2 декабря
Увольнение. Если попытаться залезть в этимологию этого слова, то можно понять, что его корень «воля». Это свобода от обязанностей, от работы, от какого-либо начальства. Как и у всех понятий, у этого есть и свои плюсы, и свои минусы. Уход от привычного места занятости, прощание с коллективом, стабильная зарплата — это всё считается обратной стороной получения «воли». Человек сам для себя решает, что для него важнее. Казалось бы, чаши весов в равновесии, только от желания человека одна или вторая может очутиться наверху или внизу. Но тут следует заметить, что все эти теории и размышления актуальны лишь для добровольного увольнения по своей воле. Ведь какими бы ни были открытые перспективы будущего, быть выгнанным из горящего вагона гораздо хуже, чем самому понять его ужасность и покинуть. Утро. Светало. Старичок засовывал очередную безделушку в большую картонную коробку. Находясь сейчас в своём родном за столько лет кабинете, он проделывал это действие несколько раз с другими предметами, которые признавал своими. Завершая ритуал перемещения бумаг и книг себе в сумку, пожилой мужчина плевался, проклиная всё, начиная от этого самого кабинета и заканчивая всем белым светом. При попытке очередной транспортировки рамки с фотографией в коробку та, буквально, выскользнула из рук и очутилась на деревянном полу. С изображения на старика смотрели двое мужчин, в одном без труда узнавался сам владелец, слегка помолодевший, второй же выглядел доброжелательно по отношению к первому. На фото они обменивались рукопожатиями и улыбались, глядя в объектив. Фоном служило некое подобие сцены, на которой красовалась выложенная большими буквами надпись: «Студенческая весна». «Как директор Колумбийского университета, я выражаю искреннюю благодарность вам, мистер Ватерлоо, — старичок вновь сплюнул. — Не знаю, что бы мы... я без вас делал». — Вот теперь узнаешь! — прикрикнул он и начал неистово топтать фотографию, превращая рамку в кашу из осколков и оставляя на самом изображении коричневатые следы. После небольшой заминки вновь продолжил своё дело. Снаружи послышались шаги. Не отвлекаясь на посторонние звуки, старичок даже не изменил выражения лица и принялся за старое. «Мистер Ватерлоо, я иду к вам за отчётами, — скорчился мужчина. — Мистер Ватерлоо, не рассчитал силу и разбил стекло, — на лице возникла иная гримаса. — Мистер Ватерлоо, почему вы вечно угрюмый? — глаза устремились вверх, губы сплелись бантиком. — Мистер Ватерлоо, как дела у вашей жены», — пинком стул отправился в другой конец помещения. Оправившись от небольшой отдышки, он усмехнулся и начал закрывать створки коробки. После этого повернулся к выходу. На пороге стоял мужчина в зелёном пиджаке, правая рука была перевязана, глаза впивались во взгляд Ватерлоо. Возникла тишина, которую трудно было назвать неловкой, поскольку она более походила на затишье перед партией в шахматы, когда оба соперника пытались просчитать друг друга наперёд, предугадать ход другого. Однако на лице гостя появилось слабое подобие улыбки, в то время как глаза попытались выжать максимально сочувствие. — Разминаетесь? — произнёс Бедфорд, указав на валяющийся в углу стул. Вместо ответа послышалось некое подобие возмущённого шёпота с проклинанием. — Мистер... — начал старичок. — Бетворд, — подсказал собеседник. — Убегали от полиции, но не учли, что на каждую лань найдётся охотник поскорее? — Ватерлоо покосился на бинт. — Вы, как всегда, проницательны, — воскликнул Бедфорд. — Именно поэтому я и явился сюда, — он ступил внутрь кабинета. — Надеялся, что, пока я в бегах, ваше убежище станет и моим, — его лицо вновь приняло серьёзное выражение. — Однако