кроме профессиональных отношений. * * * 28 декабря Лондон – Я скоро язву из-за босса заработаю! – пожаловался Павел Михайлович, рухнув в кухонное кресло. – Налей водки, мне нужно выпить. Масаев ухмыльнулся, взял бутылку и налил рюмку мужчине. – Трудное задание? – Нет, обязанности шофера. Легкая работа. Сегодня утром Ирина, его секретарь, позвонила мне и сказала, что я должен встретить «Стефанию ди Барберини» в Хитроу из Рима в 5:45 вечера и привезти ее в дом в Найтсбридже на ужин с боссом. Я подумал, что девушка новая, поэтому, возможно, ошиблась, написал «Стефано ди Барберини» и стоял там с табличкой, как идиот. Вдруг подходит очень раздраженная брюнетка и кричит, что она Стефания ди Барберини и что у нее встреча с г-ном Карамазовым. Никто не предупредил меня, что мы снова играем в «Великие произведения русской литературы», и я чуть не взорвался, потому что она чертова женщина! Масаев посмеивался над ошибкой. – Я взял ее чемодан от Louis Vuitton, и она бросилась к машине. Она чуть не взорвалась, когда я сказал ей тащить свою задницу на стоянку. Я не чертов шофер! Я лидер группы! Боссу стоило бы отправлять кого-то из новичков, чтобы забирать шлюх! Масаев вздохнул. «Так не похоже на прибытие Гунтрама! Он был благодарен за то, что за нами приехала машина, и никогда не был грубым ни с кем из нас». – Ты, может быть, и лидер группы, но эта Стефания ди Барберини – бывшая любимая шлюха Линторффа: десять лет в должности. Была уволена, как только это животное увидело Гунтрама. – Да, помню его. Хороший парнишка, и я ожидал кого-то вроде него, но нет. Мне пришлось везти властную надменную суку! Представь себе, она подошла к задней двери автомобиля и ждала, когда я открою ее для нее. «Гунтрам никогда бы так не сделал. Мужчины сами бежали, чтобы открыть ему дверь. Он всегда делал все возможное, чтобы не быть обузой, и относился к людям с уважением. Думаю, что никогда не слышал от него ни одного уничижительного замечания ни в чей адрес. Только несколько раз он крикнул на меня в конце, когда был на пределе», – мечтательно вспомнил Масаев. – Я привез суку сюда, и, если Линторфф правда ее бросил, неудивительно, что он напрыгнул на Гунтрама! Она старая, надменная и грубая. Как ты думаешь, он когда-нибудь вернется? – Босс работает над этим. Когда ты должен вернуть ее? – После обеда, в ее отель. * * * «С таким дурным вкусом Линторфф не заслуживает того, чтобы мой ангел оставался с ним ни на минуту дольше! – снова подумал Константин, собирая все свое терпение и холодность, чтобы сохранить любезную видимость менеджера «моделей» из России. – Я должен вернуть своего Гунтрама, прежде чем этот жалкий немец испортит его еще больше! В Риме он был в ужасе и почти кричал на меня. Линторфф полностью разрушил его обучение!» – Итак, Борис, расскажите мне о своем проекте в Санкт-Петербурге, – сказала Стефания, ковыряясь в своем ужине, что в глазах русского было явным доказательством недостатка ее воспитания. С него было довольно, и он решил заняться делом, прежде чем буквально пинком выставит эту вульгарную женщину из своего дома. «Мой ангел никогда бы не сделал чего-то подобного. Это отвратительно и высокомерно по отношению к хозяину дома. Независимо от того, что подавали, он никогда не жаловался. Не могу сказать, ненавидел ли он какую-то еду или нет. Знаю только то, что ему больше всего нравилось». «Борис? Кто тебе позволил так со мной разговаривать?» – Меня зовут Константин Иванович Репин, мадам. Борис Карамазов – один из моих подчиненных, и ему не нужна помощь в управлении агентством. Я хотел бы поговорить с вами об общем знакомом. – Кто бы вы ни были, это возмутительно! Вы обманом притащили меня сюда! – Я люблю сохранять конфиденциальность, мисс Барберини. Я осторожный человек. – Я ухожу прямо сейчас! – закричала она и поднялась со стула. – Хорошо, передайте мои поздравления Конраду фон Линторффу, если он когда-нибудь ответит на ваш звонок, – ухмыльнулся Константин, втайне наслаждаясь ее изумленным лицом. – Теперь, когда я привлек ваше внимание, я хотел бы обсудить с вами дело. Стефания снова села и прошептала: «Слушаю вас, сэр». – Однажды кто-то сказал, что некоторые предпочитают устриц, а некоторые – улиток. Линторфф всегда был человеком открытых взглядов и предпочитал и то, и другое, особенно если мог взять их с чужого стола. «Что несет этот сумасшедший русский? Меня не интересуют животные, тем более эти мерзкие твари!» – Кажется, я не улавливаю вашу мысль. «Никакой остроты ума! Мне придется обрисовать картину, чтобы она смогла понять!» – Мадам, я знаю, что герцог решил переключить свое внимание с вас на молодого художника по имени Гунтрам де Лиль. – Все не так! Я застала его на диване с этой маленькой... – Пожалуйста, мадам, давайте не будем вульгарными. Мы можем все это обсудить цивилизованно, без прилагательных, – Константин никогда бы не позволил ей в своем присутствии сказать хоть слово против его ангела. Из-за этого полегли многие. – Возможно, вы не очень хорошо осведомлены об обстоятельствах его сердечной перемены. – Конечно, я знаю об этом. Его кузина Гертруда, моя хорошая подруга, рассказала мне все. Он привез мальчишку из России и поселил в своем доме в Цюрихе, представив своим подопечным, еще пока встречался со мной! Мальчик был другом очень богатого человека, но тот оказался недостаточно богат, и он променял его на Конрада! «Очень маловероятно, но это послужит моим целям». – Я тот богатый человек из России. Гунтрам жил со мной, пока Конрад фон Линторфф не забрал его. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне, и готов сделать все, чтобы достичь моих целей. – Он просто умная маленькая шлюха! «Гей и рогоносец. Лучше не придумаешь, – мелькнула мысль у Стефании, и она постаралась скрыть презрение в своем взгляде. – Что с ними не так? Один голубоглазый идиот строит им невинные глазки, и оба сходят с ума? Я должна была заметить намного раньше! Линторффа никогда не волновало, была ли я с другими мужчинами, потому что использовал меня, чтобы прикрыть собственное дерьмо! Он не идиот, как я думала!» – Держите свое мнение при себе, мадам, – прорычал Константин, и его темные глаза дико сверкнули, напугав Стефанию. – Не сравнивайте Гунтрама с такими, как вы. В то время, когда Линторфф забрал его, он лишь частично оправился от серьезной аварии и был сбит с толку. Почему-то он винил меня в этом и хотел уйти, хотя его состояние здоровья было очень серьезным. Он рисковал своей жизнью, уходя с Линторффом. Он никогда не преследовал вашего покровителя, мадам. Я убежден, что Линторфф загонял Гунтрама в угол, пока тот не принял его. Скажите, он спал с ним, когда приехал в Швейцарию? – Я не знаю. Как-то раз в марте я приезжала на вечеринку в Цюрих, но мальчика нигде не было видно. Линторфф сказал мне, что он лежит в постели, потому что болен. Позже я видела мальчика с ним в Риме, в июле в Сан-Капистрано, и тот настоял, чтобы Конрад вышел в свет со мной, – призналась Стефания. – Они были похожи на любовников? Женщины сразу замечают такие вещи. – Нет, мальчик сидел рядом с ним, но он рисовал, и я подумала, что глупо с моей стороны ревновать к нему, потому что у него не было никаких намерений конкурировать со мной. – Вот именно, мадам. Гунтрам понятия не имел о намерениях Линторффа. Я знаю Гунтрама с его восемнадцати лет, и он не понимал, чего я хочу от него, до