Запах

В забытьи ему несколько раз мерещился голос, зовущий его по имени. Прохладные ладони касались его горевшего лба, мягкий аромат полевых цветов окутывал мутный разум, позволяя уснуть. Проснись. Ты спал слишком долго. Открой глаза и найди силы посмотреть страху в лицо! Но когда он все-таки поднял отяжелевшие веки, лицо перед ним было не таким, которого он ждал. На самом деле, сначала он увидел вовсе не лицо. Темный, очерченный резким белым светом из окна силуэт — длинная шея, нежная округлость щек, короткие пряди волос… На стуле возле окна, кутаясь в длинный шерстяной кардиган, сидела невысокая худенькая девушка. Жадеит собрал все свои силы и прокашлялся. Девушка повернула бесстрастное лицо, но, заметив, что он очнулся, улыбнулась. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она неожиданно ласково. Он не стал лукавить. — Раздавленным. Разбитым. Как будто из меня вытрясли душу, вывернули ее наизнанку и запихнули обратно. Девушка подавила смешок и кивнула. — Что же, это было ожидаемо. Меня зовут Ами. Он помнил ее теперь так же четко, как и ту, другую. Ами когда-то носила другое имя в придачу к дорогим бархатным платьям и украшениям из серебра, перламутра и жемчуга, но в остальном мало что изменилось. У нее по-прежнему были внимательные голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, необыкновенная бледность кожи и мягкая вежливая полуулыбка, казалось, накрепко приклеенная к лицу. — Прости мое любопытство, но… — Жадеит вновь откашлялся, — почему ты здесь? — Я учусь на медицинском факультете, и остальные решили, что будет лучше, если первое время за тобой кто-нибудь присмотрит. — Нет, я имею в виду, почему здесь ты? Он сделал вид, что тянется за стаканом воды на тумбочке, чтобы скрыть свое разочарование. Ему все казалось таким реальным — запах лилий, тихий горячий шепот, легкий поцелуй в лоб и щекотка от прикосновения кончиков волос… неужели все это было игрой его лихорадочного воображения? — О, — понимающе протянула Ами, — думаю, об этом стоит спросить ее саму. Она поднялась со стула, перекатилась с носков на пятки, чтобы размяться, и подошла к Жадеиту, деловито положив ладонь на лоб. Он узнал знакомое прохладное касание, но от неожиданности все равно чуть не выплюнул на одеяло всю воду. — Ну, ты больше не горишь — как твой лечащий врач, я считаю это успехом. Мне нужно спуститься вниз. Я обещала сказать Кайдо, когда ты проснешься. Ты больше не собираешься падать в обморок? — Как долго я в нем был? Он решил, что нет смысла отвечать на вопрос — откуда он знает, что выкинет его непредсказуемый организм? Однако последнее, что он помнил — он спускается утром на кухню. А сейчас из-за приоткрытых штор ослепительно бьет полуденный свет. — Чуть больше суток, — ответила Ами с характерной для всех врачей прохладной учтивостью. — Тебя лихорадило, и ты дважды чуть не свалился с кровати, когда ворочался, но в остальном — все нормально. Хороший завтрак, достаточно воды — и ты будешь как новенький! Жадеит едко хмыкнул. Как новенький, скажет тоже. Ами улыбнулась, довольная тем, что он оценил ее шутку, и вышла из комнаты, оставив дверь открытой. В спальне тут же загулял прохладный ветерок, и Жадеит жадно втянул носом знакомые, но давно забытые запахи. Травянистый, крепкий аромат древесной коры, свежий и сочный — молодой зелени, запах пыли от дороги, к которой примешивался незнакомый, резкий и прогорклый. Жадеит предположил, что это запах автомобильных шин. Он поднялся, на удивление легко, сделал несколько неуверенных шагов по комнате, чтобы убедиться, что голова не кружится, и падать он больше не намерен. На столе, забытый и уже немного запылившийся, стоял его ноутбук. Жадеит открыл крышку, и экран тут же загорелся, приветствуя и предлагая ввести пароль. И первое, что загрузилось на рабочем столе после этого — пустая белая страница. Эта белая страница как будто сорвала покров с его мыслей. Вернула все прошлые знания, целый мир, который жил в его голове и только и ждал возможности вырваться наружу. Быть рассказанным. Как будто и не было никакого ступора. Жадеит боялся, что его воспоминания гораздо проворнее его пальцев, и стучал по клавишам с такой скоростью, что