видимо, оно уже не ваше... Старик оскалился. — Я был прав на ваш счёт, — он хмыкнул. — Злорадствовать и совершать преступления — вот два ваших любимых дела, — проследовал к выходу, обогнув враждебного гостя. — Единственное, за что я благодарен судьбе в данный момент, так это за то, что больше не придётся ощущать ваше присутствие. Прощайте... — замахнулся ногой, чтобы перешагнуть порог. — Больно быть уволенным за деяние, которое не совершали, — раздалось вслед, Ватерлоо на секунду застыл. — Не всегда рука правосудия судит верно, — собеседник развернулся. — Даже это вынюхали? — презрительно высказался старичок. — Даже не удивлён, что, такой как вы и в эту щель нашёл лазейку. — И ведь надо же было взяться этому злосчастному журналисту, ни с того ни с сего. Именно в тот момент, когда университет дорожит своей репутацией, стараясь скрыть произошедшее от средств массовой информации. — Чёрт бы его побрал! Как и вас! — Обвинения полетели как ножи, — Бедфорд шагнул вглубь кабинета. — Непонятно с чего обыск в рабочем помещении, и вот, визитные карточки именно этого журналиста обнаруживаются в отчётах за имущество. Видимо, владелец забыл убрать их в карман, — детектив наклонился и подобрал фотографию, отряхивая её от осколков. — Репутация запятнана, теперь лишь один выход — выгнать предателя с работы, который слил имена погибших, имя подозреваемого и все‐все подробности дела. — Не утруждайте себя, мистер, — сплюнул старичок, поправив на себе пальто. — Если вы пытаетесь устроить цирк на костях, то у вас ничего не получится... — Но мы-то с вами знаем, что это не ваша вина, — проигнорировал его детектив. — Кто-то подкинул, подбросил, — перебирал он, расхаживая по помещению, — подложил вам эти роковые листы бумаги, а после и натравил мистера Лэйджа. — Конечно! А как иначе? — Кто-то, у кого был мотив это сделать, — задумался Бедфорд. — Ваша логика конкретизировано глупа. — Кто-то, у кого была возможность это сделать. — Даже маленький ребёнок это бы понял. — Кто-то, кто в этот день не целенаправленно столкнулся с уверенным в себе мужчиной, развалив кипу неимоверно важных, — сделал акцент на последних словах Бедфорд, — бумаг. — Что?! — завопил Ватерлоо. — Не скажу, что вы как-то рьяно вставали у меня на пути, — детектив нахмурился и посмотрел на закипающего собеседника. — Но я всегда себя ассоциировал не с быстро забывающей всё рыбкой, а со злопамятным слоном. — Так это вы? — старичок отложил в сторону сумку и, пыхтя, подошёл к Бедфорду. — Произошедшее в институте благоприятствовало моему незатейливому плану. Преступления, возможный удар по репутации и по престижу, все на нервах. Всенаправленное игнорирование прессы, — мужчина посмотрел в глаза старика. — Если один винтик этого механизма начнёт двигаться в обратном направлении, его сразу же уберут. В разгоревшийся огонь вновь добавили масла. — После звонка одному представителю высшего света с просьбой найти подходящего журналиста, я полагал, что придётся подкинуть вам эти визитки, чтобы, когда статьи того самого улыбающегося со стикера Майк Лестон появились в NewYorkTimes, всё прошло так, как я и планировал. Однако, увидев вас с кипой документов, я понял, что всё гораздо и гораздо легче, — детектив опёрся о край стола и усмехнулся. — Ах вы... — замахнулся рукой Ватерлоо. — Вы... вы... Ты! К твоей переломанной руке сейчас добавится что-то ещё! — запрыгал на месте старичок. — Боюсь, это к вашему административному проступку может добавиться ещё и уголовный, - увернулся мужчина. — Но ведь это не я! Это ты сделал. — Знаете, — Бедфорд поправил бинт на руке. — Как говорил один мудрейший человек, «справедливость восторжествует, и, возможно, хороший адвокат сделает нужную рокировку», — он направился к выходу. — С наступающим, мистер Ватерлоо. Прощайте!***