тех пор, пока я не поцеловал его. В некотором смысле он никогда не был вашим соперником, потому что никогда не играл против вас. Готов поставить миллион долларов, что он даже сказал Линторффу, что вы прекрасны. – Спасибо. – Я хочу вернуть его, но сам это сделать не могу. Линторфф даже организовал для него выставку в Берлине! Он делает это, чтобы причинить мне боль, потому что мы противники по бизнесу. Гунтрам был самым важным в моей жизни, и он отнял его у меня. У мальчика нет злого умысла, и я убежден, что он поверил наветам Линторффа против меня. – Что я получу с этого? Линторфф не вернется ко мне, – сентиментальность бедного преданного любовника – это слишком для ее терпения. – Конечно, нет, но я могу предложить вам свою финансовую поддержку для любого проекта, который вы, возможно, захотите начать; например, собственного модельного агентства или школы для моделей. – Что я должна сделать? Рассказать Гунтраму о моих отношениях с Линторффом? Он уже знает об этом или подозревает, – презрительно сказала Стефания. – Ничего подобного. Это будет бесполезно. Как я понял, один журнал об искусстве, Notes d’Art, опубликует негативный обзор на выставку Гунтрама. Мне только хотелось бы, чтобы вы помогли мне связаться с критиком и рассказали историю своим многочисленным друзьям в прессе. – Конрад ненавидит прессу! – Я прекрасно знаю это. Если они сядут ему на шею, он немедленно отошлет Гунтрама. Разве вы не хотите заставить его страдать за все унижения, через которые он вынудил вас пройти? У меня есть ресурсы, у вас есть контакты. Мы могли бы прекрасно работать вместе. – Вы уберете мальчишку из моей жизни? – Он вернется со мной в Санкт-Петербург или Лондон. Раньше он жил с моими детьми, так как я вдовец. – О, это очень печально, – состроила большие печальные глаза Стефания. – Несомненно, но позвольте мне рассказать вам свою историю, пока мы будем пить кофе, – произнес Константин печальным голосом бедного обманутого, брошенного и преданного человека. «Жемчуг перед свиньями, но шлюха должна выучить свою роль». * * * 15 января 2006 г. Милан Дуду Маунтбаттэн ужасно устала таскать все эти дурацкие бесплатные сумки с многочисленных показов, где ей пришлось побывать с раннего утра. Неделя моды в Милане была похожа на марафон людей, шоу, фотографов, топ-моделей, дизайнеров, знаменитостей, старых и новых богачей, а чертов новый редактор уволил ее личного ассистента, чтобы «сократить расходы – мы не продаем столько же, сколько раньше! Кому интересны эти три старых, чопорных, ни на что не годных члена королевской семьи? Журналы продаются благодаря Бранджелине (объединение имен Брэда Питта и Анжелины Джоли, популярное в прессе. – Прим. пер.)! Шагай в ногу со временем!» Со времен увольнения из “Hello” за статейку про трех молодых князей Монако, ее карьера стала медленным погружением в ад посредственности, коей являлась жалкая газетенка «Звезды и истории», в которой она работала, терпя глупого редактора, просто чтобы увидеть свое имя на стойках супермаркетов раз в две недели, рядом с упаковками батареек. Она еще раз вздохнула, поскольку на сегодня самым ярким событием было приглашение на крещение Карло Джаккомо Лояконо делла Ровере, но семья не хотела, чтобы фотографии с мероприятия были опубликованы. Где те времена, когда Марианна фон Лихтенштайн-Фобур давала невероятные вечеринки в Марбелье? Там всегда собирались все сливки общества, и у каждой вечеринки была своя тема. Вечеринка «Миллион долларов» до сих пор осталась ее любимой, устроенной по такой хорошей причине – помощь бедным детям в мусульманских странах. Ее посетил султан Брунея, и люди все еще говорили об этом. Вечеринка была в своем роде революционной, без приглашений: отдаете миллион долларов на благотворительность, и вы приглашены, – более 300 гостей! Она была настоящей дамой и интересной личностью; ничего общего с тем, что сейчас модно: поп-звезды, звезды реалити-шоу или кто-то еще с телевидения или из Интернета. Однако в семьдесят три она наконец удалилась в свой великолепный дом в Париже. «Подобных владений нет ни у кого». – Дуду, дорогая! Рада тебя видеть! – поприветствовал ее молодой женский голос, и Дуду, обернувшись, увидела дочь Марио Барберини. «Как ее зовут? Она была очень знаменита десять лет назад! Ее старшая сестра Симонетта, а она, должно быть, Сандра». Все еще сомневаясь, она улыбнулась потрясающей элегантной высокой брюнетке и обменялась с ней двумя поцелуями. – Не ожидала здесь тебя увидеть, дорогая! – Дуду выбрала безопасный путь. – Как твой отец? Все еще много работает? – Безумствует, как всегда; он всю жизнь усердно работал, пора бы на пенсию! Его компании приносят ему только головную боль. Я тоже работаю! Какой кошмар! – надула губки Стефания. «Старая ведьма может быть той, кто мне нужен; только ей интересны эти старики. Подумать только, она написала статью о том, что Бисмарк (возможно, имеется в виду Карл Эдуард фон Бисмарк, немецкий политик, праправнук Отто фон Бисмарка. – Прим. пер.) переезжает в Нью-Йорк! Все остальные журналы отказали мне, никому не интересен Линторфф и его маленькая шлюха». «Разве она не ушла на пенсию? Бывают модели зрелого возраста?» – Работаешь, дорогая? – спросила Дуду с явным недоверием в голосе. – Да, конечно. У меня новая программа на телевидении в Риме. Мы начали две недели назад, и наш рейтинг растет с каждым выпуском. Шоу называется «Все доступны», и я знакомлю людей с реальным образом жизни богачей. Даже Карл согласился дать мне интервью, а ты знаешь, как трудно получить десять минут его времени! – Поздравляю, дорогая! Уверена, оно будет иметь большой успех! – Конечно, будет! Люди устали от пошлости и хотят смотреть на вещи, которые заставляют их мечтать. Armani, Prada, настоящие VIP-персоны, куда поехать, где и что покупать. – Несомненно. Рада за тебя! Теперь я припоминаю, не ты ли была хорошей подругой Гертруды фон Линторфф? Я была так потрясена, когда услышала об ее отставке в Фонде и переезде в Хамптон. – Да, бедняжка Гертруда, она переехала туда со своей дочерью. Ужасная ссора с ее кузеном Конрадом. Ты должна помнить его – Конрад фон Линторфф? – спросила Стефания, полная надежды. – Нет, моя дорогая, – Дуду с неохотой признала, что не имеет ни малейшего представления о том, кем может быть этот человек. – Он сын Марианны фон Лихтенштайн-Фобур! Ты встречалась с ним несколько раз! «Отлично, старая карга выжила из ума!» – Сын Марианны? Нет же, у нее две дочери и мальчик! «Она носит Донателла Версаче? Очень уместно». – Сын от ее первого брака: он герцог Уиттсток и очень богатый человек, миллиардер. Живет в Цюрихе и был моим женихом на протяжении многих лет! Гертруда познакомила нас в Риме! – О да, припоминаю его. Невозможный человек! Очень неприятный. Однажды я попыталась поговорить с ним для моей книги о представителях элиты, где в нескольких главах упоминалась его мать, а он назвал меня «стервятником» просто потому, что я журналист! – У Конрада нет никаких манер, но я не удивлена. Он избегает прессы любой ценой. Представь себе, каждый раз, когда я выходила с ним в свет, он заходил в помещение после меня, чтобы избежать вспышек! Его телохранители были невозможны! Один из них однажды ударил папарацци за то, что тот фотографировал его! Я так рада, что мы порвали! – О, дорогая, должно быть, это ужасно для тебя! – Ты понятия не имеешь, Дуду, – уныло