Полицейская Академия

      Писалось под Jelonek — Romantic Revenge       Тина с трудом подавляет рвущийся наружу зевок и роняет голову на скрещённые на парте руки. Как же хочется спать.       Тело все ещё болезненно ноет после вечерней физподготовки. Утренняя тренировка приносит лишь временное облегчение: ровно настолько, чтобы хватило пережить скорый завтрак, не отвлекаясь на вспышки боли при каждом резком движении. А к первому уроку мышцы снова разрывает по швам. И так до следующих упражнений.       Тина вздыхает. Никто не обещал, что будет легко. Напротив, её отговаривали от задуманного пути все, кому не лень. Но, как всегда с ней в таких случаях бывает, пробудившийся дух противоречия только придаёт сил не сдаваться. И она не сдаётся вот уже две недели. Позади две недели адских физических нагрузок и необъятной мыслительной работы. И тревоги. Постоянной тревоги и переживаний, на грани нервного срыва. А вдруг исключат? Что, если она не справится, не подойдет им? Настроение скачет из одной крайности в другую. Депрессия сменяется восторженным энтузиазмом и круто срывается в безнадёжную серую апатию. Да уж, реальность в Полицейской Академии оказалась далека от серии комедийных фильмов.       Говорят, продержишься месяц — станет легче. К тебе уже не будут относиться как к бесполезному назойливому насекомому. И появится, хоть и пока мизерный, но уже шанс войти в ряды Управления полиции Нью-Йорка. Исполнить свою мечту.       Аудитория постепенно наполняется ленивой вознёй подтягивающихся к первому занятию курсантов. Тина вздрагивает от лёгкого стука о плечо — что-то мягко шурша отскакивает на гладкую деревянную поверхность возле её головы. Она вяло косит глаза на скомканный бумажный шар. Серьёзно? Что за детский сад?       — Проснись и пой, Голдштейн, — ухмыляется Джонатан Хилл, возвышаясь на заднем ряду. — Чего такая кислая?       — Отстань от неё, — рядом на скамью опускается Эмма Монтгомери — правнучка того самого британского фельдмаршала Бернарда Лоу Монтгомери. — К тому же, если она запоёт, нашему потоку понадобится групповая психотерапия.       Эмма знает, о чём говорит. Она имела как-то неосторожность пригласить Тину на караоке.       — Оглянись, Джо, — недовольно бурчит Тина, выпрямляясь, — тут все кислые, за исключением тебя. Скажи честно, ты на антидепрессантах?       — А как иначе с самого утра выдержать девяносто минут основ криминалистики? — ухмылка парня переходит в широкий зевок.       Слабый гул полусонного потока рвано обрывается угасающими перешёптываниями. Этот звук, как правило, знаменует появление преподавателя. Голдштейн вышколено обращает взгляд на кафедру, попутно доставая лекционную тетрадь, и замирает с рукой, погруженной в сумку.       Мужчина, твёрдым шагом направляющийся к кафедре — не их лектор. Незнакомец останавливается перед оборудованной для лекций кафедрой и окидывает трибуны широким взглядом.       Рекруты синхронно поднимаются с мест, вытягиваясь в полный рост в молчаливом приветствии вошедшего. Тишина. Так тихо, что Тина слышит отрывистое дыхание Эммы сбоку. Нет, не Эммы — своё собственное.       Голдштейн за свою пока не очень долгую жизнь видела достаточно привлекательных мужчин. А за первые недели обучения в академии насмотрелась на тонны и тонны высоких, статных мужчин в благородной форменной одежде. Но никто из них ещё не производил на неё такого сильного впечатления.       Возможно, дело в необычной внешности незнакомца. Его волосы являют собой волнующий контраст гладко зачёсанных назад угольных прядей с аккуратно выбритыми висками, основательно тронутыми сединой. Он в гражданском, что удивляет Тину, но одет с иголочки: дорогой тёмно-серый костюм-тройка, белая рубашка, чернильный галстук и элегантные оксфорды из чёрной кожи с текстурной союзкой.       Мужчина начинает говорить, и у девушки перехватывает дыхание от низких нот густого голоса.       — Позвольте представиться, курсанты. Моё имя — Персиваль Грейвс и я здесь по просьбе сержанта Клафлина, чтобы временно заменять его на лекциях.       По аудитории проходит тихий шелест голосов. Тина улавливает многократное «Персиваль Грейвс», «тот самый» и лихорадочно роется в памяти в поисках этого имени. На краешке сознания как в испорченном калейдоскопе вспыхивают обрывки мыслей, но тут же потухают, как и окружающий гул под тяжёлым взглядом агатовых глаз.       Ей кажется, что на ней мужчина задерживает взгляд на долю секунду дольше, чем на остальных. Или она принимает желаемое за действительное.       — Понимаю, это неожиданно. Но могу вас заверить, у сержанта весомые причины находиться сейчас в другом месте. Беспокоиться не о чём, я сделаю всё возможное, чтобы вы не отставали от программы. Не будем терять времени — садитесь.       