I look at the world and I notice it's turning While my guitar gently weeps With every mistake we must surely be learning Still my guitar gently weeps
— Этого не может быть, — упрямо сказал Робер. — Не может! — Да, мне тоже весьма надоело невозможное, — согласился Рокэ. — Любая шутка, повторенная больше трёх раз, перестаёт быть смешной. Так или иначе, оно происходит… Дождя здесь не было, ветра тоже. Ничего не было… или было, но Робер не обращал внимание, потому что видел только человека напротив. Во второй раз в жизни, если «в жизни» здесь применимо. Рокэ тоже на него смотрел, только в его исполнении это выглядело куда как спокойнее. Впрочем, себя-то Эпинэ не видел, но прекрасно представлял. К сожалению. — Вам кто-нибудь говорил о вашем сходстве с Джорджем Харрисоном? — светским тоном осведомился Алва, задумчиво глядя на него с другой стороны стола. — Это по меньшей мере интересно. — Нет, как-то никому больше в голову не приходило, — признал Робер. — Кроме меня. И то после… — Загадочного сна, в который ты не особо поверил? — подсказал Рокэ. — Бывает. Я тоже не рассчитывал на такие, гм, повороты судьбы. Придётся признать, что она нас немного победила. — Немного? — не выдержал Робер. — Знаете что… — Знаю. — Я тоже умер? — нет, лучше спрашивать напрямую, иначе это не разговор! — Другого объяснения не вижу. — Объяснения? — соулмейт поднял бровь. — Только этой встрече? Объяснения всему остальному ты, надо полагать, нашёл? — Ты издеваешься?! — Сейчас — нет, в планах тоже не было. Неужели у усопших не может быть маленьких развлечений? — ухмыльнулся Рокэ и коснулся рукой лба, будто бы убирая волосы; в следующий миг что-то щёлкнуло, и Робер невольно ойкнул. Можно было выразиться покрепче, но он не успел — резкая боль прошла так же внезапно, как и началась. — В упор… мерзавец… — Действительно, неприятно. Признаться, я ждал от смерти чего-то более романтического, — признаться, единственный человек, от которого можно услышать подобное, это ты. — Можем утешиться тем, что Фердинанду хуже — бедолаге с этим жить. — Лучше с чем-то жить, чем умирать, — Робер не мог определить, какое именно чувство в нём сейчас полыхает, но Алву хотелось побить стулом. — Почему ты ничего не сделал? — Предлагаешь мне вернуться на бренную землю и убить своего клиента? — приятный баритон обдавал холодом, но Роберу было всё равно. — Ради чего? — Ради чего? Чтобы жить… — Неплохая позиция, к сожалению, её нельзя назвать незыблемой. Нарушишь какой-нибудь принцип, сделаешь что-нибудь наперекор себе — и жизнь станет невыносимой, — Рокэ ненадолго прикрыл глаза, затем снова посмотрел на него. Сапфиры. Звёзды… Звук выстрела в отдалении, он постоянно здесь гремит. — Возможно, стоило верить не в это, а в нереалистичную, непроверенную и выборочную теорию сновидений… — Если бы ты верил в это… — В воде любая вещь становится легче, в небытии то же самое с трудными вопросами. — Не передумал бы? Без ответа, а чего ты хотел — в некоторых правдах не признаются даже после смерти. Куда ведёт эта дорога, Эпинэ не знал, он просто шёл за Рокэ. Да хоть бы и в могилу, жаль только, что он кое-чего не успел! Или успел и поэтому находится здесь? — Каково здесь? — зачем-то спросил Робер. — Кроме того, что пусто… — Здесь? Тихо, — отозвался Рокэ. — Тихо плачет гитара… — Эта песня сведёт меня с ума. — Искусство, оно такое. Думаю, мы бы вполне могли встретиться пораньше и обсудить пару альбомов в более приятной обстановке, — издевательски будничный тон был прерван молчанием, Рокэ резко остановился и так же резко обернулся, словно они пришли — но они никуда не пришли. Робер вздрогнул, но не отошёл. Лоб в лоб, холодный и горячий… Так близко, что не дотронуться. Бред. Реальность. Очередная невозможность. — Ты меня больше не увидишь, — теперь Алва говорил тихо, почти шёпотом, — это не плохо и не хорошо, но так и есть. Лучше уходить, зная, что оставляешь за собой хоть что-то… — Что-то или кого-то? — Правильно… Дай мне руку. Робер вынул из кармана моментально замёрзшую ладонь. Ничего понятного так и не произошло. Не произошло даже прикосновения — Рокэ словно взял что-то из воздуха рядом с его пальцами и довольно усмехнулся. — Что это было? — Пистолет, который я у тебя отобрал. Никаких убиенных штанцлеров. — Нет! — Эпинэ едва не задохнулся от возмущения, чего-чего, а этого он не ожидал. — Верни, это же… Я достану другой. — Не достанешь, — синий взгляд стал жёстким, — и даже не пытайся. Это убийство тебе не смыть. Штанцлер достаточно напуган телефонным звонком, может быть, он даже соизволит выглянуть в окно в назначенное время. И хватит. — С него не хватит! Этот ублюдок… — Но вполне хватит с тебя. Больше не будет странных чужих снов, больше не будет холода и боли. Больше ничего не будет, значит, тебе должно быть всё равно. В отмщении больше страданий, чем смысла, одна выпущенная пуля сломает целую жизнь — значит, пулю лучше не выпускать, не заряжать ею оружие, не отливать… А уже отлитую можно спрятать. С одной такой пулей не удалось, но вторая не выстрелит. Мир продолжает крутиться вокруг своей оси, и этого не изменить. Из некоторых ошибок извлекаются уроки, из некоторых — нет, а гитара тихо плачет… Плачет и скорбит. Струны созданы для того, чтобы выражать человеческую боль — ту, которую невозможно прятать и невозможно выставлять напоказ.До встречи, Ро. Не забудь проснуться.