комнату заполнила непрекращающаяся дробь. Он даже не озаботился тем, чтобы сесть. Так и печатал стоя, согнувшись над ноутбуком, пока Ами, которая принесла из кухни тарелку с омлетом, не подставила ему стул, на котором до этого сидела сама. Он хотел поблагодарить ее, но не мог оторваться от экрана. Огромное Земное королевство с его благородным принцем и хитрыми заговорщиками, принцессы с далеких ночных светил, которые одновременно и волшебницы, и воины, женщина, что обвела вокруг пальцев слишком самонадеянных мужчин… И незнакомая планета. Жаркая. Горячий песок в складках одежд, медные кольчуги поверх тонких шелков, узорные росписи на теле. Девушка с фиалковыми глазами, принцесса, которая стреляет из лука лучше любого охотника… Жадеит печатал, и печатал, и печатал. Вспоминал целые куски уже после, возвращался, чтобы вставить их в нужное место. Путался в героях и локациях. Вспоминал детали, о которых даже не подозревал, но которые всегда хранились в подсознании. — Это что, еще один приступ? — услышал он краем уха сдавленный стон Кайдо. — Я не могу остаться сегодня с ним, у меня ночная смена в кафе. Ами промолчала. Раздался тяжелый вздох: — Мой брат — сумасшедший.

***

Когда он наконец пробудился от своего писательского безумия, за окном стемнело. Жадеит проморгался — после яркого белого экрана полутьма в комнате, лишь немного смягченная ночником, казалась почти черной. За спиной кто-то тихо переговаривался. Жадеит повел плечами. Мышцы отозвались резкой болью. Кончики пальцев горели, запястья с трудом сгибались и разгибались, как заржавевшие. Один полный вдох — и ребра тоже заявили о своем недовольстве. — Акиро? — голос брата был почти испуганным. Жадеит обернулся. Кайдо по-турецки сидел на кровати, сжимая в ладонях большую кружку. Рядом с ним сидела укутанная в плед девушка — не Ами. И насколько странным было то, что лицо родного брата теперь казалось ему менее знакомым, чем вот это, девичье, с круглыми щеками и ярким голубым взглядом! Она улыбнулась, как старому другу. — Привет! Хочешь кофе? Или горячего шоколада! Он очень вкусный, Кайдо добавил в него апельсиновой цедры! Длинные, немного спутанные золотистые хвосты рассыпались по плечам, на щеках румянец, в глазах веселье, ладони, в которых она держит чашку с шоколадом — маленькие, узенькие, обманчиво хрупкие. Вспышка — и он видит ее другой. Вот она склонила золотую макушку, плечи мелко подрагивают от рыданий, белоснежное платье запятнано свежими алыми каплями. Одно мгновение, никто даже не успевает среагировать. Она делает единственное молниеносное движение, выхватывает из ослабших рук тяжелое оружие. Ты только моргнул — а белая ткань уже превратилась в красную. Вокруг раздается вопль отчаяния, вопль боли, умноженный на бесконечность. И ты тоже кричишь. Кричишь яростно, во всю мощь легких, и оплакиваешь, и обещаешь расправу виновным… Только с твоих холодных губ не срывается ни звука. Жадеит затряс головой, отгоняя непрошеные картины, и тайком утер выступившие слезы. Рядом с ним тут же оказался брат. — Все в порядке, Акиро? — зачастил он, ощупывая Жадеита. Как будто его раны могли быть телесными. Жадеит улыбнулся, мягко отстранил от себя Кайдо. — Нормально, жить буду. Даже, — и он усмехнулся, — не собираюсь снова падать в обморок. А вот кофе бы точно не помешал. Кайдо облегченно выдохнул. — Ну, раз затребовал кофе, значит, точно в себя пришел. Пойду, приготовлю целый кофейник. И ужин разогрею, а то твой нетронутый омлет мы скормили кошке Усаги. — Луна не стала его есть, — доверчиво поделилась с ним девушка. — А Усаги — это я. — Какое чудное имя. — Кто бы говорил, лорд Жадеит. По коже пробежали мелкие мурашки. Повисло молчание. Жадеит не знал, что теперь делать. Перед ним, в его пледе и с его кружкой, сидела принцесса королевства, погибшего во многом по его вине. Девушка, на которую уже в этом веке он насылал жутких демонических созданий. А ей ведь было всего четырнадцать, совсем ребенок! Он должен извиниться? Объяснить, как же так получилось? Ах, если бы он только знал… За его спиной экран ноутбука, на котором теперь хранилось все, что он помнил и понимал, потух. Комната погрузилась в желтый полумрак. Глаза Усаги