Он полюбит меня

Леди Оленна покинула Хайгарден спустя всего день после свадебного торжества. С нею в Королевскую гавань вернулся и сир Гарлан с супругой, и леди Алерия, и множество других знатных лордов и леди Простора. Первый день нового года приближался, красный и золотой день королевской свадьбы. — Маргери была бы счастлива видеть тебя, дитятко, — сказала Сансе леди Оленна перед отъездом, — но не отнимать же у бедного Уилласа жену, а у Хайгардена — последнего Тирелла. В каждом доме должен быть хозяин. Санса кивнула. — Мой отец говорил, что в Винтерфелле всегда должен сидеть Старк. Леди Оленна потрепала ее по руке. — И будет. Ну а наш цветник остается на тебя. Санса не знала, пугает ли ее это или несет облегчение: по крайней мере она теперь знает, что делать, пусть дел этих и не счесть. В тот же день она обошла весь замок, теперь уже как его хозяйка. Побывала в кладовых и библиотеке, на вороньей вышке и в кухне, в богороще и септе, познакомилась с мейстером и септоном, с кузнецами и поварами, со стюардом и хранителем садов... Эти последние пригласили ее подняться на крепостную стену и оглядеть окрестности с высоты. Розовое золото душистых садов тут и там пронизывали белые линии башен, стен и замковых строений, точно прожилки во мраморе, в тени на востоке пряталась тихая богороща, а меж двумя кольцами крепостных стен чернел путаный терновый лабиринт. Взгляд Сансы то и дело возвращался к нему и терялся среди его ходов. Когда она прибыла в Хайгарден, спутники ее знали дорогу, а сама она была слишком занята мыслями о ждущей ее впереди новой жизни и не обратила внимания, долог ли был их путь через лабиринт. — Неужели все посланники, гости и купцы знают здесь каждый поворот? — подивилась она. — Для тех, кому надобно попасть в замок без промедления, есть подземные коридоры и потерны, миледи, — с улыбкой ответил ей стюард. — Эти заросли — просто диковинка, украшение и развлечение. Санса вновь попыталась проследить взглядом путь от стены до стены и вновь потерялась. Может, лабиринт и взрастили для развлечения, но ее он пугал. Когда они вернулись в главный чертог, Сансе представили множество слуг, и она постаралась запомнить имя каждого. — Тяжело, когда рядом ни одного знакомого лица, — сочувственно сказал ей стюард. — Но вы совсем скоро здесь приживетесь, миледи, почва у нас в Просторе благодатная. Если бы не война, наш добрый лорд наверняка бы послал на Север за кем-нибудь из ваших людей. Сам я никогда не бывал дальше Перешейка. Умеют в Винтерфелле обращаться с лошадьми? Наш старый мастер над конюшней вернулся в Дорн, а ему ох как тяжело отыскать замену. — Зачем же вы его отпустили? — улыбнулась Санса. — Дочь его уехала, вот и он за нею. Семья! Семья. Она уехала из Королевской гавани сюда, она теперь взрослая женщина и мужняя жена. Значит ли это что-нибудь для Робба, для матери? Санса снова вспомнила Джейни, а за нею и Вейона Пуля, и сира Родрика, и Фарлена, и заправлявшего на Винтерфелльской кухне Гейджа. Если бы здесь с нею был хоть один из них, хоть кто-нибудь, она была бы почти дома, почти счастлива. День длился бесконечно долго. Ноги у Сансы гудели, когда на закате горничные приготовили ей ванну, распустили и расчесали волосы и оставили в опочивальне одну. Санса зажгла свечи у изголовья. Душистый воск медленно таял, отмеряя часы сменой запахов корицы, муската, роз... Она не видела своего мужа с самого утра. Должна ли она его дождаться? Пламя дрожало и покачивалось, грело мягким желтым светом устало опускавшиеся веки. Что это, костры солдат Робба или светящиеся окна Винтерфелла? Свечи в маленькой септе ее матери? Пламенная буря над Черноводной? Она не заметила, как уснула, и во сне воздух снова пах дымом, а простыни кололи, как белая шерсть и серый глаз, как страх, как нетерпение, и жгли, как пламя, как поцелуй. Она проснулась, вскрикнув, и увидела, что за окнами уже рассвело, а постель смята лишь с ее стороны. Уиллас провел ночь не