«…глаза полные отчаяния, но в то же время надежды смотрели на меня, заставляя каждый фибр души колыхнуться. И даже нельзя было понять, какое чувство из этих преобладало и вызывало большее сочувствие…» — эти строки аккуратным и мелким почерком красовались на пожелтевшей бумаге, которая сдавленно хрустела под увесистой рукой мужчины. Днём писать было неудобно из-за мешавшей перевязанной правой руки, которая во время бурного процесса написания предательски ныла в попытках сбить настрой писателя. К счастью, в этот послеобеденный час, казалось, даже шторм бы не смутил мужчину, который всерьёз был намерен завершить свой роман. Звонок в дверь вырвал Бедфорда из размышлений. Он заранее знал, кто к нему зайдёт в это время. К слову, выбирать было и не из кого, так как даже почтальон не видел детектива около трёх лет. Размеренной походкой писатель подкрался к двери, попутно завязывая махровый халат и надевая тапочки для гостей, которые предварительно нашёл ногами. — Кто там? — раздался хриплый голос хозяина дома. Вопрос был явно риторическим и больше необходим для вежливости, нежели для получения информации. — Мистер Бедфорд, — раздался голос с обратной стороны двери, — это я, Клиффорд Мортон. Замок щёлкнул, писатель проводил гостя в свою комнату, после чего сел в оббитое кожей кресло. — Что ж, мистер Бедфорд, — начал Мортон. — Мне стоит извиниться за своё... предвзятое и упёртое недоверие к вашим некоторым версиям. Также я от всего сердца хочу поблагодарить вас за ваш труд, вашу работу и ваш профессионализм, — он улыбнулся. Детектив перевёл свой взгляд с клиента на окно. На улице деревья прогибались под порывами раннезимнего ветра. — Как ваша рука? — Бывало, приходилось переживать и худшие времена, — сухо ответил собеседник. Мортон остановился на месте. — Я не забыл, мистер Бедфорд, что вам духовная благодарность не особо важна, — радостно произнёс Клиффорд. — Поэтому материальная также не заставит себя, так сказать, ждать. Вытащенный из красного портфеля массивный конверт оказался на письменном столе. — Да, деньги вас мало волнуют, но какому же муравью не захочется отдохнуть после тяжёлой деятельности, а? — он подмигнул. — Помимо денег там также есть купон на стопроцентную скидку в сети моих ресторанов. Отведайте буженины... На лице Бедфорда заиграла улыбка, но он, молча не отводил взгляд. Гость же не придал этому особого значения и зашагал в центр комнаты, осматриваясь по сторонам, словно пытаясь найти деталь интерьера, не виданную ранее. Вдруг из угла комнаты раздался скрип, и послышалось шевеление. Мортон увидел клетку, в ней крыса рывками перемещалась из одного края к другому, гость подошёл ближе к решётчатым стенкам. — Какой милый зверёк, — Мортон еле заметно поморщился. — Как зовут? – Чарльз. Клиффорд обрадовался, что его слова были замечены и наклонился к клетке, разглядывая серого грызуна. — Даже не мог и представить, что вы способны ухаживать за кем-то вроде этого маленького существа. — Многие люди умеют ловко разрушать представления о себе, — прохрипел Бедфорд. — Надо же, — Мортон растянул рот в напряженной улыбке, — вроде крыса, но вызывает лишь умиление. — Умиление? — усмехнулся детектив. — Умиление... Хотите, расскажу вам забавную историю из его жизни? — Ох, — воскликнул в удивлении мужчина. — Конечно, мне было бы очень интересно. — Как известно, крысы весьма любвеобильны, — встал Бедфорд, указав гостю на стул. — Чарльз не стал исключением. Когда ему было совсем немного лет... по молодости, он повстречал симпатичную, до