стали темно-фиалковыми. — А где Ами? И это первое, что ты ей сказал, серьезно? — У Ами занятия, она поручила мне за тобой присмотреть. Да почему ей-то? Почему не… Вот незадача, он теперь даже имени ее не знает. — Надеюсь, участь моей сиделки не повлияла на ее оценки, — продолжил Жадеит, ерзая на стуле. Это, оказывается, легко — говорить о мелочах, старательно избегая единственной темы, на которую действительно стоит говорить. Усаги звонко рассмеялась. Совершенно чудесным, настоящим живым смехом. — Вселенская катастрофа не повлияет на оценки Ами. Это проверено. Жадеит поймал себя на том, что улыбается. А ему можно? Имеет ли право улыбаться человек, который пособничал силам тьмы? Судя по довольном лицу Усаги, имеет. — Послушай, кое-кто очень хотел тебя сегодня видеть, но если ты… Очевидно, все мысли отразились на его лице, потому что Усаги прервалась на полуслове и щеки ее вдруг залились румянцем. — О. Нет, я не это имела в виду… Ей, думаю, нужно время… Она отчаянно пыталась подобрать правильные слова, но так и не нашла, поэтому заглушила окончание предложения в щедром глотке из своей кружки. Жадеит выпалил: — Тогда кто? И понял, что знает ответ, еще до того, как девушка открыла рот. Сердечный ритм участился, кончики пальцев задрожали от возбуждения, голос срывался, когда он едва не выкрикнул: — Да! Да, я в порядке! Прекрасно себя чувствую! Могу хоть сейчас… Усаги подпрыгнула на кровати, разлила по постельному белью и пледу большую часть своего напитка, и укоризненно посмотрела на Жадеита. — Ну хорошо-о-о, — протянула она, закатив глаза. — Но сначала — кофе и ужин! Так сказала доктор Ами, а мы все строго выполняем ее указания, — и для убедительности ткнула вверх пальчиком. Если она и говорила что-то еще, Жадеит этого не слышал — он уже скатывался по лестнице с требованием подать ему кофейник.

***

Он не удивился, когда нацарапанный неровным почерком адрес привел его в уже хорошо знакомое место. Сейчас, за сплошной стеной дождя, оно выглядело неуютным и заброшенным. Вывеска-глаз не сияла красным неоном, а покачивалась на ветру, роняя из уголков капли, как будто слезы. Единственное окно и обшарпанная дверь оказались заколочены. Жадеит прошел несколько раз мимо бара, изучая места по соседству — может, он все-таки ошибся адресом? Но нет, вокруг были только закрытые железными ставнями складские помещения, почти растворившиеся в серой пелене дождя. Скорее от отчаяния, чем от надежды, Жадеит вновь вернулся и дернул на себя неожиданно скрипучую дверь. Она открылась, потянув за собой и бутафорию приколоченных досок. Внутри было темно, и, казалось бы, также пусто. Но слух Жадеита уловил едва слышные разговоры в пыльной темноте большого зала, и краем глаза он уловил слабое трепыхание огонька. Он шел медленно, и с каждым шагом все больше корил себя за безрассудство. Это было гораздо больше похоже на хитро расставленную ловушку, чем на встречу старых друзей. Возможно, лунные воительницы вовсе не собирались быть дружелюбными? Может, на самом деле, они были хитрыми и жестокими? И раздразнили его память сладкими образами лишь для того, чтобы после удар в спину казался болезненнее? Жадеит думал так ровно до того момента, как вступил в обеденный зал, освещенный расставленными на одном из столов свечами. Это все, что он успел заметить — потом на него двинулась тень, огромная и мощная как медведь, и он оказался зажат в тисках, лишен воздуха и безжалостно защекочен чьими-то волосами. Жадеит выплюнул оставшийся в легких воздух с хриплым кашлем, и с трудом вдохнул снова. И почувствовал — запах мускуса, винограда, розового перца и муската… знакомый и родной, как всплывшее в памяти имя: — Нефрит? — Жадеит неловко обнял друга в ответ. — Живой, чертяка! — глухо прорычал тот ему в плечо. И непонятно, про кого говорит — про себя, или про Жадеита. — Ну-ну, отпусти его уже, — проворчал еще один знакомый голос из-за стола, — забыл, что ли, что у него легкие слабые? Доведешь до потери сознания своими тисками, как потом воительницам объясним? Жадеиту вернули доступ к кислороду, и он наконец сумел разглядеть собеседников. Нефрит, лохматый, с перекошенными на носу очками, был одновременно похож и