здесь. Одевшись и прибрав волосы, Санса вышла в горницу и обнаружила его там, за завтраком и беседой с мейстером. Она не осмелилась спрашивать, но он сам ответил: — Пришли важные вести, миледи, совет не расходился до утра. Надеюсь, вы отдохнули лучше, чем я. Мужу и жене должно смотреть в одну сторону, однажды сказала Сансе септа Мордейн и добавила, что если в той стороне нет ничего интересного, то леди не грех и притвориться. Припомнив все рассказы Маргери, Санса попросила Уилласа показать ей его животных. Вместе они осмотрели конюшни — в стойлах там были прекрасные кони, и Санса со всем пылом восхитилась красотой и изяществом этих благородных созданий, но тяжелый, бренчащий мухами воздух, цепляющееся к подолу сено и грязь были слишком неприятной изнанкой этой красивой картины. Санса спросила Уилласа о достоинствах и недостатках различных пород и узнала, что песчаные скакуны Дорна отличаются красотой и выносливостью, но верховые Простора способны брать с места на невероятной скорости и потому лучше прочих выступают как турнирные кони. Вспомнив турнир Десницы, Санса хотела было восхититься мастерством сира Лораса, но подумала, что Уиллас разве что от немых не слышал похвал своему брату. Вместо этого она собралась спросить, позволяет ли ему нога ездить верхом, но испугалась, что этот вопрос его обидит. О чем же говорить? Арья бы знала, вдруг подумала Санса и впервые пожалела, что совсем не похожа на сестру. Она потянулась погладить красивого рыжего коня в ближайшем стойле, а тот вдруг яростно лягнул стену и едва не вцепился в ее руку зубами, с треском дернув рукав. Санса перепуганно ахнула и отшатнулась. — Миледи! — испугался конюх. — Простите, мледи, млорд! Шальная совсем, никого к себе не подпускает, как старый Рион уехал! — Кто такой Рион? — спросила Санса, стараясь не выглядеть напуганной. — Бывший мастер над конюшней, миледи, — ответил Уиллас, помрачнев. На псарне глядеть в одну сторону оказалось и того тяжелее. Охотиться Санса не любила и ничего не смыслила в ловчих псах, а с тех пор, как отец подарил ей Леди, и вовсе не показывалась возле псарни: собаки боялись запаха лютоволков. Думая ее порадовать, псарь показал ей недавно народившихся щенков, и Санса едва удержалась от слез, вспомнив лютоволчат в счастливом и живом Винтерфелле. Она почти заговорила о Леди, но не смогла произнести ни слова. В конце этой истории поджидает смерть, незачем ступать на эту дорогу. «Собака чует ложь и никогда тебя не предаст». Наверное, поэтому Санса сказала единственную пришедшую ей в голову правду: — Мне очень жаль, что я так мало смыслю в животных, милорд. — Вы смыслите в другом, — весьма мило ответил ей Уиллас, хоть и знать не знал, смыслит ли она хоть в чём-нибудь. Он ни о чем ее не спрашивал. Осталась только соколятня. Санса смотрела, как большие встрепанные птенцы перебираются с насеста на насест, хлопают крыльями, верещат и дерутся за то, чтобы влезть на самый высокий. Совсем как люди. — У них есть имена? — спросила она, не придумав ничего лучше. — У тех, кто чем-то отличился, — ответил Уиллас. Санса вновь вспомнила Леди и принадлежавшую Арье Нимерию, и безмолвного красноглазого Призрака, и остальных волчат. — Чем-нибудь все отличаются, — сказала она, и Уиллас неожиданно улыбнулся. — Я тоже так думаю. Это Вьюн, Мейстер, Тур, Заря, Джордейн, Цепкий... — И дальше на Сансу посыпалось такое количество имен, что она едва успевала отыскивать названных птиц глазами. — Почему Джордейн? — только и смогла она спросить. — Вы видели герб Джордейнов, миледи? Их золотое перо основатель рода наверняка вырвал из хвоста прадедушки этой птицы. Род Джордейнов, должно быть, обитал в Просторе или Дорне, и его знамен Сансе не доводилось видеть, но она улыбнулась. — Если бы у вас уже не было родового герба, вам стоило бы избрать своей эмблемой сокола, — сказала она. Она знала, что сокол — на гербе Арренов, но Уилласу он подошел бы больше: брови у него точно как птичьи