Чужие сны

— Значит, раньше у вас стоял граммофон, — отстранённо заметил Робер, глядя на старенький магнитофон на рабочем столе Левия.  — Да. Пришлось продать. Занятая вещица, но занимает много места, — библиотекарь стоял к нему спиной, сцепив пальцы и иногда будто перебирая ими невидимые чётки, глядя в окно. В окно, в осень, в смерть. Осень — это смерть, с самого начала было ясно, но он почему-то не понял… — Включить что-нибудь?  — Не надо, — потому что это ничего не изменит и никого не вернёт, а в очередной раз услышать знакомую песню и не удивиться — выше сил. — Лучше словами…  — Иногда слова излишни, — вполголоса сказал Левий. — Иногда их не хватает. Вы отогрелись? Эпинэ неопределённо повёл плечами, зная, что собеседник его не видит. Добираясь обратно в город, в библиотеку, он холода не чувствовал — как и чего-либо другого, впрочем, тоже. Озноб настиг уже в помещении, когда стало тепло. Так всегда бывает — становится тепло, и ты резко осознаёшь, как сильно дрожал до этого дня.  — Вы всё знали, — и если сейчас же не начать этот разговор… впрочем, без разницы. — Всё знали и не говорили мне.  — Это упрёк? — осведомился библиотекарь.  — Нет, констатация факта, — усмехнулся Робер. — Остальное — на ваше усмотрение…  — Вы видели ещё что-нибудь? — то ли Левий уходил от темы, то ли пытался проникнуть в неё глубже, не понять.  — Видел. На кладбище, — перед глазами вновь стояли мокрые и мрачные могильные кресты, невзрачная приземистая церковка, цветы, цветы, цветы. — И это, похоже, последнее, что я вообще мог увидеть. Это смерть…  — Убийство, — перебил Левий, слишком резко даже для себя. — Называйте вещи своими именами, это было убийство, причём мерзкое. Впрочем, вы правы, я должен объясниться… — Он подошёл к столу и устроился в своём кресле напротив гостя. Робер наблюдал за маленьким библиотекарем, словно со стороны. Когда Левий заговорил, дождь почему-то стал тише. — В день, когда вы впервые зашли в библиотеку, Робер, я возвращался с похорон Рокэ Алвы. Если помните…  — Вы были в чёрном…  — Верно. Пожалуй, я бы ни за что не догадался, откуда вы взялись — признайтесь, это выглядит как сказка. Вы дочитали книгу о соулмейтах? Нет… Я бы тоже бросил, но не стал, и знаете, там не хватает многих вещей. Эта теория, считается, изучена досконально, но на самом деле это не так. Просто слишком мало живых примеров, слишком мало даже для гипотез. Если бы мне кто-нибудь сказал, что сновидения способны настичь человека после смерти родственной души — я бы, говоря откровенно, покрутил пальцем у виска.  — Когда вы догадались? Я спрашивал про камни…  — Вы спрашивали про камни, но этого недостаточно. Вы… похожи, — казалось, Левий хотел употребить другое слово, но передумал. — Иногда происходит что-то вроде замещения. Происходило. Я совершенно точно знал, что вы двое никогда не встречались прежде, но иногда вы словно становились Алвой. Это невозможно и это было, да вы и сами могли заметить… Мог заметить? А как же… Робер прикрыл глаза, пальцы невольно потянулись к смеженным векам. Он много чего замечал, но всё было так сюрреалистично. Левию можно рассказать всё, кроме невозможных отражений в зеркалах, кроме странного знания, что произойдёт, наперёд, кроме тонких холодных пальцев и узкой ладони.  — Конечно, мы недоговорили, — теперь Левий смотрел куда-то сквозь него, хотя было очевидно, кого он видит. — Мне стоило быть настойчивее, но таких упрямцев ещё поискать. Я стал разбираться сам и выяснил много интересного. Пожалуй, больше знает разве что Квентин Дорак, но его в этом городе больше нет, можете не искать. Так мало людей способны обнаружить связь… Оно и к лучшему, наверное. Всё, что библиотекарь говорил дальше, Эпинэ уже прекрасно знал. Знал, видел и чувствовал, теперь оставалось лишь вспоминать — вспоминать до собственной смерти. Если бы пистолет оказался бы в руке Августа Штанцлера, Август Штанцлер остался бы без руки, без пистолета и, пожалуй, без головы. Только самому подлому в мире хитрому старому ублюдку могло явиться такое озарение… Нельзя поднимать руку на клиента. Нельзя поднимать руку на Фердинанда. А ведь полные губы тряслись, в глазах плескался ужас. Ужас и страх, потому что выбора ему не оставили. Под угрозой своего агента, под угрозой семьи, под угрозой, что причинят боль его родовитой невесте Фердинанд не мог не выстрелить в человека, который вернул ему всё. Мог и не возвращать — мог и имел полное право не делать этого, но вернул.  — Это уже не честность, — донёсся голос Левия. — Это безумие. И что-то ещё, но вам лучше знать. Что я могу добавить… Следы заметены, абсолютно все. Что проклинаемый вами Штанцлер, что скрывшийся со всех радаров Дорак, они сделали всё, что было в их силах.  — Но вас не провели, — попытался улыбнуться Робер. Библиотекарь явно не тот божий одуванчик, каким хочет казаться.  — Провели. Я спохватился слишком поздно. А местная полиция без некоторых кадров как без рук… Не знаю, не стряхнули бы пыль с заметённых следов, будь брат капитана Савиньяка не в отъезде.  — Мы уже и не узнаем, — почему-то Эпинэ захотелось утешить Левия, и это было неплохим решением — библиотекарь разве что снисходительно улыбнётся, а он сам терпеть не мог быть утешаемым. Не мог, но почему-то всегда был! По-настоящему сильные люди нуждаются в поддержке, а получают её неудачники, не заслуживающие этого, к каковым себя снова причислил Робер. — Последний вопрос, Левий… Как вы думаете, почему я ещё что-то видел?  — Я об этом размышлял, — Левий медленно посмотрел в глаза собеседнику, впервые за эту встречу. — Связь между соулмейтами бывает разной. Сильной, слабой, оправданной расстоянием или нет. Но нельзя отождествлять обоих участников этой связи, ведь, как ни крути, люди все разные, а вторая половина — на то и половина, чтобы дополнять первую. У меня была навязчивая идея, что чужие сны не исчезнут какое-то время, если ваша родственная душа — сильный человек… Сильный человек, который очень хочет жить. Прошу простить, если я сказал что-то, выходящее за границы тактичности, но вы жаждали ответов. Или скромных предположений.  — Спасибо, — подытожил Робер. Смотреть в глаза было невыносимо, они такие аквамариновые. — За чай тоже.  — Уходите?  — Пожалуй…  — Что вы задумали? — напрямую спросил Левий. — Я не имею права знать, но не могу отпустить ещё и вас…  — Всё будет в порядке, — заверил его Эпинэ. Хотелось бы в это верить. — Мы уже ничего изменить не можем, а бросаться с моста я не собираюсь, — по одной-единственной причине — Рокэ бы не стал, но об этом промолчим. — И я бы зашёл к вам снова. Взял пару книг…  — То, что вы не идёте трагически умирать, я понял, — суховато заметил библиотекарь. — Но глупости бывают разного рода. Так вот, Робер, я настойчиво прошу вас воздержаться от них… Каким бы правильным ни казалось то, что вы решили.

