Выбор

POV Youngjae Меня никто никогда не бил. Я рос хорошим ребёнком в хорошей семье. Меня любили везде, начиная с детского сада. Теперь же я думаю, что, возможно, у всего есть своя обратная сторона, своя цена. Даже у любви. Симпатии окружающих со временем я начал воспринимать как нечто должное. Так и не научившись ничего отдавать в ответ, я стал эгоистом. Поэтому чувства, которые во мне вызывал Дэхён, настолько пугали. Я не был удивлён, что понравился ему. Но то, что он понравился мне, стало чем-то новым, как и многое другое, связанное с ним. Мне казалось, что я стою в зыбучем песке, он постепенно расходится из-под моих ног и вскоре обязательно поглотит с головой. Наверное, это и описывают выражением «почва уходит из-под ног». Я понял эти слова только встретив его. Вернее, понимал каждый раз оказываясь рядом с ним, заглядывая в его глаза. Как будто всё моё нутро тянулось к нему. Как если бы он был тем самым, единственным. И внутренний голос под учащённый стук сердца твердил – люблю, люблю, люблю.       Всё стало ещё хуже, когда я понял, что мои чувства взаимны. Потому что он ничего не боялся. Ни досужих сплетен недоброжелателей, ни подколов друзей, ни шумихи в прессе, ни реакции фанатов. Дехён просто любил. Его открытость и эмоциональность завораживали меня и пугали. Его настойчивое внимание делало меня безмерно счастливым, но в то же время болезненно обостряло мой инстинкт самосохранения, который подсказывал мне бежать, пока эта зависимость не стала необратимой.        Эгоист не может любить по-настоящему никого, кроме самого себя. Так думал я. И ошибался. Тело, совсем недавно познавшее боль от первой физической близости и наслаждение в объятиях Химчана, сейчас содрогалось от хлёстких ударов Дэхёна.       Я словно онемел от шока. Ни слова о пощаде, ни звука не сорвалось с губ. Между ударами сил хватало только на вздох. Потом рваный выдох. Лишь гортанный стон, сквозь упрямо сомкнутые губы, свидетельствовал о моих мучениях. От боли и нахлынувших эмоций начало мутиться сознание. В какой-то момент ремень выскользнул из рук моего мучителя. В состоянии невменяемости он подхватил его с пола, зажав в руке ещё крепче. Новым ударом жгучая боль обожгла спину, прежние удары были не такими сильными, неуверенными что ли, осторожными. Но сейчас он начал бить со всей силы, вымещая на мне все свои душевные переживания. Я думал, что больно было до этого, но это было не так. Настоящая боль наступила теперь.       Я не просил прощения, потому что считал, что не заслуживаю его. И уже почти не чувствовал израненной спиной само кожаное полотнище ремня. Тело одеревенело. Если бы я не лежал на кровати, то давно бы упал, потому что силы совсем оставили меня. Я уже плохо понимал происходящее. В почти в бессознательном состоянии губы мои разомкнулись, позволяя стонам звучать громче, достигая ушей моего мучителя.       Но Дэхён воспринял это по-своему. - Стонешь, как продажная шлюха. А, может, тебе всё это нравится? Может, с тобой так давно стоило поступить? Его красивый голос, искаженный ненавистью, звучал оглушительно громко, пробираясь сквозь боль в моё сознание. - Не надо, - не голос, а хрип. Я не договорил, сил не хватило. Он не говорил, он кричал. Надрывно, не жалея собственного голоса, который был для него всем. «Ты сорвёшь голос», - вместе с болью пульсировала мысль на краю сознания. Я имел право отказать ему в отношениях, в ответных чувствах, в близости, но я не мог разрушить его жизнь, его карьеру. Для этого я слишком его любил. Это понимание ужаснуло меня.       В дверь комнаты кто-то стучал. Я слышал голос Чонопа где-то там, за возвышающимся надо мной Дэхёном, но не разбирал слов. - Говори, - требовал Дэхён. – Признайся, и я перестану. Одеревенение сменилось вялостью. Я чувствовал, что теряю сознание. Комната завертелась перед глазами. - Какой же ты упрямец и трус! Неужели так тяжело быть честным с самим собой?! Отчаяние и мольба, которые слышались в его голосе, удерживали меня на краю сознания. Я так любил его голос. Какие же мы с ним дураки.       Сожаление, чувство вины, тоска по его поцелуям и объятиям, одиночество всех долгих холодных ночей накрыли меня с головой. Слёзы потекли из глаз, смешиваясь с соплями и слюной, но я не замечал их, плача навзрыд в подушку. В тот момент чувства разрывали мою душу, и я даже не думал, насколько паршиво выгляжу. Горькие потоки размазывались по лицу, делая меня ещё более жалким. Но в этой ситуации, в этот момент я таким и был. Таким я себя чувствовал. Теперь и он видел мой позор. Скрывать мне больше было нечего. Моя гордость, моё высокомерие и надменность, всё облетело как шелуха, развеянная его искренностью и болью.       Вытирая сопли рукавом, уже не ощущая агонии собственного израненного тела, я тем не менее чувствовал его боль как свою. И, возможно, он чувствовал себя так же. Мучая меня, он делал больно прежде всего самому себе, воспринимая мою боль, как свою собственную. Кто-то выл. Стуки в дверь прекратились. Всё стихло и замерло. До меня даже не сразу дошло, что этот вой издаю я сам. Рыдания сотрясали моё тело. Между всхлипами членораздельно мне было слышно моё собственное: - Люблю...