Тина медленно опускается на скамью; сквозь плотный туман в голове до неё доносится восторженный шёпот Хью Салливана: «Поверить не могу, Персиваль Грейвс читает нам лекцию».       Ей хочется обернуться, чтобы расспросить Хью, но взгляд как примагниченный возвращается к мужчине у помоста, в необъяснимом желании не упустить ни одного его жеста. Позже она обо всём узнает.       Движения Грейвса полны несуетливой элегантности. Любого другого в этой ситуации девушка сочла бы медлительным. Но, мистер Грейвс, он… невозмутимый.       Он достаёт из внутреннего кармана пиджака маленький серебристый флеш-накопитель и подходит к одному из ноутбуков. Пальцы легко порхают над клавиатурой, и через секунду видеостена позади кафедры оживает, высвечивая графики и диаграммы.       Грейвс начинает занятие.       Тина впервые не слушает преподавателя. Точнее слушает, но не его лекцию. Она ловит каждый звук его глубокого баритона, впитывает, запоминает. Переливы в его интонации доставляют почти болезненное наслаждение. Как искусно исполненное легато. В этом голосе ей чудится шелест прибоя, ласкающий мелкую прибрежную гальку. Сердце замирает.       Разум девушки почти неосознанно выстраивает подходящие ноты в зарождающуюся музыку.       Дотерпеть до вечера, добраться до общежития, закрыться со скрипкой. Пальцы подрагивают в нетерпении как можно скорее взяться за смычок. Поднести к струнам, позволить пронзительным нотам излить её чувства.       Тина оглядывается на товарищей по потоку. Кажется, мистеру Грейвсу удалось завладеть их вниманием: лица курсантов сосредоточенные, глаза светятся неподдельным интересом.       Голдштейн становится неловко за свою рассеянность, она прослушала даже название лекции. Впрочем, девушка за секунду обнаруживает его на экране: в самом топе большими буквами значится: «Система, основные понятия и методы криминалистики». Она старается вслушаться в речь мужчины.       — В частности, забегая несколько вперед, замечу, что многие криминологические данные по отдельным видам и категориям преступлений активно используются при составлении криминалистических характеристик.* На сегодня всё, если нет вопросов, вы свободны.       Тина застывает, ошарашено округлив глаза. Как всё? Она девяносто минут просто провитала в облаках, таращась на мужчину? Её щёки вспыхивают, когда приходит осознание, что она все ещё на него смотрит. Голдштейн поспешно опускает взгляд и бросает нетронутую сегодня тетрадь обратно в сумку.       — Идёшь? — Эмма дожидается у прохода между рядами. — Мальчики уже ушли.       У самого выхода что-то останавливает Тину. Заверив Монтгомери, что догонит их, она возвращается к кафедре и ждёт, когда толпа рассосётся. Неловко топчется, надеясь, что мужчина не уйдёт раньше, и одновременно желая, чтобы это случилось. Потому что сердце взволнованно колотится у самого горла и неприятно потеют ладони. Что она делает?       Грейвс поднимает голову и замечает стушевавшуюся девушку.       — Вы что-то хотели, мисс?..       — Голдштейн, сэр. Тина Голдштейн, — она делает шаг вперёд и замирает, отчаянно придумывая, что сказать.       Не может же она сказать, что хочет ещё раз услышать его голос. Запомнить. Закрепить.       — Мисс Голдштейн, — кивает мужчина и спрашивает с непонятной интонацией: — Что-то неясно из лекции?       Всё не ясно. Потому что ни слова не долетело до её сознания. А его бровь многозначительно выгибается, словно он догадывается.       — Нет, сэр, то есть, всё понятно, — нагло лжёт и рефлекторно сглатывает. — Я хотела спросить… Сержант Клафлин в порядке?       Выпаливает и зубы впиваются в нижнюю губу. Потому что курсанту не положено задавать лишние вопросы. Потому что ей наплевать, всё ли в порядке у сержанта Клафлина. Всё, что ей нужно — это вплести затухание его вибрато в финальный аккорд минорного лада.       Мужчина выпрямляется и захлопывает ноутбук. Взгляд бескомпромиссный.       — Ваше любопытство не делает вам чести, мисс Голдштейн, — сухое стаккато.       Тина выдерживает жёсткий взгляд. Щёки горят огнём; сердце, пропустив удар, срывается в кульбит. Но она не опускает голову. Она получила то, за чем подошла — свой заключительный аккорд.       — Простите, сэр, — коротко кивает и покидает аудиторию.       Если бы Тина умела рисовать, она запечатлела бы на полотне насыщенный блеск обсидианового взгляда. Виски, подёрнутые серебром. Тонкий, но выразительный рот. Острые скулы.       Вместо этого, вечером она извлечёт из скрипки мелодию его голоса.       Вечером её сердце будет саднить.       Кажется, основы криминалистики — теперь её любимый предмет. *О.Я. Баев «Основы криминалистики».