не похож на того человека, которого помнил Жадеит. Теперь он был крупнее — не выше ростом, но именно что более мускулистый, с четко очерченными буграми мышц под плотно сидящим свитером. Смешинки в карих глазах никуда не исчезли, но потеряли свою остроту и холодную злобу, как у уличного кота, которого вдруг взяли в дом и пригрели. Улыбка была мягкой, немного смущенной из-за столь бурного проявления чувств. В углу, за столом, облокотившись о стену и поджав одну ногу под себя, полулежал Кунцит — таким расслабленным его Жадеит ни в одной из жизней не видел. Он тоже отличался от той версии себя, которая жила в памяти лорда — длинные гибкие пальцы больше не были огрубевшими от оружия, волосы собраны в низкий хвост, поверх светло-серой водолазки — необычайно яркий, тыквенного цвета шарф из тонкой шерсти. Не казался теперь воином, для которого вся жизнь заключалась в защите своего короля. Он тоже улыбался — и этой улыбки у лорда Кунцита из прошлой жизни не было. Жадеит вдруг с удивлением вспомнил, что уже ловил на себе пронизывающий взгляд его серых глаз — несколько раз, во время работы в «Короне». Тогда он решил, что за ним следит какой-нибудь папарацци, но теперь ему стало предельно ясно, что, пусть Кунцит и отличался от себя прежнего, маниакальное стремление все вокруг контролировать оставалось при нем. А напротив, растрепанный, улыбчивый, со стаканом виски в руках, сидел когда-то принц целой планеты, а теперь — просто ее хранитель и муж забавной круглолицей девушки с чудным именем Усаги. Сердце Жадеита пропустило три удара — по одному на каждого старого друга, смотревшего на него сквозь пелену слез. Три… — А где Цоизит? — спросил он. И в ответ получил тишину. Кунцит едва заметно мотнул головой в сторону, прежде чем сделать глоток из своего стакана. Нефрит вздохнул. — Знаю, тебе такой подход никогда не нравился, — усмехнулся Эндимион, — но мы в этом времени решаем проблемы по мере их поступления. — У планеты квота — по одному возвращенному хранителю за раз, — преувеличено беззаботно заявил Нефрит и сбил Жадеиту дыхание очередным хлопком по спине. — Макото, чтоб тебя! — закатил глаза Кунцит. Кто-то заботливо вложил в его ладонь холодный стакан, и исчез, махнув на прощанье длинной рыжей гривой. Виски помогло освежить разум. Жадеит пришел в себя, уселся за столом рядом с принцем, заново познакомился с ним и друзьями — новым, современным именем, которое звучало теперь как псевдоним. Спросил о том, как они оказались в этом безумном мире, и как принц справлялся с бременем защиты планеты в одиночку. — Я не был один, — покачал головой принц, который теперь был просто Мамору. — Была Усаги со своими подругами. Они — отличная команда, никакому злодею не устоять. — Как так вышло? — Жадеит вгляделся в карамельную жидкость в его стакане, словно надеясь найти в ней ответ. — Как получилось, что мы не были рядом? Почему мы бросили заботу о целой планете на плечи девочек, которые даже не принадлежали ей? Кунцит поджал губы. — Ты не помнишь? — Смутно. Помню Берилл с ее слугами, помню пустой двор какого-то северного замка, столы, расставленные крестом… а потом уже я оказался заперт в собственном теле, такой слабый, что не мог даже приказать себе моргнуть… Эта часть даже в черновике на его ноутбуке была обрывочной и сумбурной, и состояла из коротких ломаных предложений. Как только Жадеит пытался вспомнить что-то более конкретное, виски тут же словно хватало в тиски. Нефрит и Кунцит кивнули, соглашаясь с его словами. — Я пытался бороться с этим так сильно, — добавил Нефрит, — что большую часть просто не помню — разум отключался от чрезмерной нагрузки. Я почти не осознавал, что делал, будучи демоном в Темном Королевстве. В этом времени стало чуть-чуть лучше. Сила паразита, занявшего мое тело, все еще была для меня непреодолима, но я научился действовать по-другому. Тоньше… Пробовал взять верх не силой, а хитростью, как Цоизит учил, — губы его тронула мягкая улыбка. — Признаться, мне не хватает чертенка. Надеюсь, он скоро присоединится к этому столу. Жадеит сглотнул подступившие к горлу слезы. Он уже был здесь, рядом с ними. Наконец-то, после стольких лет заключения, его разум был свободен.

