Наследница рода Дагоба

Меня окутывают тени и призраки. Я ступаю по землям, которым нет названия. Взгляд цепляется за зеркала: окна в наш мир, сквозь которые видны каменные стены особняка Дагобы, картины и бордюры. Я знаю, что если обернусь, то увижу свою комнату. Свою, и ничью другую. Я не имею права оборачиваться. Прикрыв глаза, я всматриваюсь в этот потусторонний, чужой для меня, мир. Я чувствую ее присутствие прежде, чем она произносит хоть слово, прежде, чем она делает вдох. Она стоит за моей спиной, появившаяся будто из-под земли. Странно, что в этом мире ей еще нужно дышать. Я улыбаюсь, оборачиваясь: — Здравствуй, Эва, сестренка моя… — Рада увидеть тебя в моем мире, — в улыбке Эверитты читается напряжение. Ты сомневаешься в своей победе, сестра моя? Почему же, мастерица зеркал? Я делаю шаг ей навстречу. — В нашем мире, сестра, ведь мы обе — Дагоба. Она прищуривается: — Но лишь одна из нас достойна этого титула. — Верно, — улыбнувшись, я делаю еще шаг. — И это не ты! — кричит Эверитта, сжимая кулаки, и тени и призрачная земля, на которой я стою, идут волнами. Зеркала выгибаются и дрожат под волной ее силы. Я замираю, не шелохнувшись. Интересно, как за нашей битвой наблюдает отец? Руны в его зеркале в кабинете не разомкнуты, но я не верю, что он оставил нас без присмотра. Лорду Дагоба нужно знать, на что способна его наследница. — Я заберу твое тело, — шипит Эверитта и ее красивые зеленые глаза, — единственное, в чем мы на самом деле похожи, — темнеют. Она складывает пальцы в жест изменения, и ее тело дрожит, обретая иные черты. На руках проступают когти, на локтях и коленях выступают шипы. За спиной развертываются тени крыльев, будто сотканных из уплотнившейся темноты. Я смеюсь, запрокинув голову: — Что за сказки тебе читал на ночь наш отец, Эва? Нельзя быть такой предсказуемой! Она рычит, обнажая белые клыки. Моя улыбка не касается глаз. Расчет верен: «наш отец» выводит ее из себя больше, чем любая иная насмешка. Я нашла твое слабое место, Эверитта Дагоба. Склонив голову на бок, я иду по кругу. Эверитта поворачивается, растопырив руки и выдвинув когти. Белая сорочка на ней изорвана в клочья, но она не замечает этого. Ее взгляд следит за каждым моим жестом. — Знаешь, я думаю, ты заболела той лихорадкой не просто так, — я откидываю прядь темных волос. — Наш отец хотел проверить, достаточно ли в тебе силы, чтобы быть наследницей Дагоба, и ты… все испортила, Эверитта. Ты умерла, и он нашел тебе лучшую замену. Зарычав, Эверитта кидается вперед. Она несется огромными прыжками, мгновение, другое… Твоя ошибка в том, что я ожидала именно этого, сестра моя. Нельзя быть настолько предсказуемой, Эверитта. Я исчезаю. И прежде, чем моя тень развеивается, Эверитта оказывается на том месте, где стояла я. И замирает, дергая крыльями и рыча. Она бьется в ловушке, не в силах пошевелиться, а я наблюдаю за ней из своего убежища, сотканного из призрачных нитей земли и воды. Разве можно в мире зеркал верить своим глазам, Эверитта? Тебя ослепила твоя любовь к человеку, который не любит даже себя, сестра. Мне жаль, но… Быть Дагобой может лишь одна из нас. Эверитта хрипло дышит. Ее силы утекают по каплям, впитываясь в семь оброненных мною осколков зеркала. Она обречена. В тишине зазеркального мира раздаются хлопки. Эверитта вздрагивает от неожиданности, и застывает, уставившись на человека за моей спиной. В ее глазах разгорается надежда. Отпустив нити, я встаю. И приседаю в реверансе. — Добрый вечер, отец. Должно быть, мы выглядим нелепо: я, босая и простоволосая, в одной ночной рубашке и высокий мужчина в черном костюме и с тростью, стоящие посреди изменчивой серой равнины в мире, которого не существует. — Поздравляю, наследница рода Дагоба, — глядя мне в глаза, он пару раз ударяет одной ладонью о другую. — Благодарю вас, отец, — я прикрываю веки, краем глаза следя за Эвериттой. Она замирает, глядя только на того, ради кого пожертвовала бы всем. Я отвожу взгляд. — Ты можешь забрать то, что твое по праву, — бросает он, разворачиваясь и уходя вдаль, к одному из черных окон, ведущих в особняк Дагоба. — Отец! — кричит Эверитта, извиваясь в узах ловушки. — А как же я, отец?.. Остановившись, он бросает, глядя на меня через плечо: — Я рад, что у тебя нет такой слабости, как