безумия красивую, партнёршу, с которой они вмиг стали, так скажем, парой, — детектив посмотрел на собеседника, слегка прищурившись. — Всё было очень хорошо, у них появилось потомство, счастливый конец, не так ли? Но крысам... — он кашлянул. — Да впрочем, всем, так свойственно выбрасывать грязную куклу, когда есть перспектива получить новенькую, — зловещий смешок вновь был прикрыт кашлем. — В общем, грызун оставил хрупкую крысу, не заботясь о её дальнейшей судьбе, не переживая за её... за своё потомство. Судьба собственных детей не интересовала Чарльза. Детектив прислонился к стене и посмотрел на Клиффорда. — Да... — слегка смутился, но после залился смехом тот. — Действительно, забавная история. — Скажите, мистер Мортон, — Бедфорд достал из кармана портсигар и ловким движением, достав одну, закурил. — Теперь вам кажется это существо милым? — Вполне, — гость вновь подошёл к клетке. — Не думаю, что вам стоит быть столь критичным к вашему питомцу. Я не биолог, но уверен, что грызунам не дано любить и быть привязанным к кому-то. Они пусты внутри, — перевёл взгляд на детектива и вновь улыбнулся. — Но поступок, конечно, отвратный, здесь не спорю. Трудно понять его, ведь у крыс нет души. Бедфорд закрыл глаза и вновь сдержал улыбку, оставляя лишь серьёзное выражение лица. — Мистер Мортон, известно ли вам, что такое нома? — Честно говоря, не сталкивался. — Водяной рак, гангренозный стоматит, — бас детектива отталкивался от стен. — Проще говоря, распространяющиеся быстрее, чем горит спичка, язвы по всему лицу. Поражают не только челюсть, но и мягкие ткани, уродуя до неузнаваемости лик. С вероятностью девяносто процентов — исход летальный, с вероятностью сто — смерть будет долгой и мучительной, — с нескрываемым интересом наблюдал детектив за собеседником. — Именно эта болезнь входит в десять ужаснейших заболеваний. И именно этим заболела двадцатидвухлетняя Одри Рассел, что и привело к её смерти. Клиффорд враз вскочил со стула и поражённо посмотрел на писателя. — Мистер Бедфорд, — слабо произнёс он. — О чём это вы? — Я не полицейский, чтобы напоминать вам про утаивание от человека, ведущего дело, но ваш поступок с ложью мне сильно изменил представление о вас. — Поймите... — Однако в попытках утопить своё грязное бельё, вы лишь предоставили его свободному плаванию, что повлекло за собой неминуемые последствия. И полагаю, моя репутация меньшее, что вас могло бы волновать, но в случае обмана могли пострадать в первую очередь и ваши дочери. Выйти на вашего сына было бы куда проще. — Он мне не сын! — завопил Мортон. — Мистер Бедфорд, я глубоко сожалею о том, что не сказал вам всё сразу, но и вы поймите меня. Некоторые моменты прошлого не стоит вспоминать. — Прошлое — это ветер, несущий нас из настоящего в будущее. Каким бы вы не были влиятельным сейчас, от него нельзя просто взять и загородиться соломенной стеной лжи. — Понимаю... — Я не закончил, — Бедфорд выкинул остаток сигары в пепельницу. — Ваш поступок по отношению к вашей первой жене — ужасен. Бросить семью в нищете... погибать, — детектив тяжело задышал. — Оставить своего ребёнка без малейшего зазрения совести... — Послушайте, — начал Мортон, делая одышку после каждого слова. — Я любил Одри. Она была невообразимой девушкой и простой приятной особой. Тогда я был готов сворачивать горы ради неё, мы были отличной парой... Но у меня не было тогда другого выхода. Либо идти вместе ко дну, либо попытаться спастись хотя бы самому. Повисла тишина. — Думаю, мне пора домой, — суетливо засобирался Клиффорд. Бедфорд подошёл к гостю. — Вам никогда не понять чувства детей, брошенных родителями на произвол судьбы, — проговорил он, смотря собеседнику в глаза. — Хотя, может, мне не стоит быть столь категоричным к вам. У крыс, — Бедфорд приподнял уголок рта, — нет души. — При всём уважении... — Не стоит проявлять уважение к тем, кто не отвечает вам взаимностью, — сухо процедил детектив. — Ну, знаете ли... — ошарашенный мужчина наспех застегнул пальто и выбежал из каморки, демонстративно хлопнув дверью. Мистер Бедфорд остался стоять посреди комнаты, в которой остались лишь отзвуки недавнего гостя, поглядывая на своего домашнего питомца.***