люблю…я тебя…люблю       Я не услышал звука падающего ремня, но агонизирующая порка прекратилась. Я почувствовал его дрожащие, разгорячённые от ремня, ладони на своих бёдрах. Он потянул меня вверх и поставил на колени. Меня шатнуло в сторону, но он лишь усилил хватку, не позволяя моему телу завалиться на бок. Когда я почувствовал соприкосновение ткани его джинсов с моими ягодицами, сознание моё прояснилось от нового вида боли. Севшим голосом между всхлипами я просил его: - Не делай этого, Дэхён, прошу тебя. - Я тоже тебя просил быть честным, - он начал с усилием тереться пахом об израненную кожу ягодиц, позволяя мне в полной мере ощутить своё возбуждение. Жёсткая ткань джинсов причиняла нестерпимую боль. Слёзы снова потекли из моих глаз. Но даже теперь моё измученное им же тело радовалось нашему контакту. И это стало для меня ещё одним страшным открытием.       Я плакал и молил его, проклиная вслух за то, что он смог так глубоко проникнуть в мою душу. За то, что засел там настолько прочно, что не вытравить даже болью. За то, что я уже давно часть него. За то, что без него и сам уже никогда не стану полноценным и самодостаточным. Ненависть всколыхнула мою душу, пробралась на поверхность и растеклась, укрывая собой весь тот невообразимый клубок эмоций и чувств. Ненависть к нему за то, что увидел меня без прикрас, за то, что всё же заставил меня взглянуть правде в глаза. Той правде, в которой я не признавался даже самому себе. Это ненависть не позволила мне отключиться, хотя я прекрасно понимал, что сейчас произойдёт. Мне не под силу остановить его. Дэхён был точно раненый зверь. Его искорёженные пальцы корябали мои бёдра. И там, под болью, я чувствовал трение его ладоней о мою кожу. Для меня это было похоже на ласку, в которой я так долго себе отказывал.       Я не слышал, когда он спустил джинсы, уже почувствовал горячий набухший член между половинками зада. Я ожидал новой боли, но мышцы измученного тела не оказывали сопротивления. Дэхён просто воткнул себя в меня без подготовки. Его стон удовольствия смешался с моим новым стоном боли. Он по-хозяйски своим коленом расставил мои ноги пошире, надавливая на поясницу. Я бы сломался пополам, если бы не опёрся на локти. Дехён протолкнулся ещё глубже, вошёл целиком. Я задыхался, давясь собственными всхлипами: - Больно… Дэхё-ё-ён… - А по-другому ты не захотел! Ты никак не хотел!!! Всё моё тело горело. Снаружи и внутри.       Дэхён не притронулся ко мне спереди, как это делал Химчан, потому что не стремился доставить удовольствие. Это был не секс, а продолжение наказания. Демонстрация его власти надо мной. Того, чего я так боялся и чего пытался избежать. Сначала он дал мне понять это на уровне чувств и эмоций. И вот теперь закреплял физиологически, будто клеймя моё тело. Он входил яростно, стараясь наказать меня сильнее, сделать ещё больнее. Хотя мне казалось, что хуже уже быть не может. Но я снова ошибся, как множество раз до этого в отношении него.       Поиздевавшись вдоволь, Дэхён толкнул меня на кровать, не церемонясь, схватил за бедро и перевернул на спину. Я заорал. Боль была нестерпимой. Потом за лодыжки подтащил к себе, пожирая безумными глазами моё беззащитное измученное тело. Он прижал мои ноги к своей груди и снова протолкнулся, вдавливая ещё сильнее в проминающийся матрас. Я кричал в голос и не мог остановиться. Каждое его движение усиливало трение простыней об израненную кожу. Это заглушало даже острую боль в области ануса. Он подтянул мои ноги ещё выше, увеличивая угол наклона, чтобы сильнее прижаться к простате, скользя по ней по ней снова и снова.       Перед глазами снова начали расплываться тёмные круги. Я видел лицо Дэхёна нечетко, словно искаженной картинкой. И уже перестал ощущать его мертвую хватку на своих затёкших ногах. Тело в который раз словно отключило все болевые ощущения, и я в ужасе почувствовал, как начал отвердевать мой собственный член. Я не хотел удовольствия. Не хотел от него. Не хотел, чтобы он понял, какую власть надо мной имеет. Но не имел сил вырваться. Каждый его толчок усиливал моё возбуждение. Собрав последние силы, я задергался в его руках, пытаясь избежать позора. Но он держал мои бёдра слишком крепко. Я чувствовал наступление оргазма и никак не мог это предотвратить. Собственное тело предало меня. Оно принадлежало ему. Воздуха в груди не хватало. Его вытеснил разрастающийся огненный вихрь, пожирающий мои внутренности. Сердце колотилось, как бешеное, грозясь сбиться с ритма, если не дать ему успокоиться. Я вцепился в руки своего мучителя, пытаясь оторвать их от себя. Мои ногти корябали его предплечья, но Дэхён не отпускал.       А потом сгущающаяся темнота словно лопнула под моими веками, разлетевшись тысячами осколков. Тело накрыло волной оргазма. Пламя вожделения, снедающее так долго, вырвалось наружу, лаская нас своими беспощадными языками. Дэхён навалился сверху, сгибая меня пополам и начал изливаться. Он тёрся об меня и скулил, изнемогая от наслаждения. Это были мои последние воспоминания о случившемся. Не имея сил вздохнуть под его тяжестью, я потерял сознание.