сказала Стефания. – У нас были отношения более десяти лет, и он все это время лгал мне! – О нет! Другая женщина? – Гораздо хуже, мальчик. – НЕТ! – неверяще воскликнула Дуду. – Молодой французишка. Я поймала его с этим ублюдком! Можешь себе представить, что этот мальчик уже был с миллиардером из России и променял этого беднягу на Конрада? Конечно, у того больше денег. Несчастная Гертруда попыталась остановить его, поговорить с кузеном, но он помешался на этом мальчишке. Представь себе, они живут вместе в Цюрихе! Все об этом говорят! Конрад даже заплатил за выставку мальчика в Берлине, а один из отзывов оказался разгромным. Показал его истинную сущность – недобросовестный искатель приключений худшего сорта. Бедная Марианна: этот человек заберет все деньги ее сына! – А ты, дорогая, как ты после всего этого? – Не передать словами, насколько отвратительно. Он просил меня выйти за него замуж, и теперь я понимаю, что это просто видимость, чтобы скрыть, что он гомосексуал! Настоящий извращенец! Мальчику двадцать три, а ему сорок семь! – Кто он? – спросила Дуду, очень заинтригованная, ее чутье журналиста кричало, что за этим стоит хорошая история. – Не хочу знать его имя! Он дворянин из Франции. Должен упоминаться в рецензиях в Notes d'Art. – Это ужасно! – сказала Дуду в знак поддержки. – Бедняга русский, который по-прежнему так любит его, посетил меня и рассказал всю историю. Они были вместе с восемнадцати лет мальчишки, жили в Лондоне. Он подарил ему две квартиры – одну в Буэнос-Айресе, другую в Париже – и несколько картин, оплачивал учебу и поддерживал его, пока тот целыми днями строил из себя художника! Теперь, прочитав настоящую критику, написанную профессионалами, он понимает, насколько был глуп! Он даже заплатил за его выставку в Лондоне и подарил Ренуара на день рождения! Он почти развелся из-за него с женой, и та умерла от боли! Он так сожалеет обо всем этом! Мне повезло, что я бросила Конрада, но в каком-то смысле я беспокоюсь, потому что эта змея рядом с ним! – Змея? Этот мальчишка – кобра! – Гертруда была в ужасе, когда услышала о мальчишке! Я рассказала ей все, что знала, а она обнаружила, что он поставляет наркотики ее дочери и ее бойфренду. Он сказал Конраду, что этот бойфренд набросился на него по приказу девушки, и Конрад лишил ее наследства! Уверена, что он планирует присвоить деньги, которые на законных основаниях принадлежали этой бедной девушке. Гертруда выступила против него, и он уволил ее из Фонда! Ей пришлось перебраться в Хамптон, чтобы спасти дочь от этого монстра! – Это ужасно! – Именно. – Как он мог так поступить? Этот... – Дуду забыла имя банкира, старшего сына Марианны. – Конрад фон Линторфф, дорогая. – Точно. Разве он не был твоим бойфрендом столько лет? Как мужчина мог оставить такую женщину, как ты? – Нет предела мужской извращенности, Дуду. Секс между мужчинами – это то, чего женщина никогда не сделает. Сколько из них женаты и сбегают заниматься сексом с трансвеститами? Они делают невыразимые вещи в постели. Я так рада, что ушла от него до свадьбы. Представь, если бы у нас были дети! Это так отвратительно! Более того, Конрад считает, что он живет согласно учениям католической церкви! – Какой лицемер! Ты уверена, что не помнишь его имени? Этого мальчишки. – Нет, но Гертруда хорошо его знает. Возможно, ты видела его на Зюльте. После нашего разрыва Конрад отвез его на Зюльт и представил большинству наших друзей! Это тема для сплетен среди немцев! С этого момента я сконцентрируюсь только на своих проектах. – Да, конечно, дорогая. Это к лучшему, – успокоила Стефанию Дуду, все еще не в силах поверить в удачу. С такой историей она вернется к центральным страницам! Два миллиардера, гомосексуализм и двадцатичетырехлетняя маленькая шлюшка? Даже Берлускони и его подружки не могли сравниться с этим! Она едва могла слушать, как Стефания рассказывает о своей телевизионной программе и планах на будущее. Ей нужно было срочно достать копию этого Notes d'Art. * * * 12 января Брюссель Комната была погружена в полную темноту, так как ему нужно было поразмыслить над тем, что он прочитал. Слова отпечатались в мозгу. Несколько строк способны испортить человеку жизнь. Мишелю хотелось поддаться искушению и швырнуть оскорбительную статейку в камин, но ценой невероятных усилий он взял себя в руки и перечитал ее еще раз. Современный патронаж, Дж. Ф. Винклер Я получил возможность еще раз подтвердить свою твердую приверженность Искусству во время последней выставки в «1989», известной галерее в Берлине, принадлежащей Андреасу Волкеру. Каждый год он собирает группу неизвестных художников и любезно предоставляет им возможность в течение месяца выставлять свои работы в одной из ведущих галерей города. Я много раз помогал этому событию и могу сказать, что в целом результаты были удовлетворительными: молодые художники изо всех сил пытаются найти новые способы выразить себя. Но в этом году я был разочарован, как никогда раньше. Вместе с интригующими концепциями Энн Хо, или смелыми мазками Торстена Вальда, или великолепным использованием цвета и света в абстрактной живописи Марии Хербада была работа Гунтрама де Лиля. Что можно сказать в этой рецензии? Ничего. Не имеет смысла тратить время читателей и мое. Г-н де Лиль, 23 года, способен только правильно нарисовать, и ничего больше. Хорошее использование техники, но это не ежегодная выставка средней школы, где наши бабушки выбирают что-то для своей гостиной. Его картины просто скучны и манерны. Никакого содержания или идеи. Рисунок с грязными детьми, лягушки в пруду, женщины в классе живописи. Я долго изучал его работы, пытаясь понять, почему он получил поддержку одного из самых уважаемых наших экспертов, и не смог найти ничего. Все можно было бы списать на его юный возраст, и мы бы с легкостью забыли про него после этой выставки, если бы не тот факт, что он уже навязывал нам свой косный взгляд на мир в 2004 году в Лондоне у Робертсона, в уважаемой галерее, в рамках персональной выставки. Я спросил себя, зачем кто-то станет рисковать своей репутацией ради того, кто лучше справится с разработкой упаковок для каши, чем с рисованием, и вуаля, ответ найден – современный патронаж. Г-н де Лиль известен только благодаря своим покровителям – известному российскому коллекционеру и швейцарскому банкиру. Патронаж – ключевое слово в искусстве, и настоящие художники, такие как Караваджо, выиграли от этого и подарили нам свои творения. Г-н де Лилю стоит прочитать эту рецензию и понять, что он еще не достиг и никогда не достигнет уровня Мазаччо, Леонардо или Рафаэля, делавших честь своим спонсорам, и вернуться в школу или прекратить рисовать, оказав нам всем услугу. Сидя в одиночестве в своей гостиной, Мишель не мог понять причину. Он отхлебнул еще немного коньяка, пока его мозг искал ответ. «Почему французский журнал искусств опубликовал это? Они никогда не выходят за пределы Парижа, Лондона, Женевы или Берна и гораздо меньше заботятся о молодых художниках. Я просто не понимаю этого. Рецензии немцев были хороши. Картина с лягушками источает свет, и мне пришлось сражаться с одним из Риббентропов, чтобы получить ее. Похоже на Сесиль, но сильнее и с большим мастерством. Это может идти только из одного места – от Репина. Линторфф с его воспитанием никогда бы не сделал что-то подобное. Это месть Репина за то, что