любовь, Эйвин. И исчезает. Эверитта обвисает в зеркальных путах. Она едва дышит, когда я подхожу. Черные крылья болтаются, словно тряпки. Я бы никогда не смогла нанести ей такой удар. Я касаюсь ее холодной щеки: — Прощай, сестра моя. — Убей меня, — шепчет она, не поднимая головы. — Ты победила. Ее слова отдаются горечью на языке. И я радуюсь, что чертила руну поглощения в воздухе столько раз, что даже теперь моя рука не дрожит. Беззвучный приказ отдан, и зеркала начинают светится, разгоняя полумрак теней и пуская серебряные блики на серую кожу моей сестры. Тело Эверитты тает, темной струей дыма втекая в зеркала, но она улыбается. Пока не исчезает вся. Ее улыбка стоит у меня перед глазами, когда я смотрю на пустое место, где только что был дух моей сестры. Ты великий мастер зеркал, отец мой, но ты ошибся. Ошибся, когда выбрал не ту сестру. По моим губам скользит улыбка, пока я собираю осколки зеркала и раскладываю их в правильном порядке на призрачной земле. Гляжу на свое отражение, расчерченное трещинами. Знак соединения, — и я шагаю в цельное зеркало, стекло которого волнами расходится вокруг моих ног, пока я погружаюсь внутрь. Дух Эверитты Дагобы, ее знания и память, часть ее личности, все, что ей удалось сохранить в зеркалах перед своей смертью, втекают в меня. Тенью, из зеркала в зеркало, я возвращаюсь в мир людей. Воздух ощущается непривычно тяжелым, и на миг меня удивляет статичность предметов. Все вокруг такое твердое и устойчивое… И это хорошо, потому что голова немного кружится и я чувствую себя странно. Во мне слишком много всего, и возвратившаяся память шепчет безостановочно. Я все еще помню, что меня звали Эйвин, но уже не так уверена в этом. Я слишком многое вспомнила и слишком многое забыла. Как тот день, когда на пятилетие отец подарил мне большое старинное зеркало, мой личный мир, с которым я не расставалась до тех пор, пока… Я щипаю себя за руку, чтобы убедиться: я чувствую. Я жива. Это зеркало, что висит напротив меня на стене, оно было здесь с тех пор и каждый вечер я смотрела в него, расчесывая волосы и замечая движения теней. Еще одна тренировка для мастерицы зеркал, главное оружие которой — умение видеть. Я касаюсь холодной серебряной рамы, чувствуя, как выгибается мне навстречу стекло. Мой мир. Моя тюрьма. Как я могла быть столь слепа? Я закрываю лицо ладонями, не в силах смотреть на то, как рушится весь мой мир, но… я должна признать это. Может быть отец и не хотел смерти меня-Эверитты, — так странно говорить о себе в третьем лице, — но он и не спас ее. И он дал мне-Эйвин книги о зеркалах и призраках, заключенных в них. То, чего я-она никак не должна была знать, как думала я-Эверитта. Он уравнял шансы сестер, чтобы выбрать сильнейшую из них. Все так, как и думала я-Эйвин. Но мне все еще больно. Сердце рвется пополам. И пусть одна часть его видит в моем отце лишь жестокого чародея из древнего рода, того, кто бросил свою незаконную жену... но другая помнит все те дни, когда он единственный был рядом со мной в этом темном мире зеркал и их призраков. Я мечтала доказать ему, что достойна. Я жаждала его внимания так, как ничего на свете. Вздохнув, я отнимаю руки от лица и потираю виски. Я помню темные коридоры и зеркала особняка Дагоба, но я же помню и то, как здорово на заре бежать по лугу, раскинув руки и смеясь. Я помню долгие, томительные ужины при свечах в зале, слишком большой для нас с отцом, и я помню молоко, которое вечером наливала мне мама в расписную глиняную кружку. Все сложнее, чем кажется. Когда я-Эйвин планировала воспользоваться памятью Эверитты, чтобы выжить в мире древних колдовских родов, я совсем не задумывалась о том, как странно это будет: ощущать себя обеими сестрами Дагоба и быть не в силах разделиться. Но, даже сложись все иначе, я все равно поступила бы также. Потому, что Эверитта, как и Эйвин, была достойна жизни. Я поднимаю взгляд и смотрю на отражение зеленоглазой девушки с темными волосами напротив. В темноте белеет ее сорочка. Я касаюсь холодного стекла, и тень приникает к моей ладони с противоположной стороны. Эверитты Дагобы больше нет. Как нет и Эйвин. Девочка, выросшая среди зеркал в мрачном особняке и девочка, выросшая в деревне на вольных полях… теперь это я. Наследница рода Дагоба.