Вечер. Тишина и пустота — идеальные атрибуты для плавного и безмятежного сна. Однако детектив отдавал предпочтение заливать своё настроение кофе с коньяком. «Ничего не произошло. Старт сроднился с финишем, сделав маршрут бессмысленным? Жизнь циклична, все события лишь носятся по кругам, которые образую спираль. Кажется, она ведёт вниз». В дверь в очередной раз позвонили. На пороге стоял русоволосый парень. — Мистер Бедфорд, — слабо начал он. — Можно мне войти? — Не вижу в этом необходимости, — тихо, но отчётливо ответил мужчина. — Я хотел сказать вам «спасибо», — вздохнул фотограф. — Без вас бы я пропал. Пытаясь сохранять беззаботное выражение лица, он всё равно выглядел очень потерянным. — Всё? — Не совсем, — замялся парень. — Я хотел бы с вами поговорить. Позволите пройти? Дверь потихоньку начала закрываться. — Подождите, — засуетился Брайан. — Я был в участке, разговаривал с Томом... — Полагаю, ты ждёшь от меня заинтересованности о прошедшем дружеском воссоединении? — Не знаю, как сказать, — Брукс вновь вздохнул. — Мистер Бедфорд, это был... не он. Несколько лет я общался с другим человеком. Мои розовые очки разбили и растоптали. Звуку от закрывающейся двери помещала вставленная в щель нога фотографа. — Мистер Бедфорд, позвольте мне войти, мне сейчас необходимо с кем-то поговорить. Я, честно, не знаю, к кому обратиться. Разочаровываться в людях, — дверь захлопнулась, не дав договорить юноше; послышался звук защёлкивания замка, — очень больно. — Он вздохнул. Брайан развернулся, почесал голову и спустился с лестницы, отстукивая каждую ступень. После механического копошения дверь открылась. Брукс моментально развернулся. — Кажется, тебе был нужен мой автограф, — едва усмехнулся Бедфорд, пробасив. — Обычно я не занимаюсь подобной ерундой, но нужно хоть раз в год тренировать свою подпись, каждому навыку свойственно ухудшаться, — он прошёл вглубь каморки.***
Ночь рано взяла бразды правления природой в свои руки. Заручившись силой зимы, она уже с семи часов после полудня выгоняло солнце с горизонта, сменяя его загадочной луной. Заварив свежего кофе, детектив разлил его в две чашки, одну предложил Брайану Брукса, а вторую поставил перед собой и налил туда коньяка из слегка запыленного графина. Фотограф почти сразу почувствовал себя как дома в серой квартире писателя. Его устраивал смог, что завис под потолком, валяющиеся на полу бумаги, пыльные полки и скрип клетки, где Чарльз грыз прутики дверцы. Парень расслабился в кресле, закинул ногу на ногу, с превеликим удовольствием принял чашку горячего кофе из рук мужчины и с известной полуулыбкой оглядел интерьер. — Мистер Бедфорд, — Брайан сморщился и отодвинул от себя кружку, — как вы можете пить этот напиток? — Любовь к некоторым вещам приходит с возрастом, — мужчина сделал большой глоток и отложил чашку на письменный стол. — Странно слышать от вас это слово, мистер Бедфорд, — подавил смешок парень. — Насколько вы честны в своих книгах, если в них утверждается, что вам чуждо это чувство? — Брайан Брукс, — прохрипел писатель. — Мы оба не верим в любовь. Но если я нигилист и просто живу с этой истиной, то ты доказываешь