Гунтрам не вернулся к нему в декабре, использовав выставку в качестве оправдания. Он уничтожил моего Гунтрама этой глупой рецензией! Все остальные хороши, и эксперты из Ватикана не могут так ошибаться! Ни одной строчки, чтобы обосновать свое мнение о его работе, – только личные оскорбления и едкие замечания. Это не рецензия, а клевета на моего ребенка! Почему Репин так поступил? Я убежден, что он его любит. Он был с ним все время в больнице и в Санкт-Петербурге и взял его в свою семью. Он поощрял Гунтрама рисовать и, вернувшись из Рима, рассказал мне, как был впечатлен его ростом как художника. «Его талант – больше не обещание, а реальность. Вам стоило бы увидеть его зарисовки, мистер Лакруа. Все они живы и полны света. Наконец он летит сам по себе». Так и есть. Гунтрам вырос и ни в ком не нуждается, чтобы рисовать. У него есть своя воля. Он больше не ребенок. Ему нужна помощь и много заботы, но он ни перед кем не склонится. Вы можете убить человека, но вы не можете отнять его честь. Репин не годится для Гунтрама, но мне нужно, чтобы он оттащил моего ребенка от Линторффа. Но как?» * * * 13 января Цюрих Рудольф Остерманн пребывал в праведной ярости из-за тупого неизвестного критика. Он позвонил редактору Notes d'Art, чтобы потребовать объяснений, но та и понятия не имела об этой статье. Его крики на французском были слышны всем дамам, работающим в мастерской, и у Коко ван Бреда родилась хорошая идея поймать Гунтрама прямо у входа и увести его на кофе, чтобы «обсудить дела без этого дракона, который у тебя вместо менеджера». Никто из них не мог поверить в эту странную рецензию, говорящую о невероятно дурном вкусе. Даже Тита приобрела у Гунтрама, и Матильда фон Риббентроп была в ярости, потому что неизвестный бельгийский коллекционер «украл» у нее картину с лягушками, которая ей так понравилась. * * * В этот час небольшое кафе было почти пустым, и Гунтрам заказал чай для Коко ван Бреда, одной из учениц класса мастера Остерманна и владелицы небольшой типографии, специализирующейся на поздравительных открытках и художественных репродукциях. Ее основным источником доходов были поздравительные открытки и каталоги, которые печатались для множества художественных галерей и аукционных домов. По словам Коко, ей нужно найти новые источники дохода, иначе ее муж в конце концов закроет ее бизнес. «Я не могу конкурировать с китайцами. В прошлом году я потеряла 237 000 франков, и Джозеф сказал, что хоть это и небольшая сумма, но дело в том, что он теряет деньги от одной из своих компаний! Он предпочитает, чтобы я тратила их на бутики, а не на компанию! Гунтрам был сбит с толку, так как не знал, чем может быть полезен, но Коко сразу же повторила свою идею – напечатать книгу с детскими историями и продавать ее во время следующей рождественской кампании. Она пыталась купить несколько книг для детей своих друзей, но не нашла ничего «достаточно элегантного и классического, достойного стать подарком; все они ужасны!» – Гунтрам, рынок ждет, чтобы мы его охватили! Дети любят книги, несмотря на телевидение и компьютеры, – взять хотя бы сагу о Гарри Поттере! Они готовы поубивать друг друга за экземпляр! Выбери несколько классических сказок – без авторских прав, проиллюстрируй их и составь книгу. Скажем, пять или шесть сказок, не более пятидесяти страниц, в цвете. Могу отдать тебе часть прибыли в качестве оплаты. – Коко, со всем уважением, но я не могу ничего обсуждать с вами без Остерманна. Он убьет меня, если я приду к какому бы то ни было компромиссу с вашей компанией. Я был бы рад поработать над этой книгой, но, возможно, это слишком. Я не знаменит и не знаю, будет ли она продаваться. – Глупости, Гунтрам. Ты рисуешь, я печатаю, а Остерманн собирает деньги, – засмеялась она, довольная тем, что молодой человек готов работать над ее проектом. – Я знакома с твоими работами, и мне они нравятся. Я видела те иллюстрации, которые ты сделал для русских народных сказок, и я от них в восторге. Все в студии любят их. Если они нравятся женщинам, они покупают книгу для своих детей, и мы зарабатываем деньги. – Что, если вы потеряете деньги?» – Не потеряю, и в этом году я получила заказ на печать каталога Фонда Линторффа. Я была удивлена, что Элизабетта выбрала меня, но с его стоимостью я смогу вложить прибыль в издание твоей книги. Гунтраму было неприятно, что он собирался косвенно использовать для этого деньги Конрада. – Коко, возьмите меньшую оплату. Аукцион для благотворительности! – Ни за что! Они установили цену в 100 франков и обычно продают более четырех тысяч экземпляров. Почему бы тебе не выбрать одну сказку и сделать предварительные наброски, а затем мы поговорим с Остерманном об условиях? – Я должен заниматься и нарисовать сейчас для аукциона что-то хорошее. Мастер Остерманн думает, что после выставки в Берлине сможет заработать деньги на моих картинах. Они получили относительно хорошие отзывы. Я не увижу ни единого цента с их продажи, но это правильно. Новый президент Элизабетта фон Линторфф сказала мне, что все заработанные мною деньги будут отправлены в Аргентину. Кажется, существует договоренность, что вы предлагаете минимум 5 000 франков, а это большая сумма для отца Патрисио. – Уверена, ты мог бы найти свободное время и попробовать. – Хорошо, Коко, но я не могу вам ничего обещать. Они вернулись в студию, где Остерманн закончил кричать на редактора и угрожать ей, что больше никогда не напишет и строчки для журнала и поговорит со своими многочисленными клиентами, чтобы отменить их поддержку. «Вы видели его работы? Молитесь, чтобы он не подал в суд за диффамацию (оглашение в печати порочащих сведений. – Прим. пер.)!» Гунтрам прошел на свое обычное место, чтобы продолжить работу над несколькими эскизами углем, удивляясь, что большинство женщин смотрят на него с беспокойством, любопытством и жалостью. Он заметил, как они передают друг другу журнал, словно подростки в школе. – Это Notes d'Art? Я не видел его много лет, – сказал Гунтрам и спросил, может ли он взглянуть. – Нет, дорогой, это глупый журнал, – произнесла одна из них. – Глупый? Это один из ведущих журналов об искусстве, – возразил Гунтрам. – Просто посмотреть, пожалуйста. Подавленной женщине пришлось отдать журнал молодому человеку, который сел на свой стул и начал быстро просматривать страницы, пока не наткнулся на статью «Новый русский авангард» и не сосредоточился на ней. Он был удивлен, что упоминалось его имя, и посмеялся над тем, что его приняли за русского. «У меня даже имя не русское! Но я в Notes d'Art. Подождите, пока это увидит Остерманн». – Здесь про меня! Три строчки, но это даже много! – объявил он шокированным дамам, которые изумились тому, что он воспринял все так хорошо. – "Стиль Гунтрама де Лиля освежает, в то же время он демонстрирует отличную академическую подготовку. Его композиции, изображающие повседневную жизнь, обманчиво просты, демонстрируют классическую, но сложную концепцию, с превосходным использованием света и цвета. Одно из самых молодых обещаний России, чье имя будет на слуху в будущем". Подписано Аленом Дюпре! Возможно, мне следует повесить это в рамочку. Все женщины в шоке переглянулись. «Могу я посмотреть?» – спросила одна из них, очень высокая, и прочитала вслух то же, что и Гунтрам. – Они с ума сошли? – спросила Коко. – Я не так уж плохо рисую! – запротестовал