Часть 1
28 августа 2018 г. в 17:18
"Струнный квартет "Унхасу". Сегодня в восемнадцать ноль-ноль во Дворце Искусств" — вот что гласила красочная афиша на стене перед кассой. Юные художники, обучающиеся в местной студии, весьма искусно изобразили весь состав квартета: сурового вида контрабасиста-ежа с густыми кустистыми бровями, не по-юношески сдвинутыми к переносице; изящную и розовощёкую бурундушку-виолончелистку с голубым цветком за аккуратным ушком; худощавого альтиста с цепкими маленькими глазками, длинной острой мордочкой и вечно взъерошенными иголками...
Молодой Ёж восхищённо рассматривал это произведение искусства и никак не мог оторвать взгляд от самого, пожалуй, прелестного существа на афише: маленького скрипача Дарами. Неопытная рука какого-то пионера-художника, тем не менее, умело передала нежные черты его очаровательной мордочки — и тщательно накрашенные белые щёчки, и блестящий чёрный носик, и большие, широко распахнутые карие глаза. Изящная лапка с тонкими пальчиками сжимала нарисованный смычок, которым бурундучок водил по тёмной сеточке струн на чуть скособоченной скрипке.
Что он, единственный сын генерала и будущая надежда Цветочного Холма, нашёл в этом худеньком тщедушном бурундучонке с маленькой скрипкой и потёртым смычком в вечно дрожащих лапках? Он и сам не знал. Но чувствовал, что не может смотреть на выступления застенчивого скрипача без восхищения и дрожи в коленях.
— Один билет на "Унхасу", пожалуйста, — с вежливым поклоном обратился Ёж к сонной кассирше, дремавшей за прилавком.
— Как приятно видеть вас во Дворце Искусств, товарищ Ёж, — та как будто сразу проснулась и с обаятельной улыбкой протянула Ежу билет с начертанными на нём иероглифами. — Вы поклонник камерной музыки?
— Я нахожу звучание струнно-смычковых очень приятным и полезным для слуха и души, — с достоинством ответил генеральский сын, принимая билет и протягивая несколько монеток на грубой мозолистой ладони. Странно было видеть в такой руке, которую и лапкой было сложно назвать, затейливо украшенный завитушками и спиральками билет.
Зрительный зал был уже почти полон — видимо, не один Ёж находил камерную музыку приятной. Тем не менее, как только он появился в зале, собравшиеся бурундуки и ежи почтительно разошлись по обе стороны от прохода; со всех сторон посыпались искренние радостные приветствия. Ёж важно кивнул всем собравшимся и поспешил занять своё место.
— Мама, а это наш командир, да? — пропищал восторженный детский голос рядом с Ежом.
Голос принадлежал маленькому бурундучонку — лет, быть может, шести-семи. Будущий командир непроизвольно отметил, что малыш был неуловимо похож на Дарами — что-то знакомое отражалось в этих карих, с озорно пляшущими золотыми искорками в глазах. Разве что этот мальчишка выглядел покрепче и явно смелее и задорнее худенького бледного скрипача; золотистая шёрстка крепыша при свете ярких ламп казалась почти совсем ярко-рыжей.
— Тсс, Рыжик, не балуйся, — одёрнула мальчика симпатичная тёмно-коричневая бурундушка в лёгком летнем сарафанчике и с широкополой шляпе с пером на голове. — Прошу простить, товарищ Ёж, он ещё маленький.
— Мама, я уже большой! — возмутился малыш Рыжик, смело глядя на Ежа во все карие глазищи.
— Какой он у вас бойкий, — улыбнулся ошибочно принятый за своего отца ёж. — Настоящий солдат. Да, малыш?
Бурундучонок сердито нахмурил тонкие светлые бровки:
— Я не малыш! Я — Кымсэги!
— Ох, какой грозный! — Ёж, рассмеявшись, шутливо поднял руки, будто бы сдаваясь в плен.
— А ещё я не буду солдатом, — куда более миролюбиво заметил маленький Кымсэги. — Я буду печь булочки в кондитерской, как моя мама.
Не получив ответа, он уставился на букет красных тюльпанов, лежащий у Ежа на коленях.
— Ух ты! — восхитился бурундучонок. — А для ко...
Впрочем, он тут же отвлёкся от разговора с командиром на открывающийся занавес и неподвижно замерших на сцене музыкантов. Ёж, затаив дыхание, также повернулся к сцене и поспешил найти взглядом Дарами.
Он стоял крайним справа, прижав к груди свою заслуженную скрипочку и белозубо улыбаясь залу. На фоне ежей-оркестрантов пятнадцатилетний Дарами казался совсем маленьким и худеньким, и от его совсем ещё детской улыбки Ёж непроизвольно залился нежно-розовым румянцем.