это каждый день своими поступками. Парень закусил губу, отведя взгляд от собеседника. — Это не то, чтобы... — начал он. — Выдумка слабовольных людей, которые не могут объяснить свою симпатию, перетекающую в привязанность к какому-то человеку, почему-то стала зваться чувством, — Бедфорд сделал акцент на последнее слово. — А как же может существовать столько счастливых пар, которые жили, живут и будут жить долго и счастливо? — Пока не поймут, что вместо желаемого они получили действительное. Люди сходятся по совершенно обычным, земным, причинам, которые ничего не имеют общего с высокопарным понятием. Личная выгода, жадность, жалость... — писатель вновь отхлебнул свой напиток, тихо икнув. — Мистер Бедфорд, а можно вопрос? — неуверенно спросил фотограф. — Тебя никто не вправе остановить от такого желания, другое дело сочту ли я нужным отвечать на него. — Вы когда-нибудь испытывали жалость по отношению к кому-то? — К братьям нашим меньшим? — усмехнулся Бедфорд. — Это низшее чувство, от которого необходимо избавляться. — Складывается впечатление, что вы, простите, робот, который просчитывает всё и вся и не может дать сбой. — Это не так, — усмехнулся Бедфорд, встав со стула и долив из полупустого графина коричневатую жидкость себе в кружку. — Однажды мне приходилось разговаривать с одной особой, которая следовала туда, куда ей явно было нельзя. Не потому что запрещал весь свет или кто-то ещё, просто, как бы это ни было банально, так было лучше для неё самой. Да и мне не нужна была лишняя палка... ветвь под ногами, — писатель вздохнул. — Необходимо было внушить ей, что она идёт по верному пути, подменив указатели так, чтобы юный разум не заметил. Сказать, что задача была мне по силу — значит нагло соврать, — очередная кружка залпом была опрокинута. — Именно тут в хладнокровии появилась некая искра... Неизвестная переменная, спутавшая все карты и сбившая расчёты. Это и привело зайца прямиком к охотнику. Взгляд детектива метнулся в сторону молодого фотографа. Брукс внимательно внимал истории мужчины. — Впрочем, это неважно, — вновь уселся на стул. – Это было очень давно... Повисла тишина, изредка прерываемая очередным глотком писателя и понимающим вздохом парня. — Мистер Бедфорд, — встал Брукс. Мужчина поднял слабо державшуюся на плечах голову и посмотрел на фотографа. — Вы с детства были моим кумиром. Прошло около десяти лет, и ничего не изменилось. Раньше вы спасали меня от скуки, а теперь спасли меня от тюрьмы. Я... — он замялся, — я хочу стать вашим помощником. В смутном взгляде детектива внезапно появилась суровая серьёзность. Детектив мигом вскочил. — Только подумайте, как будет... — Брайан Брукс, проследуй к выходу, — сухо пробасил Бедфорд. — Но, мистер Бедфорд... — удивился парень и подошёл к письменному столу. — На выход! — подойдя вплотную к собеседнику, повторил мужчина. Тому ничего не оставалось сделать, как повиноваться, поэтому фотограф нелепо потерся около стола и прошел в коридор, оставаясь в полнейшем непонимании. Тишина. Мужчина закрыл дверь на все замки и взглянул на письменный стол, на котором стоял коньяк и чашка, в которой простыл даже запах кофе. Залив остаток коньяка в себя прямо из пыльного графина, он обнаружил на краю стола треугольный конверт, на котором были изображены две серебряные стрелы с тернистым венком, в углу красовалась бурая печать. Выкинув на пол стеклянный резервуар да так, что по всему полу разлетелось великое множество осколков, не стал терять ни секунды и разорвал. Внутри оказался пергаментный листок, на котором алыми чернилами было выведено всего два предложения: Мы с тобой очень похожи. Мы оба смотрели в бездну...С.А.