Гунтрам, рассмеявшись. – Могу намного лучше, но Ален Дюпре – один из лучших в своей области. Мне не нравится, когда меня называют русским, но там находится большая часть моих работ. Там я продал много своих вещей. Также упоминается Ирина Шайлюк. Она пишет фантастические работы в стиле ню. Я встретил ее в Париже во время выставки и восхищаюсь ее работами. – Гунтрам, боюсь, что есть еще одна критическая статья о твоей выставке в Берлине. Эту мы не заметили, а вторая так ужасна! – Тебе не нужно беспокоиться о том, что пишет пресса, – они готовы на все, чтобы продать газету! – Они писали о том, что мой кузен едет в кабаре каждый раз, когда он был на деловых встречах в Таиланде! Полный страха, Гунтрам перестал слышать женщин, поискал раздел художественной критики и нашел свое имя. Он вынужден был перечитать это дважды, не веря своим глазам, что упоминаются Константин и Конрад. Ему снова пришлось присесть, потому что он почувствовал себя больным и смущенным. Его разум был в смятении, поскольку Гунтрам мог думать только о Конраде и о том, насколько в ярости тот должен быть из-за того, что об их отношениях говорилось в журнале. – Если есть еще один, хороший критический отзыв, возможно, это их внутренняя проблема, и они использовали тебя, чтобы выплеснуть свои разочарования, – предположила одна из дам. – Должно быть так. Тебе следует поговорить с Остерманном. Он знает их всех намного лучше, чем мы. Могу лишь сказать, что мне нравится, как ты рисуешь, а я не бабушка! – запротестовала мисс Эстерхази, и прочие дамы тут же присоединились к ней. – Я тоже! – Я хотела купить картину с нашим классом, но Клара тоже ее хочет, и она там. – Если вы хотите купить что-то у Гунтрама, вам стоит подождать аукциона! – Нет-нет-нет. Я собираюсь опубликовать сборник детских сказок, иллюстрированный Гунтрамом, на следующее Рождество, и я уверена, что вы все приобретете его для своих маленьких детей, – немедленно вмешалась Коко, подняв коллективный ропот согласия. Остерманн покинул свой кабинет, все еще разъяренный после разговора с редактором. Трещащие, как попугаи, женщины и крайне молчаливый Гунтрам, сидевший на своем месте и выглядевший полностью побежденным, – это было уже слишком для его нервов. – Мальчик, ты не должен переживать из-за этого идиота. Ты нравишься Д'Аннунцио, и я думаю, что если ты будешь трудиться, то, возможно, через несколько лет из этого выйдет толк. – Д'Аннунцио хорошо относится ко мне из-за коллекции герцога. Не более того. Не первый раз я слышу нечто подобное, – ответил Гунтрам. – Чепуха! Если бы ты был плох, он бы не купил у тебя эту Мадонну! Этот человек почти так же хорош, как и я! – Мастер Остерманн, в том же журнале у Гунтрама есть очень хороший отзыв. Разве это не странно? Здесь, в статье про русских художников, – сказала Коко и снова показала учителю журнал. – Проклятые старые педики! Они должны решать свои проблемы дома и никого в них не вмешивать! Я прикончу эту маленькую идиотку, жалкую пародию на редактора! Ты, перестань ныть, как маленькая девочка, и начни работать! Я хочу, чтобы эти эскизы были закончены сегодня днем! – взревел он. – Имеет ли это смысл? – Если ты хочешь сегодня вернуться домой целиком, то имеет. Возвращайся к работе. Ты потратил впустую целое утро моего драгоценного времени, – Остерманн хлопнул дверью своего кабинета. – Я никогда не хотел, чтобы герцог оказался втянут в это, – прошептал Гунтрам. – Дорогой, не волнуйся. Он достаточно стар, чтобы выдержать немного критики. Ты должен поговорить с адвокатом, – посоветовала ему Эстерхази голосом, полным участия. – То, что он пишет о твоем искусстве, очень плохо. – О, он может писать все, что ему угодно, о моих работах. Я рисую потому, что мне это нравится, ничего более. Если вам это не нравится, идите в следующую галерею. Меня не в первый раз называют «банальным». За эти годы у меня было много подобной критики, и вся она исходила от одного и того же сорта людей, завистливых и бездарных. Что меня беспокоит, так это то, что был упомянут герцог. Он никогда не был моим спонсором и не помогал мне в моей карьере! Этот человек выставляет его идиотом, тогда как он хорошо разбирается в искусстве. Это так несправедливо! У меня была стипендия Фонда Лары Арсеньевой и, как большинство из вас знает, отношения с его президентом в прошлом, и именно он открыл мои работы в Буэнос-Айресе. Мы никогда не смешивали мою карьеру и наши отношения. Я сам зарабатывал все свои оценки в университете, и мой предыдущий менеджер, г-н Робертсон, продавал мои рисунки банкам, страховым компаниям, частным коллекционерам, которые не имели никакого отношения к Константину Репину. Отзывы на мою выставку в Лондоне были хорошими. Возможно, я должен быть более агрессивным и «рисовать с посылом», но кто я такой, чтобы рассказывать людям, что думать? Ненавижу подобное, это всегда казалось мне надуманным. Я рисую то, что вижу, потому что мне это нравится, и больше ничего. * * * После звонка Остерманна Конрад впал в такую ярость, подобной которой не испытывал уже много лет. Он получил по факсу копии обеих статей, пока Моника не раздобыла экземпляр журнала. Он не мог поверить, что они осмелились опубликовать такую вопиющую ложь, и преисполнился решимости закрыть эту жалкую пародию на издание. – Мой герцог, это просто возмутительно! Я знаю лично обоих экспертов, и они решают проблемы, которые у них были в прошлом, используя имена Гунтрама и наши. Редактор даже не знала, что он дважды упоминался в одном номере! Она никогда не видела ни одной фотографии его работ! Они предлагают опубликовать опровержение и новую рецензию на его работы, на этот раз написанную независимым консультантом. – Меня больше беспокоит реакция Гунтрама. – Он работает, как всегда, но обеспокоен тем, что вы вовлечены. Он сказал мне, что его критикуют не в первый раз, и ему все равно. – Понимаю, спасибо, мастер Остерманн. Конрад пригласил Фердинанда и Михаэля в свой кабинет. Пришло время показать, какова плата за то, чтобы перейти ему дорогу. * * * Михаэль собрал свои документы и приготовился к встрече в 7 часов вечера. Он все еще задавался вопросом, почему его попросили изучить небольшое издание, принадлежащее одному из младших членов – Марселю Терио, владельцу Luxury Publishing Group, с кредитами в 78,9 миллионов евро в Lintorff Privatbank. Казалось, все было в порядке: мужчина и его журналы уважали правила Ордена – никакой наготы, никаких скандальных статей, никакой пошлости – и в основном были сосредоточены на статьях об элите, исполнительском искусстве, моде, декоре и традиционном образе жизни. Их главное сокровище называлось как-то вроде «Элита сегодня» и повествовало о скучных вещах, таких как Бал Красного креста и прочие благотворительные мероприятия, или жена политика, целующая каких-то детей, или безобидные статьи о звездах кино. Приемлемые результаты. «Мы держим его лишь для того, чтобы создавать хороший образ и держать людей подальше от прочего мусора». Он поправил галстук и вышел из кабинета, но по пути в личный конференц-зал его перехватила Моника и направила в кабинет герцога со словами: «Мистер Терио уже ждет снаружи, доктор Делер». – Спасибо, Моника, – улыбнулся он, но в ответ получил холодный взгляд, остудивший его. Он прошел мимо человека пятидесяти с лишним лет, сидевшего с несчастным лицом под каритной Писарро, купленной