Он полюбит меня

И жили они долго и счастливо. Вечерний воздух пах розами и грозой, и терпкие гранатовые зернышки на языке были разом горьки и сладки, как исполненный долг. Хорошо, что тучи не явились вчера, дождь испортил бы празднование. Хайгарден прекрасен в любую погоду, но все же солнце идет к розам больше всего. Что сказали бы об этом Тиреллы и Мартеллы? Она усмехнулась этой нелепой мысли. — Отрадно видеть твою улыбку, дитя мое. Санса вздрогнула и торопливо поднялась навстречу вышедшей на галерею Королеве шипов. — Леди Оленна!.. Старая леди уселась подле нее и взяла с блюда сочную желтую сливу. — Ну как тебе нравится замужем? — осведомилась она, и Санса не поняла, чего в этих словах было больше: теплоты или деловитости. Нужно было ответить, но слова путались и никак не шли с губ. Когда в Королевской гавани Санса мечтала о Хайгардене, он представлялся ей сказочным замком из облаков и роз. Мы никогда не получаем того, чего хотим, сказала ей однажды королева Серсея и ошиблась, потому что ее новый дом точно таким и оказался. Санса помнила, как восторженный вздох вырвался у нее из груди, когда впереди, белые среди золота и зелени садов, показались стройные башни столицы Простора. Ее нареченный встречал ее за воротами. Санса много раз пыталась вообразить черты будущего супруга, и он всегда виделся ей таким же, как сир Лорас. Они и правда были похожи: оба высокие, стройные, писаные каштаново-золотыми красками Тиреллов, но сир Лорас сиял горячим летним солнцем, а брат его был осенью. Санса украдкой взглянула на его ноги — пока он не двигался, хромота была совсем не заметна — на пальцы, сжимавшие трость, и торопливо сказала себе, что Уиллас тоже красив, просто красота эта слишком взрослая, чтобы ослеплять. «Он полюбит меня, уж я об этом позабочусь!» Она учтиво поприветствовала его и услышала в ответ: — Леди Санса, вы прекраснее всех наших роз, вместе взятых. Это были любезные слова, сказанные с мягкой приязнью старшего к ребенку, но она ощутила растерянность. Новое платье и до блеска расчесанные волосы сделали свое дело. Он нашел ее красивой. Что же дальше? Всего несколько дней отделило ее приезд в Хайгарден от свадьбы. Джонквиль и Дженни этого хватило бы, чтобы пробудить любовь в сердцах своих рыцарей, но не было песни о Сансе Старк. Уиллас улыбался ей, учтиво беседовал с ней за столом и на прогулках и сорвал для нее прекрасную розу с самой верхушки куста, но глаза его были холодны. Сир Лорас однажды тоже подарил ей розу. Джоффри тоже был с ней мил. Она была для них красивой и любезной, она умела петь, и шить, и танцевать, но они все равно ее не любили. Что же еще она может предложить? «Он полюбит меня». Что она знает о любви? Любила ли она Джоффри? А сира Лораса, прекрасного с его каштановыми кудрями, в белоснежном плаще? Санса вспомнила белый плащ с кровавыми следами, который спрятала в своем сундуке. Неужто все, что она знает — только песни? «Он полюбит меня. Призраки с Дженни танцуют в чертогах былых королей...» Жизнь — не песня. Утром в день свадьбы Санса получила много подарков от своих гостей. Все они были женщинами из рода Тиреллов и домов их знаменосцев, и едва ли не все глядели на нее глазами незнакомок. Леди Маргери, уже почти королевы, здесь не было, но была ее мать леди Алерия, и бабушка тоже, нравная Королева шипов, и леди Леонетта, жена брата ее будущего мужа, и другие, так много других... От волнения у Сансы кружилась голова, и она то и дело забывала, что ее собственной матери нет здесь, и сестрицы Арьи тоже, и Джейни Пуль. Она искала их и почти находила, а затем эти миражи таяли, как снег на южном солнце, как розы и лебеди из сладких сливок на ее нетронутой тарелке. Леди Алерия подарила ей восхитительные украшения из золота, изумрудов и желтых сапфиров, леди Оленна — шелковую шаль с тяжелыми кистями и тонкой вышивкой. Арья совсем не умела вышивать. Что она подарила бы ей сегодня? Санса укутала плечи новой шалью и представила, что это мягкая белая шерсть, а на ней, будто птичьи следы на снегу, кривые сестрины стежки. Гора подарков все росла. Вышитые перчатки и пояс, резной сундук с перламутром и золотом, душистые свечи и хрустальные флаконы с пойманными в них ароматами тысячи роз, зеркальце в яшмовой оправе и такой же гребень для