***

Шёл дождь. В этом городе постоянно шёл дождь, а река так ни разу и не вышла из берегов. Под навесом кофейни, в которой Эмиль покупал пончики, было не сухо, но хотя бы не капало на голову. Робер представлял, насколько странно он выглядит, сидя за столиком во дворе и в буквальном смысле потягивая кофе с дождём, но уже который раз за последнюю неделю ему было решительно наплевать, что подумают окружающие. Главное, что о твоей правоте знаешь ты сам, а пресловутые окружающие пусть горят синим пламенем. Телефонный номер он нашёл. То ли нашёл, то ли запомнил. Именно он был в квитанции, или как там эту проклятую бумажку… контракт, что ли? К чёрту названия, мир от этого в другую сторону не повернётся. I look at the world and I notice it’s turning… Хорошая песня. Действительно хорошая.  — Слушаю вас, — от звука этого голоса Эпинэ захотелось швырнуть телефон в реку, но он только сжал пальцы в кармане и вежливо улыбнулся. В никуда. — Алло?  — Добрый вечер, господин Штанцлер. Погода сегодня не самая приятная, не правда ли? Надеюсь, здоровье вас не подводит, — слышал свой голос Робер. Свой голос и напряжённое дыхание в трубке. — А я интересуюсь не просто так… знаете ли, возникло одно неприятное дело, не терпящее отлагательства.  — Какое дело? Кто вы?  — Тот, с кем вам предстоит встретиться.  — Простите мою настойчивость, но кто…  — Прощаю, — улыбнулся Робер. Пальцы в кармане пальто снова сомкнулись, в этот раз — на пистолете. — Через полчаса у вашего дома. Это важно, господин Штанцлер… Важнее, чем вся ваша жизнь. Извольте не опаздывать.