***

Это был очень долгий вечер. Они обсуждали многое, но в конце концов все разговоры неизменно сходились к тому, где может быть Цоизит. Они говорили и о воительницах — подругах Усаги, но осторожно, стараясь не быть слишком откровенными, не выдать истинных чувств. По крайней мере, так делал Жадеит. Нефрит сразу же заявил, что сейлор Юпитер теперь — его девушка, и в качестве подтверждения предъявил десятки фотографий на телефоне, где были они двое, и частенько еще — его сын, названный в честь старого друга. У Нефрита есть сын. Можно сойти с ума, едва вернувшись в него! Жадеит так и не нашел в себе силы спросить у друзей про сейлор Марс. А они и не пытались что-то ему рассказать. Может, Ами и Усаги говорили правду — ей нужно время? Для чего? Чтобы пропитать свои стрелы ядом? Или подготовить себе алиби на то время, когда дом Жадеита сгорит дотла? Если в ней осталось хоть немного от той пламенной принцессы, которую он знал в прошлой жизни, то молчание было тревожным знаком. Он хотел бы с ней поговорить. Пусть даже она выплеснула бы всю свою ядовитую ненависть. Жадеит просто хотел убедиться, что с ней все в порядке здесь, в этом мире. Что она счастлива. Теперь ее звали Рей — об этом ему сказал Мамору. Рей было отголоском прежнего, величественного имени, от которого веяло жаром пустыни и сладостью сандалового масла. Пока Жадеит в легком опьянении возвращался домой, он беспрестанно шептал ее имя. — Рей, Рей, Рей… Имя звучало, как шорох ветра, пересыпающего пески. Она не захотела покинуть его мыслей и тогда, когда Жадеит вернулся в тихий и пустой дом, когда стянул с себя тяжелое, промокшее от сырости пальто, когда залез под обжигающий душ… В части с душем это было несколько неловко. Он думал о ней, когда вытирал влажные волосы полотенцем и натягивал на себя пижамные штаны. И когда в дверь вдруг заколотили со всей силы, грозясь снести хлипкое дерево. Жадеит открыл дверь и увидел перед собой девушку из своих мыслей. Короткая юбка, красные туфли на каблуках, кончики длинных волос завились от влажности… настоящая. С пунцовыми от раздражения щеками и поджатыми губами, с маленькими узкими ладонями, сжатыми в кулаки. — Я все еще злюсь, — вместо приветствия заявила Рей Хино дрожащим от холода голосом. А потом шагнула вперед, зацепила пальцами резинку его штанов и притянула к себе, впиваясь в губы поцелуем. Да, она совершенно точно злилась. Это чувствовалось во всем — в том, как жестко она тянула его за волосы, когда спустилась поцелуями на шею, как нетерпеливо освобождала их обоих от одежды, как резко бросила «Ой, да заткнись!», когда Жадеит ухитрился выдохнуть ей в губы нежное «Шерара…» Ее губы пахли спелыми вишнями, а влажные волосы — цветами, прикосновения быстро из болезненных превратились в легкие, и в конце концов она даже стала отвечать ему срывающимся, сладким шепотом… Он никогда не думал, что его имя может звучать так сладко. — Я все еще злюсь, — повторила Рей, когда, утомленная после жаркого приветствия, водила пальцем по его ключицам. — И это больше никогда не повторится… почему ты смеешься? — Просто, — Жадеит поцеловал Рей в макушку и полной грудью вдохнул запах лилий, исходящий от ее кожи, — оказывается, я могу понять, когда ты врешь.