герцогом несколько месяцев назад, и постучал в тяжелую дверь. В большом офисе на одном из диванов за маленьким столиком сидел Фердинанд, очень огорченный чем-то. – Какова их ситуация? – задал он вопрос. – На сегодняшний день хорошая. Их долги должны быть пересмотрены через два месяца. По нашим оценкам, мы могли бы установить 5,7 процента, поскольку группа справляется намного лучше, чем раньше. Общая сумма составляет 78,9 миллионов евро, и они всегда были хорошими членами, – ответил Михаэль. – Хорошо, пригласи Терио, – решительно сказал Конрад, и Майкл повиновался, приведя мужчину, сидевшего на диване. – Мой герцог, для меня честь быть принятым вами, – Терио говорил очень быстро и откровенно нервничал из-за того, что его вызвал сам Фердинанд фон Кляйст со словами: «Hochmeister хочет видеть вас в семь в Цюрихе». – Как долго вы являетесь членом Ордена, Терио? – спросил Конрад вежливым голосом, но оставив все тонкости и формальности в стороне. – Наша семья была принята в 1953 году, мой герцог. Получаем приглашения на ежегодные собрания с 1997 года. – Поэтому вы хорошо знаете наши правила. – Да, сир, – Терио почувствовал ком в горле, услышав холодный голос, задающий вопрос. Его ум отчаянно искал в памяти то, что они могли опубликовать о члене Ордена, но ничего не нашел. – Мне никогда не нравилась пресса, а сегодня утром я обнаруживаю, что один из ваших журналов марает мое имя и имя моего Консорта, – произнес Конрад, показывая ему статью об обзоре на Берлинскую выставку. Мужчина прочитал часть статьи и побледнел, дойдя до места про «швейцарского банкира», подразумевающей, что тот каким-то образом связан с авантюристом. Кто такой этот Гунтрам де Лиль? Консорт? Чей Консорт? – Сегодня же вечером я поговорю с редактором, сир. Мы исправим эту ошибку. – Вам нужно больше говорить с вашим редактором, потому что в том же журнале есть еще одна рецензия на того же человека. Любой мог подумать, что это преднамеренная кампания против нашего Hochmeister и его Консорта. Посмотрите на странице 36, она отмечена, – сказал Фердинанд. Терио был потрясен. – Я просто не понимаю, сир. Это, должно быть, опечатка или ошибка. Notes d'Art существует почти тридцать пять лет и является одним из самых авторитетных изданий в своей категории. Не понимаю их зацикленности на одном художнике. – Это больше чем очередной плохой критический обзор для художника. Совет назначил Гунтрама де Лиля Консортом пять месяцев назад, – объяснил Фердинанд. – Это может быть прямой атакой на нас с вашей стороны. – Нет, никогда! Мы благодарны Ордену и всегда делали все возможное, чтобы служить ему! – Вы закроете этот журнал до февраля. Я не хочу, чтобы кто-то из его сотрудников перешел в другие ваши компании. – Мой герцог, вы не можете требовать этого от нас! Этот журнал уже более тридцати пяти лет на рынке! Он как National Geographic для современных художников! – Если вы прибегаете к диффамации и скандалам, чтобы получить больше читателей, Орден не заинтересован в том, чтобы держать вас в своих рядах, г-н Терио. Могу ли я напомнить вам о предстоящем пересмотре ваших долгов? – произнес Фердинанд вежливым тоном. – Я уволю все руководство. Я вложил несколько миллионов в это издание! – Вы отказываетесь выполнять прямой приказ? – угрожающе спросил Конрад. – Нет, конечно, нет, сир. Мне просто нужно найти способ. Закрытие журнала обойдется очень дорого! Я не могу! – Отказ обойдется намного дороже. Ваши долги не будут рефинансированы, и мы пойдем против вас, – прорычал Фердинанд. – Мой Hochmeister, по крайней мере, позвольте мне оставить старых сотрудников и перевести их! Французские законы очень строги. Новый редактор напишет статью с гораздо лучшими отзывами для Консорта. – Нет, вы больше не будте упоминать его имя в любых ваших изданиях. Закройте журнал до февраля, или столкнетесь с бурей, которую я устрою в ваших компаниях. Свободны, – рявкнул Конрад, и Михаэль встал и вывел мужчину из кабинета. * * * Гунтрам так увлекся каталогами, что не услышал, как Конрад приблизился и поцеловал его в лоб. Он удивленно подскочил и засмеялся, увидев, что это его любимый. – Мне теперь ревновать еще и к каталогам мебели? Твоей бумаги и карандашей достаточно, чтобы игнорировать меня, котенок! – сказал Конрад, притворяясь расстроенным. – Я забыл о времени. Я смотрел их в поисках идей для комнаты Карла и Клауса. Фридрих получил их сегодня и отдал мне. – Гунтрам, не проще ли нанять декоратора, а потом выбрать то, что тебе нравится? – Я хотел, чтобы мы сделали это сами! – Котенок, я понятия не имею о таких вещах. Просто ничего из Диснея или любых его предприятий и без вульгарности. Никаких электронных или пластмассовых игрушек, поищи хорошие немецкие деревянные игрушки. Обратись в Steiff или в Kösen за плюшевыми животными и, возможно, в Märklin (немецкие фирмы – производители игрушек. – Прим. пер.) за поездами. Я очень любил их, когда был ребенком. – Конрад, они дети! Они не могут играть с поездом! Все дети любят Микки Мауса! – Ненавижу эту крысу. В этот дом она не войдет. – Они присутствуют в качестве декора у всех детей: половина мебели украшена хотя бы одним из диснеевских персонажей! – И это говорит человек, у которого в детской висел Бронзино? – Я никогда не знал, что это! Он мне просто нравился! – Тогда ты меня понимаешь. Нам не следует разрушать эстетический вкус мальчиков. Стены приглушенных тонов, хорошая мебель, и поищи что-то функциональное. – Во всех книгах пишут, что яркие цвета стимулируют детей! – Если они плоть от моей плоти, очень скоро ты будешь подумывать о том, чобы добавлять транквилизатор в их бутылочки. Линторффам не нужны внешние стимулы, чтобы создавать проблемы. Попроси Фридриха рассказать, как у меня, Альберта и Фердинанда проходил обычный день в игровой комнате, после того как мы заканчивали домашнюю работу. Думаю, мой отец отправил меня в школу-интернат в четырнадцать лет, чтобы спасти Фридриха от удара. Если приглашали моего кузена Армина, стоило заранее предупреждать страховую компанию. – Ты преувеличиваешь! – запротестовал Гунтрам. – Нет, это чистая правда. Спроси Фридриха. – Он говорил, что ты все время учился! Что переделывал домашнее задание несколько раз, доводя его до идеала! – Да, частично это правда. Он заставлял меня очень много работать в бесполезной попытке утомить. Проблемы начинались после того, как задания были выполнены и мы получали возможность играть. Когда мне было десять или одиннадцать лет, я захотел, чтобы один из ротвейлеров спал со мной в доме. Полностью запрещено. Я перепробовал несколько способов тайно провести его внутрь, но Фридрих всегда меня ловил. Однажды мы – Фердинанд, Альберт и я – решили построить систему блоков, чтобы поднять собаку и протащить ее через окно. Это сработало. – Бедное животное! Она выжила? – Да, конечно. Собаке не понравилась высота, и пострадало вишневое дерево, а Фридрих поймал нас и наказал меня. Мне пришлось чистить питомники в течение месяца и мыть нескольких собак. – Понятно, откуда у него седые волосы! – Это естественный процесс старения. Я был самым серьезным из нас, – надменно сказал Конрад. – Как и сейчас, – добавил он, и Гунтрам от всего сердца рассмеялся. «Пора оценить ущерб», – подумал Конрад и поинтересовался беспечным тоном: «Как прошел твой день, котенок?» Гунтрам сглотнул и решил сказать правду. Конрад имеет право узнать, прежде