Но вот скрипач взмахнул смычком, и инструмент пронзительно запел. Остальные трое музыкантов лишь тихонько сопровождали скрипичное соло вдохновенно раскачивающегося Дарами. Сейчас он действительно был великолепен, и Ёж не мог отвести от него сияющих глаз. Ах, как бы ему хотелось взять эту изящную лапку в свою ладонь вместо иглы и пистолета и расцеловать прижимающий скрипку подбородок с совершенно очаровательной ямочкой на нём!..
За тот час, пока длился концерт, маленький Кымсэги успел заскучать и немного похныкал, но Ёж, казалось, этого совсем не замечал. Взгляд его был по-прежнему прикован к раскрасневшемуся Дарами. Тюльпановый букет, казалось, сейчас прожжёт колени насквозь, и командир, вытерев вспотевшие ладони об обшивку кресла, поспешил выйти к сцене.
— Солист струнного квартета "Унхасу" — Дарами! — объявила хорошенькая ведущая, и засмущавшийся Дарами сделал шаг вперёд, благодарно кланяясь аплодирующей публике.
Поглубже вдохнув, Ёж решительным солдатским шагом поднялся на сцену и еле слышно произнёс:
— Дарами...можно вас?..
Эти слова прозвучали так тихо, что он не услышал даже сам себя. Но Дарами, будучи талантливым скрипачом, прекрасно разобрал сказанное ему и очень медленно повернулся к Ежу.
— Да...товарищ Ёж... — пролепетал он робко, не осмеливаясь поднять глаза.
— Дарами... — с необъяснимым наслаждением повторил Ёж, словно весь мир для него заключался в этом слове, — Дарами, вы...вы очень талантливы...
И при повисшей в зале тишине он вложил букет в изящные дрожащие лапки.
Дарами вздрогнул, как будто ему вручили не цветы, а бомбу с часовым механизмом. Маленькие ушки бурундука прижались к голове, и он очень неразборчиво прошептал, едва двигая губами:
— Спа...спасибо... — и нервно оглянулся по сторонам, точно ища пути к отступлению.
— Дарами... — Ёж хотел сказать скрипачу ещё что-то, но бурундук уже развернулся и просеменил за кулисы, крепко прижимая к груди букет и скрипку.
— Ну, ребята, вы молодцы! — глаза учителя так и сияли из-за прозрачных линз очков. — Зал в полном восторге! Горжусь!
Погладив по голове малышку-виолончелистку Ходунаму, он повернулся к Дарами:
— Ты, мой мальчик, произвёл фурор! Получить одобрение Ежа — это дорогого стоит!
— Ну, что вы, Суём-сонбэ, — Дарами застенчиво опустил глаза в пол и плотнее прижал букет к груди. — Товарищ Ёж ведь такой же пионер, как и все мы, просто играет на аккордеоне, но...
Но Суём-сонбэ уже не слушал своего ученика, восторженно делясь с ним планами на будущее:
— Мальчик мой, послушай старика: тебя ждёт великое будущее! Вот попомни моё слово! Мы ещё услышим твоё имя! Оно прогремит на весь Цветочный Холм! Да что там на Холм — на весь полуостров!
Ежи-оркестранты презрительно фыркнули в углу гримёрной — они относились к Дарами если не с презрением, то с пренебрежением уж точно.
— "Великое будущее", тоже мне! Пиликать на скрипочке в подворотне! — фыркнул Каси, отложив альт в сторону, едва за учителем закрылась дверь, и затянул писклявым жалобным голоском, пародируя Дарами, — "Пода-а-айте скрипачу, добрые люди-и-и!" Фу! Просто противно!
Дарами только пожал худенькими плечами — к насмешкам ежей он уже привык. Поэтому он просто отвернулся к зеркалу, рассматривая своё отражение с тюльпанами в лапках.
— Вы вообще просто неженки и барышни кисейные! — не унимался Каси. — Служить в армии — вот настоящее дело для парня!
— Вот как? А что же вы тогда здесь, а не в армии? — самым невинным тоном поинтересовался Дарами, запустив нос в букет.
Каси так и вспыхнул, иголки на его голове встали дыбом:
— Ты, нахальная белка! Я тебе...
— Да оставь ты его, — равнодушно фыркнул второй ёж. — Нечего руки марать о бурундука.
— Тогда... — Каси вырвал тюльпаны из лапок Дарами, — Тогда я вот что сделаю!
— Негодяй! — бурундук вскочил со стула и бросился было на задиру с кулаками, но контрабасист перехватил его лапки в захват и удерживал на месте, позволяя лишь беспомощно барахтаться.
— Какие цветочки... — противно хихикнул Каси, с треском разрывая нарядную обёртку букета.
И под жалобные крики "Мой букет, отдай, отдай!" он швырнул цветы в стену, так, что они разлетелись по всей гримёрной.
— Твой? Так пойди и подними! — расхохотался Каси, и они с напарником с хохотом покинули комнату.
Дарами, всхлипывая, опустился на колени и стал собирать помятые тюльпаны, ползая по полу. Собрав все, он прижал цветы к груди и беззвучно заплакал, уткнувшись в них лицом.