крылья, и нос немножко крючковатый, но это его вовсе не портит. — Или лошадь. Или пса. На поле из звезд, — сказал он резко. У Сансы защипало в глазах. Неужели ты не видишь, что я стараюсь? Стараюсь как могу! — Простите, миледи, меня ждут дела. Он проводил ее к дверям Первой башни и там оставил, и наступившую ночь Санса вновь провела одна. Маргери говорила, брат ее любит наблюдать за звездами. Этим он занят? Или просто глаза другой девицы для него красивее любых звезд? Следующим утром они снова увиделись за завтраком. Уиллас со всей учтивостью справился, не утомляет ли ее роль хозяйки замка, довольна ли она слугами и хорошо ли отдохнула, и Санса подумала, что он сожалеет о своей вчерашней резкости. — Вы заняты куда больше меня, — ответила она. Жена во всем должна помогать своему супругу, вспомнила она наставления септы и, осмелев, сказала: — Я... Не могу ли я помочь? Пусть Робб по-прежнему для всех изменник, но она ведь теперь не заложница, а законная супруга будущего правителя Простора. Может быть, ее брак позволил Югу и Северу протянуть друг другу руки, и со своими советниками Уиллас говорит о том, как прекратить войну и примирить корону со Старками? Может быть, она могла бы написать Роббу, или даже... Уиллас только улыбнулся. — Вы слишком добры, миледи, и слишком прекрасны для скучного сидения над картами. Санса уставилась в стол. К завтраку им подали яйца, жареную рыбу в сырной корочке, фрукты под нежными сладкими сливками и лимонные пирожки, но ей вовсе не хотелось есть. — Сегодня прекрасная погода, лучше не придумаешь для катания по Мандеру, — голос его звучал почти просительно. Наверное, он хочет сказать ей что-то приятное. — Не угодно ли миледи отправиться на речную прогулку? Я был бы счастлив присоединиться к вам на барке. Санса посмотрела на лимонные пирожные. Сладкие, но с кислинкой, как и сказала леди Оленна. Сахар любят лишь дети. — Благодарю вас, милорд, — ответила она с легкой улыбкой, — но я буду занята другим. Утро она провела за арфой и сочинениями Ломаса Путешественника, а затем горничная сообщила, что прибыла портниха. Об этом распорядилась еще леди Алерия. Новой розе Тиреллов подобают свежие лепестки. — Поднимите, пожалуйста, руки, миледи. Санса послушно исполнила веленое. Бечевка с узелками обвила ее плечо, прижимая к коже тонкую нижнюю рубашку, портниха сказала помощнице очередную цифру, а Сансу не оставляло непонятное напряжение. Она расцвела и отдала свое девичество — неужто в ней ничего не изменилось? Портниха ловко делала свое дело, а Санса следила за ее движениями и будто ждала, что женщина вот-вот снимет очередную мерку и ахнет, а затем перечислит ей все, что поменялось в ее сердце и жизни, точно измеренное бечевкой в узелках. Бечевка эта обняла ее талию. Может, в ней уже растет дитя? Санса не знала, радует ее эта мысль или скорее пугает. Королева Серсея сказала ей, что она полюбила бы своих детей от Джоффри, даже не любя его самого. Что, если и Уиллас полюбит их сыновей и дочек, но не ее? — Какие ткани миледи предпочитает? — спросила портниха, а ее помощницы разложили перед Сансой настоящую радугу бархата, шелка и кружев. Должно быть, ей надлежит одеваться в зелень и золото. Это пойдет к ее волосам и новому имени. Санса взглянула на густо-зеленый бархат, но взгляд ее на нем не задержался. Она погладила шелк, голубой как вода, залюбовалась восхитительным алым полотном с тонкой вышивкой, но жемчужно-серая парча и белый атлас тоже были прекрасны. Цвета ее матери, цвета отца. А рядом — воздушная ткань оттенка зари, и мерцающий фиалковый шелк... У лорда Ренли была радужная гвардия. Не может ведь она тоже быть радугой! Будто угадав ее сомнения, портниха улыбнулась и сказала с веселой хитринкой: — Ваш дом правит зеленым Простором, миледи, зелени у них и так в достатке! Санса взглянула на нее и к собственному удивлению улыбнулась с ответным задором. Золотые розы у Тиреллов уже есть. Она будет всеми другими цветами.