чем Остерманн расскажет ему. – Не очень хорошо, Конрад. Я получил плохие отзывы о своих работах в важном журнале. Коротко: я провожу выставки, потому что я любовник швейцарского банкира и русского коллекционера. Мне ужасно жаль, что там был намек на твое имя. Все твои друзья, должно быть, теперь смеются, – признался Гунтрам. – Гунтрам, никто не смеется надо мной. Большинство людей, которые меня заботят, знают тебя, и я никогда не скрывал свою любовь к тебе. Меня беспокоит только то, что это может затронуть тебя. – Не в первый раз я получаю критику. На самом деле, когда я был в Лондоне, все так считали – от учителя до последнего ученика, но мне было все равно. Я рисую в меру своих способностей и не способен на большее. Кому-то нравится, кому-то нeт. – Но тебя очень заботит мнение Остерманна или мое. – Остерманн говорит разумные вещи и знает, о чем говорит. Он всегда прав, и мне нравится работать с ним. Коко ван Бреда предложила мне выпустить с ней вместе книгу для детей. Сказки. Мы еще должны поговорить с Остерманном. Конраду ни на секунду не понравилась эта идея. Ван Бреда были нуворишами и выскочками, которые построили свое состояние на транспорте и дисконтных супермаркетах. Очевидно, эта женщина хотела использовать Гунтрама, чтобы приблизиться к нему. – Гунтрам, ты не иллюстратор – ты художник. Сосредоточься на существенном: детях, своем искусстве и учебе. Ты завершил второй год, возможно, хорошо было бы сменить университет и, например, закончить обучение в Цюрихе. Подумай об этом и скажи мне о своем решении через несколько дней. – Но я хочу сделать эту книгу! – Делай, Гунтрам, и мы поищем лучшего издателя. Я не возражаю против проекта, только против людей. Я поговорю об этом с Остерманном. * * * 16 февраля Mюнхен Написание этой статьи оказалось утомительным для Дуду, но после почти что целого месяца напряженной работы она чувствовала, что результат вышел отличным. С этим продадут много выпусков «Звезд и историй». Ее собственный редактор был очень взволнован всеми интервью и фотографиями. «Жаль, что он гей! У него такое приятное лицо и большие голубые глаза!» – в сотый раз подумала Дуду, глядя на фото Гунтрама, взятое из каталога Робертсона. Единственная фотография Конрада фон Линторффа, которую ей удалось найти, была с давней благотворительной вечеринки. «Он выглядит как настоящий палач. Господи! Этот человек вообще умеет улыбаться?» Имя или фотографию другого любовника, русского, было невозможно получить. У мальчика была стипендия фонда, но владельца нигде не удалось найти. Стефания отказалась назвать ей имя, потому что он «бедняга, с него достаточно всего этого!», и Гертруда фон Линторфф лишь сказала ей, что «он очень богатый, почти как мой кузен Конрад. Миллиардер, занимается транспортом и нефтью. Потерял жену совсем недавно. Посмотрите в списках журнала Fortune!» По крайней мере, она подтвердила всю историю и очень долго рассказывала об этом Гунтраме де Лиле, виконте де Мариньяк, по-настоящему презренном маленьком слизняке. Она пыталась поговорить с другими людьми в своих кругах, но никто не сказал ни слова кроме «Гунтрам? Думаю, он подопечный Линторффа. Хорошо рисует. Тита купила несколько его работ, и Ватикан тоже». Или: «На твоем месте я оставил бы его в покое. Он очень застенчив, да и Конрад никогда не появляется в подобных журналах. Он очень сдержан в отношении своей личной жизни и бизнеса. Ты не найдешь его даже в специализированном журнале. Он никогда не дает интервью». Она еще раз пробежала глазами текст, прежде чем отправить его редактору. * * * 27 февраля Мюнхен С тех пор как у Марселя Терио возникли проблемы с его главным финансистом, Александр Вебер лично проверял все свои журналы до их дистрибуции. Этот случай стал предметом разговоров в издательской индустрии. Мужчина потерял более семи миллионов евро, и только потому, что разозлил упомянутого банкира глупыми рецензиями, написанными двумя старыми педиками, которым «повезло» столкнуться так, что они втоптали имя возлюбленного банкира в грязь. Бедный Марсель пытался получить новое финансирование, но большинство европейских банков отклонило его заявки, а те, кто принял, потребовали невозможную для него ставку – 12 процентов. Он вынужден был закрыть журнал, пытаясь сократить свои расходы, и продать офисы, чтобы заплатить работникам. Если бы он не смог рефинансировать свои долги перед этим банкиром, то стал бы банкротом. Он никогда не забудет имя Конрада фон Линторффа, и он сказал всем своим редакторам, что не должно быть написано ни одной строки об этом человеке. Он взял экземпляр «Звезды и истории, специальный выпуск. Новый ребенок у Бранджелины?» и рассеянно просмотрел страницы, посвященные Пэрис Хилтон, раздел «Что случилось?»: несколько браков, два развода, рецепты, диеты на предстоящее лето, и его сердце замерло, когда он увидел статью на две страницы о том самом бойфренде Конрада фон Линторффа «Скандальное прошлое в России». – Дерьмо! – выругался он и крикнул секретарю, чтобы та позвонила «идиоту, ответственному за "Звезды и истории". Его чертова задница нужна мне здесь, прямо сейчас! Остановите распространение этого дерьма!» «Если этот Линторфф почти уничтожил компанию с сорокасемилетней историей менее чем за неделю за глупую строчку, с моими пятью годами в бизнесе и четырьмя таблоидами для супермаркетов он сделает из меня отбивную!» Главный редактор «Звезд и историй» ворвался в его кабинет, ужасно расстроенный тем, что печать и распространение были остановлены по прямому распоряжению владельца. – А как же неприкосновенность этого издательства? – заорал он. – Неприкосновенность? Это бизнес, идиот! Это ты дал разрешение? – Конечно, газета будет продаваться как сумасшедшая. Богатые геи и умные маленькие шлюшки. Сверх того старая аристократия. Все подтверждено интервью. Их адвокаты не смогут тронуть нас. – Мне плевать, если они трахаются посреди улицы. Это известный банкир. Он приглашает президентов на ужин в свой дом. – И что? Наш компромисс – ради правды и нашей публики. – Но не когда я разорюсь в процессе! Это не чертовы «Вашингтон Пост» или «Уотергейт»! Сожри все эти гребаные журналы, если надо, только останови это! – Они должны пойти по каналам сбыта через четыре часа! – Нет! Убери эти гребаные страницы! – Это 700 000 выпусков! Они разойдутся по всей Германии и Австрии! – Останови это! – Это будет стоить нам больших денег и нашей доли на рынке. Если завтра мы не будем на прилавках, мы не жильцы! – Заставь идиотов из команды дизайнеров взять дополнительные часы и переверстать все заново без этой статьи, если хочешь сохранить свою работу! – Мы не сможем этого сделать! Не думаю, что у нас достаточно бумаги, чтобы выпустить еще одно издание! – Печатай, что можешь! – А что насчет рекламодателей? – Побеспокоимся о них позже! А теперь за работу, и исправьте это! * * * – Кто звонит, Фридрих? – Его зовут Александр Вебер, Марсель Терио дал ему ваш личный номер. Он говорит, что это настолько срочно, что он должен поговорить с вами. Конрад вздохнул и поставил коньяк на приставной столик, в то время как Гунтрам продолжал рисовать, не обращая внимания на присутствие дворецкого и хмурясь, когда сосредотачивался на деталях. «Я мог бы организовать встречу со всей ФРС (Федеральная резервная система, независимое федеральное агентство для выполнения функций центрального