волос, прелестная музыкальная шкатулка, певшая незнакомую мелодию нежным серебряным голоском, и стайка разноцветных певчих птиц в высокой клетке... По знаку леди Леонетты в зал внесли высокую арфу с сияющими золотом струнами — великолепный подарок. Санса прикоснулась к струнам, и разом все песни зазвенели у нее в голове, так гулко и громко, что на миг она зажмурилась. Если бы сейчас Пес потребовал у нее песню, она бы... Нет, его здесь нет, и Джоффри тоже, и королевы. Она должна радоваться. На свадебном пиру песням не было числа. Муж ее не мог танцевать с ней, и Санса приготовилась сидеть возле него и лишь смотреть, как веселятся другие, но он сказал: — Мы ныне одно сердце, душа и плоть, и раз так, то пусть ноги у нас на двоих будут ваши! Прошу, миледи, веселитесь. Лорды и рыцари, незнакомцы и новые родные кружили ее в танце, и в водовороте цветов и гербов почти потонули все ее печали, леди Алерия и Королева Шипов улыбались ей, и ее лорд-муж тоже, и нигде не было щерящих зубы львов. Чего же ей еще? А затем король из песни снял корону, а королева — башмачок, и Санса опомниться не успела, как ее собственные башмачки потерялись где-то под ногами смеющихся гостей, пиршественный чертог исчез за дверями опочивальни, а свадебный наряд обратился лопнувшим коконом распахнутого, расшнурованного шелка. Песни стихли. Она и ее лорд-муж остались с ночью наедине. — Я счастлива, леди Оленна, — наконец вымолвила Санса. — Надеюсь, минувшей ночью ты притворялась получше, — фыркнула Королева шипов. — Ну, ну, не румянься. Раскупорить бутылку тяжело, зато вино пить будет сладко. Сладко... Уиллас говорил ей сладкие слова и был нежен. Но оттого не перестал быть чужим. Они оба исполняли свой долг, но все казалось таким неправильным: собственная нагота, близость и тяжесть чужого тела, и прикрыться можно только ресницами, спрятать можно только глаза. Она всего лишь воск, горячий и красный на смятых простынях, воск, в котором Тиреллы этой ночью отпечатали свое право на Север. В песнях девы таяли от любви, но жизнь не песня. Конечно же, нет. Леди Оленна нахмурилась. — Тебя что-то тревожит? Надеюсь, не сны? В мое время говорили, что первый сон на брачном ложе непременно вещий. Чушь, конечно, но надо же поутру рассказать своему курятнику о чём-нибудь, чего они сами не видали во время провожания! Если Сансе и снилось что-то минувшей ночью, она не помнила. Весь прошлый день сейчас казался ей сном, круговертью лиц, плащей и платьев, блюд, подарков и исполненных дел. — Вы очень добры, что спрашиваете, — ответила она вежливо. — Я счастлива быть здесь. Хайгарден прекрасен. — Чудесно. Я ведь сама просила лорда Десницу отпустить тебя к нам. В конце концов, мы отдали им Маргери и Лораса, только справедливо, чтобы Хайгарден получил взамен такой хорошенький северный цветочек. — Вы очень добры, миледи, — снова сказала Санса и немедля почувствовала себя дурочкой.— Я... Я надеюсь стать Уилласу хорошей женой. Старушка коротко усмехнулась. — Хорошая жена как хороший хлеб. Рецептов много, а суть в том, не кривы ли у пекаря руки. Санса слушала, напряженно замерев в своём кресле. Леди Оленна была теперь ее семьей, но оттого Санса только больше робела перед ней. Вежливость — доспехи леди, но Королева шипов легко разила сквозь кольца этой незримой кольчуги. — Ты, кажется, любишь лимонные пирожные, дорогая? — вдруг спросила она. Санса осторожно кивнула. — У нас здесь их недурно готовят. Сладкие, но с кислинкой, а как пахнут. Я распоряжусь, чтобы завтра их подали к обеду. Мой внук тоже их любит. — В самом деле? — только и смогла ответить Санса, не понимая, к чему леди Оленна заговорила об этом и что хочет услышать. Старая леди снисходительно улыбнулась, но глаза ее смотрели остро. — Сахарок любят только дети да лошади, — сказала она. — Остальные предпочитают более интересный вкус. С этими словами леди Оленна удалилась, оставив Сансу с растерянностью в мыслях и гранатовой горечью во рту. Уиллас любит лимонные пирожные. Ей захотелось рассмеяться. Он прожил вдвое больше нее и на другом краю карты, сражался и правил, может быть отнимал и давал жизнь и уж конечно любил, не дожидаясь ее, но все же у них есть что-то общее! «И жили они долго и счастливо». Песни кончаются так. Но жизнь не песня, и ей с этого придется начать.