банка и осуществления централизованного контроля над коммерческой банковской системой США. – Прим. пер.), а он и не заметил бы, – мелькнуло в голове у Конрада. – Фридрих, скажи ему согласовать встречу с Моникой! – Он говорит, что это связано с Россией, сир. Речь идет об издании «Звезды и истории». Очень расстроенный, Конрад поднялся с удобного дивана и пошел ответить на звонок в свой кабинет. «Линторфф», – прорычал он, уже выведенный из равновесия, кто бы ни был по другую сторону. – Добрый вечер, сэр. Меня зовут Александр Вебер, и я генеральный директор Weber Publishing Inc. Возможно, вы знаете наш журнал «Звезды и истории». Мы опубликовали историю ваших отношений с молодым человеком, Гунтрамом де Лилем, и его предыдущим любовником, российским промышленником, – сказал молодой голос на другой стороне линии. – Если вы напечатаете хоть одно слово об этом, мои адвокаты позаботятся о вашей компании, – сказал Конрад с едва сдерживаемой яростью. – Я придержу распространение журнала, пока мы не сможем достичь соглашения, которое удовлетворило бы нас обоих. Статья хорошо документирована. – Очень хорошо, увидимся в суде. – Нет нужды расстраиваться из-за нас. Представьте себе скандал. Вы и двадцатитрехлетний парень, оказавшийся бывшей шлюшкой другого богатого человека? Разве банкиры не полагаются на свое доброе имя? Давайте поговорим, и я уверен, что мы сможем найти решение. – Мне нечего скрывать, а это вторжение в частную жизнь. Я не общественный деятель. – У нас есть даже фото, – поддразнил Вебер Конрада, убеждаясь, что этот мужчина играет серьезно. – Очень хорошо, сколько вам нужно? – спросил Конрад, думая, что мужчина не окажется настолько идиотом, чтобы назвать сумму. – Послушайте, я знаю, что у вас уже были проблемы с Терио, и не хочу себе тех же неприятностей. Все, что мне нужно, – чтобы вы помогли мне покрыть расходы на изъятие тиража. – Нет. – У меня очень маленькая компания. Мы продаем нашу продукцию в супермаркетах. Я не могу позволить себе роскошь потерять весь тираж. Мы напечатали 700 000 экземпляров, и по чистой случайности я обнаружил этот вздор до его распространения. Я не хочу неприятностей с вами, но и не могу взвалить на свои плечи все тяготы исправления этих неудобств. Издательское дело не процветает так же, как финансы, сэр. – Слушаю вас, мистер Вебер. – Я продаю каждый экземпляр за 69 центов, и мы держимся на плаву в основном благодаря нашим рекламодателям. Если я остановлю тираж, они сядут мне на шею за нарушение контракта. – Если ваш бизнес не может пережить небольшое неудобство, тогда у вас очень неправильный бизнес-план. – Мне нужно минимум 600 000 евро, чтобы покрыть расходы и угодить рекламодателям. «По крайней мере, он честен с цифрами». – Что вы предлагаете, мистер Вебер? – Если бы вы могли одолжить мне деньги, чтобы покрыть расходы и напечатать еще одну партию. Я мог бы вернуть их вам, скажем, через три года. – Сколько вам лет, Вебер? «Безнадежный идиот или очень неопытный». – Что? Мне двадцать шесть. – Понятно. Хорошо, – усмехнулся Конрад. – Очевидно, вы понятия не имеете, с кем говорите, и это некоторым образом освежает. Большинство людей попросили бы у меня гораздо больше. – Я не шантажирую вас! Я просто ищу выход из ситуации! – У вас манеры мошенника, – рассмеялся Линторфф. – Я выкуплю все экземпляры, что у вас есть, за 40 центов. Можете сообщить своим рекламодателям, что вы их продали, а я дам вам кредит в размере 350 000 евро под один процент в год. Сегодня вы должны уничтожить все экземпляры, а завтра с вами свяжутся от моего имени. Я хочу весь материал, который у вас есть на меня. Этого вам досточно? – Более чем, сэр. Спасибо. – До свидания, мы с вами свяжемся. Еще кое-что. – Да, сэр? – Увольте всех людей, которые настолько откровенно ввели вас в заблуждение. Я тоже начинал в двадцать два, и моим первым уроком стало держать всех моих подчиненных в узде железным кулаком. Люди путают молодость с мягкостью. – Да, сэр, – ответил Александр, чувствуя себя как неуспевающий ученик перед школьным учителем. – До свидания, если мы будем довольны вашей работой, то можем рассмотреть вас для дальнейших сделок в будущем, – Конрад повесил трубку, прежде чем его собеседник смог что-то сказать. «Фердинанд должен решить это завтра. Он вернулся из Франкфурта и вел себя очень хорошо, с тех пор как едва не оказался за бортом. Возможно, разлука с Гертрудой благотворно на него повлияла. И колумбийка рядом стала перебором. Он все время отвлекался, как подросток». – Привет, Фердинанд. – Привет, Конрад. Что-то не так? – спросил Фердинанд. – Есть такое. Ничтожный таблоид хотел опубликовать ложь обо мне и Гунтраме. Я достиг соглашения с владельцем. Мы покупаем все журналы за 280 000 евро и даем ему кредит на 350 000 евро под один процент в год. Я хочу, чтобы ты направил кого-то договориться о деталях и тщательно проверил компанию. Имя – Александр Вебер, журнал – «Звезды и истории». – Какой-какой журнал, и он хочет только чего?? – Все материалы, которые он отдаст тебе, передай Горану. Меня тошнит от этих нападений на Гунтрама. Рано или поздно одно из них заденет его, а этого я не допущу. – Два раза за месяц? Выглядит очень подозрительно. – Кто-то стоит за этим, и мы должны выяснить, кто. Я не позволю, чтобы кто-то навредил Гунтраму ради атаки на меня. Он вне всего этого. – Конрад, с тех пор как он стал твоим Консортом, он в деле, нравится тебе это или нет. * * * Гунтрам поднял взгляд от рисунка и заметил, что в комнату вошел его любимый, выглядевший очень обеспокоенным. – Все в порядке, Конрад? Герцог предпочел проигнорировать вопрос и сосредоточиться на блокноте для эскизов и изображениях группы медведей, одетых как люди. – Какая перемена в твоем стиле. Они для этой книги? – Не совсем, я отказался от той идеи, поскольку ты против. Остерманн тоже прочитал мне лекцию о том, чтобы не заключать сделки в его отсутствие и тем более не принимать комиссии, которые он не одобрил ранее. Это эскизы для акварелей для спальни Клауса и Карла. Я все еще считаю, что у них должно быть что-то на их стенах, и, если тебе не нравится Микки Маус, я подумал, что, возможно, подойдут сказки. Мы не будем вешать Моне или Дега! – Было бы очень мило с твоей стороны. Откуда эти медведи? – Златовласка. Официальный правонарушитель. – Ну, в оригинальной версии есть мораль: медведи выгнали ее, потому что не могли съесть, так как она была уродливой, костлявой старухой, которую стоило бы отправить в работный дом, – очень серьезным тоном поведал Конрад. – Это невозможно! Они вернули девочку домой и стали друзьями! – Прочитай оригинальную английскую сказку. Это трое медведей мужского пола, живущих вместе, но разных размеров. – Не уверен, что это хорошая идея. – Знаешь ли ты, что оригинальная Красная Шапочка пошла волку на ужин, согласно Перро? Хороший совет женщинам: не доверяйте незнакомцам, а сладкоречивые волки – самые опасные из них всех. – С тобой действительно все в порядке, Конрад? – спросил Гунтрам, услышав угрюмые нотки в его голосе. – Теперь да. Все в порядке, любовь моя. Нам нужно составлять список сказок? – сказал Конрад, снова восстановив внутренний покой, пока держал своего котенка рядом и слушал его мягкий голос, говоривший о нерожденных детях. «Его больше волнует их появление, чем я. Я лишь надеюсь, что эти маленькие негодяи согласятся поделиться им со мной».